Солдаты.
Это слово было первым, что пришло мне на ум. За минуту до крайнего срока я прибыл на базу Протектората, буксируя за собой проект «Лотос». Мрачные, сосредоточенные лица героев, которые вот-вот отправятся в пекло, где шансы выжить два против одного. Не привычная роль патрульных, блюдущих правила, писаные и неписаные. Нет, солдаты на войне, готовые умереть по приказу.
Здесь был Оружейник, Бесстрашный и Скорость. Способности остальных были бесполезны в противостоянии с Губителем — Мисс Ополчение не могла воплотить оружие, способное ему навредить, Штурм и Батарея были бойцами ближнего боя, аура смерти Бегемота не позволила бы им атаковать. Но здесь были и Стражи — Эгида, Призрачный Сталкер и Кид Вин. Последний заменил свой обычный визор на герметичный шлем. Ясно, они взяли тех Стражей, кто имел рейтинг Движка… и тех, кого не жаль потерять.
— Стражи, краткий инструктаж, — сказал Оружейник. — В бой не лезете. Вообще не приближаетесь к Губителю ближе, чем на километр. Ваша задача — помощь в эвакуации гражданских, поиск пострадавших под завалами. Магистерий, твой проект готов?
— Да, сэр. Я не успел провести контрольную доводку, но основной функционал уже отлажен.
— Хорошо, тогда высадим тебя в госпитале.
— Да, еще кое-что, — я протянул героям несколько шприц-тюбиков. — Это прототипы наноорганических волокон, я их создал после изучения силы Панацеи. Не гарантирует бессмертие… просто лишние проценты к шансу выжить, если зацепит. Позволит протянуть до прибытия помощи. Наверное.
— Наверно? — скептически уточнила Сталкер.
— Софииия — трусииишка, боииится укооолов, — протянул я тоном детской дразнилки.
Она дернулась, процессы в ее мозгу расцвели гневом, но в присутствии трех взрослых героев она сдержалась. Вместо ответа она яростно сгребла один шприц-тюбик и вколола препарат себе в плечо. Остальные последовали ее примеру.
— Бодрит, — сказал Кид Вин неуверенно и посмотрел на «Лотос». — Эта штука точно лечит? Вид у нее жуткий.
— У тебя будет случай проверить самому. Мы в любом случае успеем нахватать немало зивертов, так что профилактику лучевой болезни придется проводить всем.
Строго говоря, сомнения Кид Вина не были беспочвенными. «Лотос» выглядел как подобие саркофага, подвешенного над землей на анигравитационных дисках, ложе которого окружали десятки механических рук, оснащенных лазерами, иглами, ультразвуковыми головками, молекулярными манипуляторами, ДНК-сканерами и прочими инструментами.
Форма, навеянная беспокойной дремой над верстаком
Воплощенное в металле видение бескрайнего сада плоти.
Я насторожился, пытаясь вспомнить источник своего вдохновения, но смутное воспоминание ускользнуло, как и всегда до этого. Можно было подумать, что облик конструкции привиделся мне во сне, но у технарей было одно общее свойство — мы не видели снов.
Через несколько секунд ожидания из воздуха с треском появились два кейпа. Первый был в годах, что само по себе являлось редкостью, он носил свободную серую мантию с капюшоном а в руке сжимал деревянный посох. Мирддин, глава Протектората Чикаго, один из сильнейших кейпов Северной Америки, исключая Триумвират.
Другой был моложе, одет в черно-синий балахон и такое же кепи, его глаза закрывала маска-домино. Странник(1), единственный в США Движок-10, он обладал способностью к неограниченной массовой телепортации. Он не был членом Протектората, но сотрудничал, если требовалась помощь. Хотя ситуация не располагала, я оглядел его с любопытством. Интересно, какой у него был триггер? Он пытался спасти кого-то, увести подальше от опасности? А теперь его главное занятие — приводить людей туда, где они окажутся в смертельной опасности.
— Готовы? — спросил Мирддин.
Оружейник кивнул, и глава чикагского Протектората поднял посох.
Все произошло мгновенно. Вот я стоял на платформе Вышки вместе с остальными, а через мгновение оказался подвешен в темном пространстве, где не было ни верха, ни низа, ни света, ни звуков. Дышать тоже было нечем, но это почему-то не мешало. Так вот каким выглядело изнутри карманное измерение Мирддина. Помнится, на ПЛО я натыкался на вялый спор, и один из участников оказался на удивление близок к истине.
По крайней мере, это снимало вопросы касаемо того, как нас доставят на место. Мирддин забирает нас, Странник телепортирует его. Повторять до накопления в точке кризиса достаточных сил.
Не знаю, сколько времени прошло, но вряд ли много. Просто в какое-то мгновение темная невесомость сменилась обычной реальностью. Земля ударила по ступням, я чуть не потерял равновесие от внезапно возникшей гравитации. «Лотос» тоже угрожающе накренился, его антигравы загудели, пытаясь выровнять положение.
