Повозка ехала через ночной лес. Было тихо и сыро. Кеннет сидел на козлах и то и дело тревожно оглядывался по сторонам. Нехорошо, когда путешествуешь через такую глушь. Вчера они миновали эту маленькую деревеньку — Кельтхайр, кажется? — и уже два дня не встретили ни одного путника.
Кеннет пробормотал молитву, глядя на стройные ряды деревьев, что проносились мимо рядами одинаковых чёрных сторожей. Нехороший лес, тёмный. Будто Аннуин из древних сказаний. Широкие ветви сосен почти полностью скрывали солнечный свет, отчего дорога казалась скрытой странной сумрачной дымкой. Даже небо — тяжёлое, цвета стали — заставляло сердце биться быстрее. В ветвях одной из раскидистых елей что-то зашевелилось. Кеннет поднял голову и увидел ворона. Тот сидел на верхней ветке и, казалось, смотрел прямо на него чёрными как уголь глазами.
— Мерзкая птица… — пробормотал мужчина. Кеннет хлестнул коня и оглянулся на сына. Конан сидел внутри повозки, укрытой от непогоды рогожей, что-то высматривал в лесной чаще. Курчавый, рыжеволосый, как почти все уладцы. Он то и дело выглядывал из-под покрова, чтобы посмотреть, что там, за деревьями. Наконец Кеннет заговорил:
— Ну что ты там все высматриваешь?
Сначала сын не ответил — только молча лежал и смотрел на отца. Кеннет увидел в его глазах тревогу.
— Волки… — наконец пробормотал Конан. — Я видел… что-то светилось в лесу… будто глаза…
Кеннет вздрогнул.
— Ты что, сынок? Волки давно перевелись. Он повернулся к сыну и погладил его по голове. Мальчик испуганно посмотрел на отца.
— Да нет, я видел! Там правда что-то было! Или кто-то…
— Это всего лишь тень от дерева. Ты же знаешь, как бывает, когда долго смотришь в одну точку, то начинает мерещиться всякая ерунда.
— Не знаю, пап, но мне почему-то показалось…
— Всё хорошо, Конан. — Кеннет немного осадил коня и потрепал сына по рыжим волосам. — Вот увидишь, скоро мы будем в Лепте Великой, и всё будет в порядке.
Оба замолчали, повозка продолжала свой долгий путь. Конан задремал, накрывшись плотным дорожным одеялом, а Кеннет всё погонял коня, чувствуя, как в его душу возвращается страх.
Всё началось месяца два назад, когда тэн Тетма приказал ему, старейшине одной из деревень Улады, набрать крепких парней для защиты от мародёров.
— Король Лугайд сейчас сражается с Чёрным Солнцем. — говорил Тетма. Молодой мужчина, почти юноша с венцом из омелы, его карие глаза смотрели на мир с легкомыслием и весельем. — Если я соберу достаточно воинов, то смогу предложить свой меч королю и возвыситься.
Кеннет не мог отказать. Кто он, чтобы перечить высокородному тэну? Старейшина надеялся, что война, которая захватила Уладу, не войдёт в их дом. Что король договорится с этим Элиасом.
Он ошибся.
Через пять дней после того разговора Кеннет уже стоял в тесных рядах ополчения, сжимал в руках копье и ничего не соображал от страха. Они стояли на краю ровного зелёного луга, а с другой стороны выстраивались войска Претендента — тысячи солдат, облачённых в сверкающую сталь. Над вражеской армией трепетали тёмные знамёна Элиаса Чёрное Солнце. Кеннет беззвучно молился богам. Совсем недавно он управлял деревней — и вот теперь оказался в самом центре этого ужаса.
