- Ну тогда давай целоваться, раз обещал. Сам ведь пригласил.
- Я обещал?.. - глупо улыбаясь, проговорил грозный командир отряда. - Глупости какие-то.
- И вовсе не глупости. Намекал, когда про лук говорил. И к тому же вон в какую глушь завел. - Действительно, свет костров оставался за деревьями. - Лук я не ела. Или ты хочешь отказаться от своего обещания? Обмануть меня хочешь, да? - Дина улыбалась, чувствовала себя счастливой и бесшабашной.
- Да нет. Чего уж отказываться. - Все еще не зная на что решиться, растерянно пробормотал изумленный Пранягин. Год партизанской войны превратил его в выдержанного, мужественного, осторожного человека, сурового бойца. Но вот почувствовал ладонью острый девичий локоток, тонкую, гибкую девичью талию, взял в свои руки ее ладошки и заволновался, заробел, как первокурсник. Да и то сказать - никакого донжуанского опыта у него не имелось.
- Ну вот. А то обманывать девушку - стыдно. Только я вот не умею целоваться, а ты?
- И я не умею, - забыв, что он командир, пробормотал Пранягин.
- Придется учиться, товарищ командир. - прошептала Дина и подняла на Пранягина свои огромные сияющие глаза...
***
Любовь Пранягина и Дины стала главной темой разговоров в отряде. А они и не скрывали своих чувств, и стоило на них только посмотреть, становилось ясней белого дня - молодые, ужас какие влюбленные, и у них медовый месяц. Их как магнитом тянуло друг к другу. Они просто не могли друг от друга оторваться. И если были не вместе, то думали только друг о друге. Где бы ни был Павел Васильевич, что бы ни делал касательно боевых или хозяйственных вопросов отряда, он от всех дел неизменно приходил к тому месту, где должна быть Дина. Его просто словно под гипнозом поворачивало в ее сторону, а ее, конечно же, точно так же тянуло к нему. И если бы кто-нибудь решился провести такой эксперимент - завязать крепко Павлу и Дине повязкой глаза и развести их в разные концы бескрайнего, темного белорусского леса, а потом отпустить, а повязок не снимать - пусть ищут до скончания века друг друга, то они бы за час или три, а все равно нашли бы один одного и с завязанными глазами. Их сердца были настроены друг на друга - на любовь, на счастье, на взаимность, на полное доверие.
Командир широко известного в округе партизанского отряда Павел Пранягин ясно отдавал себе отчет, что жизнь сотен людей зависит от него. От того, как он обдумает и спланирует очередную операцию, как побеспокоится об обеспечении людей продовольствием, насколько серьезные примет меры по пресечению проникновения в отряд шпионов и предателей. И Пранягин делал, выполнял, приказывал и контролировал все в жизни отряда, как и в предыдущие месяцы: ясно, четко, энергично и добросовестно. Он оставался прежним Пранягиным - грозным командиром, умным, вдумчивым, распорядительным и заботливым руководителем. С той лишь разницей, что теперь он был счастливым, как небожитель, как поэт на пике творческого успеха. Его открытое, ясное лицо словно бы стало еще светлее, решительнее - оно стало вдохновенным. Энергия, с которой комотряда Пранягин и до этого руководил всем в партизанской жизни, словно удвоилась и благодатно сказалась на успехах отряда.
Вскоре после разгрома вражеского гарнизона, освобождения узников гетто в Коссово, отряд провел блестящую операцию по разгрому школы пулеметчиков в Гавиновичах.
- Тут палка о двух концах, - говорил Пранягин на совещании с командирами рот. - Или ты захватишь пулемет, или сам получишь из пулемета. Риск большой. Но само звание партизана - это уже риск для жизни. Значит, рисковать будем, но обдуманно.
- По сведениям наших разведчиков, в школе обучаются 50 полицаев плюс немцы-инструкторы, - докладывал начальник штаба, - всего не более шестидесяти человек. Но на вооружении у них не меньше двадцати пулеметов. Вокруг гарнизона вырыты траншеи, сооружены доты.