Мирддин и Странник исчезли, оставив меня одного. Никого из знакомых героев рядом тоже не оказалось, видимо, их высадили в другом месте. Черт, а я ведь даже не знаю, куда пойти.
Местность вокруг напоминала стадион. Точнее, когда-то это и был стадион, но совсем недавно что-то снесло нахрен все трибуны, превратив их в груды обугленного шлака. Теперь в центре поля расположился наспех развернутый мобильный госпиталь — то есть два десятка палаток, вокруг которых мельтешили врачи и санитары, а кейпы-Движки то и дело прилетали и телепортировались, доставляя тех, кого еще дышал. А где-то вдали слышался непрерывный грохот, взрывы, и нечеловеческий, пробирающий до внутренностей рев.
Бегемот уничтожал город, кейпы пытались ему помешать, а я… у меня тоже было дело.
Первым делом я затолкал «Лотос» в одну из пустующих палаток. Бой начался недавно, заполнить все просто не успели. Переведя устройство из походного режима в рабочий, я ухватил за рукав первого попавшегося врача, и попытался вспомнить ненавистные курсы испанского.
— Hey, senor! Eviame pacientes! — надеюсь, я еще не все успел забыть. — Puedo tatar la radiacion! (2)
Врач секунду соображал, что к чему, но потом проследил за моим пальцем, указывающим на «Лотос» и кивнул.
— Bueno, ahora. (3)
Врач ушел, а я достал из подсумка маркер и крупными буквами вывел на боку палатки:
«Для облученных. Нужны помощники».
Надеюсь, тут хотя бы половина знает английский.
Первого пострадавшего мне притащили всего через полминуты. Ну, или то, что от него осталось. При первом взгляде на него, у меня невольно отвисла челюсть. Это не могло жить. Это не могло шевелиться. Я бы не смог даже уверенно назвать пол человека, лежащего на носилках — обугленная кожа слезала с него огромными лоскутами. Но он все еще дышал, видимо, благодаря своей силе.
— Morfinum intramascularis!(4) — крикнул один из медиков. Мое знание латыни за недели больничной практики продвинулось несильно, но слово «морфин» я уловил. Значит, уже обезболили… но при таких повреждениях это ничто.
— Aqui! Ponlo aqui! — я указал наложе «Лотоса». — Necesito medio minute para prepararme. (5)
— Cinco minutes per persona, — сказал другой. — Hay demasiados de ellos.(6)
Словно в подтверждение его слов, раздался еще один взрыв, гораздо более мощный, чем все предыдущие. От него заболели уши и встряхнуло внутренности — а ведь Бегемот по идее должен был находиться в нескольких километрах. Пять минут?! Что я вообще смогу сделать за пять минут?!
Я помог уложить раненного кейпа в «Лотос», встал за пульт и запустил диагностику. Десятки механических рук зашевелились, облепили пациента, будто пищеварительные отростки болотной росянки — какую-то неудачливую муху. По экранам побежали строчки данных — ничего нового, все сканеры были лишь производными от моей собственной силы Умника. Это был фактически труп, получивший колоссальную дозу излучения — но еще цепляющийся за жизнь.
Давай, соберись, успокойся. Животные после твоих опытов выглядели не лучше. Так, с чего мне вообще начать?! Он же у меня в любой момент умрет! Да, мозг! Самое главное — не дать умереть мозгу… а потом займемся всем остальным.
Ручная настройка требует времени, но в голову, шею и грудь моего пациента вонзаются несколько игл. Даже не нужно целиться в сосуды, модифицированная регенеративная сыворотка обладает только местным действием — поддерживает мозг, сердце и артерии в рабочем состоянии, чтобы сберечь основу, вокруг которой заново придется наращивать организм. Надеюсь, ее запасов хватит, новую мне синтезировать негде.
Щелкаю тумблером встроенного в ложе нейроподавителя. Уже привычная, испытанная технология, но работающая строго наоборот — гасящая в зародыше любые болевые ощущения. Незачем заставлять этого несчастного страдать еще больше.
ДНК-сканер — активация. Одиннадцать секунд на сбор данных.
ДНК-интерпретатор — активация. Тридцать семь секунд на расшифровку данных.
«Слишком… слишком медленно…».
Пятнадцать секунд я трачу на то, чтобы изменить программный код, отсечь избыточный массив невариативных данных, который лишь впустую нагружал систему. Это сэкономит больше времени в будущем — по две с половиной секунды на каждого.
Моделирование — самый долгий, самый сложный этап. Он занимает непозволительно много времени. Если бы было больше времени… если бы я успел установить более мощные процессоры… скрепя сердце, я вручную отсекаю несколько процессов. Я слишком привык к комфортным условиям больницы, где в моем распоряжении всегда было достаточно времени, но здесь не было ни единой лишней секунды. Нет времени восстанавливать полную целостность. Нервная ткань, костный мозг, кровеносная система, лимфатическая система — самый базис, на котором можно строить все остальное.
