Не думай, друг мой, что нам сойдет с рук то, что мы совершили семнадцать лет назад во Дворце Истин. Новый Совершенный не простит нас, не поймёт ту правду, которую я открыл тебе и Зилачу. Я не боюсь ни позора, ни слуг Матери Церкви. Ставки слишком велики. Тебе нужно скрыться где-то на севере. Как насчёт Улады? Я бы с радостью отплыл на Запад вместе с тобой и Хэммоном, но есть у меня одно дело в Доме Мудрости… Мне кажется, я понял, что произошло тогда четыре тысячи лет назад и происходит до сих пор. Если Он здесь, то на свободе все семеро.
Тяжёлое гудение церковного колокола било по ушам, наполняя душу неясной, болезненной тревогой. Порывы ветра раскачивали верхушки деревьев, и зелёные листья, кружась, плавно опадали на землю. Прямо перед Рейном возвышался Покой Истин — квадратная башня белого камня, на самом верху — замысловатый золотой шпиль в виде короны из языков пламени. Два кольца башен отделяли жилище Совершенного от города, но ветер по какой-то причине слабее не становился. Юноша подёрнул плечами. Здесь, на плоской вершине исполинской горы в самом центре города, невольно чувствуешь себя муравьём — или, наоборот, богом. Позади поднималась чёрная стена и четыре башни цвета потухших углей, а ещё дальше облака пронзали красные и оранжевые минареты, высокие и тонкие. Дворец Истин был разделён на три сектора, и сейчас они с Сатин и Картиром стояли в самом сердце Матери Церкви.
Словно из ниоткуда рядом с ними выросли четыре фигуры в белом. Лучи солнечного света мазнули по значкам в виде моста, на мгновение заставив их вспыхнуть подобно пламени. Саберин — личная гвардия Иерархов — даже не взглянули на тех, кого призвал к себе правитель Авестината. Рейн с трудом отвёл взгляд от стальных копий церковных телохранителей и посмотрел на парадный вход в башню. Зря. Сияние, исходящее от золотой двери, ещё сильнее ослепляло и мешало сосредоточиться. Юноша прикрыл глаза. Слева от него Сатин что-то взволнованно пробормотала — руки скрещены на груди, мутный взгляд блуждает по белым стенам. Интересно, о чём она думает? На что надеется и чего боится?
Колокол наверху отмерил сотню ударов и стих. Время Чести — один из бесчисленных ритуалов авестийского церемониала — подошло к концу. Железные, в золотых листах створки медленно разошлись, открывая длинный коридор и белое свечение в его конце. Так тихо… Все трое ступили внутрь, и ворота закрылись, отсекая их от внешнего мира. Юноше сделалось страшно. Всё в этом коридоре казалось ему неправильным, неживым — и ошеломляющая, показная роскошь фресок, и яркий, непривычный для глаза свет сотен ламп с жар-огнём, и два ряда безмолвных гвардейцев в белом. Они с Картиром и девушкой направлялись прямо в сердце Дворца. Звуков почти не было. Только сапоги дробно стучали по идеально ровному мраморному полу, разнося по коридору гулкое эхо, да колокольный звон иногда достигал слуха, будто напоминая о святости того, кто ожидал их там, в конце пути. Юноша обратил внимание, что фрески здесь отличаются от тех, что он видел в башне Тансара: теперь они были выполнены с пугающей точностью. От нечего делать он стал вглядываться в фигуры людей на стене и с удивлением узнал в них Непрощённых. На этот раз лица семерых предателей человечества не были скрыты за масками и выглядели надменно и гордо. Вот смуглый юнец с арфой в руках, за ним — беловолосая женщина в чёрном платье, длинная юбка расходится внизу, как паутина… Со смесью отвращения и страха Рейн узнал пурпурное одеяние, так похожее на то, что было на Рамелисе во время их первой встречи. Кузнец Погибели вернулся в мир, и это знание важнее всего. Они должны предупредить Конклав, пока не стало слишком поздно.
