Глава 4.
Новый день начался непривычно внезапно, минуя всякие предварительные стадии наступающего утра, как будто кто-то включил ослепительно-жаркое солнце, просто повернув рубильник. Гошка к этому времени успел миновать большую часть города, рассчитывая до следующей ночи выбраться на какую-нибудь дорогу, попутно знакомясь с местными пейзажами. Трудно было сказать, что ставилось в задачу архитектора, проектирующего этот город, но то, что разнообразие в планы не входило, было очевидно. Повсюду, докуда мог дотянуться любопытный Гошкин взгляд, толпились совершенно одинаковые разноцветные дома, прямые и скучные, несмотря на яркую расцветку. Скоро от такого обилия яркого цвета у Гошки закружилась голова, он присел на одну из скамеек, и тут же как по команде в памяти возникли обрывки полуночного бормотания сумасшедшего доктора о яйцелицых горожанах. Волков негромко усмехнулся столь наивным сказкам и словно в опровержение его скепсиса, за спиной послышалось знакомое шлепанье. Пока безумные рассказы не подкреплялись визуальными дополнительными материалами, везунчик гордо отмахивался от пустых бредней, но прямо сейчас, одновременно с отчетливым шлепаньем, его догнал откровенный страх.
«А что, если безумный доктор не так уж и безумен и что он прав, рассказывая мне о всяких ночных чудесах?» — мелькнула мысль и Гошка медленно скосил глаза в сторону новых звуков.
Доктор оказался не прав. Он говорил об абсолютно гладких уродцах, принадлежавших к новому биологическому виду, однако доктор не мог видеть в сумерках того, что прямо сейчас видел перед собой потрясенный Волков. Существо, насторожено замершее в паре шагов от Гошкиной скамейки, действительно не имело глаз, рта и носа, но это не было природной аномалией. Это было результатом вмешательства кого-то, кому было важно лишить существо этих привычных деталей. То, что было некогда лицом, было изрезано тонкими неровными шрамами, возникшими на месте тех самых отсутствующих элементов, и от этого производило впечатление некоего штопанного мяча, имеющего отталкивающий синеватый оттенок. Волков в смятении попятился и, не дожидаясь, пока существо почует его присутствие, со всех ног ринулся прочь, не разбирая дороги. Сейчас он уже отчаянно жалел, что так недальновидно расстался с доктором, во всяком случае, тот, узнав детали, мог, возможно, дать какие-нибудь объяснения увиденному. Когда, по Гошкиным подсчетам, их с существом стало отделять не менее пары километров, он притормозил, едва переводя дыхание, и обессиленно повалился на ровный газон, стелящийся в этом городе там, где не было асфальта. Только сейчас чертовому везунчику пришло понимание, что последняя шаверма, съеденная им пару суток назад, отказывается поддерживать его бодрое состояние и отчаянно требует подкрепления. Похлопав себя по карманам и не обнаружив там ничего, напоминающее деньги, Гошка шумно выдохнул и снова вспомнил коварно оставленного на лестнице странного доктора. Теперь, когда Волков сам все увидел воочию, он склонялся к мысли, что Гурий все-таки был прав совершенно и бросать его все же не стоило. Место, послужившее привалом вконец растерявшемуся Георгию, мало чем отличалось от только что покинутого, и у беглеца создалось устойчивое впечатление, что он просто бегает по кругу. Это понимание не притупило чувство голода, а скорее умножило, и Гошка отправился на поиски съестного.
Торговых павильончиков, обвешанных яркими вывесками, на пути встречалось великое множество, но среди этого многообразия не было ни одного с гостеприимно распахнутыми дверями. Магазинчики исполняли роль декорации и практической пользы не несли. Побродив среди бесполезных строений еще некоторое время, дальнобойщик вновь пожалел об упущенной возможности выяснить у всезнающего доктора все, что касается правил поведения в непонятном городе. Толкнувшись на удачу еще в один, последний, павильон, Гошка неожиданно ввалился внутрь и ошарашенно замер перед сидящим за прилавком продавцом, сморщенным старцем неопределенных лет. Его морщинистая коричневая физиономия была настолько нехарактерна для занимаемой должности, что растерявшийся покупатель не сразу сообразил, что видит перед собой самое обычное лицо с крохотными водянистыми глазками и крючковатым носом.
«Вы настоящий? — выпалил первое, что пришло в голову, совершенно обалдевший Гошка и тут же извинился. — я прошу прощения, просто я видел недавно странного человека, ну и до этого еще одного…»
Старик хрипло засмеялся, отплевывая прямо на пол длинную густую слюну, и согласно кивнул, принимая извинения.
«Здесь я странный, — непонятно отозвался он, просмеявшись, — ты странный, а тот, кого ты видел, обычный человек. Ты недавно тут?»
«С чего вы так решили? — храбро уточнил Гошка, — и где это, «здесь»? что это за место такое?»
Старик продавец больше решил не смеяться и на пол не плевать, а совершенно серьезно поведал своему потенциальному покупателю весьма пугающие факты, которые ничего не прояснили, а только еще больше запутали.
«Место это нехорошее, парень, мой тебе совет, держись от него подальше. А мне они ничего не сделают, я им нужен. Так им и передай, если встретишь. А сейчас убирайся-ка, пока они не пронюхали твоего присутствия. Живо, парень!»
Гошка не стал себя долго уговаривать, тем более, что разыгравшийся совсем недавно аппетит после дедовых упражнений немного поутих и вполне мог не беспокоить своего хозяина еще некоторое время. Он не успел выяснить у деда, кто такие «они», да и про само место тоже ничего не выяснил, но на это у него уже не оставалось времени. Стоило Георгию вышмыгнуть на улицу, как до его обостренного слуха тут же донеслось знакомое шлепанье. Теперь оно принадлежало одновременно нескольким представителям странного племени, и слышалось сразу со всех сторон. Гошка рванул было прочь, как и советовал ему дед, вот только точного направления тот не указал, и везучик по привычке помчался куда глядят глаза. Таинственное шлепание не отступало, не растворялось, а упрямо и целенаправленно двигалось следом, не отставая ни на шаг. Гошка прикладывал последние усилия, чтобы разорвать сохранявшееся расстояние и отчаянно старался не оглядываться, поскольку особей с рожами сдувшегося мяча становилось все больше, а сил у Георгия оставалось все меньше. Наконец, ему феерически повезло разглядеть прямо перед собой не разноцветный, набивший оскомину глупый дом, а самую настоящую заброшку, оставшуюся от незавершенного строительства очередного архитектурного разноцветного бреда. Волков резво нырнул через невысокую стену и тесно прижался спиной к прохладным камням. Шлепанье затихло в нескольких метрах и настороженно прислушалось. Уродцы что-то подребезжали между собой, и среди их несвязной речи Волков отчетливо расслышал угрозу в свой адрес. Возможно, здесь сыграло роль его живое воображение, а возможно доктор Гурий снова оказался прав.
«Ох, Гурий, — мысленно вздохнул Гошка, — если бы он умел более убедительно рассказывать свои страшилки, то вероятно, прямо сейчас составил бы мне компанию, скрываясь от отвратительных существ с неясными намерениями»
Шаги преследователей наконец-то стали удаляться, и горе-беглец позволил себе выдохнуть. Заброшенный недострой был отличным местом провести здесь выходные или пару часов, но для постоянного проживания был категорически не приспособлен, поэтому Гошка, соблюдая максимум предосторожностей, решил продолжить свое путешествие, имеющее цель сбежать из города любыми путями. За полуразрушенными стенами его поджидали уродцы, и объявленные цели пришлось отложить на неопределенное время. К счастью, мяче подобные раззявы не заметили его краткого появления, продолжая слепо пялиться в пространство, но и покидать свой пост не спешили. Гошка не был уверен в их силе характера, но что-то подсказывало ему, что туповатые охотники за необычным продолжат свое наблюдение до темноты.
«А там им на смену подоспеет новое подкрепление,» — подсказал гаденький голосок, и Георгий откровенно загрустил. За своими страданиями он не расслышал еще одни шаги, на этот раз зазвучавшие с противоположной стороны недостроя. Гошка очнулся только тогда, когда прямо над его головой прозвучало отчетливое требование следовать за ним. И без глупостей.
Глава 5.
Везунчиком Гошку прозвали еще в интернате, куда его привела за руку собственная мамаша, не пожелавшая тратить свою молодую двадцатилетнюю жизнь на воспитание мелкого недоумка. Отца он не знал, о его существовании ему поведала бабка, когда еще была в здравом уме. Из ее невнятных полунамеков Гошка выяснил, что однажды двое малолетних романтически настроенных придурков решили поиграться в большую и чистую любовь. Любовь прошла, малолетние Ромео и Джульетта потеряли друг к другу интерес, а результат своей необдуманной страсти решили отдать на попечение государству. С тех пор Гошка старательно оправдывал данное однажды прозвище, не отступая от традиций ни на шаг. Сумрачный голос, позвавший его прочь из заброшки, был еще одним тому подтверждением, поскольку ничего хорошего своим появлением не сулил.
