Кузнец Погибели, также известный как Абомталь, постоянно носил пурпурную броню и шёлковую маску, его всегда отличала крайняя жестокость. В этом смысле он — один из страшнейших. Во время Войны Лжи он руководил войсками Непрощённых — армиями Бессмертных и чудовищами, пришедшими из мрака. Особенности магии этого Непрощённого мне неизвестны, хотя я допускаю, что его сила связана с войной и разрушениями. В фольклоре Абомталь — значение этого имени ныне забыто — выступает как воплощение первобытной ярости — воин, но не стратег. Мне кажется, его проявления могут сохраняться и в наше время — стремительное возвышение Кайсарума и неестественная мощь легионов этой страны подтверждают мои наихудшие опасения…
— Я не хочу верить в эту историю… — протянул Хэммон, когда отшельник закончил рассказ. — Клянусь Лунами, не хочу…
Повисла какая-то неприятная, тревожная тишина. За окном была глубокая ночь, в камине негромко потрескивали дрова. Таверна уже давно опустела, посетители разошлись по своим комнатам. Рейн, Сатин и Мидир с Хэммоном сидели за сидели в дальнем углу, за столом, накрытым белоснежной скатертью. Отшельник уже час рассказывал Хэммону обо всём, что с ними произошло, и его рассказ был настолько необычен, что Контрабандист с каждым новым словом своего старого знакомого все больше хмурился и, наконец, совсем помрачнел.
— Я знаю, что это звучит как легенда, — проговорил отшельник, — Но я видел это. Мы трое видели. Поверь, эту броню и маску ни с чем не спутать.
Хэммон задумчиво вертел в руках наполненный красным вином хрустальный бокал, его глаза напряжённо вглядывались в лицо друга.
— Эти твои подопечные… они шли с тобой от самого Кельтхайра, так ведь?
— Да. — кивнул Мидир. — Рейн — из Улады, Сатин — огнепоклонница, из Дома Чистоты.
— И юноша этот — Иеромаг… — глаза Хэммона заинтересованно блеснули. Он устремил взгляд на Рейна — внимательный, долгий взгляд, словно хотел определить, что за человек перед ним, понять, как он мыслит, на что способен. — Я ещё не видел уладцев, способных на такое — кроме, конечно, Зилача.
— Вы его знаете?! — удивился Рейн. — Откуда?
— О! — Хэммон поднял вверх указательный палец. — Занятная история… Мы давно знаем друг друга — Я, Зилач, Мидир… Мы называем себя Долл Аммертайл, Слуги Разума. Наше общество основал Лиммен Талессин, также известный как Король Книжников — один из величайших Иеромагов в истории. Мы поклялись искать знания, настоящие знания о гибели мира и Войне Лжи. Уж слишком много странного было в тех легендах о Благих и Непрощённых, что рассказывают нам с детства… Какие силы Творец Творения дал своим слугам? Почему произошло Предательство? Как Благим удалось победить своего страшного противника? Все эти вопросы волновали нашу четвёрку. Это было лет двадцать назад. Тогда мы были молоды, жили и обучались в Авестинате при дворе Совершенного и потому имели доступ в Дом Мудрости — библиотеку Дворца Истин… — Хэммон откинулся на спинку кресла и сделал большой глоток. — Мне иногда кажется, что нам лучше было оставаться в неведении…
— О чём вы говорите? — спросил Рейн. Ему показалось, что он уже знает ответ.
— Лиммен был лучшим среди всех нас. Он постоянно пропадал в Доме Мудрости, чуть ли не жил там — надеялся, что найдёт что-то стоящее.
