Фигура остановилась, словно ослышалась. Кто-то командует ей? Кто-то смеет кричать на нее? Что за герой? Хельк встрепенулся, фигура неуловимо переменилась и, вытягиваясь, наклонилась к Фьольвиру.
‒ Ты смел, человечек, ‒ произнесла тьма, вглядываясь в смельчака чуть светлыми провалами глаз. ‒ Сделка совершилась. Макафик получил свое, я получила свое.
‒ Ты не должна! ‒ крикнул Фьольвир, привставая на носок, чтобы казаться выше.
Правда, меряться ростом с тьмой было бесполезно. Даже если бы на Фьольвира забрался его двойник, а на двойника ‒ усач с ковра у арки, а на него ‒ Мтаг и Унномтюр, они все равно не достали бы до ее макушки.
Но все же, на одном носке ‒ мнилось, что почти вровень.
‒ Ты должна отдать!
‒ Должна?
Казалось, тьма всерьез задумалась.
‒ Давненько я не слышала, что кому-то чего-то должна, ‒ прошелестел смешок. ‒ Это могло бы сказать мне Боросово семя, взявшее себе имя Йорун. Мог бы прорычать Стергрун. Мог бы прошипеть ничтожный червяк Хэнсуйерно. Могли бы пропищать их глупые жены. Но чтобы безвестный человечек…
‒ Я ‒ Фьольвир! Фьольвир Маттиорайс!
‒ О!
‒ Сын Магнира и геро…
Фьольвир перенапряг горло и закашлялся.
Тьма, склонившись, изучала его, распустив тонкие узорчатые завитки и стремясь то ли оплести, то ли всего лишь коснуться.
Впрочем, завитки быстро втянулись обратно в хельк.
‒ Ты мне не интересен, Фьольвир Маттиорайс, ‒ выпрямляясь, сказала тьма.
‒ Постой. Выслушай, ‒ попросил Фьольвир.
Фигура качнулась.
‒ Ты не можешь мне ничего предложить, глупый человечек. Ни как воин, ни как раб ты мне не нужен. А жизнь твою я возьму и так, не сейчас, так чуть позже. Предлагать ее мне не надо.
‒ Я расскажу тебе о тебе!
‒ Что? ‒ Тьма рассмеялась. ‒ Что ты мне расскажешь, человечек?
‒ Что ты получишь, если оставишь шкатулку у себя!
Тьма вздохнула. Хельк плеснул краями. Мрак вокруг загустел, а кряж поднялся еще выше.
‒ Я получу все, человечек. И всюду буду я.
‒ Но это будет не победа!
‒ Почему же?
‒ Потому что это обман!
‒ Нет разницы, человечек. И не кричи, я прекрасно тебя слышу. Любая победа, какая бы она ни была, есть победа. Убит враг в бою или сдох в постели в изгнании, упал с лошади или пронзен случайной стрелой ‒ все одно. Боросово семя держало меня в заточении многие тысячи лет, и не мне печалиться, если оно само себя со всем своим мерзким выводком из помощников и слуг посадило в шкатулку, как в клетку.
‒ Погоди! ‒ выставил руки Фьольвир. ‒ Послушай. Сломаешь ты двери, выйдешь, пожрешь все. Что дальше?
Тьма хмыкнула.
‒ Ничего. Дальше только я.
‒ А дальше?
‒ Что за глупый вопрос, человечек?
‒ Просто я думаю, что дальше у тебя не будет цели, ‒ сказал Фьольвир. ‒ Ведь если все будешь ты, тебе незачем будет жить.
‒ А я и не есть жизнь, ‒ наклонилась к человеку тьма, сверля его светлыми пятнышками глаз. ‒ Я есть тьма, глупец. Я погашу все мирки, что настрогали эти недоумки, превращу все в спокойное ничто, без всплеска света и жизни. И, поверь, это доставит мне ни с чем несравнимое удовольствие.
‒ А потом тебе станет скучно, и ты сама откроешь шкатулку!
‒ Нет.
‒ Да!
‒ Упрямый ты человечек. Ну, может быть. Через миллион лет. Хотя я согласна, что одолеть Боросово семя в открытом сражении было бы много приятнее.
‒ Так давай! ‒ крикнул Фьольвир. ‒ Чего тебе стоит?
