В фольклоре Хассарета и Шам-Иллорина Несущий Ложь представлялся как опасное существо, которое, тем не менее, могло принести пользу. Считалось, что с ним можно было договориться и заключить сделку, чтобы получить богатство и славу взамен на что-то ценное. Азарт — его главная сила и слабость. Летописцы древности отмечали, что это существо не имеет понятия о чести и стремится любой ценой обмануть своего оппонента, чтобы тот навечно стал частью его дьявольской свиты.
О внешности Несущего ведутся споры. На витражах во Дворце Истин его изображают в виде прекрасного смуглого юноши в золотых одеяниях и с колодой игральных карт в каждой руке. Один его глаз голубой, а другой — карий.
Первые лучи весеннего солнца, ещё неуверенные и слабые, пробивались через небольшое слюдяное окно Рейнова дома. Утро только-только вступило в свои права. Солнечный луч мазнул по лицу Рейна. Юноша машинально прикрыл глаза рукой. День Жертвы — сегодня… Рейн резко открыл глаза и встал с кровати, чтобы достать из-под неё тяжёлый короб с одеждой. Сегодня, в день, когда всё королевство празднует победу Истины над Ложью, каждому положено носить праздничное одеяние. Рейн надел на себя добротные домотканые штаны, чистую белую рубаху и вязаные лапти. Выходить из дома не хотелось — у него ещё достаточно времени до того, как всё начнётся.
Комната Рейна была небольшой. Слева — кровать, справа — домашний алтарь с резными идолами уладских богов — Дагды, Бернунна, Угубниу и Оллама. У двери находилось узкое окно, затянутое слюдой. Над этим окном была повешена полка, заставленная вещами Рейна. Не общими с Эмер — своими собственными. Вот зеленоватый камень, похожий на изумруд — один заезжий торговец как-то сказал, что он называется непонятным, но красивым словом "жадеит". Вот первый лук Рейна, старый, тетива уже истончилась, но за стёртую от частого использования рукоять приятно держаться. Но самым важным предметом в комнате была кабанья шкура. Широкая и длинная, она висела прямо над кроватью. С ней было связано одно из самых важных воспоминаний юноши. Этого кабана он убил на своей первой серьёзной охоте. Не такой, с которой он вернулся вчера — эта была не более чем развлечением и способом добыть к столу что-то более питательное, чем каждодневные репа, чёрный хлеб и водянистый бульон из курицы. Нет, та охота четыре года назад была особенная, церемониальная. В ней участвовали все мальчишки двенадцати лет, и слуга богов Зилач посвящал их в юноши.
Тогда они двигались по лесу широким полукругом и преследовали кабана, который пытался спастись от стрел и копий. Животное было в самом расцвете сил и представляло большую опасность — не каждый рискнёт выйти против секача, шкура которого подобна панцирю, а короткие, но острые клыки готовы лишить жизни каждого, кто угрожает их обладателю. Охота была трудной, одного юнца кабан даже поднял на клыки — благо, Зилач сумел потом вылечить незадачливого охотника. За честь побороть зверя соревновалась вся молодёжь деревни, но именно Рейн смог ранить животное в ногу, загнать в болото и добить ударом тяжёлой деревянной палицы — согласно легендам, такое оружие носит на поясе бог охоты Бернунн. После этого случая Зилач и подарил Рейну тунгутскую стрелу. Юноша берёг её как зеницу ока и всегда следил, чтобы железо, из которого отлили стрелу, было чистым и блестело на солнце. Сам Рейн не считал свой успех на той охоте чем-то выдающимся — видят боги, ему тогда просто повезло, он ближе всех оказался к дичи и не испугался, когда секач повернул на него. Но это так приятно — запустить руки в густой мех и вспоминать, как тебя чествовали на празднике…
Рейн умылся, наскоро позавтракал холодной овсянкой на воде и вышел на улицу. Как он и думал, Эмер в доме не было — наверное, уже ушла к своим подругам. Сегодня общий праздник, у святилища Зилача соберутся почти все жители Кельтхайра. Похоже, всё-таки стоит поторопиться. Рейн сунул руки в карманы и зашагал по улице, минуя дома и ограды. День был солнечным, ночью прошёл лёгкий дождь, и Рейн с удовольствием вдыхал запах влажной земли — казалось, радовалась даже погода. Этим утром все, кто мог, вышли на улицы, одетые в свои лучшие одежды. Мужчины были в чистых штанах и рубахах, женщины — в светлых домотканых платьях, а девушки украсили себя цветными лентами и венками. На лицах сияли улыбки, в воздухе носился аромат цветов и печёных яблок. У ворот частокола уже собирались люди, ожидая появления деревенских старейшин — те всегда возглавляли праздничное шествие к святилищу, и этот День Жертвы исключением не был. Все предвкушали праздник, и даже дети, которые в обычные дни помогали родителям в поле, сейчас носились вокруг, размахивая ветками.