«Живее, Гоша, шевелитесь!» — повторил голос, и чертов везунчик впервые в жизни поверил в удачу. В темноте недостроенных стен он с трудом рассмотрел высокую ладную фигуру доктора Грошика, неизвестно как обнаружившегося в катакомбах.
«Уходим, Гоша, — повторил голос, и в его интонации зазвенела сталь, — а по дороге я расскажу вам еще одну сказку, только пообещайте мне выслушать ее до конца, и не сбегать раньше времени!»
Гурий не обманул, их непродолжительное путешествие по извилистым коридорам замороженной стройки, действительно, было украшено очередной страшилкой, факты для которой любознательный доктор настойчиво собирал в результате наблюдений и опасного шпионажа. Город, в который занесло их двоих, имел неясную географическую характеристику, а его обитатели добровольно или насильственно подвергались пугающей процедуре, в результате которой их стандартная внешность приобретала уродливые очертания.
«Я говорил вам, что это неизученный биологический вид, — торопливо бормотал Гурий, волоча за собой слабо упирающегося спутника, — я был прав только отчасти. Как я понял из обрывочных сведений, в этот город попадали вполне обычные люди, обладающие стандартной внешностью, однако после непродолжительного проживания здесь с их лицами происходили странные изменения. Черты разглаживались, превращаясь в подобие маски, а вместе с ними исчезала способность мыслить логически. Возможно тому виной генетические изменения, не знаю, Гоша, утверждать не берусь. Популяция крепла и множилась, но вместе с ее развитием, стали снижаться показатели интеллекта. Чем дольше времени проводили здесь вновь прибывшие, тем сильнее ветшал их разум, превращая обывателей в тупое стадо. Когда регресс достиг апогея, нашелся один из наиболее выдающихся деятелей, кому пришла в голову мысль об искусственном создании нового Человека без Потребностей. Вероятно, создавая такие проекты, генетически измененные граждане основывались на полном отсутствии отверстий, через которые в их ущербные организмы должна попадать духовная и физическая пища. Эта идея настолько захватила их скудный разум, что они принялись проводить опытные исследования. Материала для исследований катастрофически не хватало. Тех, кто еще являлся счастливым обладателем глаз, рта и носа, первыми бросили на алтарь науки, не дожидаясь естественных изменений. Человека без Потребностей вывести не удалось. У генетических уродов оставались еще нужда в пище, поскольку они все еще оставались органическим соединением, требующим жизненной энергии. Но это не остановило местных ученых деятелей. Они с удвоенным энтузиазмом взялись за разработки, как мне кажется, уже чисто из спортивного интереса. Я не выяснил, кто стоит за этими никому не нужными опытами, но четко понял одно — без внимания не остается ни один. Здесь даже существует отдельная команда, их называют «собирателями», которые поставляют в лаборатории новый подопытный материал. Вы едва спаслись, Гоша, но не думаю, что это продлиться долго. Выхода из этого города не существует, в этом его самая главная странность. Его границы не охраняются, их попросту нет. Как нет и самого города. Он не имеет названия, не имеет координат, кто однажды имел неосторожность попасть на его территорию, обречен.»
Пока Гурий вел познавательно-развивающую лекцию, беглецам удалось покинуть заброшенную стройку, но какие это давало им преимущества, было неясно.
«Откуда вы узнали все это? — задыхаясь от быстрого бега пробормотал Гошка, неосознанно вырываясь из крепкой руки своего попутчика и спасателя. — насколько достоверны эти ваши знания?»
«Не достоверны, разумеется, — негромко хмыкнул Гурий, — мне поведала о них девочка в магазинчике. Я упоминал «собирателей»? Девочка оказалась одной из них, но почему-то не стала сдавать меня властям. Она, кстати, поразительно оказалась похожа на девчушку, с которой я сидел за партой в начальной школе. Ну, если смыть с ее лица невероятный слой грима и из ее лохматых волос соорудить пару веселых хвостиков, то сходство станет очевидным.»
Гурий снова замолчал, прислушиваясь к внешним звукам. Гошке было откровенно непонятно, с какой целью затевались эти дорогостоящие и чудовищные опыты, и что в итоге рассчитывали получить из этих забав. А еще у Волкова сложилось устойчивое понимание, что Гурий ему многое не договаривает. Во всяком случае, его повествование было до краев наполнено сомнениями, как если бы Гурий раскрывал бы Гошке суперсекретные тайны помимо своей воли. Передышка, на которую так рассчитывал Волков, временно откладывалась, поскольку изначально пустой город стал настораживающе оживлен. Отовсюду стали появляться уродливые фигуры с изрезанными рожами, но не было похоже, что они преследуют поисковые цели. Гурий предусмотрительно толкнул Гошку в тень, и жестом приказал сохранять полную неподвижность. Похолодевший от перспектив дальнобойщик и без особых распоряжений старался не дышать, неотрывно следя за размеренно перемещающимися чудищами. Точкой их сбора оказался серый бетонный фонтан, ныне бездействующий. Штопанные рожи, собравшись маленькой толпой, неторопливо двинулись в сторону посадок. Гурий тут же напрягся, явно собираясь составить им компанию.
«Остановитесь, — одними губами прошептал Гошка, в деталях припоминая недавний рассказ, — они нас не заметили, не будете же вы лезть на рожон?!»
Речь Георгия была украшена весьма красноречивой интонацией, в ответ на которую Гурий негромко рассмеялся.
«Вы так и не поняли, что эти суперлюди ничего не делают без определенной команды? Тогда они ловили вас, выполняя чужую волю, сейчас перед ними стоит новая задача, и я хочу выяснить ее цель.»
Гошку никто не назвал бы чрезмерно рассудительным и здравомыслящим, однако даже ему предполагаемый демарш смелого доктора показался безрассудным. Не зная, какими словами убедить Гурия не делать глупостей, Гошка без затей повалил внушительную докторскую тушку на землю и, крепко придерживая ее руками, гневно прошипел:
«Прекратите, Грошик! Вам мало того, что вам поведала девочка-собирательница с веселыми грязными хвостами?! На кой черт вам сдалось изучение этих уродов? Лучше придумайте, как нам покинуть это скорбное место, пока наши рожи не превратились в размытый блин!»
Гурий особо не напрягаясь, смахнул с себя легкого Гошку и медленно сел, не сводя со своего попутчика внимательных глаз. От приложенных усилий тот отлетел в густой раскидистый куст и теперь барахтался в ветках, пытаясь выбраться. Гурий наблюдал за его стараниями некоторое время, все так же храня молчание, и от его странной реакции Гошке стало не по себе.
«Прошу прощения за резкий тон, — пробормотал он, наконец принимая вертикальное положение, — но согласитесь…»
«Никогда больше не распускайте руки, Гоша, — хмуро прервал его откровения доктор и поднялся. — идемте, если мы не узнаем, чем дышат эти существа, мы всегда будем в опасности. Не бойтесь, Гоша, со мной вы не пропадете.»
«Надеюсь, вы знаете, что делаете,» — глухо пробормотал Гошка, решив оставить последнее слово за собой, и нехотя поплелся следом за решительным доктором.
Далеко идти им не пришлось. Уродливое сообщество, миновав искусственные посадки, вышло на небольшую площадку, в самой середине которой была навалена солидная куча песка. Ее склоны были покрыты густой травяной порослью, и в целом она напоминала небольшой холм. Гурий остановился на значительном расстоянии, все же не рискуя попадать в поле зрения местных, и приказал Гошке тоже соблюдать максимальную осторожность. Дальнейшие действия участников экспедиции можно было бы приравнять к детской забаве, поскольку они по очереди забирались на вершину холма и, постояв там некоторое время, спускались обратно.
«Какие вы делаете выводы из увиденного? — не удержался от сарказма Гошка, обращаясь к Гурию, — вы уже открыли тайну вселенной?»
Ответа он, ожидаемо, не получил, а получил увесистый пинок, напоминающий ему не лезть не в свое дело. Затевать потасовку Гошка не рискнул, поскольку события на холме приобрели некое разнообразие. Теперь нелепые уродцы забирались на вершину парами, после чего повторяли весь предыдущий ритуал с точностью до жеста. Гошка уже устал упражняться в остроумии по поводу высоких интеллектуальных показателей суперлюдей без потребностей, однако самое последнее, заключительное, действие неясного обряда заставило его негромко выругаться и забыть закрыть рот. После утомительных хождений взад-назад вся группа взобралась на холм, странным образом разместившись на узенькой вершине, и в одночасье исчезла. Она просто растворилась в воздухе, не оставив после себя даже тени.