Хэммон умолк, давая своим слушателям возможность переварить услышанное. Юноша почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
— В какой-то момент его увлечение переросло в настоящую страсть. Он почти не покидал Дом Мудрости, много говорил о каких-то книгах, о скрытых знаниях, о том, что скоро узнает правду о том, что произошло с миром. Мы спрашивали его, но он говорил, что объяснит всё позже. Он всегда был замкнутым, Лиммен… никому не доверял, даже своим друзьям. В один день он прислал нам письмо, в котором просил о встрече. Мы встретились на постоялом дворе недалеко от Дворца Истин. Лиммен выглядел каким-то подавленным и встревоженным. Сказал, что ему необходимо покинуть Дворец. Просил спрятать его, постоянно бормотал что-то о Непрощённых и об угрозе, что нависла над миром. Это был последний раз, когда мы видели его живым. На следующий день в Доме Мудрости произошёл пожар. Один слуга рассказал нам, что незадолго до этого к Лиммену приходил какой-то человек. Они о чём-то долго разговаривали. А потом тот человек ушёл, и вскоре после этого библиотека загорелась. В огне погибла большая часть книг. Бедняга Талессин тоже не уцелел — в развалинах нашли обугленное тело. Через несколько дней меня, Зилача и Мидира обвинили в поджоге, и нам пришлось покинуть Авестинат. С тех пор мы посвятили себя одному — не допустить возвращения зла, которое когда-то поставило мир на грань гибели.
— Бессмертные? — вырвалось у Сатин. Рейн был даже рад этой внезапной реплике — за весь вечер огнепоклонница не проронила ни слова, замкнувшись в себе.
— Я был бы счастливейшим из людей, если бы нашей главной проблемой были эти существа из металла. — заметил Мидир. — Нет, всё гораздо сложнее… Лиммен что-то нашёл в этой библиотеке — что-то такое, что его погубило. И эти его последние слова… С чего мы вообще взяли, что победа человечества в Войне Лжи окончательна? Что-то странное творится в нашем мире, странное и запутанное. В Уладе идёт война, Кайсарум стягивает войска на побережье. На всём континенте сейчас неурожаи, а из Келейниона приходят страшные вести… слухи о чёрном ужасе, о тумане, который пожирает города и земли.
Рейн поёжился — он вспомнил, как кузнец Фиахна рассказывал ему о событиях в этом далёком западном герцогстве.
— Давайте не будем о грустном. — предложил Хэммон, вновь наполняя свой кубок. — У нас в городе говорят: уныние — худшее из преступлений. Пока вы в Лепте Великой, вы — мои гости. Кстати, что вы намерены делать дальше?
— Мы хотели обратиться к тебе за помощью. — ответил Мидир. — Нам надо переправиться через Неспокойное море и попасть в Авестинат, к Совершенному. Маха-Эмайн в осаде, так что порт Лепты Великой показался мне наилучшим выбором.
Хэммон понимающе кивнул, но затем нахмурился: — Неспокойное море… это будет трудно. Наместник запретил выпускать из гавани все корабли, кроме военных.
— Забери меня Медб! — выругался отшельник. — Когда это произошло?
— Не очень давно. Примерно полмесяца назад. Купцы, конечно, возмутились, но против распоряжений наместника они ничего сделать не в силах.
— Странно… — Мидир даже отложил свою трубку и посмотрел в окно, словно высматривая там корабль, который сможет переправить их на другой берег. — Наш путь от Дома Конна до города как раз занял около полумесяца…
— Думаю, я смогу вам помочь. У меня хватает хороших знакомых и должников, чтобы достать пропуск. Моя “Северная Звезда” давно не выходила в море… завтра всё обсудим, а сейчас вам лучше отдохнуть. Комнаты для вас уже готовы. Готов поспорить, вы успели соскучиться по тёплой постели и горячему очагу, пока были в пути.
***
Откуда-то издалека доносились раскаты грома. Оранжевое пламя металось в факелах, хотя ветер не проникал в этот странный, похожий на склеп коридор. Гладкие каменные стены отливали синевой. Прохладный воздух обволакивал тело, как саван.
Сатин была во сне.
Она видела свои обутые в чёрные сапоги ноги, что ступали по каменным плитам, слышала своё спокойное, ровное дыхание.
Девушка огляделась.