В тело пациента впиваются все новые и новые иглы. Одни по тонким трубочкам вливают в него биомассу — те самые денатурированные отходы, в которые превращались мои подопытные. Теперь они еще послужат. Другие, монокристаллические, нацеливаются на ключевые точки организма и вспыхивают внутренним светом, когда я подаю на них питание. Их я вырастил в попытке запечатать в них силу Панацеи. Не всю, а лишь ту ее крупицу, которую она использовала для лечения людей. Для этого и требовалось моделирование — чтобы «Лотос» получил образец, идеальную модель, к которой следует стремиться. Если бы было больше времени…
Процесс пошел, а у меня осталось всего полторы минуты. Пока внутренние органы раненного кейпа приходят в норму, я задействую дезинтегратор для удаления обугленной ткани. Там уже не осталось ничего, что можно использовать повторно.
Включается кварцевый прожектор — для обеззараживания. Линзы маски защищают мои глаза от жесткого ультрафиолета. Еще одно массивное устройство, перенастроенная и доработанная нейтронная пушка, испускает ровное желтое свечение, проникающее вглубь живой ткани и гасящее наведенную радиацию. За эту штуку спасибо СКПшным архивам, похожую технологию использовал Герой, когда еще был жив.
Подача биомассы внутрь прекращается. Выведенная на один из экранов биометрия показывает неровный пульс, дыхание раненого кейпа мелкое и частое. Быстрый взгляд сквозным зрением показывает обширную интоксикацию.
Черт, черт, черт… только не вздумай умереть у меня на руках!
Мне… мне нужно что-то сделать. Что? Я раскладываю чемоданчик и запускаю на прогрев свой переносной реактор, одновременно соображая, что же делать с последствиями ожогов. Нужно очистить кровь, это ясно. Будь мы в больнице, я бы просто перепоручил это отделению интенсивной терапии, там были все необходимые средства. Здесь приходилось изобретать буквально на коленке, стараясь не вслушиваться в доносящийся снаружи грохот и тихие хрипы умирающего пациента.
На приготовление антидота уходит еще одна драгоценная минута, и я понимаю, что полностью выбился из графика. Я ввожу его внутривенно, следом за ним — два кубика адреналина и дозу форсированной регенеративной сыворотки, взамен на усиленное действие она сокращает жизнь, но надеюсь, этот парень в обиде не будет.
И только теперь у меня появляется время обернуться.
В палатке стало людно. Уже выстроилась очередь из пострадавших кейпов, если это можно так назвать — санитары кладут их рядком вдоль стенки палатки. Их костюмы обгорели и оплавились, на половине уже нет масок, но это никого не волнует. Копошащиеся рядом медики срезают с них остатки одежды, чтобы промыть раны. Некоторые не получали больших доз радиации, но их ожоги не менее опасны для жизни. У некоторых недостает конечностей.
И в этот момент в мой мозг пробивается очевиднейшая, казалось бы, мысль.
Я не смогу спасти всех.
Пока я буду заниматься одними, другие умрут, не дождавшись помощи.
Правила полевой медицины гласили, что сначала следует заниматься легкими ранениями, тем, что гарантированно удастся исцелить. К сожалению, Бегемот поставляет только один вид раненных — терминальных.
— Следующего! — кричу я санитарам.
Они тут же вынимают из лотоса первого пациента и кладут его на матрас рядом. Им начинают заниматься уже обычные врачи, не забыв прикрыть его лицо марлевой маской. Меня грызет чувство неоконченной работы, я даже не могу сказать, выживет ли он. Потом указываю на одного из дожидающихся своей очереди кейпов. У него оторвана рука по плечо, обуглена левая половина туловища и головы, черно-красный костюм весь измазан пылью и копотью.
— Этого, — по крайней мере, он еще в сознании, двигает оставшимся глазом. Думаю, его удастся вытащить.
Санитары укладывают его в «Лотос» и я начинаю цикл процедур с начала. Обезболить нейроподавителем, ввести местные инъекции.
— Волнорез где… — бубнит кейп неразборчиво — его левая щека отсутствует, язык обожжен. — Что… волнорезом…
Наверное, под «волнорезом» он имеет ввиду имя кейпа, своего товарища. Не знаю. Не важно.
Сканирование завершено.
ДНК-интерпретация завершена.
Радиационного поражения вроде бы нет, во всяком случае, оно не гарантированно смертельное. Время от времени вокруг него начинает мерцать пленка силового поля — он полусознательно проявляет силу, все еще пытается защититься от угрозы. Хорошо хоть не повреждает оборудование при этом.
