Коггфальтаддира медленно разворачивало течением. Одна из гигантских задних лап сложилась с тяжелым плеском. Впереди, чуть правее, севернее, показался крохотный островок — неровная линия прорастающих из воды скал.
— Давай-ка мы немного поправим нашего пловца, — сказал незнакомец. — А то тут можно застрять.
Прихватив Фьольвира, он вернулся к разбитой бляшке. Все вокруг было измазано оранжевой кровью чудовища. Опустившись на колени, незнакомец, сморщившись, сунул руку в проделанную топориком дыру.
— Арнасон!
— Да, — отозвался Фьольвир.
— Попрыгай на пятнах слева от меня.
— Опять?
— О, Йорун! Да!
Фьольвир шумно вздохнул, выказывая недовольство. Кем его взяли? Героем ли? Он встал на одно из пятен и прыгнул. Тонкая кожа продавилась под свейками, проступающая жила скользнула в сторону.
Ничего не произошло.
— Еще! — потребовал незнакомец.
Сам он лег на бляшку чуть ли не всей грудью. Подбородок его украсила кровь чудовища и стало казаться, будто он победил Коггфальтаддира, загрызя его насмерть.
Фьольвир прыгнул снова и ощутил, как мертвый монстр под ним внезапно дрогнул, шевельнув конечностями.
— Еще!
Незнакомец ушел рукой в чудовище чуть ли не по плечо, стараясь добраться до нервного узла. После третьего или четвертого прыжка крушитель кораблей и морозный ужас дернул лапами уже слитно и вопреки течению загреб к северу. Скалистый островок стал ближе, но незнакомцу и этого показалось мало.
— Ну же, Маттиорайс! — крикнул он.
Фьольвир выругался и, разозлившись, какое-то время скакал с пятна на пятно, как заведенный, стараясь попадать пятками прямо на жилы. Пот струился по его лицу, полы везинга хлопали крыльями.
— Так, да? Так? — выдыхал он между прыжками. — Или еще? Конечно, еще! Мы по-другому не умеем! Мы же, раненые, пляшем. Три стрелы… мечом всю бочину разворотили… Но это будто и ничего…
Он не сразу услышал, как незнакомец кричит ему «Хватит!». Упал, свалился, чувствуя, как на остаточном ходе под чудовищем мощно сокращаются и распрямляются лапы. Какое-то время в ушах у Фьольвира, перебивая все иные звуки, приливом шумела кровь, и наблюдать за тем, как незнакомец, измазанный в Коггфальтаддире по шею и выше, что-то выговаривает ему, указывая на островок, было забавно.
— Ничего не слышу! — сказал он спутнику.
Тот притопнул ногой и снова махнул рукой, беззвучно открывая рот.
— Ты же сам хотел! — улыбнулся Фьольвир.
Тогда незнакомец приподнял его за шиворот. Островок был уже на расстоянии где-то двухсот шагов. Из голубовато-серого он стал просто серым, местами сизым и разбился на отдельные скалы, выступы и береговую линию, усеянную обломками. Черными точками кружили птицы.
— …туда не надо! — прорезался вдруг голос незнакомца.
— А кто говорил: «Скакать»? — удивился Фьольвир.
— Потому что — вот!
Тошнотворно пахнущий спутник вздернул Фьольвира и развернул его голову от острова.
Сначала Фьольвир ничего не увидел. То есть, увидел темное море, покрытое стылыми бликами, и скрюченную, застывшую в одном положении лапу Коггфальтаддира. Но потом, когда взгляд его прояснился, а незнакомец подтянул ближе к краю, невдалеке он заметил несколько кипящих пеной струй, обозначающих, что там, едва скрытый под поверхностью воды, находится скальный гребень.
Фьольвир вздрогнул, представив, что было бы, насади они чудовище на один из подводных зубцов.
— Понял? — спросил незнакомец. — Я хотел аккуратно обойти. А ты нас сейчас до острова разогнал. Влепимся, сам выбираться будешь.
— Так надо… — сказал Фьольвир.
— Не надо. Может, пронесет.
Коггфальтаддир плыл по волнам. Остров приближался, обретая все больше деталей. Скалы сделались морщинистыми и неряшливыми, выеденными солью и ветром, слой водорослей покрыл прибрежные камни. Несколько птиц, клювастых и наглых, прошли над путешественниками на бреющем. Их резкие крики разнеслись по воздуху. Фьольвир попытался отпугнуть птиц, кидаясь каменными осколками.
— Не надо, — сказал ему незнакомец.
Какое-то время они наблюдали, как тает расстояние до короткой, вытянувшейся в море каменной косы, но затем течение снова подхватило чудовище и повлекло его прочь от острова.
Фьольвир шумно выдохнул. Незнакомец покачал головой.
— Еще один гребок, и точно сели бы, — сказал он.
— Но теперь-то — все? — спросил Фьольвир. — Не сядем?
Незнакомец, кивнув, посмотрел вдаль.