«Они спрыгнули на другую сторону, — пробормотал Гошка, не желая признавать очевидного, — наигрались и пошли домой жрать манную кашу. Пойдем и мы, Гурий, я так и не увидел ничего значительного в этих детских забавах»
Однако доктор все еще сосредоточенно пялился на опустевшую зеленую кучу и молчал, очевидно, тоже пытаясь подобрать рациональное объяснение увиденному. Он, забывая про наличие здравого смысла, осторожно пересек площадку и решительно направился к холму. Гошка давно махнул рукой на попытки воззвать к голосу разума строптивого доктора и послушно двинулся следом, не имея других идей. То, что весь этот карнавал им не привиделся, подтверждало множество отпечатков, оставленных экспедицией. То были солидные следы от ботинок и кед взрослых размеров и ни о каких детских развлечениях можно было уже не говорить. Само собой, за невысоким холмом никто не прятался, никуда не прыгал, и манная каша тут была не при чем. Гошка косился на сосредоточенное лицо доктора и ждал момента, когда любопытный Гурий отправиться на вершину искать смысл бытия. Однако, вероятно у Грошика еще оставалось немного инстинкта самосохранения, и от последней проверки он решил отказаться.
Вернувшись на исходную позицию, Гурий тяжело опустился на траву и, подняв на Гошку уставшие глаза, негромко пробормотал.
«То была не игра, разумеется. Эти туповатые уродцы скрывают в себе многие сюрпризы, Гоша, но я уже не хочу больше разгадывать их тайны. Если честно, то я бы сейчас не отказался бы от куска прожаренного мяса и кружки грога, до чего я хочу есть. Впрочем, если вы предложите мне обычный бутерброд, не откажусь и от него.»
Бутерброда у Волкова не было, как не было и прожаренного мяса вместе с кружкой грога, зато он неожиданно вспомнил про наличие в городе магазинчиков.
«Это не магазинчики, — вздохнул Гурий, демонстрируя полное нежелание объяснять недалекому Гошке очевидные вещи, — это ловушки, в которые попадают те, кому посчастливилось еще остаться полноценными людьми. Та девочка с хвостиками настоятельно рекомендовала мне рвать когти от ее павильона, «пока эти чудовища вас не почуяли», так она сказала, прощаясь со мной. Думаю, она права. Мне удалось смыться, но я отчетливо слышал шлепанье босых ног за своей спиной. Поэтому магазинчики отпадают, Гоша. Придется поголодать.»
Услышанное только что от Грошика полностью совпадало с Гошкиной попыткой приобрести съестное у плюющего на пол деда. Даже напутственные слова звучали одинаково.
«Давайте сделаем еще одну попытку прогуляться за территорию, — глядя на осунувшуюся физиономию везучего спутника, предложил Гурий, — у нас, в общем-то других вариантов немного. Наберитесь мужества, Гоша, еда подождет.»
Манера Гурия вести диалоги откровенно выбешивала скромного дальнобойщика. Доктор изо всех сил пытался продемонстрировать собственную значимость, при чем делал это так тонко, что ему даже рожу набить было не за что. Гошка, чувствуя нарастающую неприязнь к надменному парню, только фыркнул, клятвенно пообещав себе при удобном случае ответить Гурию тем же.
Глава 6.
«Нам еще феерически везет, — решил выступить Гурий перед дальней дорогой, обращаясь к измотанному спутнику, — днем эти чудовища мало активны и к самостоятельным действиям неспособны. Ну, а ночью мы как-нибудь постараемся не показываться им, я бы сказал «на глаза», но этого добра у них нет, поэтому постараемся просто держаться от них подальше»
Столь бодрое напутствие поддержало Гошку весьма незначительное время. Отсутствие нормального отдыха, а также сытного питания и обнадеживающих перспектив, заставило очнуться Гошкиного внутреннего пессимиста. После целого дня бесцельной прогулки по узким аллеям, ни на шаг не приблизившей его к заявленной цели, и бессонной ночи, проведенной в напряженном ожидании рассвета, Гошка отказывался достигать любых целей. Феерическое везение, сопровождавшее их целые сутки, неожиданно кончилось ясным днем, когда дорога возвратила путников на знакомую уже площадку с песчаным холмом. Как раз в тот момент, когда Гурий, осунувшийся, побледневший и невероятно худой, тоном мудрого экскурсовода указал Гошке на недавний объект их интереса, на вершине появилась одинокая фигура. Гурий, прервав экскурсию, очень неинтеллигентно выматерился, чем заработал в Гошкиных глазах десяток очков.
«Что это? — пробормотал он, от неожиданности замирая на месте, — вы это тоже видели?»
Поделиться наблюдениями ошарашенный Гошка не успел, поскольку, следом за первой фигурой, показалась еще одна, затем еще, пока из невнятных пришельцев не образовалась целая группа.
Все они как по команде застыли в нескольких шагах от неудачливых беглецов и впервые за все время их пребывания в этом городе Гошка по-настоящему испугался. От невнятной группы веяло потусторонним ледяным ужасом, объяснить природу которого Гошка даже не пытался. Покрытые уродливыми шрамами рожи отражали нетерпеливое ожидание и некое торжество, от осознания которого по венам катились обжигающие волны страха.
«Бежим, Гурий! — забывая о наставлениях не в меру обидчивого доктора, изо всей силы толкнул он замершего Грошика, — чего вы пялитесь на них, идиот! Уходим, ну!»
Гурий раздражающе медленно обернулся к своему переполошившемуся спутнику и согласно кивнул, при этом не делая даже попытки сдвинуться с места. В поведении Гурия Гошка снова рассмотрел пугающие сомнения, и не дожидаясь развития событий, рванул со всех ног прочь. Куда сейчас лежал его путь, не знал никто, включая самого Гошку. Волков видел перед собой единственную цель — оказаться как можно дальше от безглазых уродищ, от ненормального Гурия, от этого чертового города. Гурий Грошик рождал в Гошкином сознании не меньше ужаса, чем штопанные рожи, вставая с безглазыми уродами в один ряд.
«Он такой же как они, — повторял про себя Гошка, едва справляясь с дыханием, — и даже его совершенная и безупречная рожа не убедит меня в обратном!»
Очень скоро Гошка расслышал за спиной тяжелое дыхание своего пугающего спутника и его отрывистые фразы, приказывающие Гошке сбавить обороты.
«Остановитесь, придурок! — хрипел Гурий, настигая беглеца, — какого черта вы рванули от меня, как сумасшедший? Завязывайте, Гоша, не заставляйте меня применять силу!»
Последнее напутствие только подхлестнуло насмерть перепуганного Волкова, никак не поспособствовав налаживанию мирных отношений.
Гурий, не дождавшись от Гошки взаимности, легко догнал его и свалив на землю, устало и торопливо забормотал, поминутно оглядываясь назад.
«Так вы не спасетесь, идиот, безглазые невероятно выносливы, им однофигственно, сколько времени тратить на забеги, поскольку они больше не обладают такими качествами, как обычная человеческая усталость, им неведома боль, они могут гонять вас до того, пока вы сами не сдадитесь им. Послушайте меня, Гоша, не тратьте силы.»
Слова Гурия странным образом успокаивали, погружая в некое состояние транса, и Гошка был готов прекратить бессмысленную погоню, сдаваясь на милость штопанным преследователям. Охватившее безразличие, вызванное словами доктора, помешало до конца осознать Гошке тот очевидный факт, что в своей речи Гурий ни разу не упомянул о собственном спасении. Либо он обладал невероятно стальными яйцами, либо был заодно со штопанными уродами. Последнее предположение казалось Гошке более правдоподобным, и он, махнув рукой на все сущее, с готовностью поднялся.
«Вы правы, — немного вызывающе проговорил он, смело глядя на утонченную рожу доктора, — пойдем сдадимся этим гамадрилам, чего зря тратить время и силы!»
Гурий негромко засмеялся в ответ на столь категоричное заявление и решительно потянул Гошку за собой, очевидно придумав новый план. Выскочив на очередную аллейку, Гурий едва заметно обернулся, оценивая дистанцию, и негромко пробормотав себе под нос:
«Мы еще успеваем…» — решительно понесся вперед, таща за собой слабо упирающегося попутчика.