Отвратительно грянули трубы, линия противника дрогнула и пришла в движение. Дальше всё было как в тумане — ливень стрел, умирающие люди, тяжёлый запах крови, заглушающий всё вокруг… очень скоро порядки смешались, сражение превратилось в хаос, распалось на сотню отдельных битв. Он знал, что король Лугайд никогда по-настоящему не контролировал своих тэнов, но то, что происходило тогда, было похоже на кошмарный сон. Везде воины сражались и убивали друг друга, и нельзя было отличить своих от чужих. Иногда перед глазами проносились флажки с гербами благородных домов — Кеннет даже узнал некоторые из них. Тэн Элла Высокий, Тивальт Красный… но нигде не было синего лосося его господина Тетмы. Шум боя оглушил Кеннета, он поскользнулся на чьей-то крови и еле успел уйти от удара, когда какой-то громила с топором бросился на него, целясь в живот. Не так он представлял себе свой первый бой… Кеннет ткнул вражеского воина копьем, и наконечник сразу же окрасился алым. Вот она, настоящая битва. Неразбериха. Страх. Запах крови, мешающий думать. Кто-то сбил его с ног, а дальше были только темнота и покой. В себя пришёл Кеннет уже в обозе. Его вместе с другими ранеными доставили в замок одного из союзных тэнов. Как он узнал позже, король Лугайд проиграл ту битву, которая была лишь одним из многих сражений в борьбе за трон. Одним из многих! Тэн Тетма погиб, его деревня осталась без господина.
Кеннет вернулся в деревню и постарался забыть о том, что пережил. Попробовал наладить прежнюю жизнь, управлять деревней так, будто ничего и не произошло — и не смог. Война разоряла королевство, но она не была единственной бедой. Было что-то ещё. Главный источник ужаса. С каждым днём всё больше людей покидало свои дома, уходя на юг. Они уходили в Кайсарум, к императору, и бородатые жрецы Улады молили богов о милости. Из уст в уста передавались истории о том, что творится на западе, в Келейнионе. Говорили, что там, на земле, покрытой чёрным туманом, бродят демоны, пожирая всё живое. Люди верили и боялись. А Кеннету приходилось успокаивать их, говорить, что это всего лишь слухи. Но всё равно они уходили. Испуганные, растерянные. Словно видели что-то и не могли рассказать.
— Почему они уходят? — спросил его однажды сын. — Ведь мы ничего не боимся.
— Страхи. — развёл руками Кеннет. В тот миг он изо всех сил пытался выглядеть спокойным. — Какие-то старинные суеверия… ты этому не верь. Клянусь Олламом, всё будет хорошо.
Он ошибся во второй раз.
С каждым днём Кеннет он всё больше убеждался в том, что это не просто слухи и сплетни. Что-то действительно происходило. Какой-то ужас, невидимый и неосязаемый, медленно накрывал все Клятвенные Земли от Запада до Востока. Люди — из тех, что остались — старательно делали вид, что ничего не происходит. И действительно, ничего не случалось. Кроме войны за трон и этих слухов ничего больше не тревожило земли Улады. Но что-то существовало. Подспудный страх, какое-то понимание, интуиция. Внутренний голос каждого словно сошёл с ума. Один из зажиточных селян, с которым Кеннет часто обедал, как-то сказал, что должен покинуть деревню. Просто так, из-за некоего плохого предчувствия. И покинул. Бросил своё серебро, дом, семью — умчался на глазах у всей деревни, погоняя лошадь.
К лету всё стало хуже. Даже ветер нес с собой привычный запах цветущих полей, а вместе с ним — ощущение чего-то неправильного, неестественного. И еще — страх. Ветер приносил тревожные вести. Казалось, они поднимались из земли, растекались по всему миру и проникали в сердце каждого. Безумие расползалось по Уладе. Говорили, что в Келейнионе видели каких-то странных людей, что чёрный туман накрыл эту страну целиком и движется дальше… Лугайд растерял всех своих вассалов и сидел в Махе-Эмайн, ожидая гибели. Совсем скоро тэн Элиас наденет на себя королевскую корону… Кеннет не стал ждать, когда настанет его очередь. Одной ночью он разбудил Конана, собрал вещи — и уже почти полмесяца направлялся на юг, в Кайсарум. Там должно быть безопасно. Боги, должно…
— Пап, я ведь вижу, там какой-то костёр!
Кеннет внимательно посмотрел на сына, на этот раз — с тревогой. Может, и правда что-то есть? Путники, разбойники, солдаты Претендента? Он тщательно осмотрелся, но ничего не увидел кроме полоски серого неба, деревьев и узкой дороги, по которой катила их повозка.