Рейн быстро нашёл Фиахну — тот как обычно стоял у широкого дубового прилавка под навесом и спорил с каким-то приезжим купцом — смешного вида старичком в синем шерстяном плаще и колпаке. В конце концов кузнец смог убедить купца в полезности своего товара, и прилавок покинул грозного вида обоюдоострый топор. Не дрова рубить — настоящий боевой топор вроде секиры. Рейн заметил, что сегодня сундучок Фиахны доверху набит серебряными и медными монетами, что бывало нечасто. Видно, торговля сейчас идёт особенно бойко.
— Чего он у тебя оружие купить решил? — спросил Рейн, присаживаясь на стул у прилавка. — Странно это как-то.
— Да, как есть странно. — Фиахна закрыл сундучок и убрал его в обитый железными пластинами ящик, который запирался на старинный кованый ключ. — Это не первый мой покупатель, который желает приобрести оружие. Я продал уже четыре топора и пару связок стрел. И кольчугу ладить начал. Мне сказали, — медленно произнёс, понизив голос, Фиахна — что вскоре война намечается. В Келейнионе беда. Говорят, там целая провинция… исчезла.
— Как — исчезла? — Не понял Рейн.
Фиахна пожал могучими плечами.
— А вот так. Просто исчезла, и всё тут. Ни людей тебе, ни домов, ни посевов — только выжженный круг там, где дома стояли. И туман ту землю накрыл, чёрный, что твой уголь. Говорят, там теперь даже птицы не летают, а кто войдёт в тот туман — не возвращается.
Рейн покачал головой.
— Ничего не понимаю…
— Я и сам ничего не понимаю, — ответил Фиахна, — Но я слышал это от купца Хельги. Он сказал, что теперь Келейнион будет со своими соседями воевать, чтоб от того тумана спастись. И соглядатаи их повсюду. А ещё тэн Элиас из Уб Хетига не желает короля признавать, я вчера тебе уже говорил. Этот аристократ, как мне Хельги сказал, вконец спятил! Объявил себя Чёрным Солнцем, представляешь? Что-то вроде титула. Говорят, что он хочет свергнуть королевскую власть и устроить магическое правление. И это у нас-то, в Уладе, где магов меньше сотни! Я, конечно, в туман этот не верю, но ты народ знаешь — один что-то сказал, другой добавил, и вот уже готова целая история. Я вот думаю, не захиреет ли от этих слухов наша торговля. Хельги — человек богатый, почтенный, ему врать не с руки…
Друзья присоединились к толпе крестьян, возглавляемой старейшинами в нарядных рубахах, и направились по тропе на юг, к Фоморову Холму — именно там располагалось святилище кельтхайрского жреца Зилача. В этом году День Жертвы встретит больше сотни человек — половина всего населения Кельтхайра, и многие, в том числе и Рейн, впервые увидят жилище богов изнутри. Все радовались, о чем-то болтали, подле матерей бегали дети и весело смеялись. Фиахна всё говорил и говорил, но Рейн слушал его вполуха. Война намечается… Отец тоже погиб на войне. Рейн не знал, где находится Келейнион и стоит ли верить всем этим россказням, но ощущение тревоги вернулось. Не может быть, чтобы это была правда, убеждал он себя, выходя за ворота. Да нет, быть не может. Получалось плохо. Не зря же приезжие скупают оружие… а что, если и вправду что-то серьёзное? А мятеж этого Элиаса на западе Улады? Внутренний голос говорил Рейну: что-то идёт. Что-то недоброе.
Друзья покинули деревню, и тревога Рейна на время исчезла. Вид привычных глазу охотника деревьев, тропинки и густого кустарника вернул ему чувство уверенности в себе. Лес был для Рейна вторым домом, даже более важным, чем тот, в Кельтхайре. Только в лесу юноша мог почувствовать себя по-настоящему собой — один, без ограничений, без ожиданий со стороны других, без этих бессловесных, но ранящих в самое сердце ссор с Эмер. Конечно, лес, как и любое другое место, мог быть наполнен опасностями, но в то же время он был надежным убежищем, надежным местом, чтобы спрятаться от проблем, тревог и страхов жизни в деревне. Ведь в Кельтхайре — и в этом Рейн не мог признаться даже себе — у него не было друзей и близких, никого, кроме Фиахны и жреца Зилача, который относился к Рейну с почти отеческой добротой, хотя довольно редко показывался на людях, предпочитая святые книги и идолов обществу односельчан.