Я даже не сразу понял, где облажался. Просто в какой-то момент биометрия на мониторах замерцала тревожными сигналами, а сквозным зрением я увидел, как останавливается сердце. Мне всмотреться глубже, чтобы увидеть причину. Что-то произошло с соединительной тканью. Удар Бегемота, отнявший руку, каким-то образом распространился по половине тела, словно миллионы огненных игл. Кейпа одновременно зажарило изнутри и превратило в фарш. Даже «Лотос» не мог исцелить его достаточно быстро.
И он умер не сразу.
Он все еще таращился на меня своим единственным глазом, хотя его сердце уже перестало биться. Уцелевшей рукой он схватил меня за мантию и с неодолимой силой притянул к себе.
— Что с… Волнорез… где…
На этот судорожный хрип он потратил последнюю секунду жизни. Его пальцы разжались, тело обмякло. Я не находил в себе сил даже отодвинуться, и словно парализованный, смотрел на труп.
Только что у меня на руках умер пациент.
Умер тот, кого я обязался спасти, но не спас — потому что не предусмотрел, потому что оказался не готов, уделил недостаточно времени и сил проекту. Потому что полез в чужую область, не имея должных сил и навыков. Будь на моем месте Панацея — он бы остался жив. Легко строить из себя целителя, работая в тепличных условиях муниципальной клиники, где рядом всегда есть квалифицированные врачи, заранее собранный анамнез и состояние больного уже стабилизировано. Мое настоящее испытание должно было пройти здесь, лицом к лицу с настоящей угрозой, и я его благополучно провалил.
Я схватился за край ложа «Лотоса», чтобы не упасть, когда мои ноги подкосились от страха. Это все, это мой предел? Чего тогда я вообще стою?! Я словно вернулся на несколько месяцев назад, в свою комнату, пропахшую блевотиной. С той небольшой разницей, что сейчас умирал не я, и надеяться на чудо не приходилось — потому что один раз оно уже случилось. Но чувство отчаяния, бессилия… оно было прежним.
Я подумал о старших героях, которые сейчас находились в самом жарком месте битвы. Живы ли они еще? Подумал о Крисе, Софии и Карлосе, которые тоже выполняли возложенную на них миссию. Подумал о Кэсси, которая осталась в Броктон Бей. Волнуется, наверное.
Забавно даже.
Изначально мне не нравилась идея вступать в Стражи, потому что они занимались, на мой взгляд, сущей ерундой. Казалось, что Империя-88 и Гезельшафт дадут мне лучшие возможности реализовать себя. Ну что же, вот я и получил настоящее, ответственное дело.
Доволен?
— Сле… — мне пришлось напрячься, чтобы вытолкнуть слово из горла. — Следующего!
Прошло полтора часа.
В какой-то момент я перестал считать, сколько кейпов прошло через мои руки. Я уже не утруждался рассматривать их костюмы, не старался не смотреть на лица, с которых зачастую приходилось сдирать сгоревшие или приплавившиеся маски. Я смотрел только внутрь.
С очередного «уголька», как я мысленно окрестил своих пациентов, пришлось предварительно срезать массивный экзоскелет — он оказался технарем. Для этого пригодился меч.
Сканирование завершено.
ДНК-интерпретация завершена.
Я уже ставшим привычным движением отметаю в сторону массив избыточных данных, и концентрируюсь на самом важном — кроветворение, иммунитет, нервная система. Погасить наведенную радиацию. Даже близко не идеально, но скорее всего, выживет. Подозреваю, что тут скорее заслуга экзоскелета, чем моя. Два кубика адреналина и регенеративная сыворотка.
— Следующего!
К концу второго часа я беру небольшой перерыв.
Не для отдыха, для смены деятельности. Отдых мне заменяют стимуляторы. Большая часть инструментов осталась в мастерской, у меня при себе только то, что я ношу с собой постоянно. Приходится работать грубо, будто делая операцию на сердце с помощью кувалды, ни о какой надежности и долговечности модификаций речи не идет — лишь бы продержалось еще несколько часов. Я режу по живому кабели, переписываю на ходу программный код, собираю нужные элементы из того, что есть под рукой. Пошли в дело обломки технарских доспехов, валявшиеся рядом на земле, также пришлось отобрать у санитаров их телефоны и электронные часы. Кажется, они обиделись.
А, пофиг.
Мне нужно оптимизировать «Лотос» под текущие условия, максимально распараллелить все процессы. Все ради экономии времени, выкройки лишних секунд. Пальцы в перчатках соскальзывают, когда я пытаюсь скрутить вместе два провода. Они все перемазаны кровью последнего «уголька», сердце которой я пытался запустить вручную. Она умерла, глядя на меня с обвинением.
Пока я работаю над «Лотосом», мой переносной реактор скрежечет от натуги, перерабатывая воду, чью-то руку и сорванные прямо с газона травки в кровезаменитель. Не бог весть что, но выровняет давление и сможет хоть как-то переносить кислород.