Они шли долго, и Рейну с трудом удавалось сдерживать растущую тревогу. Совершенный ведь не просто правитель, как уладский король или кайсарумский император, он — первосвященник, живой бог своего народа. Перед приёмом Картир объяснил, что к главе Матери Церкви следует относиться с благоговением. Он был избран на Конклаве около семнадцати лет назад и с тех пор руководил Авестинатом и Церковью Истин. Больше всего Рейна поразила та таинственность, которая окружала фигуру Совершенного. Никто из рядовых авестийцев даже не знал, как выглядит их государь! После избрания первый среди огнепоклонников почти не выходил за пределы дворцового комплекса и появлялся на людях только во время самых важных праздников и церемоний. Ходили слухи, что нынешний Совершенный — самый сильный Иеромаг в истории. Говорили, что ему нет равных в искусстве управления огнём и что он будто бы видит человека насквозь, так что утаить что-то становится невозможно.
Из груди юноши сам собой вырвался вздох. Он не верит во всё это, но ради Сатин встретится с этим богочеловеком и окажет тому любые почести — только бы с ней было всё хорошо. Они прошли слишком много испытаний, чтобы теперь друг друга потерять. Они расскажут Совершенному обо всём, что видели — и выполнят свой долг перед человечеством. Рейн посмотрел на Сатин: та вдруг резко, как от удара, дёрнулась и во все глаза уставилась на одну из фресок. Юноша проследил за взглядом огнепоклонницы и увидел, что её внимание привлекло изображение одного из Непрощённых. Высокий статный мужчина в чёрном костюме и плаще смотрел на гостей Дворца жёлтыми, как у совы, глазами. Рейн поёжился. Он шагнул поближе к Сатин и против воли улыбнулся, когда её рука сжала его запястье.
Около получаса Картир вёл их по коридору, ни разу не свернув и не сказав ни слова. Юноша уже было подумал, что они идут неверным путём, как белое свечение впереди стало ярче, и Рейн смог разглядеть то, куда они направлялись.
Вход в тронный зал Матери Церкви поддерживало восемь колонн из зелёного малахита с золотыми прожилками. Четыре громадных лампы с жар-огнём горели оранжевым, красным, жёлтым и синим. Откуда-то из-за стен лилась музыка, а впереди высились громадные белые двери, украшенные золотистым узором в виде языков пламени, заключённых в круг. Лицо Картира выражало благоговение и страх. Рескриптор остановился, повернулся к Рейну и прошептал:
— Теперь я должен вас оставить. Трон Совершенного отделён от остального зала завесой из шёлка. Ждите столько, сколько он пожелает. Вы сможете говорить, когда завесу поднимут. До этого — ни слова!
Рейн почувствовал, как Сатин стиснула его руку, да так сильно, будто хотела оторвать. Он снова украдкой глянул на девушку: лицо её побелело, пальцы тряслись, в широко распахнутых серых глазах застыло странное выражение. Неужели её так испугала та фреска? Видимо, то был обычный страх верующего перед встречей с первосвященником — страх, о котором самому Рейну узнать пока не довелось.
— Мы готовы, — сообщил он священнику.
— Хорошо, — ответил тот и отступил на несколько шагов. Шестеро гвардейцев в белом обступили их справа и слева, как почётная охрана. — Подойдите к дверям и, когда их откроют, немедленно идите к завесе.
Сердце Рейна забилось втрое быстрее, когда тяжёлые створки сдвинулись с места и беззвучно заскользили в стороны. Сияние ударило прямо в лицо, так что юноша непроизвольно закрыл глаза, а когда открыл вновь — ахнул, не в силах сдержать свои чувства.
Огромный зал был залит ослепительным белым светом. Справа и слева вырастали тонкие красные колонны, похожие на строй монахов, одетых в рясы. Спустя какое-то время свет стал не таким ярким, и юноша смог подробнее разглядеть убранство зала. У стен стояли массивные бронзовые курильницы в виде чудовищ, глаза их блестели изумрудами, раскрытые пасти исторгали розоватый дымок. Над этими внушающими страх изваяниями нависали бело-золотые знамёна с уже знакомым символом: языки пламени, заключённые в круг. От входа и до самой завесы тянулось два ряда гвардейцев, безмолвных и неподвижных, как мертвецы. Через весь зал шла узкая линия ковра, красная, как только что пролитая кровь. Сама завеса тяжёлым белоснежным покрывалом шла от пола и потолка, скрывая за собой квадратный помост и высокий резной престол повелителя Матери Церкви.
