Я не могу сказать ничего определённого насчёт Алого Копья. Кродерг Крималл часто упоминалось отдельно от своего создателя — что-то вроде восьмого Непрощённого, будто этот предмет обладал (обладает?) собственной волей. В легендах Алое Копье всегда превосходило остальные Великие Копья — может быть, потому, что оно изначально было чем-то другим? Чем-то новым?
Следующие двенадцать дней прошли без происшествий и почти во всём были похожи друг на друга. Каждое утро Рейн встречал с первыми лучами солнца, брал в руки свой деревянный “меч” и старался убедить себя, что на этот раз он точно одолеет Мидира. Отшельник сам сказал об этом, когда во время очередного боя разоружил юношу:
— Ты с самого начала настроен на поражение. — сказал Мидир после того, как разобрал все промахи своего ученика. — Так не годится. Запомни: ты должен быть уверен, что можешь меня победить. И не только меня, а любого, кто вздумает с тобой сразиться. Не подумай, я не призываю тебя быть безрассудным — подобная самонадеянность сгубила многих лихих воинов. Я говорю о вере в себя. Конечно, недостаточно просто сказать себе “сегодня я выиграю” — нужно ещё и упорно тренироваться. Но именно настрой на победу решает там, где во всём остальном противники равны.
Рейн последовал совету своего учителя. Он тщательно продумывал каждый свой поединок, старался не совершать ошибок, не делал себе никаких поблажек и не искал оправданий, если терпел поражение в какой-то из их частых тренировок. По утрам они занимались с мечом, днём — после пяти или шести схваток — тренировали руки. Мидир обучал Рейна искусству рукопашного боя, показывал, как можно использовать любой предмет для нанесения удара, как вывести противника из равновесия с помощью простого движения или как ударить его ногой, когда он этого не ожидает, как отводить удар противника, если ты безоружен и как правильно падать, чтобы не получить увечий.
— Оружием может быть всё что угодно. — говорил Мидир, сидя со своей трубкой и пуская в небо кольца сизого дыма. — Простая палка, ножка от стула, вертел для мяса… бывают такие ситуации, когда тебе просто некогда вынуть меч из ножен — тут тебе и пригодится моя наука. Не думай, что если научился хорошо владеть мечом — а ты сейчас даже этого не можешь — то уже стал непобедимым воином. Князь Освальд из Аллуйг Брегга, например, был великим мечником. Он украсил свой клинок золотом и серебром, ежедневно одерживал победы в поединках один на один — но ему не удалось выжить, когда разбойники с большой дороги напали на него с дубинами. Меч — это не то, чему стоит посвятить всю твою жизнь, если, конечно, ты не хочешь блистать на турнирах и состязаниях и умереть в первом же настоящем сражении от случайной стрелы или копья. У тебя есть ещё ноги и руки, есть тело. В бою ты должен уметь всё. Поэтому тренируйся. Но не забывай и о том, что даже самое совершенное оружие — это ещё не гарантия победы.
А вечерами они сидели у костра, пили чай, разговаривали, спорили, смеялись. Сатин учила Рейна основам авестийского и Священному Наречию, Мидир рассказывал то, что знал об Авестинате, о жителях этой страны, её законах и нравах. Он рассказал о Дворце Истин, о Совершенном и о библиотеках, в которых хранятся древние, созданные ещё до Войны Лжи карты и книги. Рейн жадно впитывал новые знания, хотя отшельник ни словом не обмолвился о своём прошлом и по-прежнему не желал говорить о том, что привело его с Зилачем так далеко на Восток.
Кроме того, Мидир поведал Сатин и Рейну историю Лепты Великой, и повесть эта была печальна.
— Этот город очень стар — древнее Улады и даже Кайсарума. С самого начала он, правда, Лептой Великой не назывался. Нагаррар — Город тысячи рук — вот её настоящее имя.
История эта берёт своё начало через век после Предательства. Царство Истины уже перестало существовать, на Востоке шла безумная драка за власть, и тогда торговец по имени Сендер из Старого Цора бежал на Запад с тысячью кораблей. Со своего корабля Сендер видел, как гибнет в огне пожарищ Старый Город, и обещал себе, что спасёт своих людей и построит им жилище, достойное времён расцвета мира.
Бородатый, с трубкой в зубах, Мидир напомнил Рейну Зилача и его рассказ на Дне Жертвы. Та же сосредоточенность, тот же отрешённый взгляд, словно отшельник сам видит то, о чём говорит.