‒ Они слишком сильны, ‒ нехотя признала тьма. ‒ Им не одолеть меня, но и мне не одолеть их. Мне нужно подкопить силы.
‒ Так копи! Кто тебе мешает?
‒ А они будут копить свои?
‒ Это честно.
‒ И шкатулку я должна отдать тебе?
Фьольвир кивнул.
‒ Ты забавен, человечек, ‒ прошелестела тьма. ‒ Фьольвир Маттиорайс. А хочешь, я расскажу тебе кое-что?
‒ Расскажи.
Темнота облепила на Фьольвира, полезла за пазуху, в волосы, в глаза.
‒ Ты мертв, человечек, ‒ дохнула она в лицо. ‒ Ты мертв, убит кааряйнами там, в своем Бьеннтестаде! Ты лежишь у ворот, со стрелами в спине и в ноге, со вспоротым боком и раскроенной ладонью. Ты мертв, уже несколько мгновений мертв, но твой мозг еще жив, и он, угасая, породил забавную иллюзию, заставив тебя поверить в то, что ты выжил, что тебя спас некий безликий божок Унномтюр, потому что нуждался в герое.
Боги придумали для тебя шкатулку, гнусного макафика и тонкий путь с ключами. Да, человечек, да, придумали, чтобы твоя боль и злость от кровожадного убийства угасли и не затекали, не портили их мирки. Ты ‒ герой, человечек, значит, беги, спасай, не думай.
В преддверии смерти время течет, как патока, как густой мед, собираемый вами для косматого Аттитойне, медленно, почти незаметно. В одно мгновение умещаются часы, дни, недели. Ты мертв, но плывешь в море на утлой лодчонке, сражаешься с Коггфальтаддиром, пробираешься по горам и равнинам в поселки, преследуешь макафика, который, как ни удивительно, оказывается всегда рядом, но все же недосягаем.
Ты мертв, но еще живешь внутри себя. Пожалуй, через сомнения и страхи вырастаешь в настоящего героя. А как иначе? Богам, видишь ли, нужны мертвые герои. Нет страданий, нет отчаяния и богохульства, нет разрушительной энергетики насильственной смерти. Да, человечек, тебе дарят иллюзию, такую же, как и Тааливисто.
И вот теперь ты стоишь напротив меня, чтобы сразить и освободить их. И, конечно, я тебе подыграю. Вонзи в меня топорик, и я загнусь, сложусь, растаю, ты возьмешь шкатулку и выберешься за дверь, исполняя свою геройскую миссию.
Но знай, ты ‒ мертв. Ты ‒ мертв, Фьольвир Маттиорайс! И последние крохи жизни с тенью дыхания покидают тебя сейчас! Вот правда, человечек, настоящая правда про жизнь и смерть героя. Как она тебе?
Тьма отступила. Фьольвир, склонив голову, стоял неподвижно. Казалось, что жестокие слова превратили его в камень. Потом он все же пошевелился и издал странный звук, засмеялся и тут же оборвал смех.
‒ Не сходится, ‒ сказал он, подняв взгляд на тьму.
‒ Что не сходится? ‒ спросила тьма.
‒ Если я мертв… умираю… То боги не могли играть мной, потому что их пять лет уже нет. Не сходится.
Фьольвир улыбнулся.
‒ И еще, ‒ сказал он. ‒ Если это мои фантазии, что я герой, и все прочее, Унномтюр, чудовища, макафик со шкатулкой, то ты… Ты не должна была говорить мне о том, что я мертв, это ведь моя фантазия, и ты действуешь так, как я захочу. А ты вдруг решила мне ‒ правду.
Тьма пожала плечами.
‒ М-да, тут ты меня уел. ‒ Белесые пятна глаз превратились в щелочки. ‒ Я подумала: герои же не отличаются умом. Натарабанила, что в голову пришло, ну, такое, более-менее похожее…
‒ И что теперь? ‒ спросил Фьольвир.
‒ Можешь идти, ‒ сказала тьма. ‒ Проведи весело последние деньки там, в своем мире. Я скоро буду.
‒ А шкатулка?
‒ Останется при мне.
Фьольвир мотнул головой.
‒ Я не могу этого позволить.