Грохот боя не смолкает, и у меня начинает звенеть в ушах.
Проходит три часа.
Кончается биомасса во встроенном контейнере. Странно, что ее хватило так надолго. Возможно из-за того, что в течение последнего получаса я не получал никого, кому бы потребовалась новая кожа, только с баротравмами от ударных волн. С такими иметь дело было в радость, из пяти обработанных не умер никто.
Где-то снаружи мерцают вспышки, а я достаю меч и иду в угол, где сложены мертвецы. Выбираю один мужской труп и один женский, и отсекаю у обоих ноги.
Потом режу их помельче, складываю в подвернувшееся под руку ведро и несу обратно к «Лотосу». И начинаю заталкивать куски в контейнер. Туда же вливаю немного протеазы и сую кипятильник. Эффективно. Человеческую ДНК проще довести то требуемого состояния, ниже вероятность отторжения.
На меня смотрят с ужасом.
Пофиг.
— Следующего!
Звон в ушах уже не прекращается ни на секунду, и становится все сильнее с каждой минутой.
Середина пятого часа.
Мой второй перерыв, за который у меня нет времени присесть и отдышаться. Как будто здесь еще есть чем дышать кроме дыма и гари. Хорошо, что в костюме есть патроны с кислородом. «Лотос» работает с перегрузкой, импровизированные модификации держатся на честном слове и технарской силе. Приходится нырять с паяльником в вывороченные внутренности агрегата, и право, это приятнее чем ковыряться во внутренностях человеческих.
Их намного проще починить.
Звон в ушах? Он давно прошел.
Я слышу только песню. Бесконечную песню без слов. Ужасную. Чарующую. Знакомую.
Восемь лет назад я смотрел на зависшую над Лондоном белоснежную крылатую фигуру, которая казалась крохотной с такого расстояния.
Я смотрел на Симург, а Симург смотрела на меня и пела.
Только для меня одного, потому что больше никто не слышал ту песню. Несколько недель она была со мной, и за это время я не произнес ни слова. А потом ушла, чтобы вернуться спустя годы.
Уйди, я тебя не слышу, не хочу слышать.
Уйди, уйди, уйди.
— Следующего! — я отбрасываю паяльник и снова активирую «Лотос».
Измученные санитары кладут на ложе крупного мужчину. Я бегло оцениваю его состояние: глубокая взрывная рана в правой части груди, правое легкое практически уничтожено, тяжелое радиационное поражение, ожоги четвертой степени — четверть тела, ожоги третьей степени — еще треть тела. Он не только жив, но и частично в сознании, бессвязно ругается на испанском. Высокорейтинговый Бугай. Нахрен его ко мне притащили, он же и сам сможет исцелиться? Крупная шишка, глава какого-то из отделений Протектората, о ком я не слышал? Ай, пофиг, нет времени спорить.
Гашение наведенной радиоактивности.
Удаление мертвой ткани. С последним возникают проблемы, маломощные дезинтеграторы «Лотоса» не справляются с укрепленной плотью, приходится использовать резак. Со стороны может показаться, что потрошу пациента, но санитарам уже плевать, а сам Бугай только злобно шипит сквозь зубы.
Инъекции ставить не получается, игла просто гнется о сверхпрочную кожу, так что на этом все.
— Следующего! — язык уже заплетается.
Песня меняет тональность и темп, теперь она выше и быстрее. Я украдкой бросаю взгляд на поднос со скальпелями. Может, песня утихнет, если я выколю себе уши?
На седьмом часу все прекратилось.
Я несколько минут тупо пялился на пустое ложе «Лотоса», прежде чем понял, что никто не спешит принести следующего пациента. Оглянувшись, я увидел своих подручных санитаров, сидящих на полу и жадно хлещущих воду из бутылок. Их лица были пусты, в глазах не осталось ничего, кроме бесконечной усталости.
«Очередь» тоже иссякла. Те, кто не дождался, лежали накрытые простынями с головой.
Первыми не выдержали ноги, и я упал на колени, попутно приложившись маской о борт «Лотоса».
Все… все кончилось?
«Да, для них. Не для меня. Песня все еще звучит».
Посмотрев вниз, я увидел только красное. Я весь был перемазан в чужой крови, по большей части уже успевшей засохнуть. Надо ополоснуться — это первое, что мне пришло в голову. Я кое-как поднялся на ноги и, покачиваясь, побрел к выходу из палатки.
— Гидрокинетки есть? — спросил я громко, но надеяться на ответ не приходилось.
Кругом царило столпотворение. Бой, по-видимому, закончился, и к полевому госпиталю собрались все, кто выжил — получить помощь при легких ранениях, найти товарищей. Все спешили по своим делам, и на меня никто не обращал внимания. Вокруг пестрело от разнообразия костюмов, пусть даже все они были одинаково закопченными и пыльными.