Вокруг неё — каменные стены, холодные и гладкие, как лёд. Позади — каменная плита, впереди — тяжёлая завеса мрака, которую через равные промежутки разрывает пламя факелов. Где-то в глубине коридора мерцает ровный красный свет.
Сатин вздохнула и зашагала вперёд. Один шаг, второй, третий… В скудном свете факелов она видела, что в стенах с обеих сторон были двери, но почему-то знала, что все они заперты. Странный сон. Какое-то чувство навалилось на неё — липкая, безотчётная тревога холодом растекалась по телу, заставляя сердце стучать чаще. Возникло беспричинное, тяжёлое ощущение чего-то непоправимого. Что-то должно было скоро произойти, но что именно — она не знала. Она остановилась перед одной из дверей, провела пальцами по холодной деревянной поверхности и пошла дальше. Температура в коридоре начала падать, стены покрылись инеем, а красное сияние впереди, казалось, так и не становилось ближе. Это место совсем не напоминает тот корабль, о котором они недавно говорили…
Сатин задумалась. Корабль? Почему-то ей было трудно сосредоточиться, мысли разбегались, как стайка светлячков, пока она шла по коридору. Что-то не так. Она ощутила это в воздухе, хотя и не могла объяснить, в чем дело. Ей нужно… что-то вспомнить, да? Или кого-то… кажется, у неё были друзья. Они куда-то шли, и их цель имела какое-то значение. Друзья… или просто знакомые? Родители? Странное дело, всё как в тумане. Сатин тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок, но это не помогло. В конце концов девушка просто перестала размышлять над всем этим. Было тихо. Только звуки её шагов разносились по коридору. Они казались слишком громкими — быть может, из-за того, что она была совсем одна в этом странном месте. Одна во всём мире, где нет ничего, кроме её собственного дыхания, биения сердца и щемящей пустоты в груди.
Проход всё никак не кончался, его холодные стены тянулись вперёд с пугающим однообразием, и пламя факелов плясало на них, создавая из мрака и неверного света причудливые фигуры. Сатин не знала, сколько прошло времени — может, час, а может, и целая вечность. Она шла вперёд, почти не обращая внимания на холод и темноту вокруг, только механически переставляла ноги. Ей казалось, что если она остановится, то уже не сможет сдвинуться с места. Где-то впереди — в конце бесконечности — красным цветком горело алое сияние, и только оно помогало продолжить путь, давало какую-то цель. Наверное, это важно — знать, что у тебя есть цель… она должна быть у каждого, верно?..
Казалось, прошла целая жизнь перед тем, как коридор закончился, и девушка достигла источника света. Это была дверь.
В отличие от других дверей, эта была не из дерева, а из чего-то, похожего на красное матовое стекло. Она была закрыта, и из-за неё лился мягкий красный свет — тот самый свет, что вёл Сатин и манил к себе, обещая дать ответы на все вопросы. Она подошла к двери и дотронулась до ручки. Ручка была теплой, отчего странный материал — твёрдый, как настоящее стекло — на миг показался мягким и податливым, почти живым. Это её не удивило — она слишком устала, чтобы удивляться.
Она уже видела эту дверь раньше. Она была здесь очень давно, когда… когда была кем-то другим. Кем-то совсем не похожим на неё нынешнюю… Почему она остановилась? Что ей нужно от этой двери? Сатин не знала. Но она знала, что должна была войти туда, потому что там её ждали. Её там ждали… Сатин толкнула дверь и перешагнула порог.