‒ Ах, да, ‒ сказала тьма мягким, насмешливым голосом, ‒ ты же герой. Я видела это в тебе. И видела крупицу божественной силы, что Боросово семя дарит всем героям. Она мала, глупый человечек, она крохотна. Она как искорка во всепоглощающем мраке. Она слишком слаба, чтобы представлять из себя серьезную опасность.
‒ Ульфха тоже так думала! ‒ крикнул Фьольвир.
Тьма рассмеялась.
‒ Да, ты храбр. Но неужели ты думаешь, что у меня нет своих храбрецов?
Край хелька отдернулся, и перед Фьольвиром вылепились из мрака одетые в черную чешую существа. Они были в два раза выше Фьольвира и походили на ящериц, вставших на задние лапы. Из широких пастей то и дело выглядывали алые языки, похожие на всплески пламени, которому мало было места в глотке.
Зубы, когти, крючки шипов, слизь и толстые обрубки хвостов. Вахены. Фьольвир не сомневался, что видит именно их. В лапах вахены держали кривые мечи и копья, кованные из черного железа. Глаза тлели как угольки.
‒ Ну, что? ‒ спросила тьма, когда вахены тремя плотными рядами встали перед Фьольвиром. ‒ Ты все еще хочешь отнять у меня мое?
‒ У меня нет другого выхода.
‒ Как это забавно! ‒ Тьма хохотнула. ‒ Еще недавно ты вовсе не видел себя героем. Ты же рвался в Тааливисто, человечек! В место отдыха, где такие же души, потеряв свои тела, предаются праздным развлечениям. Что изменилось? Выйди за двери и плыви. Так уж и быть, я дам тебе несколько дней.
‒ Добренькая?
‒ Нет. Я ‒ тьма. Доброта, долг ‒ это человеческие понятия. Вы их столько наплодили, что даже к богам прилипло. А я от всего этого свободна. Мне просто, человечек, нужно подготовиться.
‒ Я уже был в Тааливисто, ‒ сказал Фьольвир.
‒ И что, не понравилось?
‒ Нет.
‒ Это, поверь, не моя печаль, человечек.
‒ А если я…
Фьольвир почувствовал, что кто-то тянет штир у него из-за пояса, и дернулся было, но услышал шепот:
‒ Говори, арнасон, не останавливайся. Я у тебя на время позаимствую.
Унномтюр! Фьольвир не видел своего провожатого, но щипок пониже спины ощутил. Радость вспыхнула в нем. Не фантазия, не призрак в голове!
‒ Говори, ‒ чуть ли не в ухо ему дохнул Унномтюр.
‒ Что, если я пробьюсь через твоих вахенов? ‒ спросил Фьольвир тьму. ‒ Вот через этих, прямо к тебе?
‒ Хм.
‒ Если не пробьюсь, что ж, умру, ‒ добавил Фьольвир. ‒ А если пробьюсь, ты отдаешь мне шкатулку.
‒ С твоей стороны ‒ совсем небольшой подарок, ‒ заметила тьма. ‒ Я могу убить тебя и так. Не вижу, с чего бы мне соглашаться.
‒ Проверишь, так ли хороши твои вахены, ‒ сказал Фьольвир.
Тьма фыркнула.
‒ Человечек! Они сражались против Йоруна и Стергруна! Против богов войны и оружия, Хейтанна и Калнира, против бога удачи Ульдафьоллира!
‒ Но против меня-то ‒ нет.
‒ О, да, ты ‒ герой!
Тьма что-то гортанно выкрикнула, и ряды вахенов загромыхали смехом. Защелкали зубы, заходили языки.
Фьольвир крутнул в руке топорик.
‒ Ну, вот, хотя бы повеселишься, ‒ сказал он. ‒ Если я совсем буду никуда не годен, то, надеюсь, подарю немного радости твоим воинам.
‒ Тебя слишком мало для радости, ‒ сказала тьма.
‒ А так? ‒ спросил кто-то сбоку от Фьольвира.
Повернув голову, Фьольвир увидел своего двойника, вооруженного коротким мечом и кинжалом.
‒ О! ‒ заинтересовалась тьма. ‒ Вас двое! И этот тоже босой!
‒ Трое! ‒ услышал Фьольвир.
И обнаружил обжору-усача с копьем по другую от себя сторону.
