- Вот именно.
- Лев Ильич, - курьер отвел его руку с деньгами, - вы на меня не сердитесь, это я по нашей жлобской студенческой привычке мелю все время всякую чушь. Неужто, правда, поперли?
- Слушай, пойдем отсюда, только чтоб тебя не видели со мной, не здесь же пить. Или тебе сейчас куда бежать?
- Куда вы теперь?
- Я думаю на уголок, в пельменную, а туда притащим.
- Я не об этом... Что вы станете делать?
- Когда?
- Да хоть завтра.
- Вот еще! Завтрашний день сам будет заботиться о своем - вон, как нам сказано - довольно для каждого дня своей заботы... Ну идем или нет, а то я действительно в стенах редакции начинаю заниматься религиозной пропагандой, да еще под водку... Стоп! - вспомнил вдруг Лев Ильич. - Ты меня прости, ради Бога, мы с тобой уж сколько знакомы, я всегда тебе рад, а как тебя зовут, ну убей меня, не могу вспомнить. Татаринов, так? А зовут?
- Зовут?.. Ну даете! - захохотал курьер. - А меня никто не знает как зовут, но никогда еще не спрашивали. Я даже не пойму почему, но никто, кроме матери, не называет по имени - и как-то все обходится... Сева я. Ох, и чудак вы, Лев Ильич...
Надо было предупредить Таню, Крон, конечно, станет ее теперь мучить. Лев Ильич открыл дверь машбюро и отшатнулся: Федя целовал ее, обняв, прямо за машинкой; Лев Ильич узнал его по торчавшему над ее волосами светлому вихру, хотел тихонько уйти, но не справился, стукнул дверью.
Таня выскочила за ним в коридор.
- Вы куда?.. Федя вас ждет-ждет. Он к вам пришел.
- Не может быть? А мне показалось...
- Ой, Лев Ильич, вы даже себе представить не можете!.. - шепнула Таня.
- Почему ж не могу...
Федя стоял посреди комнаты, лицо его пылало. Глядя прямо в глаза Льву Ильичу, он отчеканил:
- Если вы полагаете меня подлецом, то прямо так и скажите. Если вы думаете, что я способен воспользоваться беззащитностью и...
- Федя, да вы что? - прервал его Лев Ильич. - О чем вы?.. Я хотел было предупредить Таню, что у нее будут неприятности с нашим начальством. Меня уже...
- Мы любим друг друга, - продолжал Федя с тем же напором, не слушая его. Я уже сказал об этом и она мне подтвердила...
"Что они, с ума, что ль, все посходили? - поразился Лев Ильич. - Или теперь так положено..."
- Поздравляю вас, старика не забудьте за своим счастьем.
- Ой, Лев Ильич! - охнула Таня.
- Каждая насмешка над ней будет насмешка надо мной!.. - гремел Федя.
Лев Ильич подвинул себе стул и сел. Лучше было молчать, черт его дернул сюда заглядывать - плевать ей теперь на Крона, да и на эту редакцию, в случае чего она-то найдет себе работу, и безумца этого прокормит. "Вот тебе и 'русский мальчик'!.."
Федя замолчал, удовлетворенно посмотрел на сраженного Льва Ильича и махнул рукой.
- Вопросов нет?.. Я, между прочим, зашел за вами - нас ждет Марк сразу после работы.
- Какой еще Марк?
- Какой?!.. - опять закричал Федя. - Так мы же с вами договорились!..
- Да, конечно, Марк так Марк... Мне, собственно, все равно... Почему у него имя такое?.. Он что, еврей, что ли?
- Чего? - открыл рот Федя. - А это зачем?.. Марк Кузьмич Калашников... Вы, что, Лев Ильич, опять надо мной издеваетесь?
- Вырвалось, извините. Я не то хотел спросить. Ладно, я его сам... Мне, действительно, все равно - Марк так Марк...
Ксения Федоровна ждала его в прихожей, стояла сгорбившись у двери сухонькая, в платочке, помаргивала глазками-щелочками. Лев Ильич и забыл про нее, неуютно ему стало - вот и перед ней, словно бы, в чем-то виноват.
- Ты прости меня, батюшка, чего я по своей глупости...
- Забудь, Ксения Федоровна, я тебе правду сказал, все к лучшему, если мы с тобой, конечно, в Бога веруем.
- Так-то оно так, а через меня...
- Да не через тебя - значит, так надо. Через два года, как вернется парень, приглашай в гости, поговорим с ним, вдруг меня услышит?
- Кабы так! нет, едва ли...
- А мало ли что? Со мной-то случилось.
- Не держи на меня зла, батюшка, - сложила руки старушка. Лев Ильич наклонился и поцеловал ее в сухонькую щеку.
- Храни тебя Христос, - услышал он, открыв дверь...
Они одновременно с Севой подошли к пельменной, тот летел по улице, размахивая бутылкой с лимонадом, придерживая вторую под пальто. Здесь можно было не раздеваться. Сева поставил на высокий круглый мраморный столик свой лимонад, притащил два стакана, а Лев Ильич взял пельмени Севе и рыбу для себя.
Сева быстро, орудуя под столиком, разлил водку и долил лимонадом.
- По черному, - сказал Лев Ильич, - давно я так не пил. Или нет, соврал, ровно две недели назад.
- Что ж, за правду или за истину? - поднял стакан Сева.
- Правды нет, сам же говоришь, а за истину не пьют. Давай, чтоб нам с тобой еще встретиться.
- Давайте... только где? Я тут тоже не задержусь. Полгода кантуюсь, а до того больше месяца нигде не задерживался.
- Чего так?
- А сам не знаю. Я уж два года так. Как мать заболела, перевелся на заочное и пошел - где только не работал. Не могу задерживаться. Я даже сам не пойму в чем дело. И не потому, что бездельник, я уж тут, чтоб скорей прогнали, а как на грех, держат. Но это первый раз, а то быстро. Может потому, что я почти не бываю в этой конторе? У меня наверно вид такой.