Безглазая братия пригнала их в полутемное помещение с мозаичными стенами и оставила одних, плотно закупорив все возможные выходы из импровизированной темницы. Внешне помещение напоминало холл какого-то муниципального заведения, и, присмотревшись внимательней, Гошка нашел много сходства с парадным залом своего интерната. Это понимание немного согрело душу, но выхода из ловушки не подсказало. Гошка, уверенный, что слепая стая скоро снова их навестит, принялся шарить по углам, отыскивая лазейки для бегства. Одна из дверей, оказавшаяся открытой, вела в огромный актовый зал, с самой настоящей сценой и длинными рядами мягких кресел. Вряд ли это место было лабораторией, где проводились опыты, хотя, раз эти опыты секретные, то вполне могло статься, что за тяжелыми драпировками как раз и скрывалось темное зло.
Доктор снова впал в оцепенение, с явным безразличием наблюдая за Гошкиными стараниями, и терзаясь новыми сомнениями.
«Гурий! — на пробу рявкнул Гошка, отвешивая попутчику увесистый пинок, — завязывай валять дурака, пора убираться отсюда. Ну, шевелись, приятель, не время сейчас!»
От удара Гурий пошатнулся и с грохотом обрушился на бетонный пол, чтобы мгновение спустя резво вскочить на ноги и принять боевую стойку. Гошка во все глаза пялился на преображенного доктора. Сейчас в том не было ничего от прежней интеллигентной утонченности и надменной снисходительности, которая так напрягала непритязательного везунчика.
«Гоша? — не скрывая раздражения, пробормотал Гурий, механически стискивая кулаки, — в чем дело? Что вы себе позволяете?»
Гошка в ответ на столь гневную отповедь, только невесело усмехнулся, изумляясь способности Грошика менять личину по тысячу раз в день.
«Да бросьте, — махнул рукой Гошка, — после выскажете мне все, что найдете нужным. Слепые чудовища скоро вернуться, давайте не будем дожидаться нового свидания!»
Гурий потерянно заозирался, будто бы только что обратив, наконец, внимание, что вместо навязших в зубах аллеек, его окружают стены какого-то здания. Он настороженно огляделся, выпадая из воинственного образа и вновь натягивая маску занудного заучки.
«Куда подевались слепые уродцы? Они же должны были… — недоуменно пробормотал он, больше обращаясь к самому себе, — что это за место? Я был уверен, что круглый тип лично…, впрочем, не важно, Гоша.»
«Я не имею понятия, что это такое, — тем не менее отозвался Гошка, — похоже на дом культуры или что-то вроде того.»
«Тут есть актовый зал, — доверительно сообщил Гошка, выдержав небольшую паузу. — но все же думаю, нас пригласили сюда не за культурной программой. Слышите? Они уже здесь»
За высокими плотно закрытыми дверями раздалось характерное шлепанье, и в ту же минуту тяжелая дверь распахнулась, впуская внутрь безглазых уродцев. Гошка, повинуясь древним инстинктам, ухватил доктора за руку и поволок его в тот самый актовый зал, о котором упоминал минуту назад. Все остальные выходы были им недоступны, и на величественное помещение Гошка возлагал особенные надежды. За невысокой сценой, украшенной с обеих сторон красивыми драпировками, обнаружилась едва заметная дверь, за которой скрывалась чудовищная непроглядная темнота. Не находя иных идей, Гошка подтолкнул затормозившего Гурия внутрь, прыгнул следом и плотно захлопнул дверь за собой.
«Вы уверены, что это то, что нам нужно? — с явным недовольством прошептал Гурий, интуитивно хватаясь за Гошку, — я не стал бы делать столь стремительных шагов.»
Гошка хотел предложить не в меру разговорчивому доктору вернуться в зал и обсудить насущное с безглазыми, однако неожиданно сообразил, что за псевдонаучной болтовней Гурий пытается скрыть обычную растерянность. Очевидно, он все еще никак не мог прийти в себя после воздействия гипноза или чем было то таинственное состояние, в которое он погружался время от времени на протяжение текущего дня. У Гошки появлялась отличная возможность расквитаться за все то высокомерие, которым одаривал его Гурий на протяжении их знакомства, но странное дело. Растерявший весь свой научный апломб доктор больше не рождал в Гошкиной душе неприятия, оно внезапно сменилось снисходительной жалостью, и вести подсчет очкам Гошке расхотелось вовсе.
«Как вы думаете, Гоша, что это за место?» — решил пойти на контакт притихший Гурий. Гошка охотно ввязался в беседу, пытаясь с ее помощью прогнать странное оцепенение, разом навалившееся на его измотанную душу. Это могло быть чем угодно — от бытовой подсобки, до ворот в преисподнюю. От этого города можно было ожидать любой подставы. Сам Гурий никаких предположений не высказывал, предпочитая выяснять все эмпирическим путем. Он некоторое время стоял, словно раздумывая, после чего, внезапно приняв решение, медленно и осторожно шагнул внутрь чернильной тьмы, стараясь при этом ни на минуту не отпускать Гошкину руку. Они провели в темноте довольно длительное время, но их глаза все еще никак не могли адаптироваться в непривычных для них условиях и, вместо любых очертаний внутреннего интерьера, демонстрировали своим обладателям только размытые полупрозрачные пятна.
Неожиданно относительно ровный пол под их ногами сменился непонятными выступами, по своим поверхностным характеристикам, напомнившим Гошке ступеньки горизонтальной лестницы. Гурий, идущий впереди, то и дело спотыкался на ощутимых неровностях, при этом озвучивая весьма витиеватые высказывания, сотканные из подзаборной лексики. Гошка только хмыкал, прислушиваясь к шедеврам, и пытался запомнить самые забористые из них. Когда время их пребывания в темноте стало приобретать угрожающие размеры, Гурий внезапно остановился и, возвращая себе привычный облик ученого зануды, недовольно изрек:
«И все же, Гоша, стоило наверно выяснить назначение этих помещений, прежде чем отправляться в столь непродуманное путешествие. Скажите мне, куда ведет эта дорога, сам я уже исчерпал все свои идеи.»
Гошка тоже об этом не знал, но ляпнул наудачу первое, что пришло в голову: «Это подземелье, с гномами и канализационными монстрами, но это все же лучше таинственных лабораторий по уничтожению носа, рта и других запчастей. Не знаю, как вам, но мне мои еще пригодятся!»
Гошка постарался вложить в интонацию всю иронию, на которую был способен, однако его реплика неожиданно развеселила спутника, и в кромешной темноте раздался его хрипловатый смех.
«Вы правы, дружище, — неожиданно согласился он, — это, действительно, подземелье, относительно канализационных монстров не скажу, а вот то, что в миру такие подземелья обычно называют метро, могу утверждать смело. Посмотрите внимательно под ноги, и скажите мне, что вы там видите»
Выполнить просьбу требовательного доктора оказалось непросто, поскольку непослушные Гошкины глаза все еще выхватывали из темноты всполохи полупрозрачных теней. Прилагая значительные усилия, Гошка отчетливо различил под ногами раскрошившиеся бетонные шпалы, которыми обычно укрепляют железнодорожные пути. Каким образом из театральной подсобки их принесло в подземку, Гошка сказать затруднялся, впрочем, Гурий того и не требовал. Их внезапно изменившийся маршрут приобретал все более уверенные очертания, и спустя пару десятков шагов, Гошка мог уже без труда рассмотреть откровенно ржавые рельсы, облупившиеся стены и бесконечную паутину темных проводов, то тут, то там свисающих по стенам. То, что эта ветка была заброшена и давно уже не использовалась по прямому назначению, угадывалось без труда. Никто не рискнет в здравом уме прокатиться по рельсам, которые давно уже съехали со своей бетонной основы, а в некоторых местах отсутствовали вовсе. О чем-то похожем ему рассказывал Гурий в их первую встречу, и Георгий тогда еще искренне восхищался смелостью сдержанного доктора. В этот раз со стороны Грошика не доносилось ни звука. Он шел по рельсам, все еще крепко держа за руку своего попутчика, и только его неровное хриплое дыхание и шорох шагов нарушали гнетущую тишину. Их нынешний путь казался бесконечным, а его завершение и вовсе хранило множество вариантов. Ни всезнающий Гурий, ни малограмотный Гошка не могли с уверенностью сказать, что из очередного черного лабиринта на них не нападет какое-нибудь безглазое существо и не укусит за пятку.
«Смотрите, Гурий, — неожиданно вырвалось у Гошки, когда вдалеке мелькнула неясная вспышка, очень напомнившая свет фар, — здесь невозможно проехать, здесь разобраны рельсы.»