— Ранним утром достигнем Хельматьйодифьорда, там, пожалуй, придется вплавь добираться до берега.
Он нашел складку в шкуре чудовища, с трех сторон закрытую от ветра, и с комфортом устроился в небольшой впадинке. Ногами незнакомец вытянул складку так, чтобы в ней образовалось место и для Фьольвира.
— Ложись, арнасон.
Фьольвир потоптался и решил принять предложение. Он лег, кутаясь в везинг, с мешком с остатками припасов.
— Дальше — кааряйны?
— Да, арансон, — сказал незнакомец. — Дальше кааряйны и почти весь мир. И все против нас.
— И Мтаг.
— Верно. И Мтаг.
— Я должен его победить?
Незнакомец сложил руки под косматым затылком.
— Ты поспи, арнасон. Сейчас можно. Нас пока никто не потревожит. Это время как нельзя лучше подходит для сна.
Фьольвир поворочался.
— А почему не потревожат?
— Потому что некому, — сказал незнакомец, зевнув. — Мтаг — не бог. Какую нечисть смог на нас наускать, ту и науськал. Он сейчас спешит, спешит.
— Куда?
— Много вопросов, арнасон. Дай и мне поспать.
— Нет, это, конечно, правильно, — сказал Фьольвир. — Но я герой или не герой? Моя цель — Мтаг?
Незнакомец повернул голову. На пустом лице прорезался глаз.
— Наша цель — шкатулка. И только она. А герой ты или не герой, я не знаю. Героям полагается божественная помощь…
— Ну!
— А у тебя — только я, — сказал незнакомец, закрыл глаз и повернулся к спутнику спиной.
Фьольвир помолчал.
— Но ты же — Унномтюр, — пробормотал он.
Незнакомец фыркнул.
— Говорю, это шутка была. Все, арнасон, я сплю.
Какое-то время Фьольвир лежал, не шевелясь. Небо то хмурилось, то светлело, сыпала с него мелкая снежная крупа, белыми островками намерзая в складках одежд. Незнакомец не дышал, словно умер. Фьольвир думал о Хейвиске, об отце с матерью, и горечь копилась в нем, как слюна во рту. Пусть его родные уже в Тааливисто, но зачем, зачем кааряйны так поступили с ними? Не было же вражды. Неужели, как боги пропали, так пропало и добрососедство?
— Кааряйны, — прошептал он.
Коггфальтаддир как ни покачивался, убаюкать его не смог.
— Эй… Унноммтюр, — позвал Фьольвир.
Когда он уже подумал, что ответа не будет, незнакомец, вздохнув, сказал:
— Да, арнасон.
Фьольвир приподнялся на локте, стараясь заглянуть своему спутнику в лицо, хотя видеть там было нечего. Да и представился ему один лишь затылок в спутанном колтуне волос.
— Кааряйны, они ж не сами по себе?
Незнакомец повернулся на спину.
— Нет.
— Это потому, что ты там был?
— Второй раз спрашиваешь. Нет, арнасон, я как раз опоздал. Прости.
— Они пришли не за тобой?
Какое-то время незнакомец молчал, и снежные хлопья ложились на его лицо нетающей белой маской.
— Знаешь ли, — наконец произнес он, — когда-то давно для спасения мира в локальных концах света, которые в большей степени происходили от самих же богов, Йорун придумал героев, которые были плотью от плоти этой земли, только наделялись некоторыми особыми способностями. Я уже объяснял, но ты, видимо, туговат на ухо. Бывает. Эти божественные способности давали героям возможность предотвратить обрушение сущего во тьму и избавляли Копьеносца от того, чтобы все исправлять самому. Ну, и всех остальных избавляли тоже.
Фьольвир лег снова.
— А почему Йорун не желал или не хотел спасать мир сам? — спросил он.
— В защиту Йоруна я скажу, что он не то, чтобы не желал или не хотел кого-то спасать, а в большинстве случаев просто не мог этого сделать.
— Он же бог, — сказал Фьольвир.
Незнакомец легко стукнул его по голове.
— Ты сначала дослушай. И не перебивай. Что может Йорун, если он с вахенами воюет? Что могут его братья, если они там же? Но ты-то требуешь спасать мир здесь и сейчас, и тут же крик поднимаешь, если это «здесь и сейчас» не происходит.
— Я не… — начал было Фьольвир, но незнакомец воздел руку с растопыренными пальцами, призывая к тишине.
Снег падал, ветер сносил его в сторону. Дурная птица над Коггфальтаддиром нарезала широкие круги, словно следила, чтобы он не повернул обратно к острову.
— Я не про тебя конкретно, — сказал незнакомец. — Но мольбы и обращения к Йоруну, думаешь, до него не доходят? Ведь хуже чесотки! То стоны, то упреки! Помоги, Йорун! Убереги, Йорун! Как же так, Йорун? Ну и проклятия, само собой. В сердцах, понятно, но приятного все равно мало. Да. И я вот думаю, что все мелкие божки были измыслены Йоруном, чтобы по всяким пустякам на вас не отвлекаться. Им молились, с них и спрашивали. Это я, кажется, тоже уже говорил.
