День за окном разгорался солнечный; словно вымытое после долгой зимы окно, небо сияло и казалось прозрачным, праздничным.
Нонна Богдановна вернулась из ванной, где сменила спортивный костюм на недавно приобретенный элегантный деловой брючный, нацепила на себя любимое кольцо, серьги и цепочку, села на убранную софу и с умилением несколько минут наблюдала, как работают мужчины. Она безмятежно курила и казалась вполне довольной жизнью. Давно не возникало в ней этого чувства окрыленности и готовности ощущать полноту жизни. То ли весна так действует, то ли кто-то из близких ей людей нашел способ отогреть ее ледяное сердце -- она и сама не знала.
-- Итак, господа, что мы имеем? Во-первых, мы имеем дело о двойном убийстве в квартире приватизатора торговли Финка -- убийстве его самого и его вероятной любовницы. Поздравляю от всей души. Дело получает кодовое название "Раскольников". Но, в сущности, Адольфа Зиновьевича с натяжкой можно назвать процентщиком. Исходя из того, что сообщила соседка, убийство произошло между половиной седьмого и половиной восьмого.
-- Откуда такая точность? -- спросил Устинов, отставляя на стул заднюю крышку телевизора.
-- Когда она услышала, что Финк вернулся с работы, начался сериал "Роковое наследство" -- в 18.15 -- 18.20. Через десять минут он ей позвонил и сказал, что можно прийти за деньгами. Значит, был еще жив.
-- Несомненно, -- сказал Устинов.
-- Продолжаю. В полвосьмого бабушка пошла к Финку и обнаружила его труп. В двадцать ровно -- на место приехала дежурная группа Авокадова. В половине девятого -- мы. Итак, бабушка попала в квартиру в половине восьмого и позвонила в милицию тоже из квартиры Финка, труп которого был зафиксирован ее зорким глазом. Похоже, что Финк убит в период от половины седьмого до половины восьмого. А убийца не успел выйти из квартиры, когда бабуля пришла за получкой. Но нам неизвестно время смерти Похваловой, ждем ваших комментариев, Коленька. Дальше. Орудие убийства Финка не найдено. Есть отпечатки, Александр Львович?
-- Только на бокале с губной помадой. Наверное, принадлежит убитой.
-- На шее женщины следов пальцев нет? Нет. Ладно. Нужно будет еще раз обойти весь дом, соседние дома, может быть, кто-то видел человека со свертком. Велика вероятность, что преступник, которого спугнула, а то и насмерть перепугала гражданка Эмина из тридцать восьмой квартиры со свечкой в руке... шучу... возможно, что он, выключив свет и воду в ванной, взяв орудие убийства, деньги, кое-какие вещи, выбрался из квартиры после ухода Евдокии Григорьевны и до появления Авокадова, а это полчаса... Стоп... Трудновато же ему было тащить это барахло, орудие убийства, да еще после такого... А что, если уже после убийства и после ухода Эминой кто-то посторонний вошел в квартиру и вынес вещи? Только вынес вещи. Вынес только вещи. И только... Евдокия Григорьевна показала, что в гардеробе не хватает самых дорогих костюмов, зимних дубленок и плаща. Кому потребовалась мужская одежда? Нет и аппаратуры. Драгоценностей у мужчины не было, зачем они ему?
-- Но наверняка был счет, -- заметил Устинов, -- значит должны быть чековые книжки, договоры сберегательные и так далее. Этого в указанном ящике тоже не оказалось. Вообще, нигде нет ни одной деловой бумаги, документов там каких-нибудь, папок. Можно подумать, что кабинет его находится в другом доме.
-- Да-да, -- продолжила Серафимова, -- но не мог же один человек унести все это. Или была банда, с этим будет легче.
-- Почему? -- поинтересовался Княжицкий.
-- У банды совокупный интеллект ниже. Цели другие. Если нужно убрать чиновника, не пошлют же на дело грабителей. Если бандиты забрали вещи, значит будут продавать, какой же тут интеллект? Вы меня понимаете? Впрочем, ближе к делу. С чего я начала?
-- С того, что, вероятно, кто-то еще побывал в квартире, -- подсказал Княжицкий.