«Спокойно, Гоша, — усмехнулся Гурий, — это не поезд, это обычное подземное освещение. Кажется, мы с вами на верном пути. Вы обратили внимание, что в городе безглазых никогда не включали электричество? Заметили, правда? Сейчас я вижу вполне современное освещение, это лампочки, видите, их несколько, и они горят. Я боюсь делать однозначные выводы, но кажется мы нашли настоящую цивилизацию, Гоша»
Их путь еще немного причудливо попетлял под пугающими темными сводами, пока наконец двое бродяг, оборванных и теряющих сознание от усталости, не вышли на обычную, новую и действующую линию подземки.
Мигающий свет становился все ближе, а очертания станций все заметнее. Гошка тоже редко пользовался подземкой, предпочитая гудящим вагонам свою древнюю иномарку, поэтому под прохладными арочными сводами чувствовал себя крайне неловко. Так было всегда, но только не в этот раз. Едва заметив перед собой ярко освещенный купол вполне действующей станции, Гошка был готов бежать вприпрыжку только для того, чтобы убедиться в существовании обычных полноценных граждан. Гурий и тут не поленился вставить свои пять копеек в стремительные Гошкины планы.
«Вот тут-то как раз существует опасность угодить под движущийся состав, — занудно предупредил он, — и потом, не забывайте, Гоша, линия под напряжением, старайтесь не наступать на рельсы.»
Озвученные предосторожности только подхлестнули Гошку, и он, больше не прислушиваясь к зануде-доктору, резво добрался до эвакуационной лестницы и, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, метнулся в сторону, оставляя Гурия Грошика в тоскливом одиночестве.
Глава 7.
Я брел по сырым питерским улицам, от души проклинал свою неумеренную сентиментальность, так не вовремя заявившую о себе, и, мысленно усмехаясь, возвращался к событиям пятилетней давности, положившим начало всем моим сожалениям и ошибкам.
Тогда, закончив с отличием медицинский университет и подчиняясь воле своего много значимого родителя, я занял кресло участкового терапевта и принялся продолжать знаменитую династию, о которой не уставал твердить мой отец, являясь по сути ее основателем и родоначальником. Ежедневно, с восьми до пяти, мой кабинет осаждали пациенты, трепетно и доверительно излагающие мне щемящие истории своей жизни. Изредка разбавляя их невнятными жалобами на свое расшатанное здоровье. Я исправно мерил им давление, выписывал до отвращения одинаковые назначения и отправлял домой, мысленно желая им провалиться в ад. В один из таких дней на моем пороге объявился очередной страдалец, желающий поболтать. Я заученно кивнул пациенту и приготовился к долгой и предсказуемой беседе. Тот важно поклонился, демонстрируя мне свои лучшие качества, и присел на стул, сохраняя внешнее достоинство и проявляя вежливое любопытство.
«На что жалуетесь, молодой человек? — неожиданно озвучил он совершенно чужую реплику. В первую минуту я откровенно подумал, что ослышался и, сохраняя нейтральное выражение, переспросил:
«Что вы сказали?»
Мой посетитель снисходительно усмехнулся, приосанился и, поклонившись еще раз, завел длинную речь, странно модулируя голосом.
«Вам до отвращения тошно сидеть целыми днями в этом загоне и заученно кивать в ответ на давно известные фразы, вам ненавистна сама мысль о том, что отныне ваша жизнь связана со скучными пенсионерами, большей частью, от безделья навещающими ваш кабинет. Вы выписываете им назначения и раздаете рекомендации, в которых они сами разбираются в сотню раз лучше вас самих. Я могу продолжать перечислять ваши обязанности и дальше, но я думаю, что и без этого вам все ясно. Вы ошиблись в выбранной специальности и отчаянно ненавидите отца за навязанное будущее. Поправьте меня, если я в чем-то неправ»
Высказавшись подобным образом, пациент присел обратно на стул и выжидательно уставился на меня.
«К чему это ваше выступление? — недоуменно поинтересовался я, в душе соглашаясь с каждым произнесенным звуком. — кто вы такой и с какой целью пришли ко мне? Если вы жалуетесь на здоровье, назовите симптомы и не будем тянуть время, а если нет, то покиньте кабинет, не мешайте работать.»
Человечек снова подскочил и приготовился озвучить мне еще одну репризу, но почему-то осекся и задумчиво принялся разглядывать пейзаж за окном. Когда я почти свыкся с мыслью, что пациент ошибся выбором специалиста, тот снова ожил и наконец-то заговорил.
«Я хочу предложить вам работенку поинтересней, — прошептал он, воровато оглядываясь на дверь, — ваше право отказаться, но подумайте сами, что вы будете иметь от вашей нынешней деятельности? Грошовую зарплату и неизменный геморрой, это же несомненно.»
«А что я буду иметь от работенки поинтересней?» — с долей иронии поинтересовался я, предполагая явную умственную неполноценность своего собеседника. Человечек, почуяв мою заинтересованность, оживился и принялся нести мне невероятный бред про вечную жизнь и власть над миром, украшая свое повествование дополнительными преференциями в виде несметных богатств. Прослушав основную часть, я выставил его за дверь, посоветовав обратиться в регистратуру.
«Там вам подберут подходящее время для визита к психиатру,» — не слишком вежливо напутствовал я нестабильного посетителя.
Через неделю он пришел снова и принялся рассказывать мне новую версию своей истории. Теперь в ней звучали тревоги относительно занедужившей родственницы, которой требуется срочная медицинская консультация. В процессе изложения щемящего повествования, его беспокойство странным образом передалось и мне, разливаясь по венам широкими волнами. Я, забывая о своих основных обязанностях, об ожидающих меня пациентах, о врачебной этике и обо всем на свете, торопливо сложил в стол исписанные документы и, повесив на крючок халат, рванул следом за невнятным человечком. Из его непрекращающегося монолога я понял только одно, родственница проживает на окраине города, и чтобы добраться до ее жилища, нам следует воспользоваться метро. Почему мы не могли воспользоваться моей вполне приличной машиной, я не стал даже спрашивать, поскольку начисто забыл про ее существование. Выскочив на какой-то незнакомой мне станции, мы немного попетляли по темным коридорам и оказались на мало оживленной чистенькой улочке, окруженной аккуратными рядами не в меру ярких домов. Мой сопровождающий привел меня к просторному темноватому зданию, состоящему из одних сплошных коридоров и дверей, и, открыв одну из них, втолкнул в сумеречную комнату. Заявленной ранее родственницей оказался крепкий мужик, неподвижно лежащий на металлическом ложе, пугающе напомнившим мне прозекторский стол. Мужик был откровенно и непоправимо мертв, о чем я догадался, только переступив порог.
Человечек, предвидя мою реакцию, тут же всунул мне в руку какой-то прибор и озвучил подробный алгоритм моих дальнейших действий. Эти негласные команды прозвучали прямо у меня в мозгу, не вызвав у меня ни единого вопроса, сомнения и любых других эмоций, неизбежных при подобных ситуациях. Я осторожно надрезал кожу на лице пациента, после чего моя память благоразумно решила избавить меня от остальных подробностей пугающей операции. Спустя неопределенное время, я, совершенно мокрый от пота и едва держащийся на ногах, оказался возле высоких тяжелых дверей питерской подземки. Некоторое время я стоял в полной неподвижности, пугая прохожих своим растерянным видом, пока наконец, ко мне не вернулась способность совершать привычные движения. О возвращении в поликлинику не могло быть и речи — мой непрезентабельный вид в сочетании с совершенной невозможностью здраво оценивать реальность навсегда бы отвратил от меня моих пациентов, а моих руководителей заставил бы расторгнуть со мной все договоры. Добравшись до дома, я стянул с себя провонявшие насквозь шмотки и повалился на диван, не находя в своем организме энергии придать себе более достойный облик. До самого рассвета я провалялся, восстанавливая силы, и стараясь не вспоминать устрашающие эпизоды, к утру показавшиеся мне алкогольным бредом.
«Возможно, всему виной моя невоздержанность в употреблении крепких напитков,» — убеждал я себя, собираясь в поликлинику и готовя текст объяснительной.
Мои литературные способности мне не пригодились, поскольку никто из руководства даже и не обратил внимания на мой спонтанный уход, а мои пациенты увидели в моих движениях некую героическую составляющую.
«Ох, уж эта работа, — сокрушалась моя первая пациентка, не дождавшаяся вчерашнего приема, — прямо рвут на части докторов, ни минуты покоя. Говорят, там авария со жмурами, али нет?»
Я помотал головой, отметая слухи, и тщательно гоня из памяти истинную причину своего побега. За сутки я успел привыкнуть к своей собственной версии с выпивкой и загулами, и она казалась мне милой и правдоподобной.