- Как видите, - подытожил Пранягин, - орешек крепкий. Я думаю, что полиц- маны чувствуют себя там в безопасности. Значит, не воспринимают всерьез возможность нападения на них. А мы ударим! Быстро, решительно, чтоб ни один их пулемет не успел заработать. И в успехе я уверен.
Уверенность командира базировалась на тщательной подготовке к операции. Сказывались его математическое образование и соответствующий склад ума: он просчитывал предстоящую операцию, как математическую задачу во всех вариантах. Планируя любую операцию, он требовал от разведки максимально точной и разнообразной информации о противнике, намечая удары, ставил себя на место врага и старался предусмотреть все варианты возможного развития событий, вплоть до самых парадоксальных и на первый взгляд просто невозможных. И до сих пор все действия отряда оказывались успешными.
То, что Дина спит и видит, как она примет участие в операции по разгрому пулеметной школы, для Пранягина не было секретом, - они смотрели одни и те же сны. Но вначале он собирался как-нибудь так устроить, чтоб не пустить ее в Гавиновичи. Сначала думал просто запретить властью командира, но не решался, откладывал, а потом и вовсе отказался от таких действий. Решил, что схитрит как- нибудь и ушлет перед операцией в семейный отряд. Но и подходящую хитрость не мог придумать. И она молчала - ни слова об участии в операции. Только смотрела на него ласковым светлым взглядом - и молчок. И он решил - пусть идет, если хочет, рядом, под присмотром будет, а в бой не пущу. И когда колонна партизан вышла на марш, он увидел в 51-й роте Дину. Она подошла сама, чувствуя свою вину за самовольство. Любящим сердцем понимала - ее половина сердца, именуемая Павлик, не хочет, чтоб вторая половина сердца, именуемая Дина, подвергалась смертельному риску.
- Я буду осторожной, - сказала, глядя прямо ему в глаза.
- Я это знаю, - ответил Пранягин. А знал он, что Дина говорит искренне, честно и в данную минуту сама верит в то, что будет осторожной в предстоящем сражении. И дальше, до самых Гавиновичей, шли вместе.
Здесь, как и в Коссово, штурм начался орудийным выстрелом. Сашка Шаманов, артиллерийский снайпер, первым же снарядом разбил часть казармы полицейских. Они бросились спросонья в разные стороны. Большинство сразу побежали к лесу, где в засаде стояли пулеметы партизан, и угодили под их уничтожающий огонь. Другие бросились в траншеи и доты, но туда уже ворвались партизаны.
Конечно же, Дина вместе со всеми была в тех траншеях, отчаянно увлекаясь, стреляла по врагу из автомата, не умея экономить патроны. Пранягин наблюдал в бинокль, как быстро передвигались партизаны, как выходили из дотов с поднятыми руками полицейские. После этого сам поспешил в деревню. Бой был окончен меньше чем за час.
- Товарищ командир! - доложили Пранягину, как только он вошел в деревню. - Гарнизон в Гавиновичах разгромлен! Но местного коменданта полиции Ровенко нет ни среди пленных, ни среди убитых полицейских.
Пранягин глянул по сторонам - Дины не было видно. Сердце заныло.
- Да здесь она, - понял его беспокойство ротный, - помогает перевязку раненым делать.
- Прочесать все чердаки и подвалы, - приказал Пранягин. - Живым или мертвым, а Ровенко чтоб был найден.
Старательного немецкого служаку нашли на чердаке одного из домов. Он яростно отстреливался, тяжело ранил партизана Василия Синькова. Но тут его и самого пристрелили.
Трофеи партизан составили 30 пулеметов, более 20 винтовок, несколько автоматов и огромное количество патронов. Тридцать полицейских взяли в плен. Наиболее рьяных фашистских служак расстреляли. Остальных, серьезно предупредив, распустили по домам.
Уже в первые дни прихода в отряд, буквально сразу после штурма Коссово, к Пранягину подошли Натан Ликер, Зорах Кремень, Неня Циринский.
- Просим включить нас в группу диверсантов-подрывников, - сказали они. - А вместе с нами и Эриха Штейна. Он отлично знает не только оружие, но и взрывное дело, пусть передает свои знания другим. Сам-то он стесняется обратиться. Мы готовы к самой опасной и сложной работе.