Он помолчал.
— Да. А Йорун как бы над. Ну, не отвечать же ему, в самом деле, за неурожай где-нибудь в Йолендолле или за лавину, не вовремя закупорившую перевал в горах? Согласись, с божественной высоты Йоруна это не стоит даже взгляда мельком. Какой-то неурожай и какая-то лавина! Его уровень — это…
— Баланс.
— Хм. Баланс… Да, баланс и глобальные проблемы.
— Как вахены?
— Как вахены. Как изначальная тьма. Или как Хэнсуйерно с его периодическими попытками извести весь род людской. Могу тебе сказать по секрету, что Хэн спит и видит, как количество мертвецов в его армии превышает количество живых воинов в армии Копьеносца.
Незнакомец фыркнул, видимо, находя это смешным.
— Так мертвых и так больше, чем живых, — сказал Фьольвир.
— Нет, мой дорогой арнасон. Большинство мертвецов э-э… мертвы, пока их помнят те, кто живы. Для таких, конечно, существует и Тааливисто, и общее место, и пиршественные столы. Потом… Потом случается потом.
— Мертвецы умирают совсем?
— Увы. Превращаются в пепел, в золу, в песок, в первоматерию. В общем, в материал, из которого Хэнсуйерно выпекает своих чудовищ. Так что мертвецов мало, арнасон. Ты-то всех ли своих людей помнишь?
Фьольвир задумался.
— Всех, — твердо сказал он. — Детей, может быть, не всех. Но взрослых — всех.
— Это пока.
— Погоди, — сел Фьольвир, внезапно осипнув от страшной догадки. — Значит, если я умру и помнить обо мне станет некому, то я не попаду в Тааливисто?
Снег на лице незнакомца разъехался кривой улыбкой.
— Ты — кто, арнасон? — спросил он.
— Фьольвир Маттиорайс, — ответил Фьольвир.
— Пффф!
Звук, изданный незнакомцем, говорил о том, что Фьольвир хоть тысячу раз может повторить свое имя и фамилию, но ни на шаг не приблизится к пониманию, кто он такой.
— Я — Фьольвир Маттиорайс, — нахмурился Фьольвир.
— Дубина ты, — беззлобно сказал незнакомец. — Ты — герой. А у героев свои отношения с посмертным миром. Не беспокойся. В Тааливисто ты точно попадешь. О героях, видишь ли, и боги помнят.
— Только что ты говорил, что не знаешь, герой я или нет, — пробормотал Фьольвир.
Спутник потянул его вниз, заставляя опять устроиться во впадинке. Когда Фьольвир лег, тот надвинулся и, словно делясь секретом, перешел на шепот:
— Я, вообще-то, надеюсь, что ты герой. Но здесь как? Некоторые условия соблюдены, а некоторые нет. Остается надеяться, что ты все-таки герой. Мы должны попытаться. Хотя боги… ну и божественная поддержка…
Вглядываясь в пустое лицо, Фьольвир зашептал тоже:
— Меня убьют в первой же стычке. Я не слишком опытный воин. Против одного может и выстою. Но если двое или трое… или топор и щит…
— С этим я помогу.
— Как?
— Вселюсь в тебя, арнасон. Все-таки биться меня учили Йорун и Стергрун.
— Ты сказал, что они били тебя.
Незнакомец кивнул.
— Это тоже учеба, арнасон! И по поводу вмешательства или невмешательства Йоруна. Вот представь, что тебе в палец впилась заноза. Чтобы избавиться от нее, у тебя есть игла и есть молот, которым, в лучшем случае, ты оттяпаешь палец вместе с занозой, а в худшем случае — лишишься кисти. Так вот игла — это герои. А Йорун — это молот. Молотом, знаешь, если бить от всей души, можно сковырнуть города и поселения, даже этого не заметив. Так что нет, оставим Йоруну — Йоруново. У него — свои задачи и вахены. У нас — свои. Все? Я удовлетворил твое любопытство?
— А кааряйны? — спросил Фьольвир.
— Они сейчас под властью Мтага, — сказал незнакомец. — Я как раз хотел объяснить, а ты меня сбил. Да, хотел объяснить. А! Вот что. Области, где скоро появятся герои, как бы известны загодя. Это можно ощутить. Это как затишье перед бурей, понимаешь? Еще ничего не произошло, а Утойя уже вывела нить судьбы. Я это чувствовал, Мтаг это чувствовал. Четыре места было, где я мог найти героя, и всюду Мтаг был первым. Ихиль, Мегмо-Эсса, Джавараххан и твой Бьеннтестад. Всюду слуги Мтага прошли мечом, предупреждая появление героя. Ведь если все люди в селении мертвы, некому стать героем. Ничего не рождается из пустоты. Необходимо хотя бы зерно. Так что миру повезло с тобой, арнасон. Только ты спать не хочешь.
— Но ведь если…
— Спи!
