24231.fb2
Полицай сильно толкнул мальчика в спину, и, споткнувшись, Коля покатился вниз по каменной лестнице. Над головой со стуком захлопнулась дверь, и он оказался в кромешной тьме.
Придерживаясь рукой за стену, он ощупью пошел вдоль нее, и наконец в дальнем углу колени его уткнулись в деревянные нары.
Коля ощупал их и осторожно присел, чутко вслушиваясь в темноту. Ему показалось, что невдалеке кто-то порывисто дышит.
— Здесь кто-нибудь есть? — спросил он.
Никто не отозвался. Коля долго сидел и слушал затаив дыхание. Нет, это лишь показалось. Рядом нет никого. Только над головой глухо стучат шаги полицаев.
Постепенно Коля успокаивался. Он прилег на жесткие нары, и это показалось ему большим счастьем. Пусть темно, пусть он заперт на замок — только бы его никто сейчас не трогал: так он устал.
Коля заснул мгновенно. Ему приснилось: он гоняет голубей во дворе, и они кружатся в синем-синем, залитом солнцем небе. Вдруг с крыши на тропинку прыгает отец. Коля бежит к нему: «Папа!.. Папа!..» Отец сжимает его в своих объятиях…
Кто-то безжалостно трясет его:
— Вставай!.. Вставай!..
Коля открыл глаза и возвратился к действительности. Держа в левой руке тускло горящую «летучую мышь», высокий полицай правой тянул его с нар.
— На допрос!..
На дворе уже была глубокая ночь, дул холодный ветер, шел дождь. Выведя мальчика из подвала, полицай приказал ему остановиться, а сам опять долго возился с замком. Зачем надо было запирать пустой подвал, он и сам толком не знал: таково правило.
Коля быстро огляделся: может быть, рвануться в ворота? Но там маячит фигура часового.
Окна в доме тщательно занавешены, но в узкие щелочки кое-где пробивается свет. Слышны приглушенные голоса. «Что они будут со мной делать?» — думает Коля и, вспомнив разъяренное лицо старосты, готовится к самому страшному.
— Дяденька, куда ты меня ведешь? — спросил он.
— Сам увидишь, — проворчал полицай, — иди за мной…
Они поднялись на крыльцо и оказались в темных сенях.
Полицай толкнул дверь, и яркий свет ослепил Колю. Несколько ламп освещали небольшую комнату. В углу за столом сидел тот самый человек, который схватил его, — колченогий староста.
Прищурив левый глаз, он насмешливо смотрел на Колю:
— Иди сюда, щенок! Дай-ка я на тебя погляжу.
Коля вышел на середину комнаты. Полицай остановился в дверях.
— Господин староста, а мне что прикажете делать? — спросил он.
— Иди да пришли дежурного. Пусть возьмет плетку и ждет за дверью. Когда понадобится, позову, — сказал Гордеев и кивнул Коле: — Хочешь, чтобы я его позвал? Ну? Говори…
— Н-нет, — пробормотал Коля.
— Тогда рассказывай, кто тебя на станцию посылал.
— На какую станцию?
Гордеев вскочил:
— Как — на какую станцию! Ты что, притворяться? Да я тебя сейчас!.. Говори! Ну!..
Коля заревел:
— Не ходил я на станцию, дяденька!..
Гордеев подошел к нему и схватил его за шиворот:
— Врешь! Ходил! Тебя солдат опознал! А кто из кустов гранаты бросал? Кто?!
— Не знаю!
— Не знаешь?.. — Староста дал ему крепкий подзатыльник. Коля отлетел в угол комнаты. — Вот тебе для начала!
Староста повернулся, приоткрыл дверь в соседнюю комнату и крикнул:
— Харитонов!..
— Здесь, господин староста! — Хрипловатый, старческий голос, который отозвался из-за двери, показался Коле знакомым.
— Плетка с тобой?
— Тут.
— Смочи ее в скипидаре. Сейчас работа будет!..
— Слушаюсь!..
Гордеев обернулся к Коле:
— Слышал, гаденыш? Сейчас ты у меня заговоришь… Все скажешь, голубчик!.. — Он подсел возле Коли на корточки и вдруг ласково улыбнулся: — Ну, ну, ладно!.. Вставай, вставай. Напугал я тебя! Это, брат, нарочно! Всякий тут народ ходит. Вставай, не бойся меня. Ничего я тебе не сделаю. — Он вновь приоткрыл дверь: — Харитонов!..
— Здесь, господин староста!..
— Слетай к моей хозяйке, скажи — курицу приказал прислать да огурчиков… Хлеба не забудь!
— Слушаюсь! — послушно произнес знакомый Коле голос, и в глубине коридора громко хлопнула выходная дверь.
— Ну вот, — сказал староста, и его широкое красное лицо расплылось в улыбке, — теперь нас никто не будет подслушивать. Садись-ка сюда, поговорим!..
Коля встал и настороженно присел на стул.
Староста глядел из-под кустистых бровей, стараясь придать своему взгляду мягкость и участие.