‒ Я подумал, ‒ сказал тот, ‒ что если тьма действительно на пороге, то… Собственно, чего я теряю, кроме своей еды?
‒ Я рад, ‒ сказал Фьольвир.
‒ Мы оба рады, ‒ поддержал его двойник.
‒ Ну, это уже интересней, ‒ сказала тьма. ‒ Будет ли кто-то еще? Все-таки вас маловато.
‒ Я еще! ‒ раздался задорный голос.
Фьольвир увидел вставшего за усачом Хворвика. На шее, закрывая разрез, у него была повязана тряпка.
‒ А ты как здесь? ‒ спросил Фьольвир.
‒ Не знаю, ‒ ответил Хворвик.
‒ Но ты же…
‒ Ага.
‒ Очень интересно, ‒ пошевелилась тьма. ‒ Будут ли еще любители умереть? Просто проходной двор какой-то сегодня. Все так и ломятся ко мне на встречу.
‒ Мы.
Коротким строем вынырнули из сумрака и выстроились за двойником кааряйны вперемешку с соломенными йотунгами.
‒ И мы, ‒ встали с другой стороны стражники и недавние обитатели дворца Сарина Инца.
Компания была пестрая, в рубашках, везингах и доспехах, измазанных кровью.
Фьольвир ничего уже не понимал. Зато тьма, словно принюхиваясь, повела головой.
‒ Как от вас тянет эйхе! Прекрасно! Прекрасно! Все с толикой божественных сил! Славное будет сражение!
‒ Так ты согласна? ‒ крикнул Фьольвир.
‒ Я с удовольствием посмотрю, как мои вахены порубят вас на кусочки, человечек. В мелкую окрошку.
‒ Ха, я не против! ‒ облизнулся усач.
‒ Только нам надо видеть шкатулку! ‒ донесся из строя кааряйнов голос Унномтюра. ‒ А то ради чего ‒ в окрошку? Просто так?
Тьма захохотала.
‒ Обожаю самоуверенных человечков!
Она вытянулась, выпростала из-под брызнувшего мраком хелька тонкую руку и вознесла ее на неимоверную высоту. Там, на высоте, под самыми тучами и сверкнула рунами шкатулка.
‒ Достаточно?
‒ Пойдет! ‒ сказал невидимый Унномтюр.
Фьольвир кивнул.
‒ По крайней мере, видно.
‒ Замечательно! ‒ оценила тьма. ‒ Мне уже не терпится увидеть ваши трупы! Кто даст сигнал?
‒ Наверное, я, ‒ сказал Фьольвир.
‒ Человечек в одном сапоге…
‒ Вообще-то, герой.
‒ Да-да, я помню, Фьольвир Маттиорайс, ‒ кивнула тьма. ‒ Только ты, человечек, не стой, у меня времени мало. Впереди ‒ целый мир, а потом ‒ еще один, и еще! Наплодили, понимаешь, миров твои боги… Творцы так себе, но самомнения… Точно знаю, самомнение от них к вам перешло. Ну, подавай сигнал!
Фьольвир поднял руку.
Вахены, до которых было не больше десяти крафуров, задвигались, облизываясь, затолклись плечами, подбадривая себя. Зазвенели, сталкиваясь, черные мечи. Часть вахенов присела, выставив копья.
‒ Люди! ‒ крикнул Фьольвир. ‒ Возможно, мы сейчас умрем окончательно…
Тьма гоготнула.
‒ Но это не важно, ‒ продолжил Фьольвир. ‒ Все мы здесь находимся ради одного ‒ спасти наш мир от поглощения изначальной тьмой, и тогда уже не будет ни земли, ни неба, ни родных, ни нас самих. Она пожрет все. Раньше ее сдерживали боги, но теперь они заточены в шкатулке, и, значит, спасти мир и другие миры придется нам. Другого просто не остается. Вы готовы?
Нестройный, но решительный гул голосов был ему ответом. И люди, и йотунги, стоя в одном ряду, ощетинились оружием.
‒ Собрал, кого смог, ‒ шепнул откуда-то из-за спины Унномтюр. ‒ Чудовищ не стал оживлять, не управляемы. Ты готов?
Незаметно кивнув, Фьольвир крикнул:
‒ Тогда в бой!