Мой самообман оставался актуальным до вечера следующего дня, пока на мою карту не свалилась увесистая сумма от неизвестного благодетеля. Сумма включала две моих годовых зарплаты на посту участкового терапевта и вызывала у меня много вопросов.
Я порылся в базе, отыскивая странного пациента, однако не нашел ни единого упоминания о посещении невысокого круглого человечка, обладающего невероятным даром убеждения. Мои, загадочным образом заработанные, деньги не исчезли с первыми лучами зари, моя поликлиника не рассыпалась в прах, и в целом не произошло больше ничего, что бы могло хоть как-то напомнить о моих деловых контактах с представителями темных сил. В том, что за всеми этими полулегальными деяниями скрывается что-то явно криминальное, я не сомневался ни секунды. По-хорошему, как добропорядочный гражданин, я должен был поставить в известность соответствующие структуры, однако мой первый порыв был разрушен весьма прозаическими причинами. Кроме внушительной суммы, мне нечего было предоставить в доказательство незаконной деятельности таинственного типа, а расставаться с баблом мне отчаянно не хотелось. Успокаивая свою совесть, я поклялся себе в следующий раз внимательнее присматриваться к ориентирам и тщательнее запоминать адреса, пароли, явки.
Следующего раза не представлялось очень долго. В течение месяца я прислушивался к шагам в коридоре и с заметным интересом ожидал таинственного посетителя. С каждым днем мой интерес умножался, а вместе с ним росло разочарование от несостоявшихся свиданий. Через три месяца я начал забывать пугающего пациента, а еще через месяц снова увидел его на своем пороге. На этот раз обошлось без предварительных сказок и трогательных историй. Человечек больше не расточал в мой адрес комплименты, не пугал грядущим и не раскланивался, демонстрируя манеры.
«Я рад, что не ошибся в вас, Гурий, — без предисловий начал он, присаживаясь на стул. Теперь в его голосе напрочь отсутствовали чарующие ноты дружелюбия. Их заменила звенящая стальная интонация, от которой позвоночник покрывался инеем. — вам предстоит еще одна работенка. Пойдемте.»
Я послушно поднялся, закинув в стол незаполненные бумаги, и решительно двинулся следом, на этот раз находясь в совершенно здравом уме и твердой памяти. Человечек, решивший остаться безымянным, вел меня теми же тропами, что и в первую встречу, и наш дальнейший путь все так же пролегал через питерскую подземку. Однако все мое природное внимание и довольно крепкая память оказались бессильны в деле понимания нашего маршрута. Единственно знакомой для меня точкой оставалась станция, на которой мы запрыгнули в вагон. Из хриплых динамиков не доносилось ни одного членораздельного звука, а окружающие пассажиры покинули вагон задолго до нашей конечной остановки. На протяжении нашего пути мне не встретилось ни одной надписи, ни одного указателя, который говорил бы мне о направлении и финальной точке нашего путешествия. Так ничего и не выяснив, я снова оказался в знакомых стенах просторного здания. В этот раз моей пациенткой оказалась молодая женщина приблизительно моих лет, к сожалению, тоже умершая. В мою задачу входила странная процедура, отдаленно напоминающая пластическую операцию, только в данном случае, целью хирургического вмешательства становилась не коррекция, а категоричное удаление всего, что некогда служило барышне лицом. Какую практическую цель ставил круглый господин, приглашая постороннего меня на подобного рода мероприятия и выплачивая мне за это солидные гонорары, по-прежнему оставалось для меня загадкой. Впрочем, в моей голове возникали некоторые соображения относительно криминального происхождения трупов, но куда проще, в таком случае, было попросту растворить несчастных в кислоте и не растрачивать бюджет на заведомо ненужные движения. Завершив операцию, я вопросительно уставился на человечка, ожидая разумных объяснений. Тот, не отводя от меня внимательно-настороженных глаз, только покачал головой и в моих мозгах отчетливо прозвучало: «Не спешите, Гурий, еще не время»
Я мог бы поклясться, что на круглой роже непонятного господина не дрогнул ни один мускул, пока он доносил до меня эту не до конца понятную истину. Моя миссия была выполнена, меня больше ничего не удерживало в странном здании, и я собрался распрощаться с круглым типом, чтобы больше никогда не исполнять его противоправные услуги.
«Мне пора, — как можно непринужденнее заявил я, медленно, но уверенно продвигаясь к выходу. — и прошу вас впредь не обращаться ко мне с подобными просьбами.»
Добавив в голос решительности, завершил я наше недолгое знакомство. Круглый человечек коротко фыркнул, вероятно выражая таким образом какую-то эмоцию, и телепортировал мне в голову мысль о моей всецелой свободе. Я выскочил на залитую солнцем улицу и не сдержал рвотный рефлекс, прощаясь со своим обедом навсегда. Отдышавшись, я со всех ног рванул к метро, клятвенно заверяя самого себя, что как только достигну цивилизации, то моментально настучу властям на чудовищного типа с его опытами. Я хорошо помнил, что от станции до жуткого заведения нас отделяло всего несколько перекрестков, расположенных один за другим. Однако, сколько бы я не присматривался к окружающим пейзажам, ничего похожего на внушительные двери метро найти мне не удавалось. На свои бесплодные блуждания я потратил больше пяти часов, но ни на шаг не приблизился к цели. Самым пугающим в моем бесконечном путешествии, на мой взгляд, было совершенное отсутствие людей на аккуратных улицах. Я кружился по местности, начиная ощущать в себе знакомые симптомы подступающей паники. «Как мне выбраться из этого чертового места?» — толкалась в голове одинокая суетливая мысль.
«Вы готовы сотрудничать, молодой человек? — внезапно прозвучало в мозгу, — спрашиваю из чистого любопытства. Так да или нет?»
От неожиданности я резко затормозил и грохнулся на асфальт, понимая, что скорей всего, моя нежная душа все же не выдержала эмоциональных потрясений и столкнула мозги с орбиты.
«Я жду, парень,» — расслышал я настойчивое и в ужасе закивал головой.
«Да, согласен, разумеется, приглашайте меня препарировать трупы в любое удобное для вас время!» — рявкнул я, не видя другого выхода.
Подняв голову, я увидел прямо перед собой высокие тяжелые двери, открыв которые я провалился в чернильную темноту.
После этого круглый тип стал наведываться ко мне регулярно, то и дело подкидывая для меня приличную работенку и всякий раз оставляя мне увесистую сумму на моем счете. Мои обязанности оставались прежними. Я проводил хирургические манипуляции, лишая трупы привычных элементов, после чего счастливо возвращался обратно, пользуясь все теми же высокими тяжелыми дверьми. За год мой счет украсился очень симпатичной суммой, а моя совесть все реже заявляла о себе. Я все еще успокаивал себя отсутствием прямых доказательств своей нелегальной деятельности и полным непониманием месторасположения моих подпольных лабораторий. Несколько раз я для очистки совести пытался отыскать таинственные улицы и всякий раз терпел поражение. Потом круглый тип сделал паузу, ни словом, ни жестом не напоминая о себе, а спустя еще пару месяцев появился снова.
Глава 8.
Свой очередной визит ко мне невнятный тип замаскировал под обычный прием обычного пациента, мающегося головными болями.
«Почему меня это не удивляет?» — хмуро отозвался я, выслушав его жалобы в присутствии моей медсестры. Та с явным изумлением уставилась на своего коллегу, и ее миловидное личико отразило многие эмоции по поводу услышанного. Я отправил чувствительную барышню за чистыми бланками, а сам, едва сдерживая подступающую злобу, отчетливо прошипел:
«Благодарите Бога, что я до сих пор не имею твердой доказательной базы, мне нечего предъявить правоохранительным структурам, именно поэтому вы все еще топчете землю, расправляясь с людьми.»
Тип заметно приободрился моими пустыми речами и, горделиво выпрямившись, торжественно изрек:
«Никого благодарить я не собираюсь, Гурий Трофимович! Эти люди были мертвы до моего вмешательства, с этим ничего не поделаешь, мой дорогой гуманистически настроенный доктор. Такова жизнь. Люди всегда хоронят своих мертвецов, а я, если можно так выразиться, возрождаю их к почти полноценной жизни. Их близкие могут сказать мне спасибо!» — высказавшись, тип присел обратно на стул и превратился в недужного обывателя с кучей болячек и семейными неурядицами.
«Что вы несете, ненормальный?! — не сдерживаясь, заорал я, не замечая появления моей коллеги, — какое право вы имеете вмешиваться в ход истории, идиот?»
Медсестра, почуяв назревающий скандал, живо метнулась ко мне и, ухватив за лацкан халата, с трудом оттащила от беззащитного старичка, с непередаваемым ужасом съедающего меня мутными глазенками.