Они с Сатин ступили на широкую ковровую дорогу. Плотная материя скрадывала шаги, делая обстановку в зале неправдоподобно тихой. Рейн уверенно шёл вперёд, Сатин — за ним. Льющийся из высоких стрельчатых окон свет придавал всему происходящему какую-то особую торжественность. Перед внутренним взором юноши возникло лицо Рамелиса: острый подбородок, высокий лоб, чёрные, похожие на две дыры глаза… Они должны предупредить Мать Церковь. Рамелис добровольно поместил в себя дух одного из Непрощённых. Если ничего не сделать, Кузнец Погибели сначала уничтожит Авестинат, а затем — весь остальной мир.
Они остановились прямо перед завесой.
Чьи-то сильные руки протянулись сзади к лицу Рейна, белая ткань закрыла лицо и нос. Ещё один ритуал. Дыхание простых смертных не должно смешиваться с дыханием Совершенного… Снова зазвучал невидимый колокол, и мощная, почти осязаемая вибрация прошла по всему телу парня. Началось второе Время Чести, самое длительное… Рейн стоит на коленях, его спутница с выражением крайней растерянности на лице — рядом. Шуршат одежды, из-за завесы слышится приглушённое бормотание авестийских священников. Девять раз должны они прочесть особую молитву перед тем, как явить миру самого святого из живущих. Благие мысли, благие слова, благие дела — вот долг любого из правоверных. Сладковатые курения наполняют голову тяжестью… Вот колокол замолкает, и только в ушах ещё стоит звон. Завеса приоткрывается. Новый голос — резкий и властный — изогнутым клинком разрывает застывший воздух.
ИЗБРАННЫЙ ТВОРЦОМ ТВОРЕНИЯ ХИРАМ
ЦАРЬ ЦАРСТВУЮЩИХ, СОВЕРШЕННЫЙ
ПОВЕЛИТЕЛЬ ПРАВОВЕРНЫХ И ЯЗЫЧНИКОВ
ПРИНИМАЕТ САТИН И РЕЙНА,
СВОИХ ВЕРНЫХ СЛУГ!
Рейн в нерешительности поднял глаза. Перед его глазами высился Престол Истин — многоцветная каменная глыба, которой бесчисленные столетия назад придали форму сиденья с высокой спинкой. Трон Совершенного со всех сторон было словно охвачено резными языками пламени — зелёными, красными, чёрными, оранжевыми. Древние мастера придали камню почти совершенную форму, так что малахитовое, агатовое и рубиновое пламя выглядело настоящим. Престол будто бы светился внутренним светом, покоряя и завораживая. В самом центре этой рукотворной скалы, окружённый всполохами неживого жара, на возвышении цвета снега сидел человек.
Рейн увидел перед собой высокого, тощего старика с глубокими морщинами на лице. Его кожа была жёлтой, как старая бумага, ввалившиеся глаза еле заметно отливали серебром. Сложенные на коленях руки были пересечены сплетениями вен и бледны до синевы. На нём был белоснежный халат со свободными рукавами, расшитыми сложным золотым узором, ноги были обуты в высокие сапоги. Замысловатая металлическая корона венчала голову старца — она оканчивалась зубцами в виде языков пламени и сияла, вспыхивая то алым, то золотым. Когда он заговорил, голос звучал надтреснуто и глухо:
— Что у тебя за дело ко мне, чужестранец? — проскрипел старик. — Как ты посмел явиться сюда и тратить моё время? И что это за девчонка рядом с тобой?
Рейн в смятении посмотрел на Сатин. При виде Совершенного та побледнела и уставилась в пол. У девушки было странное выражение лица — смесь шока, обиды и чего-то такого, что он не смог распознать. Юноша перевёл взгляд на мужчину. Разве это — Совершенный? Самый святой человек в мире? Этот ветхий старик? Увиденное встревожило и смутило его, но Рейн нашёл в себе силы успокоиться и ответил самым учтивым тоном, каким только мог:
— Меня зовут Рейн, Ваше Святейшество. Я из Улады. Со мной — Сатин, она из Дома Чистоты.