— Прибыв на Запад, люди Сендера возвели прекрасные города. Цафон Золотой, Элоцим Могучий и Нагаррар Мудрый. Велик был флот пришельцев, и потому западные народы назвали их Людьми Лодок. Так появился Новый Цор, Новый Город — держава, что правила не мечом, а золотом. Люди Лодок были умны и проницательны, они знали толк в торговле, и вскоре их гавани были уже на всём западном берегу Неспокойного Моря.
Но на всякого охотника найдётся своя управа. Люди Лодок были алчны, они предпочитали скорее покупать верность иноземных дружин, чем содержать собственное войско. Это их и сгубило. Народы Запада один за другим подчинились власти Кайсарума, и судьба богатых, но уязвимых городов на морском берегу была предрешена.
Двадцать лет шла война великих купцов против не менее великих воинов. Это была тяжёлая, изнурительная борьба — ведь победитель в случае успеха становился первой державой Запада. Всё решилось у стен Нагаррара, когда Динниан, император Кайсарума, со своей закованной в железо пехотой сокрушил наёмную армию Людей Лодок. То была страшная битва. Один за другим пали все прибрежные города и, хотя Динниану пришлось потратить ещё три года, чтобы взять Новый Цор, торговая империя побережья перестала существовать. Их города были превращены в руины и посыпаны солью, и только Нагаррар уцелел — единственное место, где этот древний народ нашёл себе пристанище и тюрьму. С тех пор для Людей Лодок битва при Нагарраре — история о разорении и смерти. Их страна последней на Западе почитала Благих, и с гибелью Нового Города мы потеряли многие книги о Царстве Истины и Войне Лжи…
Чем дольше они ехали по тракту, тем больше путников и повозок встречали на своём пути. Кто-то ехал на север, в Уладу, чтобы продать специи с юга и купить драгоценные меха и дерево, кто-то, как Рейн со спутниками, путешествовал до Лепты Великой или даже до столицы Кайсарума Палатинции, но больше всего было беженцев. Мужчины и женщины. Старики и дети. Пешком и на телегах. Все они непрерывным людским потоком шли с севера на юг в сторону Лепты Великой, шли нервно, торопливо, словно каждая миля пути была для них спасением, щитом от незримой опасности. Тревога заставляла их держаться вместе, но страх потерять свои вещи не позволял толпе сливаться воедино — каждый старался ехать на расстоянии от других, так, чтобы видеть, что происходит вокруг.
Люди были самые разные. Рейн видел, как по дороге пытается проехать целый фургон, в котором хозяин — бородатый плотник лет сорока — вёз не только свои пожитки, но и товар — стулья, сундуки и даже круглый стол, украшенный резьбой. Видел, как
В один день Мидир остановил отряд у обочины и подошёл к одному из путников — седому старику в старой рубахе и клетчатом плаще, который сидел у раскидистой ольхи и варил чай.
— Скажи, отче, почему здесь столько людей из Улады? — спросил отшельник, стараясь говорить почтительно и вежливо.
— Война, — невесело усмехнулся старик, — видано ли дело, чтобы за трон так бились, как сейчас бьются? Мы, крестьяне, к распрям господ привычны, но этот Элиас… — он замолчал и резко обернулся, словно думал, что мятежный тэн прячется за соседним деревом.
— Расскажете нам, что происходит в Уладе? — Мидир достал из кошелька серебряную монетку и вложил в руки старика. — Его Величество сейчас побеждает?
— Лугайд-то? Как бы не так, королю недолго осталось. Он уже не жилец, помяните моё слово. У Триата недавно сражение было, крупное. Король разбит, во второй раз едет своих вассалов собирать. Говорят, претендент скоро двинет войска на столицу. Хочет сорвать корону с башки Лугайда. Элиас этот не человек вовсе, вот что я вам скажу!
— Это ещё почему? — лицо Мидира было непроницаемой маской, но глаза выдавали тревогу.
— А потому. — старик опасливо повёл плечами. — Колдун он, вот что, этот Элиас. Говорят, огнём повелевает и тени творит. Всех королевских колдунов разбил, даром что они колдуны. Встал лагерем на западе и назвал себя Чёрным Солнцем, воплощением бога Оллама! И титул себе присвоил — доброму человеку и не выговорить. Авто… Автакритир… или как-то так.
— Может, Автократор? — спросила Сатин.