-- Умничка, Коленька. Ведь вы же чувствуете наличие двух разных почерков, задач. Какого бандита заинтересуют деловые бумаги? Да и так зверски они обычно не расправляются. Так что кто-то еще один -- или не один -- побывал там наверняка. И это он (или они) прятался в ванной или зашел в квартиру уже после звонка Евдокии Григорьевны в дежурную часть, ведь топорик-то исчез... После звонка... После звонка... Что он там мне говорил про рацию?
-- Кто, Нонна Богдановна? -- спросил Княжицкий. -- Подайте, пожалуйста, отверточку.
-- Журналист этот. У меня к нему классовая ненависть. Он сказал, что телевизионщики ездят по городу и занимаются радиоперехватом. Значит, кто-то мог узнать об убийстве, приехать на машине, подняться в квартиру и забрать вещи. Неужели этот дед-сосед Марк Макарович ничего не видел?!
-- Или он боится, или из разряда людей, живущих под девизом: "пусть им будет плохо". Вы же помните, какими словами он нас встретил? -- сказал Устинов. -- "Не очень-то здесь мародерствуйте".
-- Да-да. Вырисовываются две версии. Братченко будет заниматься Похваловым: убийство на почве ревности. Я -- радиолюбителями и журналистами. Третья -- профессиональная деятельность. Завтра начнут дергать из Рос- или как там их -- Госкомимущества? Потом отработаем версию: грабеж по наводке группой лиц; нужно будет установить, не видел ли кто из жильцов машину, подъезжавшую в это время к дому, и людей, выносивших барахло.
-- А где Братченко? -- спросил Устинов, передавая Княжицкому плоскогубцы.
-- Братченко должен быть у Похвалова, -- сообщила Серафимова. -- Хочу надуть депутата, может, лопнет. Пусть его Братченко пощекочет. Вдруг он ревнивый. А вы, Александр Львович, помогайте со скупщиками краденого. Кстати, а люди Похвалова приезжали?
-- Приехали. Мы им деньги отдали, труп Похваловой отправили в морг, для экспертизы и вскрытия. Они даже обрадовались. Оставили телефон. Такие мордовороты... -- Устинов сказал это и положил на стол последнюю деталь от разобранного телевизора.
-- Оперативники отработают все по вещам, от опроса Эминой -- что пропало, до толкучек и барахолок. На вас лично -- дактилоскопия пальцев, микрочастицы с одежды того и другого, обувь, следы на ковре. Давайте все, что даже не будет признано как доказательство, но имеет место быть, -Серафимова задумалась, -- что еще вы мне должны? Кажется, пятьдесят рублей. Когда у нас зарплата?
-- Извините, что перебиваю. А мне что делать? -- вмешался Княжицкий. -Желаю быть полезным. Предварительное заключение дам завтра же. Сегодня кое-что тоже можно будет узнать. Все зависит от лаборатории.
-- Неплохо бы, -- улыбнулась Нонна Богдановна, -- Коленька, да у вас работы хватает.
-- Мне для вас ничего не жалко.
-- Осторожнее, Нонна Богдановна, -- расплылся Устинов, -- так немудрено и обольстить не-опытного молодого человека.
Она умела вкладывать в один взгляд и чувства и эмоции. Она могла бы, если бы пожелала, одним взглядом разжечь страсть в мужчине или уничтожить врага, стереть его с лица земли. Она знала в этом толк. Стоит ли уточнять, каким взглядом смерила Серафимова старика Устинова?
Первым сдал работу Княжицкий. Он набрал номер "сто" и торжественно поднес к ее уху телефонную трубку. Серафимова облегченно вздохнула и вдруг услышала: "Точное время -- девять часов сорок пять минут".
-- Что же мы сидим-то, господа уголовники? -- вскрикнула она испуганно. -- Нас ждут великие дела.
Работнички посмотрели на часы и засуетились.
-- А как же с телевизором? -- спросил Устинов, показывая на груду винтиков, ламп и блоков. -- Мне немного осталось.
-- А, бросьте, я научилась читать по губам. А теперь и изображения не будет? Доделывайте, -- вдруг распорядилась она. -- Нам все равно стоит подождать Братченко десять минут, он ведь приедет сюда.