Старик молча наклонил голову. Рейн прокашлялся.
— Мы шли в Город Истин из Улады, — начал он, — чтобы предупредить Мать Церковь. Над Клятвенными Землями нависла угроза…
История сначала не клеилась, но юноше хватило одного взгляда на Сатин, чтобы справиться с волнением. Он столько раз повторял эти слова про себя, что теперь рассказ звучал легко и естественно. Он вспоминал одно за другим события прошлого, и они проходили у него перед глазами — такие же яркие и живые, как раньше. Совершенный сидел на своём цветном троне, лишь изредка брезгливо морщась или вздыхая, так что Рейн так и не смог понять, что у того на уме. Ещё по дороге во дворец юноша решил выдать всё как было, ничего не утаивая и не скрывая. Если главному среди Иерархов станет известно, что его провели, их здесь не ждёт ничего хорошего. За себя Рейн почти не тревожился — он уже понял, что Авестинат с его странными традициями и интригами не станет для него родной землёй, но вот Сатин… нельзя допустить, чтобы она лишилась дома.
Когда Рейн закончил, Хирам долго молчал, уставившись на него своими тусклыми глазами, так что юноше показалось, что его слушатель спит.
— Да, мне доложили, что трое моих гвардейцев погибли в Аннуине. — произнёс Совершенный голосом, похожим на воронье карканье. — Но с чего бы мне тебе верить? Непрощённый здесь, в Клятвенных Землях? Что за вздор! У тебя есть какие-то доказательства, юноша?
Доказательства?
Рейн почувствовал, как его лоб покрывает испарина — он был совершенно не готов к подобному повороту дела. Ему и в голову не приходило, что им придётся доказывать свою правоту. Он беспомощно осмотрелся. Старец, казалось, позабыл обо всём и дремал, откинувшись прямо на спинку Престола Истин. Сатин ничем не могла помочь — девушка впала в какой-то ступор, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Что-то тихонько гудело у Рейна в голове, он понимал, что должен ответить, но никак не мог ухватить за ниточку ускользающую мысль. Наконец, потеряв терпение, он взял себя в руки и шагнул к трону.
— Ваше Святейшество, — заговорил он, сбиваясь, — за нас могут поручиться ваши солдаты, которые спасли нас в Аннуине. Спросите их, и они скажут, что мы стоим здесь только благодаря их стрелам. Кроме того, они подтвердят, что Рамелис использовал против них древнюю Иеромагию и творил тьму из ничего.
Хирам хохотнул и выпрямился на своём троне.
— Тьма из ничего, говоришь? Интересно. — Совершенный улыбнулся, обнажив жёлтые зубы. — Но как ты докажешь, что видел одного из Непрощённых? Этот твой Рамелис — просто даэва, тёмный колдун, каких множество. И ещё… как, говоришь, звали убитого им отшельника?
— Мидир. — Рейн понял, что не сможет солгать. — Мидир из Кельтхайра.
Тонкие брови Хирама сошлись на переносице. В глазах правителя Авестината вспыхнул огонёк гнева.
— Значит, Мидир… теперь понятно, почему я до сих пор не наткнулся на след это изменника… на кого ты работаешь — на него? На кого-то из Слуг Разума, да? Говори! Говори немедленно! — Такая лютая ненависть звучала в голосе Совершенного, что Рейн поневоле содрогнулся от внезапного страха перед этим тщедушным старцем. — Говори, еретик, или я прикажу пытать тебя! Говори, если хочешь жить!
Рейн собрался с духом и ответил, тщательно подбирая слова:
— Я не знал ничего о его прошлом, Ваше Святейшество. Мидир поселился в Кельтхайре давно, ещё до моего рождения. Я до последнего был уверен, что он — обычный отшельник, только и всего. Он не говорил мне ничего про своё прошлое…
— Еда стынет… — пробормотал Хирам отсутствующим голосом. Старик, казалось, потерял всякий интерес к их разговору и сделал знак стоящим у трона слугам. — Подайте мне блюдо, пусть принесут мяса, да побольше. И вина… да, вина, и чтобы покрепче было! — он повернулся к Сатин и Рейну.