Постояв немного посреди этого хаоса, я понял, что здесь мне помывка не светит, и активировал мантию, чтобы взлететь. Я поднялся сразу на полкилометра, и только тогда смог понять масштабы произошедшего.
Мехико был огромным городом с двадцатимиллионным населением и преимущественно малоэтажной застройкой. Он раскинулся на более чем две тысячи квадратных километров, и с высоты было хорошо виден шрам, оставленный Бегемотом: огромная полоса выжженной земли, около двух километров в ширину и, наверное, несколько десятков километров в длину. Разрушения были по всему городу, отовсюду поднимался дым пожаров, вызванных перегрузкой электросетей и непрерывными землетрясениями, но именно эта полоса наглядно демонстрировала мощь Губителя. В этой области не осталось ничего живого, жесткая радиация простерилизовала ее до состояния хирургического скальпеля, и такой она останется еще на сотни лет.
Мои кулаки непроизвольно сжались.
Чего стоило все, что я сделал сегодня, по сравнению с этой практически стихийной разрушительной силой? Чего стоили жертвы погибших? Чего стоили вообще все наши усилия? Считалось, что Губителя можно отогнать, нанеся достаточно урона. Когда я глядел на выжженную тропу Бегемота, мне это казалось смешным. Существо, свободно манипулирующее такими объемами энергии, просто не может получить от нас сколько-нибудь значимых повреждений. Левиафан уничтожал целые острова площадью десятки тысяч квадратных километров — а мне предлагают верить в то, что Лунг сдерживал его в одиночку.
Я спустился обратно и сделал то, что наверное надо было сделать еще в момент высадки — попытался найти своих.
— Магистерий вызывает Стражей, — я постучал по наушнику. — Магистерий вызывает Стражей. Стражи, ответьте.
— Черт побери, где тебя носило?! — это Оружейник.
— Вау, ты жив! — это Кид Вин.
— Магистерий, ты в порядке? Где ты? — это Эгида
Ну шикарно. Сами же сказали, где высадите.
— Я в госпитале. На разрушенном стадионе.
— Ты ранен?!
— Нет, я помогал раненым. Вы все живы?
— Без потерь, — ответил Оружейник, словно сконфуженный собственной эмоциональной вспышкой. — Почему ты не выходил на связь? Где твой браслет?
— Я был занят. Какой еще браслет?
Оружейник молчал довольно долго.
— Это моя вина. Коммуникационные браслеты раздали уже после того, как Мирддин нас высадил. Сейчас я перешлю тебе координаты, отправляйся туда немедленно.
Мой служебный смартфон пиликнул, когда пришло сообщение. GPS-навигатор указал направление, так что мне оставалось только забрать с собой «Лотос» и неспешно ползти по воздуху до места назначения. Точка рандеву находиласьполутора километрах от госпиталя, так что путь занял меньше трех минут даже с тяжелым грузом на буксире.
Здесь уже собрались все герои из Броктон Бей, но не только они. На широкой площадке, еще недавно бывшей автостоянкой, разместился автономный модуль Дракон, внешне крайне похожий, вот сюрприз, на дракона размером со среднемагистральный самолет. Вместо крыльев у него был каскад реактивных двигателей, вокруг пасти торчали стволы каких-то орудий, но эти мелочи лишь добавляли внушительности.
А рядом стояли три фигуры, одни лишь имена которых вселяли трепет в сердца.
Женщина в черном костюме с плащом, носящая на голове шлем с зеркальным забралом, Александрия.
Мужчина в бело-синем облегающем комбинезоне и узкой маске, прикрывающей лишь глаза, Легенда.
Еще один человек, в тяжелой зеленой мантии с капюшоном поверх бело-зеленой брони, в глухой маске без лица. Эйдолон. Сильнейший человек в мире. Как я ни был измотан, но благоговение все равно заставило меня замереть. Одно дело держать на полке пластиковую фигурку, изредка смахивая с нее пыль, и другое — встретиться лицом к лицу.
Они о чем-то разговаривали с технарями, но когда я с «Лотосом» приземлился, все разом повернулись ко мне.
— Оружейник, это и есть твой новый подопечный? — спросила Александрия.
— Да. Мне пока сложно оценить его потенциал, — ответил Оружейник.
— Я не видел его в бою, — заметил Легенда.
— Он работал в госпитале, нашел способ спасать пораженных излучением Бегемота.
— Д-добрый день, — я вяло махнул рукой.
На что-то другое сил у меня не оставалось, пришлось опереться на «Лотос», чтобы не упасть. Александрия и Легенда вернулись к своему разговору, но Эйдолон еще некоторое время смотрел в мою сторону. А потом шевельнул пальцем.
Вокруг меня мгновенно возник водоворот, чуть не сбивший меня с ног. Он существовал всего пару секунд, а потом также бесследно исчез. С моего костюма капала вода, но зато он стал чистым. И в то же мгновение стихла песня.
