24214.fb2
- Надеетесь прожить сто лет?
- Хотелось бы.
- Не получится. Не позже чем к Новому году немцы вас, скорее всего, повесят.
- Это отчего же? - без тени эмоций спросил Ликер.
- Оттого что много едите. Вы весь их поганый рейх способны объесть. Они вас ликвидируют как угрозу своей продовольственной безопасности.
Чуть помедлив, Ликер прямо и серьезно взглянул на Дину.
- Вот вы так молоды, я бы сказал - юны. И очень красивы. Но очень раздражительны и несдержанны. А еще собираетесь бороться с немцами в подполье. С таким подходом к делу ничего у вас не получится. На войне надо обладать выдержкой.
- Как вы, что ли? - скорчив ехидную гримассу, сказала Дина.
- Как Кутузов Михаил Илларионович.
- Не прячьтесь за имя великого полководца!
- Я у него учусь. А не повесят меня немцы по той простой причине, что я высококлассный электрик и радиомастер. Я им очень нужен.
- Ах, скажите, пожалуйста! А еврейская звезда на груди не жжет сердце?
Дину всю трясло от злобы на этого молодого инфантильного здоровяка. После
своих слов о нужности немцам, он ей казался гаже и ненавистнее самих немцев. Ей хотелось плюнуть в него, встать и уйти. Или закричать на этого негодяя, бросить в него тарелкой и выгнать из-за стола вон - она еле сдерживалась, чтоб не сорваться и не сделать этого. Но она была не у себя дома и не хотела портить праздник Михаилу Моисеевичу. Софа и ее родители видели, что происходит с Диной, и с расстроенными лицами напряженно ожидали, чем все кончится.
Один Ликер оставался спокоен. Он налил всем в фужеры вина и поднялся с бокалом в руке.
- Хочу выпить за вас, Михаил Моисеевич, за ваши умелые руки врачевателя, за гуманизм вашей профессии. - И выпил.
Еще раз поцеловав ручки Розе Абрамовне, он ушел.
Михаил Моисеевич, облегченно вздохнув - все обошлось без эксцессов, опять принялся наигрывать на гитаре.
- Диночка, ты не совсем права относительно Натанчика. Он славный человек, - пропел именинник под звон струн.
Дина помолчала.
- Сегодня в людях важны не столько черты их личного характера, сколько то, как они относятся к фашистским оккупантам. Кто с ними, а кто против них - третьего не может быть! - после паузы, все же не удержавшись, ответила она.
Михаил Моисеевич огорченно покачал головой, и опять зазвучала гитара. Вечер закончился спокойно.
А наутро, 17 июля, семья проснулась от безумных криков соседей с одной и с другой стороны и из дома напротив - всюду там жили евреи. Михаил Моисеевич, оставаясь в пижаме, поспешил на улицу узнать в чем дело. Но, только шагнув за калитку, он тотчас отступил назад, плотно закрыл ее и мертвецки бледным, потерянным лицом повернулся к жене.
- Что там, Мишенька, что случилось? - спрашивала его Роза Абрамовна, застегивая дрожащими руками халатик.
- Погром.. .Роза, это погром. - проговорил он слабым голосом.
Так слонимский гебиткомиссар Эррен начал уничтожение евреев.
Немцы и полицаи выламывали двери, били окна. Ударами прикладов и пинками выгоняли, силой вытаскивали из домов молодых мужчин и сгоняли на городскую площадь. По дороге продолжали их бить, при этом заставляли евреев петь и танцевать. Раввин бросился защитить людей, но полицейские разбили ему в кровь лицо, отрезали бороду, втолкнули в толпу арестованных. Затем людей загрузили в машины и повезли за город в сторону деревни Петралевичи, где уже были вырыты ямы. Полицейские расстреливали евреев под контролем немцев. Учились, осваивали профессию палачей. Схваченные и привезенные на расстрел люди были подавлены, немы, запуганы, покорны. В землю легло тысяча двести человек - первые жертвы геноцида в Слониме.
