«Ого, — сказала я, радостно улыбаясь. — Сработало!».
— Нельзя радоваться тому, что ты превратила себя в призрака! — закричал отец, выпустил еще залп огня в Геймскипера и хмуро посмотрел на меня. — Немедленно вернись в свое тело.
«Ни за что, — я крепче сжала его чешую. — Я не просто так превратила себя в дым. Я тут, чтобы тебе помочь».
Я видела, что он отчаянно хотел зарычать, что не нуждался в помощи. Но, хоть у него было много изъянов, мой отец никогда не был лжецом.
— Я не вижу, как у тебя это выйдет, — ответил он со смирением, охнув от невидимого удара, попавшего по его боку. — Этот дурак не получает ущерб.
«Может, не обычным образом, — я указала за стену кричащей магии на трибуны, которые почти опустели. — Но он не может продолжать так вечно. Мама разгоняет толпу, и я уже разбила его круг. Когда это кончится, магии больше у него не будет. Если мы сможем продержаться, он иссякнет».
Проще сказать, чем сделать. Теперь я была с ним в этой буре, и я видела, что папа был в худшем состоянии, чем я боялась. Он был крепким и быстрым, но Геймскипер поймал его. Уклоняясь от одного удара, он попадал под другой. Вне смертного тела я видела, как кровавая магия обрушилась сверху на голову отца. Он едва успел отпрянуть. Но удар задел его спину, и он пошатнулся.
«Пап!».
— Я не такой слабый, — прорычал он, ударяя когтями, которые прошли сквозь ухмыляющееся лицо Геймскипера. — Но если у тебя есть иной подход, я слушаю.
Это был почти крик о помощи от Великого Ёна. К сожалению, ему не понравится мой ответ.
«Тебе нужно перестать уклоняться».
Отец зарычал, чуть не сбил меня, когда прокатился по земле, чтобы избежать быстрого удара из пола.
— Не вижу, как его удары по мне помогут победить его.
«Если мы позволим ему задавать темп, ты умрешь раньше него, — объяснила я. — Он знает, что ты не можешь ему навредить, и он приберегает силы, использует достаточно магии, чтобы удерживать тебя на месте, пока терзает тебя тысячами порезов. Но этот бой может вредить обеим сторонам! Если мы хотим победить, нам нужно, чтобы он истекал кровью быстрее, и лучше всего — заставить его напасть изо всех сил».
— Этого я и боюсь. Он бьет сильно.
«Потому что твоя чешуя не защищает от урона, который он наносит, но это изменится, — я сжала кулаки из дыма. — Ты не один, пап. Я помогу. Пусть бьет».
Я знала, что доверие отца ко мне сильно выросло за последнюю неделю, но все равно удивилась, когда он послушался, опустил лапы на землю, хотя перед этим поднял их, готовясь отскочить от удара, который прилетел слева.
Я тоже видела это. Масса кричащей силы летела к нам, как шар для сноса зданий. Но, когда папу защищали только рефлексы и чешуя, я была человеком и магом. Движение магии было моим хлебом с маслом. Я не могла впиться пальцами в стену, которую он построил, но даже бог не мог скрыть от меня магию, которой атаковал. Остановка такой силы была бы суицидом, и я даже не пробовала. Вместо этого я использовала навык, который оттачивала всю неделю, погрузила ментальные пальцы в летящую атаку, чтобы передать всю ту бушующую силу через меня, я превратила себя не в щит, а в громоотвод.
Передача силы была куда проще, когда я не переживала из-за тела. Не было сопротивления, боли, игры в представление огня, бегущего по проводам. Я зашла дальше этого. Мне нужно было только схватить магию и направить ее, обуздать молнию, которая бежала по одной руке и втекала в папу через другую руку.
Как и раньше, он это съел. Мы пробовали это во второй раз, но никто не мог сравниться с жадностью дракона. Его пламя вытягивало из меня силу так же быстро, как я ее вбирала. Через секунды огромный кулак, который Геймскипер бросил в нас, был не просто отражен. Он пропал полностью. Мы впитали его, и, судя по тому, что наглая ухмылка слетела с его лица, враг понял, что это означало.
— Ты! — закричал он, кровавые глаза смотрели на мою фигурку из дыма. — Я порву тебя на куски!
Отец ответил на его грубость залпом огня. В отличие от других залпов папы, Геймскипер уклонился от этого. Глядя на огонь, я поняла, почему. Когда драконий огонь раскалялся достаточно, он мог все сжигать, даже магию. Но такие атаки стоили много магии. Чтобы их создать, нужно было выдыхать самую горячую, чистую и глубокую часть огня, которая создавала жизнь и магию дракона. Это не использовали так просто. Как всегда, мы с отцом были другими. Геймскипер не жалел сил, и я кормила отца огнем и могла наполнять его быстрее, чем он терял силы, и он использовал новое преимущество беспощадно, как я и надеялась.
— Еще раз, дочь! — взревел Ён, следуя за Геймскипером залпом такого яркого огня, что я не могла на него смотреть. — Еще раз!
Ему не нужно было указывать. Я уже тянулась к магии, которой Геймскипер бил по нам из земли, отчаянно пытаясь сбить моего отца. Тело не замедляло меня, серебряная нить удерживала меня, и я поймала магию, не дав ей коснуться его когтями, втянула силу в моего папу, как магический пылесос. Я давала ему силу, и Ён тут же стрелял ею, заставляя Геймскипера отступать, ведь иначе он зажарился бы под потоком огня, сжигающего все.