…Это было странное место. Она оказалась в просторной зале, убранство которой разительно отличалось от сурового камня и могильного холода коридора. Здесь было тепло, сумрачно и пусто, на стенах не оказалось ни факелов, ни ламп — красное сияние было словно разлито в самом воздухе, струилось отовсюду, окружало и обволакивало её. Этот вишнёвый сумрак что-то напомнил ей, что-то очень далёкое, но знакомое… Стены и пол выложены из непонятного красного камня, гладкого и тёплого на ощупь. В воздухе стоит едва уловимый запах каких-то трав. И тишина… тишина, которую нарушает ритмичный, почти не слышимый звук. Тук-тук. Ту-ту-тук. Тук-тук. Ту-ту-тук. Как будто биение сердца, но какое-то неправильное, неестественное…
Впереди маячил свет — не красный, а оранжевый, как свет костра. Когда глаза Сатин привыкли к освещению, она поняла, что зала не так пуста, как ей сперва показалось — невидимый во мраке потолок поддерживал целый лес чёрных колонн, что стояли кругами — и чем ближе круг к центру залы, тем меньше в нём этих колонн. Как рябь на воде или мишень для стрел… Стены цвета запёкшейся крови, зловещие чёрные колонны и жёлтый, почти домашний свет где-то невдалеке. Люди? Здесь? Быть может, они помогут ей найти выход? Какое-то подозрение зашевелилось в её душе. Люди… ей показалось, что лучше будет сначала понаблюдать за ними с безопасного расстояния.
Она подобралась поближе к свету, стараясь ничем не выдавать своего присутствия. Над её головой, словно копья, кругами высились чёрные колонны, которые казались людьми, кружащимися в неистовом, но молчаливом танце.
В паре десятков шагов от себя она увидела шестерку людей, стоявших вокруг возвышения из белого камня. В свете костра — а теперь Сатин видела, что это был костёр — их лица казались неподвижными, лишёнными всякого выражения и жизни. Пятеро были облачены в жёлтые плащи и молча стояли, не говоря ни слова. Ещё один носил пурпурный плащ с капюшоном и с тревогой всматривался в алую мглу. Что-то было не так. Почему они молчат? Почему не двигаются? Рассудок подсказывал ей: беги, спрячься скорее, уходи отсюда — здесь опасно. Вместо этого Сатин укрылась за колонной и стала всматриваться в алый полумрак, пятно костра на фоне которого теперь походило на огромный глаз какого-то хищника. Пламя взревело, взметнувшись к потолку, и сквозь этот рёв до девушки донёсся новый звук, который с каждым мигом становился всё громче. Звук тяжёлых шагов по камню.
Из кровавого сумрака выступила процессия. Четыре широкоплечих носильщика медленно несли деревянный паланкин, закрытый занавесью из жёлтой ткани. Они ступали размеренно и чинно, словно находились на похоронах. Когда шествие приблизилось, яркое пламя осветило ближайшую пару носильщиков. Алые отблески огня лизнули широкие, ненормально огромные фигуры, озарили гладкие металлические тела и маски, за которыми горели белые глаза. Бессмертные. По лицу Сатин заструился ледяной пот. Она хотела убежать, но какая-то сила невидимыми путами удержала её на месте. Мышцы одеревенели, руки и ноги перестали слушаться. В зале было тепло, но девушка чувствовала, как в её тело пробирается холод.
Кошмарные создания остановились и поставили свою ношу недалеко от возвышения, где горел костёр. Фигуры людей в плащах тут же рухнули на колени. Какое-то время все они лежали без движения, распростёршись на красном полу, и этот миг показался Сатин вечностью. Это всё неправда. Этого просто не может быть. Это сон. Кошмар. Просто страшный сон…
Один из Бессмертных выступил вперёд. Рука существа легла на нож в диковинных, покрытых странными письменами ножнах.
— Мы здесь по воле нашего господина. — заговорил Бессмертный голосом, похожим на шелест листьев на ветру. — Кто из вас Тот, Кто Даёт Ответы?
— Это я. — человек в пурпурном балахоне поднялся с колен и резким движением откинул капюшон. В свете костра его лицо казалось посмертной маской из бледной плоти и тёмных провалов на месте глаз.
— Тогда мой господин спрашивает тебя: кто ты?
Когда человек в пурпуре ответил, в его голосе на миг — всего на миг — прозвучала нотка неуверенности, за которой скрывался страх.