— Там ничего нет, просто в лунном свете иногда кажется, что что-то есть. Это деревья, ничего больше.
Кеннет натянул вожжи, и повозка остановилась. Он слез с козел и прислонился к ближайшей сосне, разминая затёкшие ноги. Пора отдохнуть. Они и так ехали целый день без остановок. Мужчина достал из повозки узелок с хлебом и разломил: один кусок для себя, второй — для сына.
Кеннет улыбнулся, глядя на то, как Конан вылезает из повозки и достаёт свистульку — подарок на десятилетие. Всё будет хорошо, подумал мужчина.
И ошибся.
***
Конан немного испугался, когда впервые услышал колокольчики. До его слуха донеслась серебряная трель, такая тихая, что сначала он усомнился, произошло ли это на самом деле или же он задремал, сидя в повозке. Он ещё не забыл те огоньки, которые видел недавно — словно что-то на миг блеснуло в глубине леса, заманчивое и алое. Отец всегда говорил, что нельзя заходить так далеко — в чаще живёт Ольховый Король, он заберёт с собой любого, кто осмелится нарушить покой лесных обитателей. Но Конану уже десять. Он взрослый. Он уже не боится.
Отец вернулся к телеге и теперь искал там корм для коня. Конан скучал, крутя в руках глиняную свистульку. Они так долго едут, а ничего не происходит… ни разбойников, ни сокровищ. Мальчик доел хлеб, облизнул пальцы и рассеяно разглядывал лес. В этот момент он снова услышал тот тихий перезвон — мелодия исходила словно из ниоткуда. Из леса. Из-за деревьев. Нежные переливы едва заметно касались его разума. Мальчик внезапно понял, что в этой странной музыке он может различить голоса. Два голоса. Мужской и женский.
Забери свои печали
к нам скорее приходи.
Лес зовёт — так мы сказали
Всех оставь ты позади.
Отвори дверь нашей власти
Мы тебе не навредим.
И не вздумай нам перечить
Мы такого не простим.
Они были такими печальными, такими красивыми… голоса просили его найти их. Они тянули в лес. Они звали.
Конану показалось, что мир стал ярче.
Не слишком хорошо понимая, что он делает, мальчик шагнул вперёд. Сначала от земли — медленно, как во сне — оторвалась одна нога, после — вторая. Он сделал второй шаг. Третий… Колокольчики в голове стали громче. Конан обернулся: отец сосредоточенно рылся в повозке и ничего не замечал.
Иди к нам. — женский голос, юный и чистый. Мы хотим быть с тобой.
Мальчик поспешил в лес, торопливо переставляя ноги. В мыслях была пустота. Как только он оставил дорогу позади, мелодия стала ещё сильней. Он миновал ряд сосен, отсекая от себя все звуки — на лес будто опустилась покрывало из тишины, и только лёгкий, серебристый перезвон нарушал её. Колючая ветка ударила его по лицу, но он не ощутил боли.
Иди к нам. Раздели с нами радости.
С каждым новым шагом Конан всё дальше заходил в лес. Где-то вдалеке за ветвями то и дело мелькали огоньки — алые, яркие, манящие. Кроме них света не было — лес был тёмным, точно в одно мгновение наступила ночь. Ноги мягко ступали по сухим иголкам, с деревьев свисали клочья мха, делая вековые сосны похожими на чудовищ с когтистыми лапами. Краем глаза он заметил, что на земле лежит ворон. Крылья птицы были раскинуты в стороны, голова — вывернута под неестественным углом. Колокольчики теперь оглушали, кровь грохотала в ушах. Слов не было, но всё было понятно и без них. Звон толкал его в чащу. Призывал к себе. Требовал.
Мальчик остановился у поляны, которая, казалось, возникла в самом сердце леса как по волшебству — густая растительность внезапно обрывалась, уступая место гладкому травяному покрову. Ноги его замерли сами по себе, и Конан встал за деревом, из-за которого поляна просматривалась целиком. Музыка грянула и пропала. Только сейчас мальчик понял, что видит перед собой.