«Успокойтесь, Гурий! — едва слышно прошептала милая барышня, купируя конфликт, — не хватало нам еще выслушивать от главного всякие гадости»
Мы работали в тандеме очень недавно, но девушка прониклась ко мне небывалым состраданием и вечным желанием поддержать. Я был ей благодарен за это.
Я коротко кивнул, приводя себя в рамки приличия, и, от души ненавидя круглого типа, принялся разыгрывать перед ним сценки на тему доброго доктора.
«Принимайте это лекарство по утрам, возможно оно предотвратит дальнейшее развитие ваших бредовых идей,» — в заключение не удержался я, всовывая в руки типу мелко исписанный по-латыни листок.
«Что с вами, Гурий? — заботливо донеслось от медсестры, когда за сумасшедшим типом захлопнулась дверь, — вы последнее время прямо сам не свой. Проблемы дома?»
Дома проблем у меня быть не могло, поскольку создавать их было некому, кроме меня самого. Моя одинокая размеренная жизнь не была омрачена обыденными семейными склоками, финансовыми спорами и прочими радостями семейной жизни. Все было прекрасно, ровно до того момента, пока в мою жизнь не ворвался таинственный тип.
«Все в порядке, Ульяна, — чарующе улыбнулся я, — просто не выспался.»
Ульяна понимающе кивнула и предложила прогуляться после работы, поскольку «свежий воздух и спокойные размеренные прогулки способствуют крепкому здоровому сну»
Последние аргументы окончательно убедили меня в необходимости прогулок под звездами, и следующей ночью я не выспался снова, теперь уже по другой причине.
Мое романтическое настроение рассеялось как белый дым, стоило мне ступить на порог поликлиники на следующее утро.
«Мы с вами не договорили, Гурий, — раздался знакомый скрипучий голос моего вчерашнего пациента. — уделите мне минуту.»
Я неосознанно притормозил на пороге и услышал продолжение пугающих откровений, которыми я так неосторожно поделюсь с неотвязным Гошкой спустя пять лет.
«Поверьте мне, Гурий, — доверительно вещал тип, наваливаясь на меня всей своей круглой тушей, — если рассмотреть вопрос с точки зрения того самого пресловутого гуманизма, а я все еще придерживаюсь его основ, мы с вами делаем доброе дело. Ну согласитесь, вместо обычного потустороннего прозябания, мы даем возможность людям продолжить свое земное существование, пусть не такое полноценное, но я не оставляю надежды все же возродить расу суперчеловека без Потребностей. Согласитесь, чрезвычайно скучно проводить и без того короткую жизнь в поисках пропитания, а в свободное от беготни за банальной жрачкой время, маяться от необходимости заполнить свое существование пустыми зрелищами. Это непродуктивно и отвратительно, мой дорогой доктор. Я подарю этим людям новые ценности и открою для них новые горизонты.»
Слушая шокирующие откровения, я незаметно набрал своему приятелю, работающему в психиатрии, короткое сообщение и попросил того немедленно спуститься в холл. Как только набранное тайком сообщение отправилось до адресата, мой собеседник обиженно примолк, и мои мозги обожгло другое сообщение, угрожающее и причиняющее почти физическую боль. «Полегче, парень! Не со своим братом связался!», после чего моя тушка безвольно обмякла и рухнула на прохладный кафельный пол.
«Гурий, — расслышал я сквозь толщу воды знакомый голос своего приятеля, — как ты, дружище? Давай, приятель, поднимайся, я провел необходимые процедуры, с точки зрения моей специализации, с тобой все в полном порядке.»
Матвей весело щерился, с интересом рассматривая мою потерянную физиономию, с привычным для себя мрачноватым юмором, озвучивая разные догадки о причинах моего к нему обращения. То, что я звал его не для себя, приятелем не воспринималось, поскольку по его уверениям, я был совершенно один, никаких толстых пузатых старичков в радиусе километра не наблюдалось. Я поблагодарил заботливого специалиста по душевным недугам и кое-как приведя себя в порядок, отправился на рабочее место. Это была моя предпоследняя встреча с коварным типом, и, если рассматривать ее в целом, закончилась она без видимых для меня последствий.
Долгих пять лет невнятный сумасшедший не беспокоил меня своим появлением, и я начал счастливо забывать о его существовании.
Моя поликлиника продолжала оставаться основным местом моей деятельности, что не раз служило причиной споров и ссор с моей Ульяной, упрямо не желавшей видеть меня в образе банального терапевта.
«Ты же умный, грамотный и талантливый,» — не уставала она заводить любимую песню всякий раз, когда я собирался на работу. Впрочем, после моего возвращения обратно, песня продолжалась, изредка разбавляясь припевом о готовности посодействовать моему творческому росту. Я активно не желал принимать подношения от своей могущественной подружки, а точнее от ее могущественного папеньки, свято веря в свои собственные возможности и таланты. И только однажды, когда песня несколько затянулась, я согласился съездить на собеседование с одним очень уважаемым человеком, которого мне подогнал мой будущий тесть. Моя почти новая иномарка, верно катавшая меня на протяжении последних пары лет, неожиданно заглохла, и мне пришлось воспользоваться питерской подземкой. По дороге к важному свиданию я старательно репетировал в голове разные приветственные фразы и строчки из резюме, когда в мои стройные мысли вклинился давно уже забытый, отвратительный голос. От неожиданности я вздрогнул и не с первого раза уловил то, о чем пытался поведать мне в этот раз навязчивый круглый тип.
«Твое время истекает, Гурий, — отечески тянул он, притворяясь этаким рубахой парнем, — с этим ничего не поделаешь, такова жизнь, и твоя, например, скоро очень удачно завершится. Но я готов подсказать тебе, как избежать столь досадного факта. Не безвозмездно, разумеется, таков уж я, но, как там у вас говориться, я согласен подлатать свою карму и предложить тебе выгодную сделку. Она выгодна для нас обоих, Гурий. Я отпущу тебя обратно, ты сможешь и дальше радоваться бытию, но в природе не бывает пустот. Вместо себя ты должен будешь оставить мне серого невзрачного человечка, он не принесет много пользы миру, и эта замена недостойна, но я невзыскателен. К тому же его время еще не пришло, однако я готов немного поиграться с датами и сроками. Для чистоты сделки ты сам приведешь мне его, парень, после чего снова обретешь утраченное. Оцени, Гурий, я делаю это для тебя. Ответь мне, Гурий, просто да или нет. Подумай, парень, тебе остается немного времени, чтобы принять окончательное решение.»
Голос ввинчивался в мои мозги, лишая воли и рождая страх. Страх смерти мощное оружие, как врач, я был знаком с этим утверждением не понаслышке, поэтому я согласно кивнул, не давая себе труд задуматься о последствиях.
Глава 9.
Мои скорбные воспоминания о событиях пятилетней давности и совсем недавних событиях погрузили меня в некое подобие транса, и я не заметил, как прямо перед моими глазами оказались знакомые двери родного парадного. Я не исполнил волю круглого человечка, мало того, я поддался собственным эмоциям и нагло вмешался в ход истории, и чем грозило подобное самовольство, о том я решил поразмышлять немного позже. Сейчас меня ждал горячий душ и сытный ужин.
Квартира, оставшаяся мне от бабки, встретила меня полной тишиной и пустотой. Поднимаясь по лестнице, я мысленно репетировал отмазки для Ульяны, подбирая наиболее убедительные аргументы для объяснения несостоявшейся встречи с важным и значимым. Но, как оказалось, озвучивать их было некому. Я побродил по пустым комнатам, подивившись необычному порядку и отсутствию вещей моей милой, и присел за кухонный стол, пытаясь сообразить, сколько времени на этот раз заняло у меня спонтанное путешествие. Полгода назад я уже однажды сбегал из дома на пару недель, не поставив в известность свою подружку. Решительно настроенная Ульяна дождалась меня тогда только для того, чтобы донести до меня простую истину о моем неискоренимом кобелизме. Мы помирились, и я пообещал впредь быть верным мужем. Тогда у Ульяны было много оснований подозревать меня во всех грехах, но что послужило причиной срочного отъезда на этот раз, осталось для меня загадкой. Сил на разгадывание ребусов у меня не нашлось, и я, несколько раз набрав подружке и послушав отчет об отключении абонента, завалился спать, оставляя решение головоломок до утра.