— Ты здорово развлёк меня своим рассказом, чужеземец. Непрощённый, Бессмертные… не всякий смог бы так нагло лгать мне в лицо. За одно это тебя надо повесить, но я справедлив. Через три дня я испытаю твою магию здесь, во Дворце. Если ты меня впечатлишь, то можешь рассчитывать на место в дворцовой страже, если нет — с завтрашнего дня можешь искать себе место на улицах Города Истин. Ступай.
— Ваше Святейшество! — воскликнула вдруг Сатин. — Мы действительно видели Бессмертных. Прошу, поверьте мне! Мне незачем лгать. Я верно служила Престолу Истин…
— И зачем ты мне нужна? — оборвал её Хирам, презрительно скривившись. — Как наннари ты уже бесполезна, раз посмела раскрыть себя этому язычнику. Сломанное оружие!
— Пожалуйста, Ваше Святейшество! — на глазах Сатин выступили слёзы. — Авестинату угрожает враг…
— Не слишком ли много чести — для той, кто не оправдал моего доверия? — Лицо Совершенного опять сделалось бесстрастным. — Можете идти. И запомни, Сатин: забудь о том, что была у меня на службе.
Девушка сделала несколько неуверенных шагов, затем пошатнулась, и Рейн еле успел подхватить её под руку. В какой-то момент ему показалось, что она сейчас упадёт в обморок, но Сатин с видимым усилием выпрямилась и пошла прочь, словно сомнамбула, даже не глядя под ноги.
***
Что это был сон, Сатин знала даже во сне. Слишком уж необычным было то помещение, в котором она оказалась — чёрные стены из туго натянутой ткани и круглое отверстие прямо под потолком. Шатёр, догадалась девушка. Внутри было холодно и темно. Единственным источником освещения оказалось высокое зеркало на ножках в виде двух серебристых рыб. Оно стояло в самом центре шатра и тускло светилось неживым фиолетовым светом. Перед зеркалом на коленях стоял человек. Края его длинной пурпурной рясы доходили до пола, голову покрывал глубокий чёрный капюшон. Сатин почти физически ощущала угрозу, исходящую от этой мрачной фигуры. Ей казалось, что она уже видела этого человека, слышала его голос — но мысли путались, в голове стояла свинцовая пустота, и девушка не нашла ничего лучше, как отступить вглубь шатра и притаиться в углу, в густой черноте стен.
— Но я ведь сделал всё, чего ты хотел. — внезапно произнёс человек. — Я собрал тебе войско. — Он вдруг откинул капюшон. Его голова оказалась совершенно лысой и бледной, худое вытянутое лицо выглядело измождённым. Незнакомец казался больным, но, когда он поднял глаза, Сатин разглядела в них холодную решимость, совершенно не подходящую его облику. Человек смотрел прямо в зеркало — и не отражался в нём.
— Ты требуешь слишком много, — ответили ему. Голос исходил прямо из зеркала — холодный и странный, как порыв ледяного ветра. — Ты не смог схватить тех двоих там, в Аннуине.
На лице человека в рясе появилась неуверенная улыбка.
— Это ничего не меняет. Рано или поздно они всё равно попадут мне в руки. Дай мне то, чего я прошу, и Город Истин будет разрушен.
— Ты не понимаешь, чего хочешь, смертный, — ответил голос из зеркала. — Великое Копье не игрушка, чтобы использовать его без нужды. Ты не сможешь овладеть его мощью, пока на мне Цепь.
— Мне оно нужно, — повторил человек с пугающим упорством. — Дай мне Копье, Сияющий… ты должен. Ты обещал…
По зеркалу вдруг пошла рябь, оно засияло, озарив весь шатёр пурпурным светом. По ту сторону зеркальной глади заплясали языки фиолетового огня. Пламя росло, ширилось, пока не приняло форму человеческой фигуры. Она светилась и переливалась пурпуром и багрянцем, как кипящий металл над плавильной печью. На месте глаз алели два красных, похожих на кровавые озёра глаза.
— Должен? Тебе? — холодная ярость звучала в этом голосе. — Ты забываешься, наместник. Не тебе требовать от меня власти. Ты здесь всего лишь слуга.