— Эээ… — я не знал, как реагировать на подобное. — Спасибо… сэр.
Герой ничего не ответил и отвернулся.
Я растерянно поплелся к остальным. Они тоже выглядели поникшими, истощенными. Кид Вин сидел на своем скейте, парящем в полуметре над землей и рассеянно ковырял отверткой шлем. Эгида нервно расхаживал из стороны в сторону. Призрачный Сталкер сидела на задней лапе модуля и помалкивала. Хоть не залипала по своему обыкновению в телефоне. Скорость и Бесстрашный тоже были здесь, и им явно досталось сильнее.
— О, вернулся, — Эгида заметил меня и прекратил свои метания. — Как, в порядке?
— Жить буду, — почему-то меньше всего мне хотелось сейчас изливать кому-то душу. Может от того, что боялся не выдержать и заплакать. — Кто-нибудь чувствует себя умирающим? Тошнота, ухудшение зрения, слабость?
Призрачный Сталкер дернулась, будто собиралась сказать очередную грубость, но почему-то передумала. Остальные только покачали головами.
— Ладно, тогда время терпит. Во всяком случае, если вы не умрете в ближайшие часы, я успею починить эту рухлядь и смыть с нее кровь.
Все бы сейчас отдал за глоток «мистера Хайда». Или хотя бы обычной воды. Надо было поинтересоваться у санитаров, где они ее добыли. А, пофиг. Скоро будем дома… наверное. Я уселся в тени модуля прямо на землю, достал смартфон и принялся записывать все идеи по усовершенствованию и развитию «Лотоса». Сегодня я оказался не готов, но больше такого не повторится.
Когда мы покинули Броктон Бей, была половина двенадцатого. Сейчас в Мехико, с поправкой на часовые пояса, было почти шесть. Солнце клонилось к закату, а застилающий небо смог от пожаров превращал его в болезненно-багровый кругляш, нависающий над горизонтом. Кислород в патронах давно кончился, так что я разгерметизировал костюм, но воздух вокруг оказался именно таким, как и ожидалось — то есть горячим, выгоревшим, воняющим дымом. Даже с большой натяжкой его не получалось назвать свежим.
А ведь однажды так будет везде.
Мы не можем убить Губителей. Если бы могли, это бы уже случилось за прошедшие двадцать лет. Сегодня в битве участвовали сотни кейпов, включая Триумвират, и не похоже, чтобы это сильно впечатлило Бегемота. Он и его проклятая родня вернутся спустя три-три с половиной месяца и продолжат сжигать, топить и сводить с ума. До тех пор, пока не останется ничего, только мертвая земля и безразличные звезды над ней.
— Эгида, — позвал я. — Как закончился бой? Бегемота прогнал Триумвират?
— Ты не видел?
— Я не вылезал из операционной палатки.
— Прилетел Зион, начал долбить Бегемота лучами золотого света, так что он тут же зарылся в землю и больше не показывался.
А, ну вот. Вот кто может прогнать Губителя. Но опять же — только прогнать. Если он мог уничтожить любого из них, то почему не сделал этого до сих пор? И если он единственный, кто на это способен, то какой смысл бросать на убой всех остальных?
Тем временем Триумвират, Оружейник и Дракон закончили обсуждать какие-то свои темы. Легенда взмыл в небо и тут же исчез вдалеке синим росчерком. Эйдолон просто телепортировался — во всяком случае, исчез он мгновенно. А Александрия направилась к нашей компании.
— Магистерий, — требовательно произнесла она. — На пару слов.
Я поднялся на ноги. Наверное, мне нужно было удивиться, чего одной из Триумвирата понадобилось от меня, но я был слишком измотан, чтобы пугаться или восторгаться.
— Успела кое-что разузнать о твоих сегодняшних успехах, — сказала она сухо. — Ты недурно проявил себя для своего возраста.
Недурно. Я проговорил это слово в уме, и оно показалось мне невероятно смешным. Недурно. Вот это она называет «недурно»?
— Позволю себе с вами не согласиться, — пробормотал я в ответ. — Это не тянет даже на «удовлетворительно».
— Вот как? Сколько кейпов прошло через твои руки?
— Я сбился со счета… мэм. Около семидесяти или восьмидесяти.
— Семьдесят два, если точно. Из них выжило пятьдесят один.
— Это значит, что у меня на руках умер почти каждый третий.
— Если бы не твое вмешательство, погибли бы все.
Натянуто. Как минимум один Бугай имел шансы выкарабкаться и без моей помощи.
— Или не погибли. Будь здесь Панацея, она бы спасла всех. Намного больше, чем я.
— Панацеи здесь нет, — отрезала Александрия. — А ты есть. И созданные тобой устройства уже оказали реальную пользу.
— О какой реальной пользе вы говорите? — я указал пальцем в сторону Тропы. — Бегемот жег город в течение семи часов, и если бы не появился Зион, жег бы его и дальше.