Вопли взметнулись вверх. Люди, йотунги и вахены сошлись и сшиблись, как две волны. Одна, правда, была пожиже, но оказалась более юркой. Зазвенело железо, высекая искры. Комья соломы полетели в стороны. Черной пеной принялись стягиваться к месту сражения вахены с задних рядов.
Фьольвир, приготовившийся ринуться в схватку, застыл с поднятой ногой.
‒ Тише, арнасон, ‒ сказал Унномтюр, придерживая героя. ‒ Я сейчас выскочу, подопни меня штиром.
‒ Как?
‒ Пониже спины, понятно. У меня есть план.
‒ Какой?
‒ Осторожно, ‒ сказал Унномтюр и качнул Фьольвира так, чтобы черная секира, со свистом мазнув по воздуху, прошла мимо. ‒ План, конечно, дурацкий, но героический. И может, ничего и не выйдет. Понял? В бой!
Становясь видимым, он выскочил к огромному вахену, который определил Фьольвира своей целью.
‒ Ах-ха!
Босой на одну ногу, в драном везинге и штанах, кое-как перехваченных поясом, Унномтюр в прыжке врезался вахену в подбородок. Секира, которая была в крафуре от того, чтобы раскроить Фьольвира надвое вместе с лапами вахена подлетела высоко-высоко вверх и, вращаясь опасным, заточенным колесом, устремилась к земле.
‒ Давай! ‒ крикнул, опускаясь, Унномтюр.
Сверкнули голубые глаза. Фьольвир увернулся от йотунга, повалившегося от удара копья, притормозил босой ступней, будто окунул ее в угли, и с воплем поймал пятую точку своего нисколько не воображаемого спутника на носок сапога.
Ах!
В ногу отдало острой болью. Зато Унномтюром выстрелило над вахенами, и он яркой молнией прочертил сгусщающийся над сражением мрак.
‒ Эй!
Тьма попыталась отмахнуться от него, но он легко прошил складки хелька и, кажется, даже оттолкнулся от них. Во всяком случае, направление полета его слегка изменилось. Фьольвир тем временем избежал нежелательной встречи с двумя зазубренными мечами, на одной ноге поднырнул под копье и, на штире рванув между раздвинутых лап, от души врезал вахену топориком по открывшейся спине. Геройская сила была при нем. Вахена опрокинуло на соседей.
‒ Бей! ‒ взвился голос двойника.
Впереди мелкнул Хворвик, позаимствовавший зачем-то тяжелый вахеновский меч.
‒ Эй! Куда?
Вздернув голову, Фьольвир увидел, что тьма отводит руку со шкатулкой в сторону от настырного Унномтюра, но тот летит куда быстрее ее движения ‒ еще бы, сила героического пинка! Потом Фьольвир отвлекся на двух вахенов, которые, раскромсав секирами одного из стражников, пошли на него. Обегать их, тормозить уже почти ничего не чувствующей ногой, пропускать черное железо и вонзать под чешую свое у него отняло достаточно времени, чтобы, в очередной раз подняв глаза, он не увидел ни тьму, ни Унномтюра. По лапе, по зубам, по мордам!
Еще несколько быстотечных мгновений были наполнены для Фьольвира скрежетом металла, сопением, взмахами лап и сухим уколом вахеновского языка. Потом тьма вдруг вздулась в стороне огромным куполом, руки ее вскинулись, а на тыковке головы обозначился красный рот.
‒ Ловите его! ‒ прогремело в небе.
Унномтюр поскакал от купола вертлявой блохой. Под мышкой у него посверкивала шкатулка. Руки тьмы тщетно пытались его перехватить.
‒ Во-о-ор!
Тяжелые кляксы мрака принялись расцветать у Унномтюра на пути, но он умело уворачивался, менял скорость бега, а где надо пробивал себе путь всплесками света. Большая часть вахенов прекратила сражение и потянулась за ним. Оставшиеся выстроили что-то вроде заслона для тех, кто решил бы помочь Унномтюру и отвлек чешуйчатое воинство тьмы на себя. Впрочем, призывать на помощь беглецу со шкатулкой было почти некого. Две трети соратников Фьольвира уже канули под черным вахенским железом, а те, кто были еще способны держаться, представляли из себя уставших, измученных и израненных людей, едва стоящих на ногах.