— Да, точно, барышня. Автократор. Говорят, он собирает магов со всего Севера, хочет после Улады на Гододдин идти. Приказал всем, кто колдовать умеет, лично к нему идти и преклонять колени. Это у него “присяга Чёрному Солнцу” называется. Лугайд, конечно, от страха трясётся, это как пить дать. Солдат своих у Триата потерял, значит, и вассалы задумаются — кого теперь поддержать, чтобы земли свои сохранить? Ещё говорят, Элиас тэнов начал вешать. Если кто-то из благородных не хочет по струнке ходить — р-раз! — и всё, на суку висит, только ноги болтаются. Как вам такое нравится? Сколько на свете живу, а такого не видел. Истинно говорят, последние времена настали…
Мидир поблагодарил старика, и маленький отряд продолжил свой путь. По обе стороны дороги тянулись поля и фермы, которые иногда прерывали высокие здания из красного кирпича — знаменитая имперская почта. Сатин немного оторвалась от спутников и над чем-то задумалась, Рейн ехал рядом с отшельником. Юноша первым нарушил молчание.
— Мидир, а что ты думаешь насчёт этого Элиаса Чёрное Солнце? Он ведь хочет только одного — захватить уладский трон?
— Конечное Воскрешение, — мрачно ответил Мидир. — В священных книгах Авестината говорится, что рождение Чёрного Солнца, что бы это ни значило, будет одним из признаков гибели мира. Будем надеяться, что это совпадение. Элиас, кем бы он ни был, обладает большим могуществом. То, как он руководит, как действует… это непохоже на поведение обычного претендента на престол. Никто никогда не расправлялся с непокорными тэнами, как с преступниками. Казнить казнили, но вешать… странно всё это. И титул необычный — Автократор. И ещё эта магия…
— А что это такое — Конечное Воскрешение? — Рейн вспомнил, что Сатин что-то об этом говорила.
— Последняя битва между Ложью и Истиной. Если ты помнишь, седьмой Мост также именуют Мостом Правосудия. Сейчас это место закрыто для человечества. Придёт время, и Иеромаги со всего мира смогут ступить на него, чтобы принять участия в Аташ Кэрэти, Последней Битве. Избранником Творца будет Саошьянт, Защитник Истины. Против него и всех праведников выступит Тенетворец, сильнейший среди слуг Ненавистного. Они сразятся на Седьмом Мосту, и победитель получит не только власть над миром, но и Флейту — самый великий дар Творца, который был спрятан после Предательства.
Саошьянт… Рейн задумался, несколько раз повторив про себя диковинное восточное слово.
— А как люди поймут, что всё началось? Должны быть какие-то знамения, верно?
— Именно так. Существует великое множество пророчеств и прочей ерунды, и каждое из них непохоже на остальные. Тем не менее, основных признаков три: Чёрное Солнце, Белый Огонь и Багряная Чума. И нет, я не стану объяснять тебе, что они означают — никто этого не знает, а если когда-то и знал, то давно умер.
Рейн непонимающе нахмурил лоб.
— Ты хочешь сказать, что в Авестинате ожидают конца света, но не знают, чего именно ждут?
— Именно так. Мать Церковь так и не смогла внести ясность в этот вопрос — большая часть святых книг была утеряна в огне Войны, нынешние священники и жрецы огня не обладают даже половиной необходимых знаний…
Мидир замолчал, думая о чём-то своём.
Последние три дня они провели в пути, почти не вылезая из сёдел и останавливаясь только на ночлег или для того, чтобы размять уставшие ноги.
— Свои настоящие имена мы использовать не будем. — предупредил Мидир, когда их кони взобрались на высокий холм и перед путниками наконец замаячили очертания крепостных стен. — Запомни, Рейн: Я — Галвин, Сатин — Гвендолин, а ты…
— Да, я помню. Реган. — юноша нетерпеливо тряхнул волосами. Ему не терпелось поскорей увидеть Лепту Великую. Интересно, как это — жить в месте, где ты не знаешь всех по имени? Для него, обитателя отдалённой глухой деревушки, города были чем-то не особо понятным — местом, куда несколько раз в год отправлялись старшие, чтобы продать редкий в последнее время излишек зерна. Города были сосредоточием слухов, в них — если верить тем же слухам — жили святые жрецы уладских богов, торговали заморские купцы, стояли особняки знати и прекрасные дворцы. И теперь он сам увидит город, к тому же в чужой стране! Рейн одновременно чувствовал воодушевление, смешанное с робостью и, быть может, страхом.