— Я… Я — Тот, Кому Даётся Слово. Я Тот, Который Знает Истину.
— Кто из Скованных должен явиться?
— Третий Пленённый, Кузнец Погибели.
Сердце Сатин пропустило удар, а затем забилось ещё быстрее. Кузнец Погибели… Непрощённый… Что здесь происходит? Что это за место?
— Знаешь ли ты о том, что делаешь здесь? Понимаешь ты, какие силы вовлечены в это?
— Знаю и понимаю — во благо наших повелителей.
— Готов ты отдать жизни своих соратников в обмен на силу, которой нет равных? Готов утолить голод Жаждущего?
Повисло страшное молчание.
— Готов.
Бессмертный выхватил нож и протянул его рукоятью вперёд человеку в пурпурном плаще. Тот принял оружие, с осторожностью хватаясь за покрытую письменами рукоять. В зале стало темнее — как будто клинок впитал в себя свет и сам стал алым, словно капля крови. Человек встал позади своих безмолвных товарищей, воздел руки вверх и запел. В его голосе звучала такая сила и власть, что сам воздух уплотнился и зазвенел, как натянутая тетива тугого лука. Песня была на незнакомом языке, но Сатин понимала каждое слово.
Я кланяюсь тёмному господину
Третьему из Семи, Ужасу Запада
Посланнику Ночи, Королю Ветра
Эйсиги, эйсиги, майдин кимреаг!
Побеждённому, но живому
Скованному, но свободному
Слепому, но зрячему
Эйсиги, эйсиги, теар ниблетах!
Фигуры в жёлтом стояли на коленях и раскачивались в такт словам этого дикого, бесконечно древнего напева. Их глаза остекленели, головы запрокинулись назад, а руки безвольно свисали вдоль тела. Это ведь не по-настоящему… это кошмар… дурной сон, только и всего…
Я кланяюсь тому, кто рождён в глубине
Кто правит ночью, а днём исчезает
Сын темноты, слуга бесконечного
Погибель людей, убийца воинов
Один из Семи, прими мою жертву!
Эйсиги, эйсиги, ллеар даналлин!
Не прекращая своего пения, человек подошел к одному из людей в жёлтом, оттянул его голову вверх и полоснул ножом по горлу. Фонтаном забила алая кровь. Фигура в жёлтом обмякла, но не упала, а осталась стоять на коленях словно марионетка, поддерживаемая сверху невидимыми нитями.
Я — кукла в руках твоих
Тень твоей тени, раб воли твоей
Ты — холод, ты — тьма, ты — пустота
Господин Ядовитого Копья
Тёмный как ночь, холодный как лёд
Эйсиги, эйсиги, ниам кадваллар!
Следующая жертва даже не дёрнулась, когда красный клинок лишал её жизни. Человек в пурпурном убивал умело и не торопился, как если бы перед ним были не люди, а скот для убоя. Красная кровь ручьями стекала на пол. Сатин, которую ужас приковал к её укрытию за колонной, могла только стоять и безучастно смотреть на это не похожее ни на что действо, что разворачивалось прямо у неё на глазах.
Прими тело моё, король королей
Кузнец Погибели, один из Семи
Я припадаю к ногам твоим
Покажи свою ярость, верни свою мощь
Эйсиги, эйсиги, нхадай киндруин!
Эйсиги, эйсиги, кинбальт ллаухир!
Несколько раз поднялся и опустился нож. Пламя взметнулось к потолку, как бушующее море. Фигуры в жёлтых плащах всё ещё стояли на коленях, хотя жизнь давно покинула их тела. Горла были перерезаны, из них толчками вытекала густая кровь.
Ритмичное биение вокруг стало громче и молотом било по разуму Сатин. Красная темнота торжествовала. Тук-тук. Ту-ту-тук. Тук-тук. Ту-ту-тук.