Это была удивительно ровная, чистая поляна, на которую природа будто случайно выбросила несколько разноцветных пятен — то тут, то там на зелёной траве выделялись скопления цветов необычного оттенка. Сквозь странную пелену в мыслях Конан подумал, что эти цветы такие же красные, как только что пролитая кровь. В самом центре поляны ярко горел костёр, хотя дров или веток мальчик не заметил. Пламя отдавало алым, и это почему-то казалось неправильным.
Рядом с костром стояли двое.
Одна из фигур принадлежала высокому, стройному юноше, облачённому в зелёный камзол, расшитый золотом. Его коричневые волосы волнами спускались до самых плеч. Юноша стоял вполоборота, но Конан увидел, что у него разноцветные глаза. Карий и синий. Правой рукой юноша опирался о край большой лиры. Пальцы левой медленно перебирали струны, и звук, издаваемый ими, напоминал тихий шелест ветра.
Вторая фигура стояла к мальчику спиной.
Это была женщина — по крайней мере, так показалось Конану. Она была такой же высокой, как юноша, но немного уже в плечах. На ней было какое-то странное, ослепительно белое платье, перехваченное серебристым поясом. Лицо скрывал глубокий капюшон. Рук Конан тоже не видел — похоже, женщина скрестила их на груди. От этой неподвижной фигуры исходила непонятная угроза, и мальчик почувствовал, как по его спине пробежал холодок.
Юноша вдруг резко отдёрнул руку. Музыка стихла.
— Приятно снова почувствовать себя живым. — произнёс он чистым звонким голосом. — Мне этого так не хватало.
Фигура в белом хранила молчание.
— Знаешь, — продолжил он, — впервые за сколько лет я по-настоящему счастлив. Ты заметила, как изменилось время? Я могу ходить по миру и оставаться неузнанным. Быть легендой — это так захватывает.
— Чего ты хочешь? — спросила женщина, даже не обернувшись. Голос её прозвучал глухо. — Развлечься? Найти себе новых шутов для свиты? Вспомни, что сказал Мореллин. Мы здесь в роли слуг.
— О, я помню. — ответил юноша. Его красивое лицо на миг исказила гримаса боли. — И не предлагаю выступить против него. Он очень силён, даже несмотря на Цепь. Сильнее всех нас.
— Абомталь выступил.
— Абомталь — глупец. Всегда действовал слишком агрессивно.
— Не думала, что тебе так нравится служить Сменившему.
— Мне — нет. Но сейчас только он может дать то, чего желаем мы все.
— Что ты собираешься делать дальше? — женщина в белом говорила медленно, без эмоций, её лица по-прежнему не было видно.
— Отправлюсь в Хассарет. Так хочет Мореллин. Кстати… этот Элиас Чёрное Солнце… твоя затея, верно?
— Мне неведомо это имя.
Струны лиры дёрнулись под тонкими пальцами и смолкли.
— Верно. — сказал музыкант. — Всегда забываю, что тебя не интересуют смертные. Это я люблю вмешиваться в их дела. Дёргать за ниточки, менять короны. Но здесь нет моего следа.
— Мореллин?
— Кто знает… может, это один из нас. Из тех, о ком ничего не слышно. Тиферет так и не объявилась, а ты знаешь, как он к ней привязан. Я могу допустить, что она всё это время вела свою игру.
— Скоро узнаем. — на этот раз в голосе женщины прозвучало что-то, похожее на интерес. — Что будем делать сейчас?
Юноша улыбнулся недоброй улыбкой. Повернулся.
— Развлечься… так ты сказала, верно? У нас есть ещё время. Давай посмотрим, кого ты поймала на этот раз.
В воздухе снова раздался звон. Новые слова — на этот раз куда более громкие, зовущие — бились о разум мальчика подобно приливу.
Не противься, милый мальчик
Ты не можешь убежать.
Ну же, дай себя увидеть
Буду я с тобой плясать.
Конан, который всё это время стоял за деревом, послушно двинулся вперёд. Он не мог двинуть ни мускулом — просто смотрел на то, как его ноги идут по траве, приминая алые цветы. Он был пленником, наблюдателем в собственном теле. Мальчик остановился в паре шагов от костра. Было холодно. Алое пламя не грело.