Человек в рясе вдруг пошатнулся, как от удара, его бледное лицо исказила гримаса боли.
— Напомни мне, Рамелис, кто тебя возвеличил. — спросила фигура. Огненный силуэт сделал какое-то движение — и человек дёрнулся, коротко вскрикнув. На белой щеке появилась тонкая алая полоска.
— Ты… ты, господин. Только ты один. — человек в пурпурном задрожал и склонился в глубоком поклоне. Ещё один порез сам по себе раскрылся на лбу, кровь тонким ручейком стекала вниз, заливаясь за воротник. Холодный голос тем временем продолжал:
— Разве не я дал тебе жизнь, когда ты был при смерти? Разве не я предсказал, что ты будешь править в Кайсаруме? Ответь мне, наместник: кто я?
Рамелис — имя это показалось Сатин мучительно знакомым — с усилием выпрямился.
— Ты — бог, Сияющий. Огонь, который погубит Церковь… Прошу тебя! Я сделаю как ты хотел, я прикажу истребить всех в этом городе! Я всё сделаю, только дай мне Копье!
Живое пламя в зеркале полыхнуло ярче. Сатин показалось, что на бесформенном, сотканном из огня лице незнакомца по ту сторону зеркала появилась улыбка.
— Ладно, наместник. Творец Творения скоро познает поражение, и я буду править вечно. Ладно. Ты получишь Великое Копье, но помни — твоему смертному телу не перенести его сияния…
— Это неважно! — вскричал человек, вставая. Зеркальный огонь освещал бледное лицо, делая его похожим на череп. — Это неважно, неважно, я хочу обладать им! Я хочу уничтожить всех их…
Свет разом померк, она оказалась посреди леса из чёрных колонн, уходящих в красное небо. Кровавый туман вокруг был настолько плотным, что Сатин не видела своих рук. В голове прояснилось, но девушка не успела даже осознать то, что только что видела — туман расступился, когда рядом с ней из ничего сформировалась человеческая фигура. Красноволосый мужчина в чёрных с серебром одеждах огляделся и сделал шаг вперёд. Сатин отступила, не веря своим глазам. Она узнала его. Узнала изображение во Дворце.
Мореллин. Непрощённый.
— Вижу, ты теперь знаешь, кто я. — произнёс Сменивший Сторону. В глазах его сверкнуло живое пламя. — Тем лучше. Я никогда не любил притворства.
Сатин обнаружила, что не может ступить и шага — ноги перестали слушаться и будто приросли к каменному полу. Огнепоклонницу сковал страх, когда она осталась лицом к лицу с Мореллином — лицом к лицу с одним из Непрощённых, с человеком, которого не должно было быть.
— Не бойся меня. — сказал Мореллин, глядя на неё своими жёлтыми глазами. — Я не причинил тебе вреда в том сне, не причиню и сейчас. Я не враг тебе, маленький огонёк.
— Но как? — выдавила Сатин. Ужас не давал ясно соображать, и это был единственный вопрос, который пришёл ей в голову. — Ты же… мёртв. Вы все мертвы. Оллам Спаситель…
— Убил нас? — договорил за неё Сменивший Сторону. — Победил зло и вознёсся прямо на небеса вместе с Благими? Иерархи не знают правды, никогда не знали. Ты для них — пешка, которую можно разменять, когда придёт время.
— Что… что тебе от меня нужно?
Мужчина приблизился. Его золотые глаза теперь были совсем близко.
— Ты сама видела Совершенного. Немного отличается от того праведника, о котором говорит Церковь, не правда ли? Я пришёл, чтобы помочь. Ты понятия не имеешь о том, что происходит в этом мире. Кузнец Погибели скоро уничтожит Авестинат, но я… — его фигура вдруг замерцала и исчезла.
Сатин проснулась, чувствуя страшную усталость. Сердце бешено колотилось, каждый его удар отдавался в висках тупой болью. Она ещё не пришла в себя после кошмара, но чувствовала — увиденное было очень, очень важным.