Утро пришло ко мне одновременно с шорохом ключей в двери и невнятным бормотанием из прихожей. Очевидно, мои вчерашние опасения относительно Ульяны были беспочвенны, барышня просто уезжала по делам, прихватив с собой все свои вещи, но в любом случае, сейчас я все выясню. Так думал я, прислушиваясь к болтовне и продолжая сохранять расслабленную неподвижность, уверенный в своих утренних визитерах. Моей гостьей оказалась вовсе не Ульяна. Спустя пару минут возни в прихожей, на пороге гостиной появилась моя тетушка, внезапно и нежданно решившая навестить меня с первыми лучами зари. Наши отношения с родственницей нельзя было назвать чрезмерно теплыми и милыми. Да и просто нейтральными я бы их не назвал. С того момента, когда в молодой, неопытной во всех отношениях и финансово нестабильной семье родился незапланированный я, решительная тетка загребла ведение домашнего хозяйства в свои жадные ручонки, а на крепенькие плечи взгромоздила заботы о воспитании несчастного сиротки, как неизменно называла меня старшая сестра папеньки в течение тридцати лет. Я не любил тетку и всячески ограничивал с ней любое общение, тетка об этом знала и поэтому ее спонтанный визит был для меня вдвойне удивителен. Тетка неторопливо прошла по комнате, старательно не обращая на меня никакого внимания, и на мои сонные приветствия не реагируя ни словом, ни жестом. Поправив съехавшие набок шторы, она покосилась на мою изгвазданную одежку, сброшенную вчера прямо на пол, и почему-то всхлипнув, горестно поведала соседней стене: «Ох, совсем забыли, ну надо же, нужно будет сказать Уленьке, пусть приберет.»
Тетка в принципе была лишена всякого рода эмоций, и сколько я ее помнил, даже самые трогательные эпизоды человеческой жизни всегда оставляли на ее каменной физиономии отпечаток снисходительного недовольства. А тут грязные шмотки вызвали целую гамму чувств. Я покачал головой, дивясь собственным наблюдениям и готовясь изумляться дальше, поскольку чувствительная родственница решила побить все рекорды в демонстрации удивительного. Порывшись в огромной нескладной сумке, с которой не расставалась добрых пару десятков лет, тетка извлекла из ее недр маленький стаканчик, двухсотграммовый пузырек с водкой, ржаную горбушку и церковную свечку. Все это она ловко разместила на подоконнике и, мелко крестясь, попятилась обратно к двери. Почему-то вся эта наигранная показушность всколыхнула во мне волну праведного гнева, и я, бодро вскочив с дивана, решительно подтолкнул заигравшуюся родственницу к двери, сопроводив этот неприличный жест еще более неприличным напутствием. Тетка заполошно взвизгнула и, не дожидаясь дальнейших поощрений, самостоятельно вылетела вон, забыв свою уродскую сумку на журнальном столе. Вышвырнув следом и сумку, я шумно выдохнул, и, ощутив в себе нестерпимое желание пожрать, шагнул к подоконнику. Там я опрокинул стопку в рот, туда же отправил горбушку, а свечку выкинул в окно. И, почувствовав неземное умиротворение от проделанной работы, принялся собираться в свою поликлинику.
Моей медсестрой последние полтора года числилась суровая немногословная мадам, крайне редко посещавшая свое рабочее место. Впрочем, в ее присутствии я нуждался не слишком, успевая выполнять все нехитрые манипуляции с бумагами и документами самостоятельно. Последний раз я видел ее пару недель назад, когда она навестила меня ровно на полчаса, чтобы пожаловаться на новые распоряжения главного. Я мог по праву назвать наступивший день днем невероятного волшебства. Одного тетушкиного визита и показательного выступления могло бы хватить для такого определения, а необычное явление в лице суровой медсестры, заседающей в моем кабинете, делало этот день поистине незабываемым.
«Доброе утро,» — вежливо поздоровался я, протискиваясь на свое кресло. Моя помощница только качнула головой, что-то неопределенно пробормотав себе под нос, и продолжила изучать монитор. Я давно привык к ее манере вести диалоги и тоже принялся разбирать накопившиеся дела. Первый час рабочего дня мы просидели в полном молчании, не имея никакого желания поддерживать беседы. Когда тишина в довольно тесном кабинете превысила все допустимые пределы, наше сумрачное бдение было нарушено первой пациенткой. Румяная старушка резво просочилась в нашу безмолвную келью и, усевшись напротив моей помощницы, заговорчески зашептала:
«Вот ведь горе какое, такой молодой. Говорят, все так быстро случилось, никто ничего и не понял. Вот вы, Маргарита Антоновна, женщина здравая и рассудительная, да только зря согласились за него работать. Вот чует мое сердце, нечисто там все вышло, да и сам доктор-то не так прост был, царствия ему небесного, вот вам истинный крест!»
Не в меру таинственная бабка бодро задрала морщинистую ручонку и размашисто перекрестилась, подтверждая свои непонятные слова. Маргарита Антоновна только вздохнула и перевела разговор к более насущным проблемам.
Она, не обращая внимание на присутствующего в шаге от нее доктора, принялась с видимым любопытством расспрашивать пациентку о ее тревогах и бедах, при этом совершенно не профессионально разбавляя ее стенания своими собственными, видимо, желая подбодрить. Бабка несколько раз возвращалась к ранее затронутой теме, не забывая махать сморщенной клешней, ограждая себя от злых сил. Устав наблюдать вторую за утро клоунаду, я наклонился над столом и вкрадчиво поинтересовался у зарвавшейся коллеги, не пора ли заняться делом. Мои справедливые замечания канули в пропасть, оставшись неуслышанными.
«Маргарита Антоновна! — устав от кривляний, рявкнул я и усилил обращение увесистым хлопком по столу, — принесите формуляры и заберите в лаборатории результаты анализов, прекратите валять дурака!»
Обе тетки заполошно взвизгнули и обернулись ко мне, почему-то с интересом и страхом рассматривая мой кулак. Очевидно, мой вербальный посыл до них не дошел. Дальнейшие мои действия тоже не отличались профессионализмом, поскольку я, чувствуя нарастающую и неконтролируемую злость, скинул с рабочего стола аккуратные стопки документов и покинул чертово логово старых сплетниц. Оставленные мной бабки только охали мне вслед, осеняя себя знамениями. Даже глубоко атеистичная Маргарита Антоновна решилась на грех отречения и разом приняла все уставы и законы православия, усердно шепча молитвы и взмахивая руками.
«Что с ними такое? — думал я, несясь по коридору, — массовое помешательство? Или за время моего трехдневного отсутствия явился мессия?»
Размышляя подобным образом, я добрался до кабинета Матвея и, забывая о приличиях, распахнул дверь. Матвей беседовал с пациентом, заботливо раскладывая перед субтильным дрищом разноцветные картинки, а его неизменная медсестра что-то быстро заносила в открытую картотеку.
«Закройте дверь, Лида, — вежливо попросил Матвей, бросив мимолетный взгляд на порог, — нужно будет сказать плотнику, чтобы подогнал полотно, чертовы сквозняки.»
Лида послушно захлопнула перед моим носом тяжелую дверь, оставив меня терзаться догадками.
«Что происходит? — в который раз озвучил я сам себе очевидный вопрос, — круглый тип отпустил меня, это очевидно. Ну, или позволил мне уйти, что в целом, одно и тоже. Я не сдал ему наивного парня, хоть и сомневался до последнего, но не моя вина, что его безглазая команда работает так не оперативно. Формально условия были выполнены.»
Мое дальнейшее пребывание на рабочем месте не имело смысла. Я шатался по коридорам, бесполезно пытаясь привлечь внимание всех, кого встречал на пути. Мои недавние коллеги, еще неделю назад охотно притормаживающие для пары ничего не значащих слов, сегодня с каменными лицами просто проходили мимо, упрямо не желая видеть меня в упор. На втором этаже в холле висело огромное зеркало, закрывающее собой значительную часть стены. Я, рискуя вызвать насмешки посетителей, встал напротив и показательно скривил смешную рожу. Полюбовавшись на свое внятное отражение, я махнул рукой на обязанности и направился вниз, забыв снять халат. Все мои разумные предположения относительно моей оторванности от коллектива не выдерживали критики. Я был самым настоящим, живым и теплым, так, по крайней мере я ощущал свое существование, однако для остального человечества я оставался невидимкой. По дороге домой я забредал в магазины, я перекладывал с места на место товары, я воровал из тележек приготовленные к оплате продукты, пытаясь привлечь внимание общественности. Когда мои приличные идеи исчерпались, я влез на прилавок и станцевал там степ, но зрителей, к сожалению, не обрел.
До самой темноты я бродил среди прохожих, всматриваясь в их лица и пытаясь понять, в какое еще приключение я вляпался помимо своей воли и, главное, как это исправить. Пристроившись следом за двумя полуночными бродягами, я бездумно гулял в их ничего не подозревающей молчаливой компании, до тех пор, пока небо не окрасилось нежным серым цветом, символизирующим начало нового дня.