Незнакомец, что играл на лире, дугой выгнул левую бровь.
— Паренёк… Уверена, что он утолит твой голод?
Фигура в белом еле заметно склонила голову.
— Уверена.
Юноша повернулся к Конану — зелёное пятно на фоне алого огня.
— Скажи, мальчик, ты знаешь, кто я? — его улыбка не предвещала ничего хорошего.
Конан помотал головой. Оцепенение уходило, но он по-прежнему не мог сдвинуться с места.
— Как невежливо… смертные должны знать своих хозяев. Меня называют…
— Оставь его мне. — холодное безразличие в голове женщины уступило месту плохо скрываемому возбуждению.
Музыкант смолк и отступил к лире. Белая фигура повернулась к Конану. Она подняла голову, и мальчик задрожал при виде её лица.
Это была маска. Личина из серебра. Резные губы кривились в усмешке, металлический лик сиял в неправильном свете пламени. Из-за маски на него смотрели глаза цвета расплавленного золота. Глаза без зрачков. Странное желание волнами исходило от женщины, и Конан почувствовал, что не боится.
— Подойди. — приказала она. У неё были длинные красные перчатки, такие же алые, как и огонь позади. Эти перчатки резко контрастировали с её одеянием. Красный и белый… как кровь на снегу.
Конан приблизился.
— Такой чистый… произнесла она. — Как же долго я ждала этого момента…
— Кто вы? — слова с трудом выходили изо рта Конана. — Я… я вам ничего не сделал. Отпустите меня, я никому не скажу.
Серебряное Лицо рассмеялась тихим торжествующим смехом.
— Я — Алая Длань, Четвёртая из Непрощённых. Я всегда беру то, что хочу.
Поляна начала меняться. Тени сгустились, очертания окружающих предметов смазались, и всё погрузилось во тьму. Костёр, тот юноша, лира — всё пропало. В окружающем его мраке мальчик видел только одно — женщину в белом платье и маске. Её глаза сияли двумя пятнами жёлтого света, этот свет проникал внутрь, ослеплял, оглушал. Холодная пустота, холод, холод… Куда-то исчез и холод, исчезло и её тело. Исчезло всё, кроме дивного серебряного лица.
Она была такой юной, такой прекрасной. Она ждала. Зачем ему сопротивляться такой красоте?
Он закрыл глаза.
Юноша в зелёном камзоле смотрел, ухмыляясь, как клубящийся мрак охватывает женщину и мальчика. Голод его спутницы не был серьёзной помехой, но он не слишком не любил смотреть, как она поглощает своих избранников. Иногда это отнимало слишком много времени, а их нынешний господин не любит, когда его планы нарушают.
Чёрное облако рассеялось. Женщина в маске стояла, скрестив руки на груди. Мальчика рядом с ней не было, будто он и не приходил вовсе.
— Я закончила. — сказала она негромко.
Юноша посмотрел прямо на неё, затем улыбнулся. Когда нужно, она умела быть кровожадной.
— Мне понравилось, как ты это сделала. Этот морок… один из лучших, не так ли?
Лира заходила ходуном под его сильными пальцами.
Серебряная маска повернулась к нему. Он встретил её взгляд с готовностью, затем вдруг прижал женщину к себе. Её руки в красных перчатках обхватили его плечи.
— Нас ждут великие дела… — прошептал он, глядя в прорези маски. — Ты только подумай, каким мы сделаем мир. Только для нас. Без Мореллина. Скоро у нас будет шанс…
— Ты очень самонадеян. — сказала женщина. — Это зря. Доставь мне удовольствие, Несущий Ложь…
— Можно без титулов, милая.
— Как скажешь. — она отстранилась. Блики огня играли на металле её лица. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
— Всё, что угодно.
Она наклонилась к нему, что-то прошептала.
На миг юноша переменился, его глаза — один голубой, другой карий — подёрнулись пеленой невероятной древности.
— О, я сделаю это. — его улыбка стала шире. — Пришла пора начать собственную игру.