— Теперь поговорим о тебе. — отшельник повернулся к Сатин. — В Кайсаруме сероглазых не любят — думаю, ты это сама знаешь не хуже моего. Нам надо, чтобы ты была незаметной, чтобы привлекала к себе как можно меньше внимания. Понятно?
— Хорошо. — кивнула огнепоклонница. После того разговора у костра она была особенно молчалива и говорила только тогда, когда к ней обращались. — Я надену капюшон.
— А почему мы должны прятаться? — спросил Рейн. — Так далеко от Улады… Почему мы не можем просто… ну, просто быть собой? Мидир вздохнул.
— Потому что за нами, скорее всего, будут следить. Лепта Великая — единственный крупный порт в этих местах, не считая, конечно, Махи-Эмайн — но уладская столица сейчас осаждена войсками восставших тэнов, туда не пройти. Значит, наш враг, кем бы он ни был, знает, куда мы отправимся. Ему известно, что единственным безопасным местом для нас будет Авестинат. Здесь, в Лепте Великой, нам следует быть особенно осторожными. В больших городах всегда много людей, и далеко не все из них доброжелательны к чужакам. К тому же, в городе сейчас полно солдат. Император Кайсарума что-то затевает, и я бы дорого заплатил, чтобы узнать это.
К городу они подъехали в сумерках. Тяжёлые, окованные полосами железа ворота были открыты. Когда путники приблизились, на троицу устремились настороженные взгляды четырёх стражников, которые стояли у стены с копьями наперевес.
— Кто такие? Куда следуете? — спросил один из них, преграждая им путь. Он был немолод, с сединой в волосах, но его плечи бугрились мышцами, а руки были мощными, как у кузнеца.
Сатин, уже собравшаяся было представиться, вдруг передумала. — Мы из Улады. — сказала она и опустила глаза. — Меня зовут Гвендолин, а это моя семья — Галвин и Реган. Хотим увидеть дворец наместника.
Стражник нахмурился. — Покажите подорожную. — сказал он сурово. — по указу наместника в город можно пройти только по пропускам.
Мидир, до этого момента молча следивший за происходящим, вышел вперёд. — Простите, почтенный, — медленно заговорил отшельник, — не могли бы вы рассказать нам о наместнике Мании? Я слышал, его щедрость безгранична, но в городской казне слишком мало золота, чтобы по достоинству оценить труд доблестных воинов Кайсарума… Говорят, наместник иногда награждает за верную службу.
Лицо стражника тут же смягчилось и просветлело, будто по волшебству. Настороженность сменилась выражением заинтересованности. — Ты прав, странник. — ответил он, хитро ухмыляясь. — Наместник Маний ценит своих солдат, но вот незадача — казна в последнее время совсем опустела…
Мидир поспешно сунул руку за пазуху и достал увесистый кожаный мешочек.
— Вот. — сказал он, отсчитав четыре золотых. — Это вам за все ваши хлопоты. Надеюсь, этого хватит, чтобы достойно вознаградить вас за труды.
Стражник посмотрел на него, потом на Сатин и Рейна, после чего проворно спрятал деньги и отступил назад. — Добро пожаловать в Лепту Великую, благородный господин. Он махнул рукой, и его товарищи отступили, давая дорогу.
— Ну и ну. — пробормотал Рейн, когда ворота за ними закрылись. — Никогда не думал, что можно вот так просто разобраться с этими солдатами.
— Не всегда стоит полагаться только на силу или хитрость. — подмигнул отшельник. — В Кайсаруме говорят: иному слово не скажи, а монету покажи.
Они проехали через ворота, миновав узкий проход в массивной крепостной стене, и оказались в городе. У Рейна сначала даже дыхание перехватило. По обеим сторонам стояли дома, словно сошедшие со страниц древних сказаний — высокие дома из белого камня с крышами, покрытыми красной черепицей. Невысокие заборы, сложенные из того же камня, надёжно скрывали от чужих глаз то, что происходило во дворах. Вокруг царило оживление. Казалось, все жители города высыпали на улицы. Повсюду сновали люди, одетые кто во что горазд. Здесь были и расшитые золотом кайсарумские кафтаны, и уладские меховые шубки, и плащи, и ещё много другой одежды, о которой в Уладе и знать не знали.