Голову снова прострелило болью, но она нашла в себе силы сесть, прислонившись к стене. Солнечные лучи свободно лились через окно — кажется, уже полдень. Неужели она спала так долго? Сатин просто сидела на кровати, смотрела на изображение Благого Оллама во всю стену и вспоминала приём у Совершенного. Он не поверил им. Прогнал их прочь из зала. Девушка почувствовала, как её глаза наполняют слёзы. Почему Творец от неё отвернулся? Совершенный не может быть таким, правда? Просто не может. Творец не допустит, чтобы Его церковь повредилась. Она несколько раз повторила эту фразу про себя, чувствуя, что на этот раз молитва не принесёт ей никакого облегчения. После вчерашнего дня что-то надломилось в ней, словно исчез какой-то невидимый стержень, на котором строилась вся её жизнь. Раньше ей всегда казалось, что Творец видит её всё время, слышит каждую молитву — но теперь чувствовала, как в груди появилась странная пустота. Когда кто-то — очевидно, один из слуг Тансара — постучал в дверь, Сатин даже не пошевелилась, чтобы открыть. Через какое-то время стук прекратился, комната-келья вновь погрузилась в тишину.
Это её вполне устраивало. Сатин хотелось, чтобы её оставили в покое. Она даже закрыла глаза, надеясь задремать, но тут же снова открыла их — на ум сразу пришёл тот сон, вернее, два сна. Одной мысли о Рамелисе и его хозяине хватило, чтобы всякое желание снова заснуть пропало. Рамелис… был ли это просто сон или что-то большее? Чего он хотел от своего бессмертного господина и при чём тут Великое Копье? Сатин зябко повела плечами и встала с кровати, на ходу натягивая на себя сапоги и привычный жилет из чёрной кожи. Она пойдёт к Тансару. Иерарх мудр, он поймёт её и поможет забыть о снах раз и навсегда. А Совершенный… что ж, его поведение на приёме наверняка было вызвано какой-то ошибкой. Первый среди лидеров Матери Церкви ни за что не стал бы вести себя так странно. Объяснение есть, должно быть…
Сатин остановилась перед зеркалом, чтобы поправить причёску, взяла в руки гребень — и вдруг замерла, глядя на своё отражение.
Вместо неё в зеркале отражался кто-то другой. Это лицо… оно было хорошо ей знакомо. Девичье, угловатое, линию волос делит надвое непокорная чёлка — но почему глаза такие чёрные? Когда Сатин с коротким криком отшатнулась к стене, отражение не повторило за ней, а только прильнуло к зеркалу с той стороны, прижав к нему ладони.
Теперь ты меня видишь, проговорила фигура, ия не враг тебе.
Сатин всё ещё стояла на месте, когда дверь отворилась и из-за неё показалась седая голова Шахара — личного слуги Иерарха Тансара. Лицо старика выражало глубокую озабоченность.
— Всё хорошо? Я слышал крики…
— Шахар, — сказала Сатин отрывисто, — посмотри в зеркало. С ним всё в порядке?
Слуга хмыкнул, но к зеркалу подошёл. Повертелся вокруг, потрогал руками оправу.
— Всё в норме. — заверил он. — Хотя, по-моему, в этом жилете выглядите вы слегка мрачновато… Да и сапоги не такие новые. Если нужна новая одежда, только скажите. Иерарх с радостью предоставит вам платья по последней столичной моде. Какой цвет хотите? Белый с золотом, как у Совершенного?
Сатин едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть.
— Спасибо тебе, Шахар. Я… я подумаю над этим. Можешь идти.
Дверь закрылась, и девушка тут же вернулась к зеркалу. Другая Сатин была на месте — стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на оригинал глазами, полными лукавства.
Я схожу с ума, подумала Сатин. Вижу то, чего другие не видят. Ей надо успокоиться. Это, наверное, от недостатка сна. Переутомилась вчера, увидела дурной сон, и…
Не страшись, произнёс голос в её голове. Я не враг.
— Кто… кто ты? — Сатин старалась говорить медленно, чтобы голос звучал спокойно. — Как тебя зовут?
Двойник заложил руки за спину. Неуверенно улыбнулся.
Я… я не знаю.
— Почему я тебя вижу?
Я всегда была здесь. С тобой.
— И что тебе нужно?
На этот раз улыбка двойника была более очевидной.
А что нужно тебе?