Спи. Легко сказать. Фьольвир посмотрел в спину незнакомца и отвернулся сам. Шкура Коггфальтаддира затемнела перед глазами. Вблизи она вся была в трещинках и серой шелухе. Фьольвир от нечего делать подцепил отставшее пятнышко ногтем и неожиданно оторвал целую ленту омертвевшей кожи. Тьфу, гадость! Это напомнило ему о собственных ранах, и он, задрав везинг, долго водил ладонью по правому боку, по рубцам, а потом через штаны пытался угадать, где сидела стрела. Даже ногу переменил, потеряв уверенность. В этой сидела? В той? Ничего уже не чувствовалось.
Он вдруг подумал, что умер. Кааряйны все же убили его. Подумал, что не все в Тааливисто попадают на лодке. Некоторым, и ему, в том числе, видимо, уготован окольный путь. На чудовище. С сопровождающим. То есть, с проводником. Знать бы только, в чем причина его провинности.
Или это награда?
В историю со шкатулкой Телеотта Фьольвир не то, чтобы верил. Предполагал, что нечто подобное могло быть. Только незнакомец зачем-то выставил богов недалекими, обуреваемыми страстями существами. Один от жены бегает, другой мировую злобу затаил из-за проигранного соперничества. Люди-то понятно, но боги? Боги! У них вахены в дверь стучатся.
В сказаниях, конечно, тоже странностей хватало. Стергрун вот скалу расколол зачем-то. Йорун в борова превращался. Супруга Хэнсуйерно спала с тремя сотнями воинов. Еще птицеголовых истребили из-за того, что они служанку, ваэ-кири, из дворца украли. Украли двое, и чуть ли не по любви, а истребили братья в великом гневе всех. Теперь хоть обыщись птицеголовых, вряд ли найдешь.
Но то сказания, в них люди богов себе ближе делают, а поступки их, в силу скудного ума, как поняли, так от старших к малым и передают. Может, правды в сказаниях не осталось уж вовсе, все переврано и переиначено. Надо бы, пожалуй, расспросить спутника, что было и чего не было. Так ведь тоже…
Фьольвир стер с лица сыпнувший из-за складки снег, пожевал губами, съежился, чувствуя холод. Так ведь тоже, продолжил он мысль, не очень-то любит своих хозяев Унномтюр. Шпыняли его, наверное, почем зря. Хотя вот отец Фьольвира шпынял, гонял, один раз даже так палкой по лбу треснул, что дерево удара не выдержало, и ничего. Фьольвир готов хоть сейчас родителю в ноги упасть.
Нет, ничего не понятно.
— Холодно? — дохнул вдруг в ухо незнакомец.
— Шкуру бы, медвежью, — сказал Фьольвир, стукнув зубами. — Аттитойне к зиме всему поселению шкуры раздавал. Мохнатые, теплые. С себя снимал, как будто на нем сто шкур было. И не кончались.
— Ну, шкуры у меня нет, — сказал незнакомец. — Так что, прости уж, но я тебя просто обниму.
— Зачем?
— Околеешь, арнасон.
Фьольвир хотел возмутиться, но спутник уже прижался к его выгнувшейся спине, ткнулся в загривок лбом, и тепло от него волной разлилось по телу. Рука незнакомца просунулась под мышку. Фьольвир хотел было ее скинуть, но, подумав, только вытянул из-под нее связанный Хейвиской шнурок.
Ему вдруг вспомнилось, как однажды, года два, наверное, назад, летом, а может и год всего, Хейвиска вытащила его к их тайному озерцу. Он еще недовольно фыркал всю дорогу и собирал лицом растянутую на ветках паутину.
— Давай, Виро, ну же! — смеялась Хейвиска, убегая вперед.
Она уже на полпути принялась сбрасывать с себя одежду. Смелая. Юбку одну, юбку другую, потом — фенрику, потом — повенсу. Фьольвир сердито подбирал их.
— Виса! Виска! Ну нельзя же так!
— Можно!
В конце концов, Хейвиска, взмахнув руками, растворилась между деревьев. Фьольвир прибавил шагу, высматривая жену. Озеро распахнулось и ослепило его, гладь воды, будто начищенное блюдо, отражала солнце. Даже смотреть было больно.
— Иди сюда, Виро!
Скинувшая последнюю нательную рубашку, Хейвиска плюхнулась в воду. Живыми огнями рассыпались брызги.
— Ты с ума сошла, — сказал Фьольвир, торопливо дергая ноги из свеек.
— Да! — крикнула Хейвиска.
— Ну, смотри!
Фьольвир через голову стянул рубаху. Веревочному узлу на штанах хватило одного движения. Вода уже была прогретая, теплая, приняла горячее от желания тело, словно воздух.
Ах! Фьольвир нырнул и вынырнул рядом с Хейвиской, которая шутливо подалась от него прочь. Мокрые от воды волосы стегнули по груди.
— Куда?
Он поймал ее за запястье, притянул к себе, преодолевая кажущееся сопротивление.