Командир отдал соответствующее распоряжение, и в тот же день ребят включили в состав диверсионной группы. Уже через два-три дня они под руководством Штейна выплавляли тол из снарядов, готовились к первому выходу на железную дорогу. В дальнейшем и вплоть до самого прихода Красной Армии основным их делом стала диверсионная работа. Натан Ликер участвовал в подрыве 28 вражеских эшелонов, Кремень подрывал 32 немецких состава, Циринский - 11. При подрыве эшелона у деревни Буча на дороге Барановичи - Лунинец погиб Эрих Штейн.
При этом как бойцы отряда они участвовали во многих боях.
После успешного разгрома оккупационных гарнизонов в Коссово и Гавинови- чах в отряд пришло много молодых людей из окрестных сел, бежавших из лагерей военнопленных. Его численность достигала семисот человек, и командир принял решение увести людей из Волчьеноровских лесов, где базировался отряд, в более крупный лесной массив. В конце августа двинулись в путь. На первую временную стоянку расположились на берегу реки Щары, дальше начинались необъятные Те- леханские леса и болота. Неподалеку у деревни Чемелы пролегала автомобильная дорога Брест - Москва. Здесь стоял немецкий гарнизон, охранявший большой, длиной в сто метров, автомобильный мост через Щару. Партизаны решили гарнизон уничтожить, мост сжечь.
Штурм моста и гарнизона начали одновременно, разделив силы. Часть партизан организовала засады в обоих направлениях дороги.
Дина шла со своей ротой вдоль левого берега реки на штурм деревни Чемелы. Врасплох застать врагов не удалось. Уже на подходе к деревне завязалась перестрелка, но партизаны кинулись в атаку, охватывая деревню со всех сторон. Более чем шестикратное численное превосходство наступающих, высокая плотность огня партизан сыграли свою роль. Гарнизон из пятидесяти человек был полностью уничтожен. К этому времени и охрана на мосту была перебита, бойцы облили мост заранее припасенным скипидаром и подожгли. И засада на дороге оказалась не напрасной. Здесь партизаны расстреляли легковую и грузовую машины с солдатами, спешившими к мосту.
Активные действия отряда заставили немецкое командование принять решительные меры против партизан. Для этого они задержали несколько регулярных воинских частей, следовавших на фронт, блокировали Волчьеноровские и Теле- хановские леса. Началась блокада.
Уже через неделю после уничтожения моста немцы обстреляли отряд Праняги- на из орудий и минометов. Сдерживая врага плотным пулеметным огнем, партизаны отходили. Но у деревни Вяды отряд оказался в окружении. Пранягин отдал приказ занять круговую оборону. И тут же начался бой по всей линии обороны. Часа через два после его начала появились бомбардировщики, и все вокруг превратилось в ад. Закончился бой перед самым закатом сентябрьского солнца. Но немцы не ушли. Попытки разведчиков прощупать болото в направлении противника встречались плотным огнем. И тогда Пранягин решил выводить отряд через лесисто-болотистую местность в восточном направлении - с этой стороны врага не было. Оставили обоз, пушку, погибших товарищей похоронили, тяжелораненых взяли на носилки. Шли в осенних туманах по высоким камышам и болоту, местами проваливаясь по пояс. Шли ночь, день и еще ночь. Направление держали по компасу. Рано утром вышли на берег Щары в полукилометре от 10-го шлюза канала Огинского. Выход из болота был возможен только через шлюз. От усталости и голода люди валились с ног. Но разведка доложила: на шлюзе немцы.
Немцы за спиной, немцы впереди. Что делать? И командир решил - только вперед.
Пранягин, сидя на мокрой траве, говорил с комиссаром о предстоящей атаке. Дина находилась рядом, молча все терла тряпицей свой автомат.