После первой акции евреи Слонима с ужасом ожидали продолжения расправы. Но прошел июль, закончился август - все оставалось тихо. Михаил Моисеевич работал в поликлинике, Софа и Дина предавались чтению книг. Софа - с удовольствием, Дина - через силу, заставляя себя, чтоб только меньше изнывать от ничегонеделания. Она пребывала в состоянии страшнейшей депрессии. Она сразу заявила, что на немцев работать не будет, но о создании подполья, о вооруженной борьбе с немцами уже не говорила, поскольку не представляла, как и, главное, с кем такое дело организовывать. Единственное, что ей приходило в голову, так это выйти на улицу с заряженным пистолетом и, подкараулив где-нибудь возле гебит- комиссариата убийцу Эррена, всадить в него всю обойму.
- Ты сумасшедшая! - говорила на это обычно сдержанная и послушная ей Софа. - Вместо Эррена пришлют какого-нибудь другого гада, тебя измучают в пытках, нашу семью повесят, да еще у них будет отличный повод, чтоб перестрелять всех евреев Слонима вообще! Ты это понимаешь?
- Понимаю, - мрачно отвечала Дина. - Поэтому-то Эррен еще и жив. И вообще - индивидуальный террор не самый лучший способ борьбы с оккупантами. Надо создавать партизанские отряды - вот отличное дело. Взорвать эшелон, идущий на фронт, - сразу гора немецких трупов. Представляешь - целый полк фашистов летит под откос! А я по ним стреляю из пулемета - тра-та-та-та-та! Или эшелон с бензином, а еще лучше - с танками! Нужна взрывчатка, оружие, подготовленные люди. А что я могу одна!
- Тебе, Дина, надо было родиться мужчиной.
- Я и женщиной себя хорошо чувствую. А ты вот что-то стала, по-моему, чахнуть. То тебя тошнит, то бледность какая-то. С чего бы это?
Софа в ответ промолчала, опустив голову, и слезы закапали на открытые страницы книги.
- Ты что, Софка? - испугалась подруга. Она о самочувствии Софы сказала мимоходом, совсем об этом не думая, оставаясь в мыслях все в том же - в поисках вариантов вооруженной борьбы с немцами.
- Я беременна, - сказала шепотом Софа, - на третьем месяце.
У Дины округлились глаза и сам собой открылся рот.
- Ты?! Так значит там, на пруду!.. Васенька?..
Софа кивнула, опустив голову еще ниже, улыбнулась, и воспоминания о том дне светом любви и нежности проявились на ее лице.
- Вот это приехали! А говорила, что ничего не было!.. Маме сообщила?
- Еще нет.
- Так, - Дина посчитала на пальцах, - значит, рожать в марте.
Софа, испуганно улыбаясь, кивнула.
- Учитывая, что немцы запретили еврейкам рожать, роды будут тайные, а как начнет проявляться животик, на улицу выходить поменьше. А и ничего - скоро осень, пальтишко накинешь - не будет видно. Но Розу Абрамовну надо оповестить.
В дверь постучали.
- Войдите, - крикнула Дина, а Софа быстро промокнула платком глаза. В комнату вошли Натан Ликер с незнакомцем, поздоровались.
- А, Ликер-Водкин, известный радиолюбитель, внебрачный сын синьера Мар- кони и господина Попова. Что вас сюда привело?.. - В глазах Дины сверкнул охотничий азарт. Она уже собиралась поиздеваться в меру сил над Ликером.
- Вот хочу представить своего друга - Зорах Кремень, специалист по ремонту оружия. Об этой блондинке говорил я тебе, Зорах.
- Ремонт оружия?.. Интересно, что вы, Ликер, называете оружием - ваши паяльники, вашу обеденную ложку, клизмы для стариков, ночные горшки, вязальные спицы - что? И как это сегодня в Слониме выглядит? Я имею в виду ваш ремонт оружия.
- Замечательно выглядит, если подойти к этому делу с умом. Главное, тут безотказно действует поварской принцип: как повар никогда не умрет с голода без продуктов, также и оружейных дел мастер всегда имеет под рукой кое-что стреляющее и взрывающееся, - спокойно ответил Кремень.