— К Стергруну! — рассмеялась Хейвиска, упираясь в живот ему ладонью.
— Я за него, — сказал Фьольвир.
— А ты кто?
— Муж.
— Чей?
— Твой.
Фьольвир обнял жену.
— Ой! Чувствую мужа! — сказала Хейвиска, приподнимаясь.
Глаза ее засветились, губы нашли губы Фьольвира. Дальше уже было не до слов, хотя Фьольвира так и подмывало спросить, почему это она собиралась сбежать к Стергруну, а не к Йоруну или не к их женам.
Потом они, обсыхая, лежали на расстеленном везинге и смотрели в небо.
— Знаешь, Виро, — сказала Хейвиска, — если я попаду в Тааливисто раньше тебя…
— С чего это? — приподнялся на локте Фьольвир.
— Ты слушай! Я за стол не сяду, буду ждать тебя там. И ты за стол ни с кем без меня не садись!
— В Тааливисто? — улыбнулся Фьольвир.
— А что?
— Ты хочешь быть со мной и после смерти?
— А ты нет?
— Я хочу как можно дольше быть с тобой в жизни.
— Знаешь, Тааливисто — это тоже важно, — серьезно сказала Хейвиска.
Фьольвир наклонился к ней.
— Хорошо, — пообещал он.
Сон сморил его быстро. И в этом сне ему пригрезился вышедший к озеру Аттитойне. Косматый ваэн какое-то время бесшумно бродил около, потом, что-то ворча под нос, присел, застыл рядом бурой глыбой. Посапывая, Аттитойне смотрел на воду, но одним золотистым глазом нет-нет и косил на людей. Выждав немного, он сдвинулся, потом сдвинулся, качнувшись, еще и, наконец, прилег рядом. Мохнатая лапа его перекинулась, стукнула Фьольвира по плечу. Проснувшись от этого, Фьольвир никакого Аттитойне, конечно, не обнаружил, но с краю в везинге застряло несколько бурых волосков.
За ночь снег укрыл Фьольвира с головой, налип на волосах и одежде слоем в палец, льдинками вмерз в бороду. Фьольвир даже дырочку продышал. Проснулся он от того, что незнакомец с хрустом сел и толкнул его в бок.
— Поднимайся, арнасон.
— О, Йорун!
— Нет, не он. Я.
— У тебя нет имени, — пробурчал Фьольвир. — И тело чужое. Кто ты?
— Ну, точно не Йорун.
Незнакомец встал и потянулся. Снег хлопьями посыпался с него. Пустое лицо обернулось к встающему из-за моря солнцу. Багряная полоса расцветала и ширилась в чистом небе.
— Посмотри, арнасон, — сказал незнакомец, — посмотри, какая красота. Скоро всего этого не будет.
— Я понял, понял.
Фьольвир, морщась и преодолевая ломоту в теле, встал, отряхнул задубевший везинг, освободился от промерзших свеек и босиком протопал по снегу в заросли щетины, к краю загривка мертвого Коггфальтаддира, а там помочился с него в воду. Правда, кажется, до воды так и не достал.
— Чего ты понял? — спросил незнакомец, когда Фьольвир, ежась, вернулся к складке и принялся выковыривать из смерзшегося снега мешок с остатками припасов.
— Что мы… и, в общем, все на нас, — сказал Фьольвир.
Он выдернул мешок, а за ним — баккель.
— Да, все на нас, — кивнул незнакомец.
Расставив руки в стороны, он повернулся, словно холодное северное солнце каким-то образом обогрело его со стороны груди и теперь должно было заняться спиной. Фьольвир встряхнул баккель.
— Вода замерзла.
— Было холодно, — сказал незнакомец.
— Это Мтаг?
— Возможно. Хотя у него полно других дел.
— Каких?
— Я не сказал? — удивился незнакомец.
Фьольвир фыркнул.
— Ты сказал, что я должен спать. — Он вытащил из мешка два мясных ломтя. — И еще, что расскажешь потом.
Незнакомец взял у Фьольвира протянутый ломоть.
— Последние? — спросил он.
— Больше нет, — сказал Фьольвир.
Какое-то время они молча жевали промороженное мясо. Фьольвир пытался ощутить хоть какой-то вкус, но словно бы грыз дерево. Длинные и ломкие, темно-красные волокна были похожи на стружку из-под топора. Незнакомец посасывал свой ломоть, прищелкивая языком.
— Вкусно!
— Угу.
Снег отдавал в ступни режущим холодом. Фьольвир переступил ногами, потом разгреб снежный покров до шкуры чудовища, надеясь, что в ней еще живут хоть какие-то остатки внутреннего тепла. Шкура оказалась ледяной. Незнакомец с интересом смотрел, как Фьольвир, усевшись на пустой мешок, мнет и по очереди дубасит свейки обухом топорика.
— Мтаг спешит к воротам во тьму, — сообщил он.
— Зачем? — спросил Фьольвир. — Он хочет, чтобы вахены сожрали его первым? Или что, хочет встать на пути вахенов?