‒ …насон! ‒ услышал Фьольвир неясный крик.
‒ Да! ‒ отозвался он.
‒ …овся! ‒ прилетело сквозь занавесь раскинутого тьмой хелька.
‒ Что?
Ответа не последовало. Вместо него раздалось шипение тьмы:
‒ Не сбежишь!
Унномтюр тусклой искрой вмыл ввысь в узкой прослойке сумрака. Вахены, сбившись в многолапые сгустки, рыча, преследовали его и оставляли все меньше пространства для маневра. Число их явно возросло. Тьма проращивала шипы и колья, тынула зыбкие и липкие нити. Шкатулка посверкивала. Фьольвир видел, что Унномтюр устает, и прыжки его все короче. Тьма же, заходя то с одного, то с другого бока, подбиралась к нему все ближе.
Фьольвир думал уже, увлекая за собой остатки людей, собранных Унномтюром, ринуться на заслон. И с сапогом обжоры-усача он, пожалуй, пробился бы, но, скорее всего, далее остался бы один на один с сотнями, а то и тысячами вахенов. Что же делать? Где же выход? Подскажи, Унномтюр!
‒ Унномтюр! ‒ крикнул он, до одури напрягая горло.
‒ И-и-и!
Голос Унномтюра оборвался. Он пропал, погас, растворился во мраке, но внезапно из густого, темного киселя, заварившегося на месте его исчезновения, выскользнула и поплыла в сторону Фьольвира звездочка. Сверкнув над головами и копьями вахенов, она превратилась в шкатулку.
Кажется, напрочь повредив ногу в штире, Фьольвир с воплем оттолкнулся, взлетел и поймал ее в объятья. Рухнул, правда, так, что несколько мгновений не видел никого и ничего вокруг. Первой мыслью было: бежать к двери! Шкатулка у него, бежать! Но потом он сообразил, что добежать попросту не сможет. К тому же смысла в бегстве не было никакого. Он же может открыть шкатулку здесь!
‒ Мое! ‒ завопила тьма.
Вахены ринулись к Фьольвиру.
Немногочисленный отряд встал на его защиту. В плывущей, вихрящейся дымке высверками Фьольвир замечал то вахена, заносящего меч, то скользящего по черной крови мужчину, то знакомца-усача, проседающего под ударами копья. Сам он, отползая подальше от сражения, пытался открыть шкатулку.
Крышка не поддавалась. Ни в какую.
‒ Смер-рть!
Тьма нахлынула, взвизгнула, словно обжегшись, закрутилась и вцепилась в спину и в волосы, оттаскивая от шкатулки.
‒ Отда-ай!
Сделалось темно. Только руны просвечивали едва-едва.
‒ Нет!
Фьольвир оттолкнул тьму и вслепую попробовал поддеть крышку топориком, но лезвие не смогло найти щель и соскользнуло.
‒ Отдай!
Тьма поймала его за плечи. Когти ее были остры. С каждым щипком в ее пальцах оставался капающий кровью лоскут. Тьма, видимо, решила ободрать его заживо.
‒ К войца-пекка!
Фьольвир оскалился, отмахнулся топором и вновь занялся шкатулкой. Творение Телеотта не желало впускать в себя ни ноготь, ни железо. Казалось, не имелось в ней никакой пустоты, и крышка просто была фальшивой.
‒ Да как же тебя открыть, тварь? ‒ чуть не заплакал вслух Фьольвир.
‒ Никак, ‒ шепнула тьма. ‒ Смотри.
Она помахала перед глазами Фьольвира длинной мясной лентой.
‒ Это ты, герой, ‒ засмеялась она. ‒ Ты сейчас видишь себя со стороны. Непривычно? Больно? Отдай шкатулку!
‒ Нет!
В кровавом тумане перед взором Фьольвира произошло шевеление, и он увидел своего двойника, который с хрустом костей упал рядом со шкатулкой. Наконечник копья вошел ему под лопатку, и, двойник, дернувшись, заскрипел зубами.