Шум толпы оглушил Рейна, который, позабыв обо всём на свете, во все глаза разглядывал город. Сначала Рейн испугался, что их могут заметить, но местные жители не обращали на них никакого внимания. Все были слишком заняты, чтобы отвлекаться на чужаков. Люди толкались, торговались, спорили, смеялись, плакали, пели и ругались. Одни куда-то спешили, вторые неспешно прогуливались по улицам, третьи продирались через людскую толчею, энергично работая локтями. И все это — в окружении пёстрых шатров, палаток, навесов и просто нагромождений ящиков и бочек. Почти на каждом шагу встречались лавочники, которые зазывали приезжих поглядеть на товары, от разнообразия которых рябило в глазах. Здесь были и ткани, и еда, и оружие, и украшения, и инструменты, и посуда, и даже диковинные птицы в клетках.
Этот город казался настолько крупным, что у Рейна голова шла кругом от одной мысли, сколько же народу здесь может жить. Казалось, Лепта Великая могла вместить ещё сто подобных Кельтхайру деревень — и никто бы этого даже не заметил.
Отшельник, заметив его растерянность, рассмеялся:
— Лепта Великая, конечно, большой город, но ты ещё других не видел. Ничего, доберёмся до Авестината — будет тебе на что поглядеть. Вот там и правда людей — что листьев в лесу.
Они продолжили свой путь по широкой улице, которая, как показалось Рейну, и не думала кончаться. Юноша всё время старался держаться поближе к Сатин, которая, как и он, не привыкла к такому оживлению. Через какое-то время он немного освоился в городской суете и стал подмечать странности, которых раньше не замечал. Жители Лепты Великой выглядели какими-то настороженными. Некоторые из них с тревогой поглядывали на детей, стараясь ни на минуту не оставлять их без присмотра. На лицах многих мужчин была написана озабоченность, а женщины выглядели усталыми и раздражёнными. Они то и дело оглядывались по сторонам, словно опасались нападения. Время от времени по улицам стройными рядами маршировали отряды солдат императорской армии: красные плащи, пластинчатые панцири, шлемы с высокими гребнями… Несколько раз Рейн замечал, как простые жители украдкой сжимают рукояти ножей — будто ждут чего-то.
— Что здесь случилось? — спросил он Мидира. — Почему они все такие… настороженные?
— Тревожные слухи… — отшельник неопределённо пожал плечами. — Смутные времена настали не только в Уладе. Уже давно говорят о том, что империя замышляет новую большую войну… легионы Кайсарума собираются здесь, на побережье, и никто не знает, против кого на этот раз будет направлен удар. Нам надо поскорее найти Хэммона. Он знает побольше моего и сможет помочь нам.
— Хэммон… тот контрабандист, да? — вспомнил Рейн.
По губам Мидира пробежала загадочная улыбка.
— Не совсем. Хэммон не из тех, кто станет заниматься чем-то сомнительным, если есть возможность заработать честным путём. Скажу так: он — кто-то вроде кладоискателя, вот только интересует его вовсе не золото. Контрабандист — скорее прозвище, которым его наградили власти города. Впрочем, ты сам всё скоро поймешь. Но сначала надо разыскать его жилище. Хэммон — человек осторожный, его не так просто обнаружить, если он сам того не захочет.
Проехав ещё немного, они свернули в узенькую улочку, которая, петляя, привела их к опрятному на вид двухэтажному дому с белыми стенами и красной черепичной крышей. По обе стороны от нарядного крыльца стояли статуи кошек, на вывеске над дверью ровными красивыми буквами было написано “Кошкин дом”.
— Ну, вот мы и на месте. — произнёс Мидир, указывая на дверь. — Это — одна из трёх гостиниц, что принадлежат Хэммону, и его любимое место во всём городе. Будем надеяться, он сейчас здесь.
Пройдя через дворик, Мидир поднялся по ступеням и постучал в дверь. Им открыл худой человек с длинными волосами, стянутыми в хвост. На нём была белая рубашка с закатанными рукавами и белые брюки, заправленные в высокие сапоги. На поясе висел широкий, похожий на тесак для рубки мяса нож. Увидев перед собой троих незнакомых людей, он удивлённо заморгал глазами. — Чего надо? — хрипло спросил он.
— Нам нужен Хэммон. — сказал отшельник. — Он сейчас здесь?
— А вы кто такие? — нахмурился человек. Рейн заметил, как его рука легла на рукоятку ножа. — Хэммон занят и никого не принимает.
— Меня он точно примет. — настаивал Мидир. — У нас к нему важное дело.
Человек в белом резко качнул головой. — Убирайтесь! Проваливайте отсюда, пока стражу не кликнул!