— Кто? Мтаг?
Незнакомец расхохотался.
— Ты умеешь удивить, арнасон! Чтобы сожрали — это я еще понимаю. Но чтобы встать, как братья, на пути тьмы… Нет, арнасон, ты слишком хорошо думаешь о Мтаге. Хэнсуйерно не брал к себе учеников, чьи помыслы были бы чисты.
— Тогда зачем? — нахмурился Фьольвир.
— А ты подумай. Дай-ка, — попросил незнакомец отложенную в сторону свейку.
Фьольвир подкинул свейку вверх. Унномтюр поймал ее, легко встряхнул кисть правой руки, которая вдруг стала одного цвета с рассветной дугой на небе, и сунул ладонь внутрь опушенной кромки.
Из свейки чуть ли не сразу повалил пар.
— Эй-эй! — потянулся вверх Фьольвир.
— На! — незнакомец скинул нагретую свейку спутнику и выхватил у него из пальцев вторую. — Надевай, арнасон, нам предстоит долгий путь.
— Горячая! — окунул лицо в пар Фьольвир.
— Возьми еще одну.
Брошенная незнакомцем свейка шлепнулась в снег. Фьольвир, не мешкая, натянул обувь на ноги и почувствовал, как тепло обнимает застуженные ступни.
— О-о-о! Почему бы тебе не стать богом нагретых свеек?
— Потому что я не бог, — сказал незнакомец.
Перешагнув складку, он добрался до головы Коггфальтаддира и встал там, глядя на воду впереди.
— Знаешь, чего хочет Мтаг? — спросил он. — Он хочет продать себя тьме подороже. Возможно, хочет выторговать себе уголок, в котором смог бы безраздельно править. Для этого и нужна шкатулка.
— Он хочет подарить богов тьме?
— Не подарить, нет. Предложить сделку.
По хрустящему снегу Фьольвир добрался до места, где встал незнакомец. Впереди и слева над рябью моря проступали очертания скалистого берега. Очертания были узнаваемы. Хельматьйодифьорд. Все когги проходили здесь. Раньше на каменном выступе, похожем на язык, высунутый к воде, любили устраивать лежбище морские альвы.
Потом их перебили.
— А разве с тьмой можно договориться? — спросил Фьольвир.
Незнакомец повел плечом.
— Мтаг считает, что можно.
— С вахенами?
— С той силой, что управляет вахенами.
— Но тогда…
— Что?
— Почему Йорун не смог договориться?
— О, Фьольвир, — грустно улыбнулся незнакомец. — Как можно договориться с тем, чьим непременным, непреложным условием выступает смерть не только твоя, но и всего твоего мира? Других миров? Тьма есть тьма. Что мог предложить ей Йорун? Границы? Взаимное уважение? Что она могла предложить ему?
— Но если вахены живут во тьме…
— То, что?
Фьольвир замялся.
— Ну, значит, там тоже есть жизнь.
Хохот незнакомца снова разнесся над морем. Солнце подсветило волны, и, казалось, что Коггфальтаддир медленно плывет по дорожке из расплавленного золота.
— Вахенов, мой арнасон, назвать живыми у меня вряд ли когда-нибудь повернется язык. Это… — незнакомец поискал сравнение. — Это даже не животное. Это инструмент. Как палка. Как топор. Не больше.
— А сама тьма? — спросил Фьольвир. — Она живая?
Незнакомец погасил улыбку.
— Говорят, все боги вышли из тьмы, — сказал он. — Старшие боги. Не Йорун и даже не его отец Хафьйод. Еще старше, еще древнее. Боги богов. Боги богов богов. Вот они вроде бы были из тьмы.
Фьольвир поежился. Ему представилось, что на плечах братьев-богов стоит Хафьйод, а на его плечах стоит еще кто-то, а на плечах этого кого-то, уходящего фигурой и головой в небесный свод, стоят еще и еще — более мощные, более грозные, с пальцами-колоннами, ногами-скалами.
— А где эти боги? — спросил он.
— Умерли, убиты, ушли…
— Во тьму?
Незнакомец, хмурясь, задумался.
— Нет, арнасон, вряд ли, — сказал он, огладив складки на голове Коггфальтаддира. — Многие, скорее всего, создали собственные миры и поселились там.
— А они не могут нам помочь с тьмой?
Незнакомец, не отвечая, долго смотрел в рассветное море. Золотая рябь словно стала ярче. Солнечный свет белил скалы береговой линии, и на них было больно смотреть. На скалах проступали черточки сосен. Мертвое чудовище с пассажирами на загривке течение все ближе и ближе подтаскивало к берегу.
— С теми богами все сложно, — наконец произнес незнакомец. — Они… Представь, что ты — муравей, арнасон, и хочешь докричаться до человека. Или нет, не так. Представь, что наш мир — это одна песчинка, сметенная к очагу, а древний бог — это гора за десять тысяч шагов от тебя. Думаешь, гора услышит скрип песчинки? Для нее и тьма, пожалуй, не совсем тьма. Нам неоткуда ждать помощи.