Солнце уже взошло в зенит, когда пёстрая толпа добралась до Фоморова Холма, на котором когда-то давно предки уладцев выстроили святилище. Холм был пологий, весь поросший травой и кустами ежевики. Никто не знал, почему холм зовётся Фоморовым, но название прижилось как-то само по себе. Странствующие поэты нередко сочиняли легенды об этом месте. В одних Фомором был король, чей замок когда-то стоял на холме, в других так звались духи, которые были заточены в недрах земли много веков назад. Но все истории сходились в одном: Фоморов Холм — особое место. Святое. На его плоскую, похожую на перевёрнутое блюдце вершину вела широкая, выложенная шлифованным камнем дорожка, поэтому идти было довольно легко.
Рейн с Фиахной шли в самом начале колонны, а потому смогли первыми пересечь границу святилища — круг из тридцати идолов, изображавших уладских богов. Высокие, вырезанные из огромных брёвен и покрытые позолотой, идолы грозно глядели на мир грубо нарисованными глазами-угольками. Внутри круга находился дом из замшелого булыжника и с покрытой дёрном крышей. Это и было жилище Зилача, кельтхайрского жреца и служителя богов. От опрятных деревенских домишек это здание отличалось как размерами — на скамьях, что стояли рядами, одновременно могло пировать до пяти сотен гостей — так и возрастом. Казалось, этот просторный каменный дом стоял здесь с тех пор, когда Благие ходили по земле, а Непрощённые ещё не превратились в страшную сказку для непослушных детей.
Рейн зашёл внутрь и сел на скамью. Изнутри дом Зилача состоял из одного-единственного круглого зала, просторного, с земляным полом и высокими потолками, которые поддерживали толстые гранитные колонны. В центре зала находилась треугольная каменная тумба, на которой стоял резной престол с высокой спинкой — место слуги богов. Вокруг престола кругами стояло три ряда простых деревянных скамей. Рейн сидел на самой ближней, чтобы хорошо слышать всё, что будет говорить Зилач — юноша первый раз был на Дне Жертвы, и сокровенное сказание об истории мира ему было ещё неизвестно. Рядом сел Фиахна — руки скрещены на груди, на лице так и читается нетерпение. Простые люди редко могут видеть жреца. Особенно такого, как Зилач.
Зала постепенно заполнялась народом. Мужчины, дети, женщины — все молчали, ожидая начала церемонии. День Жертвы — праздник веселья и радости, но стоит переступить предел святилища, и он обретает особую, мрачную торжественность. Суровые лики идолов так и говорят тебе: не смейся здесь. Уважай богов.
В повисшей над залом тишине раздался скрип. Отворилась дверь, и в святой дом широкими шагами зашёл Зилач. Слуга богов был, наверное, самым старым человеком в Кельтхайре. Но возраст не превратил жреца в немощного старца. Наоборот. Зилач был высок, ладно сложен, руки его были мускулистыми и сильными. Такими руками обычно обладают бывалые воины. Тонкие черты лица делали жреца похожим на короля — но не высокомерием, а благородством. Зилач весь был наполнен какой-то особой внутренней силой, энергией, которая передавалась собеседнику и вселяла в того чувство уверенности в себе. Жрец был одет в белое льняное одеяние без рукавов, свои седые волосы он собрал в хвост на затылке. В одной руке Зилач держал посох из омелы — символ связи с богами, а в другой была книга. Настоящая книга в плотной обложке из кожи. Он держал её за корешок так бережно, как мать держит своё дитя. Зилач прошествовал к престолу и занял своё место, приветствуя собравшихся односельчан лёгким кивком. Даже это движение выдавало в нём некое внутреннее величие. После встречи с такими людьми сразу начинаешь верить в богов, а руки сами собой тянутся к домашним идолам для подношения и жаркой молитвы…
— Я рад приветствовать вас, жители Кельтхайра. — Сильный, чистый голос Зилача производил почти гипнотическое воздействие и приковывал внимание к престолу из резного дерева. — Сегодня особенный день, День Жертвы. Мы чествуем древних героев и благодарим их за спасение нашего мира от гибели. Мало кто знает эту историю полностью — царства гибли, летописи сгорали в огне пожарищ. Моя задача сегодня — дать вам святое знание, знание, которое передавалось от отца к сыну многие сотни лет. Многое забыто. Многое искажено нарочно. Но урок, — Зилач поднял свой узловатый посох — урок мы должны выучить. И пусть Сонм Богов не допустит, чтобы гибель мира повторилась…
Эта история началась давно. Настолько давно, что никто уже и не помнит, когда в первый раз загорелось негаснущее пламя Востока. В начале времен наш мир был молод. Творец Творения заточил Противника за пределами сущего. Затем были созданы люди. Творец дал им полную свободу и свои дары: огонь, воду, вольный простор. Весь мир отдал Творец своим чадам. Но увы… люди были слишком алчны. Даже будучи заточённым в своей темнице вне времени и пространства, богомерзкий Противник смог исказить создания Творца. Людские царства сразу же начали воевать друг с другом. И тогда Творец Творения избрал шестнадцать человек, известных своими добродетелями и бескорыстием. Из рук самого творца Вселенной эти шестнадцать приняли власть над миром и чудесные силы. Они получили важнейшую задачу: защищать род людской и преумножать благость в душах своих подданных. С той поры этих людей называли Благими, и народы со всего света почитали их как богов. Обладая чудесными силами, эти шестнадцать быстро покорили все племена мира, от Первого моря и до Последнего, от Неприступных гор на севере до Изломов на юге. Так возникло Царство Истины.