— Кассаф амиглаб. — проговорил отшельник, глядя прямо на своего собеседника. — Дахет шат хаддур.
Человек сделал шаг назад. Его глаза расширились от удивления.
— Сию минуту, мой господин. — проговорил он, кланяясь. — Прошу простить меня за недостойное поведение… я мигом!
Он скрылся в доме, оставив всю троицу ждать на крыльце.
— Что ты такое ему сказал? — удивился Рейн. — это что, магия?
Отшельник ухмыльнулся.
— Это язык Старого Цора. Хэммон — из Людей Лодок, и его подручные — тоже. После битвы при Нагарраре и гибели Нового Города это наречие известно очень немногим.
Какое-то время ничего не происходило. Затем из гостиницы послышались приглушённые голоса, какой-то возглас и скрипучий звук шагов по доскам. Дверь распахнулась, на пороге возник высокий человек в синем камзоле и коротком плаще того же цвета. Пальцы его были унизаны дорогими перстнями, красивое смуглое лицо обрамляла короткая чёрная бородка. В руках он сжимал длинную чёрную трость с золотым набалдашником. Завидев отшельника, человек сначала дёрнулся, как от удара, а затем на его лице появилась улыбка узнавания.
— Мидир! — воскликнул он, делая шаг вперёд. — Ну и встреча! Что ты забыл в этом городе, дружище?
— Да хранят тебя Луны, Хэммон! — отшельник шагнул навстречу и обнял своего товарища. — Скажи, мы можем… поговорить наедине?
Тонкие брови Хэммона взлетели вверх. — Что-то не так? — проговорил он, хмурясь. Его взгляд переместился на Рейна и Сатин, и юноше не понравилось, как смотрели глаза Контрабандиста — цепко, словно тот был ястребом, выслеживающим добычу.
— Я тебе позже всё объясню. — торопливо ответил Мидир. — За нами кое-кто… кое-что следует. Мне и моим друзьям нужно на время у тебя укрыться.
— Они что — тоже… — Хэммон выразительно посмотрел на юношу с девушкой. Отшельник кивнул.
Пальцы Контрабандиста забарабанили по золотому навершию трости. Он что-то тихо пробормотал, а затем улыбнулся:
— Можете разместиться здесь. Отдохнёте с дороги, а потом мы поговорим за чашечкой чего-то горячего. Не беспокойтесь, тут вам ничего не грозит. Люди Лодок никогда не забывают о своём долге.
Мидир спешился, передал поводья подбежавшему конюху — как и все в этой гостинице, тот был смуглым и имел при себе внушительного вида топор — и вместе с Хэммоном зашагал к таверне. Сатин и Рейн оставили своих лошадей и последовали за ним. Внутри было тихо, пахло мясом и дымом. На стенах висели тусклые масляные светильники, отбрасывая тени на грубые дубовые столы. Почерневшие от времени деревянные балки терялись в полумраке высоко под потолком. В этот час посетителей почти не оказалось — только какой-то пьяница, сидевший у стойки, да еще пара человек, которых можно было бы принять за слуг — если бы не длинные ножи у поясов.
Хэммон подошел прямо к стойке и жестом подозвал хозяина. Тот подошёл и, увидев, кто перед ним, расплылся в улыбке. — Господин Хэммон, я рад вам услужить! Чего желаете?
— Похлёбки и чая мне и моим гостям, — распорядился тот, даже не глядя на трактирщика. — И подогретого вина с пряностями. Проследи, чтобы к вечеру была готова ванна. Он достал из-за пазухи пару золотых и положил на стол. Трактирщик подобострастно поклонился и побежал исполнять приказание.
— Смотрю, ты по-прежнему живешь королём и не знаешь забот. — проворчал Мидир, когда все четверо расположились за столом в углу — поближе к огню.
Хэммон философски пожал плечами. — Богатство редко приносит спокойный сон. Поверь, забот у меня не меньше, чем в прошлом… а ты, я смотрю, уже не тот. Завязал с делами и взялся обучать юнцов, да?
— Не совсем. — отшельник помрачнел и взглянул Хэммону прямо в глаза. — Мои друзья пришли от Зилача. У них… то есть у нас… серьёзные проблемы.
Глаза Хэммона потемнели.
— Зилач? Проблемы? А что, собственно, случилось?
— Вернулись те, о ком нас давно предупреждал Лиммен. Те, кто служит великому злу. Бессмертные.