— Жалко, — сказал Фьольвир.
— Не жалей! Станешь героем, запируешь в Тааливисто. Сагу о тебе сложат.
Незнакомец принялся спускаться по брюху Коггфальтаддира.
— Кто? — наклонившись, спросил Фьольвир. — Кто сложит?
Незнакомец поднял голову.
— Люди.
— А как они узнают?
— Об этом уж Йорун побеспокоится. Нам пора.
Незнакомец перекатился по складкам на брюхе чудовища и, придерживаясь за щетину, сбежал к самой воде. Фьольвир был слишком стеснен мешком и топориком, чтобы показать такие же чудеса ловкости. К тому же грубая шкура монстра стала рыхлой, влажной, и то и дело казалось, что она вот-вот продавится под свейками.
Кристаллы льда, которыми Коггфальтаддир был утыкан, как еж иглами, расплылись белесыми потеками. Чудовище постепенно оседало, погружаясь само в себя. Рот на голове ввалился.
— Куда?
Незнакомец перехватил разбежавшегося Фьольвира, прижал к суставчатой лапе, которая ответила на тяжесть врезавшегося в нее тела шумным всплеском. На воде болтались остатки лодки, какой-то мелкий мусор и чешуя.
— А как мы?.. — Фьольвир мотнул головой в сторону берега.
Незнакомец хлопнул Коггфалтаддира по дряблой шкуре.
— Скоро Когги подойдет совсем близко.
И действительно, течение стало забирать влево, разворачивая тушу чудовища боком. С треском упала и, кажется, сломалась одна из задних лап. Берег потянулся навстречу жадной каменной клешней, но клешня промахнулась, мелькнув округлой бухтой с остовом разбитого корабля. Поверх скальной породы зеленой, спутанной шерстью в изобилии высыпали сосны. Солнце сместилось к югу, поднялось выше, выплыло из-за спин и стало свирепо светить в глаза. Незнакомец сморщился, закрываясь от него ладонью. Коггфальтаддир покачивался и булькал. Из-под него то и дело, окрашивая воду, текло розовое.
— Еще немного, — сказал незнакомец.
Он вглядывался в скалы с таким видом, будто ожидал встречающих. Фьольвир повис на лапе.
— А кааряйны? — спросил он.
— Не беспокойся, будут и кааряйны, — сказал Унномтюр.
— Они знают?
— Про нас? Конечно, знают!
Фьольвир тоже стал вглядываться в поднимающиеся из воды камни. Солнце слезило глаза. Скалы расщеплялись и сливались, шли трещинами, изломами и складками, некоторые складки, как раны, проложенные тряпками, пенились мхом. Местность выглядела не очень гостеприимной.
— Я их не вижу!
— Они сейчас не здесь, — перекрикнул порыв ветра незнакомец. — Они сейчас Мтага провожают.
— Куда провожают?
Незнакомец обернулся.
— К вратам не так уж просто попасть, — объяснил он. — Был бы Мтаг бог, то шагнул — и уже там. А человеку придется собрать ключи, открывающие Мост. Ключи, как это принято, находятся у хранителей. Четыре хранителя — четыре ключа. А пятый — в мостовой башне. Но и к хранителям попасть не просто, для этого необходимо пройти до нужного места по тонкому пути.
— Какому пути?
— Ох, арнасон, тебе хоть все с сотворения мира рассказывай. Потом объясню.
Незнакомец, присев, сполоснул руки. Фьольвир, изловчившись, опустился рядом на одно колено.
— А почему все так сложно?
— Йоруна спроси.
— Это он придумал?
Унномтюр фыркнул.
— Здесь все придумал он. За исключением того, что придумали другие. И, видишь ли, для того, чтобы получился топор, надо иметь дерево и железо. И руки, которые выплавят одно и спилят и остругают другое. Я к тому, что Йорун может пожелать топор, и возникнет топор, а если человек пожелает себе топор, то ему придется усердно над этим поработать. По другому не получится.
— Угу, — кивнул Фьольвир, омывая лезвие топора. — Значит, у нас будет время?
— Я надеюсь, — сказал незнакомец. — Но надо спешить.
Берег приблизился. В узких, вдающихся в тело скал трещинах кипела вода. Волны бились о камни. Коггфальтаддир оседал уже ощутимо, внутри него что-то потрескивало и лопалось. Казалось, мертвое чудовище предпринимает последние усилия, чтобы доставить своих пассажиров к месту назначения.
Незнакомец прищурился, вглядываясь.
— Сейчас будет песчаный язык, — сказал он. — Нам надо добраться до него. Дальше Когги унесет в море. Выплывешь, арнасон?
— Думаю, да, — кивнул Фьольвир.
Он скинул везинг, оставшись в рубахе и штанах. Повесил на шею пустой баккель, за пазуху спрятал мешок, подтянул пояс, за который сунул топорик.
Скалы вдруг подступили плотным строем, мелькнула расщелина. Несколько птиц, крича, закружили над Коггфальтаддиром. Коричневый песчаный серп возник впереди.