- Людей поведу в атаку я, - тихо говорил Григорий Андреевич Дудко. - Личный пример - это все, что мы сейчас можем сделать для людей, поверивших нам. И именно для того, чтоб сохранить в людях веру в правду нашей партизанской борьбы, я должен первым встать в этой атаке. И ты, Паша, не можешь мне запретить. Не имеешь права. Потому что я - коммунист и кадровый офицер. Пойми - это мой долг. Честно говоря, Паша, вот для такой минуты комиссар и нужен. Ты командир - ты не имеешь права погибать, людей выводи, понял? А если я буду людей из тыла идейно вдохновлять, прячась за их спины, - совесть меня загрызет, я глаз не смогу поднять.
- До немцев пятьсот метров. Какой тут тыл? - буркнул Пранягин.
- Ты все понял? Твой долг вывести отряд. И ты, Динка, не лезь на рожон. А то отшлёпаю и в угол поставлю, - сказал повеселевший вдруг Дудко.
Дина даже не улыбнулась. Сверкнула глазами. Пранягин хмуро глянул на нее. Любимая и единственная, дорогая сердцу, как жизнь, больше жизни. Свою жизнь готов отдать за нее. А она свою собственную - в грош не ставит. Что ей сказать, чтоб послушалась, не шла в бой. Без нее управятся. Что ни скажи, о чем ни попроси - все исполнит с любовью, старанием и обожанием к своему Павлику. Но скажи: сиди возле меня, когда начинается бой, - и слушать не станет, словно и нет тебя. И теперь уж навострилась. Автомат-то трет-чистит, как туфли перед танцами. Глазенки вон уже сверкают.
А была бы другая характером, может быть, и не любил бы так, - подумал Пранягин.
Комиссар встал, пригибаясь прошел вперед, где приготовились к рывку партизаны.
Дина, вся мокрая, холодная, в болотной тине, легко обняла за шею, поцеловала в щеку.
- Прости, Павлик. Я пойду. Все будет хорошо. - И ящеркой шмыгнула меж кустов в свою роту.
Надо давать команду на штурм. С тяжелым сердцем оттягивал эту минуту командир, понимая при этом, что промедление смерти подобно, что начинать надо немедленно. Но за год с лишним, с тех пор как в июне сорок первого он со своими бойцами объявили остатки их взвода партизанами, отряд ни разу не был в столь тяжелом, гибельном положении, как теперь. Ведь только стоит сейчас начать бой, обнаружить себя, немцы оперативно бросят на них основные силы. И если не успеть стремительно прорваться сквозь заслон, стоящий в полукилометре, - всем крышка. А этот заслон перед ними на шлюзе - эсэсовцы, примерно рота. Праня- гин сам уже рассматривал их в бинокль. Это не какие-нибудь полицейские бобики. Этих числом не запугаешь, на «ура» не возьмешь, с разгона не собьешь, не побегут. Будут зло биться. Значит, опять потери. Времени и людей. В Вядах оставили многих товарищей. Раненые, пока несли их по болотам, один за одним умирали. И тела их тихо, без слов опускали в болотную жижу. Кто-то останется и здесь, у десятого шлюза.
В студеном сентябрьском тумане первым поднялся комиссар с автоматом в руке и молча пошел, переходя на бег, вперед, откуда вот-вот хлестанут свинцом. И сразу вместе с ним встали сотни человек и в едином порыве бросились на врага. Немцы встретили автоматным и пулемётным огнём. Но несколько партизан успели добежать до самой сторожки, забросали гранатами засевших там эсэсовцев. Теперь бой перенесся на каналы. Рывком преодолели первый. Добрались до второго - уже эсэсовцы забрасывали наших гранатами. Но многие из немецких гранат как прилетели, так тотчас и улетели к хозяевам: отчаянные партизаны отшвыривали их назад.
В это время один взвод форсировал Щару вброд и ударил немцев с фланга, что ускорило разгром. Все. Бой закончился. Девяносто девять трупов в черных мундирах лежали на берегу канала. Тяжелые потери были и у партизан. Погиб командир 51-й роты Ефим Федорович. Погибли Байрамкулов, Пеструха, Жижель, Голдман, Френкель, Штокман, юная Женя Эйхенбаум, Герц Шепетинский...
Быстро выкопали братскую могилу, опустили погибших товарищей и после минутного молчания - закопали. Требовалось немедленно уходить.