— О такой, что полсотни кейпов, которые не умрут от лучевой болезни, в следующем бою смогут сдерживать Губителя достаточно долго, чтобы появился Зион. О такой, что полсотни героев не позволят распоясаться злодеям в своих городах, удержат их от сползания в хаос и анархию, — она откинула прядь волос за спину. — Губители недаром получили свое название. Они убивают наш мир, медленно но неотвратимо, и чтобы сдержать их, не дать им разрушить все, нужны герои. Не в профессиональном смысле, а истинные.
Она оглянулась на остальных Стражей, после чего обошла «Лотос» кругом.
— Расскажи об этом устройстве.
— Это не одно устройство, а несколько различных, объединенных в одну систему. Коряво получилось, но у меня просто не было идей, как заставить все работать в синергии. Вот эти лазерные сканеры снимают биометрию. Эти штуки, похожие на толстые тупые клешни — ДНК-сканеры. Вот этизаостренные радужные кристаллы — самый главный элемент. Я вырастил их, чтобы сымитировать силу Панацеи, они получают данные от ДНК-интерпретатора, который вычисляет закодированные параметры организма, и генерируют излучение модулированной частоты, под действием которого денатурированная биомасса, поступающая по этим трубкам, преобразуется в здоровую ткань, — Я скривился под маской. — Как можно заметить, система, мягко говоря, далека от совершенства. Двадцать один человек сегодня заплатил за это жизнью.
— Излучение модулированной частоты, вот как… — на лицо Александрии на мгновение наползла задумчивость. — Ясно. А это похоже на ультрафиолетовую лампу.
— Это она и есть. Взял в городской больнице одну списанную и починил.
— А вот этот массивный модуль?
— Второй главный элемент. Антилучевая пушка. Гасит наведенную радиоактивность. Единственное, к чему у меня нет нареканий, и то потому, что в основе лежит технология Героя.
— Ты смог повторить ее?
— Куда там. Просто копался в архивах и наткнулся на описание. Если не ошибаюсь, он использовал огромную дисковую антенну, чтобы нейтрализовать радиоактивное заражение в Нью-Йорке после атаки Бегемота. Ну, я и попытался сымитировать эффект.
— Сколько времени тебе нужно на оптимизацию технологии?
— Не могу сказать, я и так все переусложнил.
— Я рассчитываю, что ты справишься. Но не зацикливайся на одном подходе. Можно лечить раненных. А можно сделать так, чтобы раненных стало меньше. Губители отступают, если получают тяжелые повреждения. Если сможешь создать что-то, способное нанести им ущерб — сделай это.
— Нанести ущерб почти неуязвимой твари, аннигилирующей все в километровом радиусе и свободно манипулирующей тераджоулями энергии? — я скептически приподнял бровь. — Ну, если вы так просите…
— Я не прошу, Магистерий, — вздохнула Александрия. — У меня пока еще есть право приказывать.
— Я подумаю, что тут можно сделать.
На самом деле я подумал, что если песня снова зазвучит, лучшим вариантом для меня будет проделать себе дырку в черепе. О судьбе жителей Лозанны, Лондона, Мэдисона я знал слишком хорошо.
Александрия улетела, превратилась в темную точку на фоне небосвода, а потом и вовсе скрылась из виду. Дракон любезно согласилась подбросить нас до Броктон Бей в своем модуле. Скажу честно, это был даже не эконом-класс, но выбирать не приходилось. Когда приземлились, я решил отправить Кэсси SMS, но впал в ступор, не зная, что написать. Наконец, решил ограничиться лаконичным «я жив».
Процедуры деактивации и медицинские осмотры съели еще несколько часов, так что домой я вернулся когда уже совсем стемнело. Консьерж не пропустил Кэсси внутрь, но она дожидалась у входа. Наверное, я на нее дурно влияю. Прежняя Руна, о которой я был наслышан, никогда бы не стала себя так вести.
Заметив меня, она тут же подбежала, попыталась обнять… и отпрянула со страхом в глазах.
— Конни… — прошептала она. — Что… что с тобой?!
— А, это… — без тяжести костюма на плечах и скрывающей лицо маски почему-то стало очень сложно давить в себе эмоции, и горло сдавил противным ком. — Я… я сегодня… крупно налажал.
Кто-нибудь, дайте мне сил не заплакать на глазах у своей девушки.
____________________________________________________________________________________
(1) Кейпа зовут Strider, и мне не нравится перевод «Бродяжник». (2) Эй, сеньор! Направьте ко мне пациентов! Я могу лечить радиацию! (исп.)(3) Хорошо, сейчас. (исп.)(4) Морфий внутримышечно! (лат.)(5) Сюда! Клади его сюда! Мне нужно полминуты на подготовку. (исп.)(6) Пять минут на каждого. Их слишком много. (исп.)