— Давай, — хлопнул по плечу Фьольвира незнакомец.
— Сейчас?
— Да.
До берега было крафуров тридцать. Фьольвир выдохнул и прыгнул. Вода обожгла холодом, потянула было на дно, но он рванул вверх и, отплевываясь, заработал руками и ногами. Рядом плюхнулся незнакомец. Широкими гребками он быстро вырвался вперед. Не бог, ага.
Фьольвир попробовал не отстать, но, наверное, потонул бы, если ближе к берегу приливная волна сама не вытолкнула его из моря, прокатив животом и локтями по водорослям и ракушкам. Он выполз на песок и рухнул рядом с Унномтюром, который уже деловито выжимал свой косматый плащ-хельк.
— Ну-ну, арнасон, — с усмешкой сказал тот, с носка поддев песок и кинув его в спутника, — не время лежать.
— Устал, — выдохнул Фьольвир.
Ознобная дрожь заколотила его, он съежился, подтянув ноги к груди и пытаясь согреться. Зыбкая, приятная дрема затуманила мозг.
— Арнасон!
Бросив свой хельк, незнакомец принялся поднимать Фьольвира. Дернул за волосы, шлепнул ладонью по щеке. Фьольвир вяло отмахивался.
— Я сейчас… мне немного… — бормотал он, стуча зубами.
— Герой, войца-пекку тебе в штаны! — ругался незнакомец, не давая Фьольвиру лечь обратно. — Ну-ка! Живо!
Он рывком поставил спутника на ноги.
— Я же сдохну, — шлепнул посиневшими губами Фьольвир.
— Ляжешь — сдохнешь! И никакого тебе Тааливисто.
Незнакомец стянул с Фьольвира рубаху.
— Ну зачем?
— Затем!
Скрученная, отжатая рубаха ударила вновь надумавшего прилечь Фьольвира по спине.
— Эй! — взвился он.
— Уже лучше? — отскочил, раскручивая неожиданное оружие, незнакомец. На его смутном лице расцвела хищная улыбка. — Хочешь еще?
Рубаха выстрелила снова. Тугой мокрый ком обжег Фьольвиру грудь.
— Ты! Медвежье дерьмо!
— Да?
— Еще раз…
Договорить Фьольвир не успел. Оставляя красную полосу на бледной коже, рубаха отметилась на ребрах, на рубце, на недавней ране.
— Все! — проорал Фьольвир. — Все!
Он бросился на незнакомца, который ловко увернулся и даже на мгновение успел впечатать рубаху своему неуклюжему противнику в физиономию. Это уж точно было лишнее. Фьольвир рассвирепел. Топорик прыгнул ему в ладонь.
— Все, Унномтюр, ты — мертвец.
Незнакомец отступил, накручивая ткань на предплечье.
— Коггфальтаддиру бы это сказал.
— А-а-а!
Фьольвир взмахнул топориком. Минуты три он гонял незнакомца по песку, выцеливая его бугристую, волосатую спину. Тот петлял зайцем, крутился и со смехом пропускал лезвие в ногте от своего носа, лопатки или плеча, словно чуял, когда Фьольвир решался на удар. Ну, понятно, самим богам служил мишенью.
— Я… тебя…
— Давай-давай.
— Убью…
Обессилев, Фьольвир остановился, согнулся и, бросив топорик на песок, упер руки в колени. Смотрел он исподлобья. Дыхание вырывалось из его рта короткими облачками пара. Кажется, и штаны слегка курились дымком.
Жарко!
— Все? — подступил незнакомец.
— Все, — кивнул Фьольвир.
— Согрелся?
— Я сразу… — Фьольвир перевел дыхание. — Я сразу понял, для чего ты это затеял. Я тебе… подыграл.
— Серьезно? А я вот решил, что ты с этого берега, минуя наш уговор, захотел ползти прямо в Тааливисто.
— Я замерз!
Незнакомец возник сбоку тенью и подхватил с песка топорик.
— Я пока подержу его у себя, — объяснил он. — Что-то у меня нет к тебе доверия. К тому же мне идти впереди.
Фьольвир выпрямился.
— А если кааряйны? — спросил он.
— Разберемся. Пошли.
Незнакомец накинул хельк, сцепил крючки, пряча оружие под косматой шерстью, и двинулся к расщелине в скалах.
— А рубаха моя? — крикнул Фьольвир.
— Отдам наверху, — отозвался незнакомец, вскинув обмотанный кулак.
Фьольвир плюнул, морщась, потрогал голый раненый бок и побрел следом за своим провожатым. У самых скал он повернулся, но Коггфальтаддира уже не увидел. Мертвое чудовище то ли действительно унесло течением в море, то ли оно благополучно пошло ко дну. Ветер дохнул холодом, вонзил невидимые иглы в плечи, и Фьольвир заторопился к взбирающемуся на камни незнакомцу.
Кто об этом споет? — подумалось ему. Никто.