Помощник следователя прокуратуры Центрального округа советник юстиции Витя Братченко был человеком счастливым. Его никогда не волновали мелочные проблемы; зависть, злорадство не были чертами его характера. Он жил на служебной площади в коммунальной квартире недалеко от Чистиков. Дом его был втиснут во двор старого квартала на Покровке, очень походившего на петербургские лабиринты. В комнату солнце заглядывало в редкие часы, так что противоположный от окна угол потолка даже покрылся грибком. Братченко это не очень волновало, потому что он уже накопил достаточную сумму на выкуп комнаты у прокуратуры и расселение квартиры. За пять лет работы юрисконсультом в юридической фирме в своих родных Мытищах он купил машину и обставил квартиру, в которой когда-то жил с женой и дочерью. Однажды, во время коллективного отдыха на турбазе, застав свою супругу с собственным шефом, собрал вещи, сберкнижку, завел машину и уехал в Москву. Устроился в милицию, оттуда быстро перебрался в прокуратуру. Вот и вся Витина история. Теперь ему нужно было обустраивать новую жизнь, не исключалась и новая семья. Дочь училась уже в одиннадцатом классе, хлопоты с ее поступлением в юридическую академию ложились на его плечи. Коллеги часто подшучивали над ним, говорили, что измена жены вселила в него неуверенность в себе и что постоянные самокопания до добра не доведут.
Этим утром, получив (как это любезно со стороны Серафимы) через Княжицкого задание, без каких бы то ни было разъяснений, он отправился на своей "пятерке" в подмосковный поселок Переделкино. Проехав по Минскому шоссе, свернул влево и через двадцать минут подъезжал к сплошному зеленому забору похваловской дачи.
В третий раз за последние пять минут у него проверили документы, и ворота открылись. Участок был зелен, на клумбах цвели тюльпаны. Братченко совершенно случайно вспомнил, что у нормальных людей еще только апрель и даже почки не набухли на деревьях. А тут творилось нечто необычайное. Наверное, под землю подвели теплоэнергию.
Его встретили два молодых паренька, неожиданно похлопали по его куртке и брюкам, проводили в дом. Справа от входа он увидел большую светлую залу с мраморными колоннами, посредине которой стоял овальный черного стекла стол, уставленный вазами с фруктами. Над столом свешивалась виноградная гроздь хрустальных подвесок люстры. В кресле около окна сидел человек, упершись взглядом в широкоформатный телевизионный экран, величиной с лобовое стекло самосвала.
Послышались шаги хозяина дома, спускавшегося со второго этажа. Он предстал перед Братченко в длинном домашнем халате с бордовым воротником, в обнимку с длинноволосой девочкой лет четырнадцати -- в ноздрю у нее было вдето колечко.
-- Арендовал вот на срок депутатских полномочий. Скоро придется отдавать. Не мое. Государственное, -- ответил он на незаданный вопрос.
-- Здравствуйте, Виктор Степанович, извините, что я так рано.
Братченко представился. Похвалов поморщился:
-- Я, признаться, уж и забыл о вчерашнем. Выкинул из головы. Понимаешь, Витя, -- он пани-братски положил руку на плечо Братченко, -- она меня позорила перед всей публикой, а я терпел.
Кому, как не Братченко, было известно гадливое чувство женской измены?
-- Чего ж ей не хватало-то, Господи? -- сказал он сочувственно.
-- Остроты ощущений, мой друг, конечно. Она и работать пошла по той же причине. Овечкин, ее шеф, мне все уши прожужжал: гуляет, -- говорил, -бешенство матки. Тут и подвернулся этот чинарик.
-- Может, не стоит при дочурке? -- посоветовал Братченко. -- У меня вот та же история, и дочь -- ровесница вашей.
-- Зинаида, ступай, -- велел хозяин дачи.
Девочка прыснула и ушла в боковую комнату.
-- Я, собственно, лишь по малой нужде к вам, -- проговорил Братченко и покраснел от двусмысленных этих слов, -- следователь Серафима... то есть Серафимова (поправился он) просила вас никуда из города не отлучаться. Просто вы на первых порах можете понадобиться. Вы уж нас извините.