‒ Дурень, ‒ произнес он синими губами. ‒ Все ж на виду. Руна «энхуз», неправильная руна. Ее…
Договорить ему не удалось. Копье вскинуло двойника вверх и увело его обмякшее тело по воздуху, но Фьольвир уже знал, что делать. Он заколотил обухом топора по шкатулке, стараясь попасть по рубинам, составляющим рунный узор.
‒ Отдай!
Тьма навалилась, обжала, стиснула холодом сердце. Фьольвир почувствовал ее острые зубы на щеке, на скуле, на шее. Теплая, чуть светящаяся кровь брызнула из-под подбородка. Он покачнулся, сознание выключилось и включилось, замерцало. Непонятно как, но у него все же нашлись силы на последний удар. Фьольвир Маттиорайс ‒ герой! Алыми осколками выстрелил драгоценный рубин.
Тьму вдруг отбросило, оттащило в сторону кряжа, из шкатулки ударил в небо сноп яркого, золотого пламени. Попадали друг на друга вахены, закружились листвой йотунги и мертвецы. Бесхозные мечи и секиры завели в небе хоровод.
Фьольвир закрыл глаза и открыл глаза. Мимо проплыла гигантская нога в кожаном штире.
‒ Что это? Тьма? ‒ услышал он подобный грому голос.
‒ Похоже, братец, мы едва не потеряли мироздание, ‒ ответил ему другой. ‒ Видишь кряж?
‒ Вижу!
Из пламени появлялись все новые исполинские мужские и женские фигуры, косматые, воздушные, крылатые силуэты. Фьольвир то окунался в забытье, то выныривал из него, улавливая:
‒ Дорогой, твое копье!
‒ Накки, бери правое крыло!
‒ Надо загнать тьму обратно за кряж.
‒ Стергрун, ты слева!
‒ Хэн, тебя бы пустить первым…
‒ Не надо его первым, он еще договорится.
‒ Ха-ха-ха-ха!
Сознание звенело, мерцало, трещало, рассыпало солнечные блики. Гасло. Боги гудели, кричали, плясали под веками, ухали, фыркали и весело проводили время. Фьольвир думал: как дети.
А так-то боги. А он ‒ герой.
‒ Давай, открывай глаза.
Его похлопали по щекам, и Фьольвир с трудом очнулся, чтобы обнаружить рядом с собой как ни в чем не бывало сидящего усача. Тот что-то с аппетитом ел, не забывая при этом комментировать не совсем четко видимое Фьольвиру происходящее.
‒ Смотри, ‒ говорил он, ‒ теперь наши справа давят. Это Наккинейсе с прочими. Воительница! Давно говорил уважаемым, что тьма расползлась, осмелела. Они же смеются: в прошлый раз так дали, куда ей! А оно вон что.
Голос отдалился, но скоро вернулся.
‒ А слева, видишь, Стергрун. Слышишь: бум, бум? Это он, значит, молотом. Не хотел бы я попасть под его молот. Была голова ‒ нет головы. От тьмы только клочья летят. Да, это хорошо. Это я понимаю.
Вдох, выдох.
‒ А в центре, понятно, Йорун со своим отрядом. Там все как на подбор ‒ гиганты и полубоги. Вахенам, честно, не завидую. Может, в этот раз и кряжу высоту укоротят. Я бы укоротил. Опасно, конечно…
Славно, подумал Фьольвир.
Мир спасен. Я ‒ герой. Боги ка-ак выскочат, и давай тьму кошмарить. Правильные боги оказались. А шкатулка ‒ дурацкая. Надо же додуматься… Интересно только, как там Унномтюр?
‒ Эй-эй!
Фьольвир разлепил глаза.
Обжора, нависнув над ним, какое-то время вглядывался в него, потом ткнул пухлым кулаком куда-то в область плеча ‒ Фьольвир не почувствовал.
‒ Ты давай, уважаемый, не раскисай, ‒ сказал усач. ‒ Сейчас все закончится, тобой тоже займутся. Ты же кто?
‒ Фьольвир Маттиорайс, ‒ прошептал Фьольвир.
‒ Э, уважаемый, ‒ улыбнулся усач, ‒ ты ‒ герой. Настоящий.
‒ Я не хотел…
‒ Ну, бывает. Хотел, не хотел, а стал. Так что ты держись. Герои, уважаемый, вообще не умирают.
‒ Я знаю, ‒ одними губами произнес Фьольвир.
И умер.