Волна ощущений накатила на девушку. Она понимала чувства человека в пурпурном плаще, ощущала его спрятанный в глубине души страх, его дикое, пьянящее ликование. Я справился. У меня получилось, получилось, получилось…
Жёлтая завеса паланкина еле заметно шелохнулась. От неё повеяло холодом, как от могилы, и сквозь эту чуждую, запредельную стужу в разум девушки ворвался тихий, почти не различимый голос.
Свободен… Ядовитое Копье будет в моих руках…
В один миг пламя костра погасло, зала оказалась погружена в вишнёвую ночь. Бессмертные пали ниц, склонившись к завесе, и их глаза казались белыми мотыльками, застывшими в кровавом мареве этого нереального места. Дыхание человека в плаще сбилось и стало хриплым, прерывистым. К радостному предвкушению теперь примешивался чистый, животный ужас. Оцепенение прошло, и Сатин повалилась на пол, не в силах даже подняться на ноги. В ушах вновь зазвучал неразборчивый шум, похожий на чей-то шёпот, который с каждым мгновением становился всё сильней.
Они ответят за всё. О, они пожалеют.
Скованные освободятся. Великая Цепь будет разбита.
Беги отсюда! Прячься!
Последние слова произнёс какой-то другой голос, но девушка не обратила на это внимание. Её взор был прикован к жёлтой завесе, которая сама по себе раздвигалась в стороны, обнажая того, кто всё это время таился внутри.
Из паланкина на каменные плиты ступила фигура в чёрном балахоне и глубоком капюшоне, и от неё исходил холод, сильнее которого не было ничего. Что-то новое дотронулось до разума Сатин — что-то бесконечно холодное, властное и могущественное. Перед мысленным взором девушки проносилась вереница образов — жёлтая змея, плачущая кровавыми слезами, молот и наковальня, исполинское копье цвета пурпура и стекающая с его наконечника чёрная отрава, раскалённый кузнечный горн и нечто такое, чего девушка не могла понять.
Они заплатят за всё. Месть всему роду людскому… четыре тысячи лет в пустоте… о, они заплатят.
Фигура неподвижно стояла перед Бессмертными, как громадная глыба чёрного льда, и в этой неподвижности было что-то чуждое, несовместимое со всем тем, что называется жизнью.
Развалины Гранниаса… наследники Благих… они пожалеют. Люди будут страдать, страдать, страдать…
Человек в пурпурном одеянии устремил взгляд на чёрную фигуру. Он медленно опустился на колени и двумя руками протянул нож, красный от свежепролитой крови.
— Повелитель… — голос его сорвался и задрожал в почти молитвенном экстазе. — Вы вернулись к нам… Вы освободились… Да восславится Жаждущий, Кузнец Погибели!
Бессмертные воздели к потолку свои серебристые руки, их голоса зазвучали в унисон:
— Да вернётся повелитель! Да погибнут враги его! Да сгинет Творец Творения! Славься, Кузнец Погибели, Третий из Непрощённых!
А потом чёрная ткань соскользнула с руки этого существа. Длинные, тонкие пальцы мертвенно-белого цвета с бесконечной неторопливостью потянули на себя балахон, который всё падал, и падал, и падал на красные камни…
Затем всё смешалось. Страх человека в плаще, ужас Сатин и холодное ликование фигуры, которая выросла в тысячу раз, заслонив собой весь мир, ледяным призраком нависая над чёрными колоннами и всем творением.
Ядовитое Копьё… люди будут страдать… свободен, свободен, свободен, свободен… Ллеу ллау иллин. Я иду. Эйсиги, эйсиги, ниам кадваллар.
Сатин бросилась прочь в кровоточащий мрак, желая только одного — убежать, уйти от Бессмертных и от чудовища, что торжествовало у паланкина. Она бежала, падая и поднимаясь, ритмичное биение стало непереносимым и заглушило собой все остальные звуки. Тук-тук. Ту-ту-тук. Тук-тук. Ту-ту-тук.
Тьма поглотила огнепоклонницу, скрыв от неё бледную тварь, страшнее которой был только вечный холод.