И на этом волна стала отступать. Каждый раз, когда Геймскипер атаковал, мы отвечали тем же, заставляя бога отступать. Пару раз огонь тускнел, и я замечала его простое лицо, Геймскипер был потрясен, словно не мог поверить в происходящее, что было понятно. Отец тратил свой огонь так, что это убило бы другого дракона за минуты, но он не был другим драконом. Он был моим драконом. Мы всегда были уникальными. Это не помогало раньше, но теперь мы помирились, и ничто не могло нас остановить.
Я была уверена, что где-то там был урок о силе семьи, но была слишком занята, помогая папе сжечь темного бога, чтобы думать об этом. Даже когда Геймскипер стал поступать мудрее, перестал бросать в нас магию, дракона успокоить не вышло бы. Я знала теперь, как просто было передавать магию в этом облике, и я стала воровать силу Геймскипера из воздуха, собирала ее все большими горстями, пока не получилось так, что хватать было уже нечего.
Огонь Ёна остановился через миг, и я моргала во внезапной тьме. Когда мои глаза — точнее, ментальный концепт, который служил глазами, ведь я была без тела — привыкли, Геймскипер вернулся к предыдущему размеру, тяжело дышал на коленях у лап моего отца. Я не знала, что было последней каплей — моя кража из воздуха или огонь папы, но у бога ничего не осталось. Он даже не вздрогнул, когда папа опустил на него лапу, длинные когти стали прутьями клетки, придавившей побежденного духа к расплавленному песку.
— Ты побежден, хозяин арены, — голос Ёна гудел в пустом стадионе. — И мы знаем, что бывает с побежденным чемпионом на твоем ринге.
— Это ничего не меняет, — ответил Геймскипер, его простое лицо исказил оскал. — Я — дух, бессмертный! Меня не убить. Пока люди жаждут крови, я всегда буду возникать снова!
— Тогда до этого мы убедимся, что этот город станет лучше, — я скрестила руки из дыма. — Ты, возможно, часть человечества, но это не означает, что мы должны радостно принимать тебя. Мы решаем, каким богам поклоняться, и теперь мы знаем, какой ты, и я сделаю все, чтобы тебя не было в СЗД или другом городе снова.
— Какой силой? — фыркнул бог. — Ты уже не жрица, а теперь, когда ты показала истинные краски, и не будешь ею.
Я пожала плечами.
— Мне не нужно быть жрицей, чтобы делать то, что правильно. Как мне много-много раз говорили, город формируют его люди. Если я хочу сделать СЗД лучше, мне нужно поступать лучше, пока я живу тут.
— Никто тут не примет тебя, — согласился мой отец. — Может, тебя не убить так, как нас, но все боги зависят от людей в своей силе, и твоя полагается на то, чтобы тебя видели как покровителя чемпионов, — он сверкнул улыбкой с острыми зубами. — Скажи, Дух арены, что происходит с твоей силой, когда бог победителей проигрывает?
Геймскипер застыл, глаза широко раскрылись.
— В-все чемпионы рано или поздно проигрывают, — пролепетал он. — Но люди забывают, и поднимаются новые чемпионы!
Отец рассмеялся и посмотрел на стаю дронов с камерами, которые еще парили под балками пробитого купола.
— Вряд ли они забудут это.
Я не успела спросить, что отец имел в виду, как Великий Ён сомкнул пасть на Геймскипере и съел его. Он поймал его в рот полностью и захлопнул зубы. У духов не было крови, и зрелище не было кровавым, но я все еще сжалась в ужасе, попятилась так быстро, что потеряла хватку на его чешуе. На миг наша связь прервалась, и что-то внутри меня ударило с силой, заставив меня согнуться. Когда я открыла глаза, я была в своем теле, лежала на песке, тяжело дыша, а нервное лицо Ника было надо мной.
— Эй, — сказал он, когда я закашлялась. Его тревога сменилась облегчением, он убрал волосы с моего лица. — Ты в порядке?
— А ты в порядке? — спросила я, садясь с тревогой.
Ник выглядел ужасно. Он и до того, как проклятие порезало его шею, выглядел плохо, но тут было хуже. На его лбу был большой порез, которого не было, когда я легла на песок, и пластины его брони были во вмятинах от пуль и саже.
— Что с тобой произошло?
Ник пожал плечами.
— Как обычно, — он подвинулся, чтобы я видела, что было за ним.
Мои глаза расширились. Песок вокруг нас выглядел как военная зона. Когда я ушла помогать папе, тут было около дюжины испуганных охранников. Теперь небольшой участок арены, не занятый дуэлью Геймскипера, был усеян стонущими ранеными телами. Почти все были наемниками в броне, но одну фигуру без защиты я тут же узнала.
— Черт, это Коффман?
— Кто ж еще? — Ник жестоко ухмыльнулся. — Совет: если в следующий раз решишь натыкать кого-то стеклом, порежь его так, чтобы не встал. Эти трусы стреляли в нас, а он появился и закричал о том, что Геймскипер всегда следит, и вялое послушание не потерпит. И после этого все стало серьезно.
— Ясно, — я посмотрела на Коффмана, лежащего на спине, его лицо выглядело хуже, чем в прошлый раз, когда его ударил Ник. — Похоже, «серьезно» для него плохо кончилось.