Благие были безмерно могущественны. Их нельзя было погубить ни клинком, ни огнём, ни ядовитой стрелой. Они обладали волшебными реликвиями: в их распоряжении было шестнадцать Великих Копий и одна-единственная Флейта, что была самым могучим предметом из всех подарков Бога. Этот чудесный предмет с самого начала хранился в особенном ларце, и Творец приказал, чтобы Флейта оставалась нетронутой, пока не придёт великая нужда.
Столица Благих — Ападана Святая — превосходила своим величием любой другой город. По их приказу на горе Цэйон люди возвели особый дворец, который отличался от всех иных зданий в мире. Он был построен из семи видов стекла, и сто раз по сто колонн поддерживало его могучие своды. Стеклянный Дворец — так его называли люди. Говорили, что во внутренних покоях озеро можно перепутать с полом, а пол — с речной гладью. Отовсюду стекались люди, чтобы хотя бы раз увидеть дом, в котором живут Благие, существа божественной природы. И ещё один дар получили от Творца его избранники. Взял Творец железо, и серебро, и яркую медь. И сотворил Он десять тысяч воинов. Глаза их горели огнём драгоценных камней — яхонтов и изумрудов, и они были сильнее любого человека. Их называли Амтрака — Бессмертными. Они стояли вокруг резных тронов, сжимая в руках стальные копья, и паломники падали на колени в благоговейном страхе перед шестнадцатью правителями, чей покой охраняли такие создания.
Мир переживал эпоху процветания. В те годы любой мог взять золотое блюдо и пройти из одного края державы в другой, не потеряв своей ноши. Народы жили в спокойствии, а Благие проводили свои дни в Стеклянном Дворце и не знали ссор и раздоров. Ярко горело священное пламя в храмах Творца.
Но свет огней в храме — не означает свет в человеческой душе. Среди Благих был один, который не разделял радостей своих товарищей и подданных. Опечаленный, бродил он по Дворцу, и странные, пугающие идеи приходили ему на ум. То был самый могущественный, самый благородный из шестнадцати, и имя его было Мореллин, но для бесчисленных народов мира он был Философом, Отцом Знания. Будучи одним из шестнадцати, вознесённых Творцом над остальными людьми, он обладал знаниями, недоступными остальным. Он мог смастерить руку из серебра, которая двигалась, как настоящая, мог управлять ветром и облаками, а его взгляд был способен проникнуть сквозь стены и увидеть то, что было скрыто от глаз других. Одного не мог Мореллин — спасать других от смерти и творить новую жизнь. Благие могли жить вечно, тогда как обычные люди старели и умирали, и даже старания Мореллина только отодвигали неизбежный конец.
В то время как другие были счастливы, веселы и безмятежны, Мореллин оставался мрачен и задумчив. В своих покоях за закрытыми дверями он часами просиживал, уставившись на огонь в камине или читая колдовские книги, назвать которые я не решусь. В его голове возникали ужасные мысли, которые он гнал прочь — во всяком случае, сперва. Время шло, и он всё больше отдалялся от своих соратников. Поначалу Мореллин желал только одного — найти секрет бессмертия, чтобы все люди мира могли разделить с Благими их величие. Но жажда знаний, как и жажда богатства, растёт вместе с попытками утолить её. Мореллин захотел быть свободным от ограничений, налагаемых человеческой природой. Он захотел сам стать Творцом, и понемногу это желание овладело им. Вместо помощи роду людскому он посвятил себя поиску опасных, бесконечно древних умений. Не найдя нужных ему знаний в библиотеках Стеклянного Дворца, Мореллин обратился к древней магии Противника в надежде стать ещё мудрее. Он по-прежнему мог мастерить волшебные вещи, но теперь они несли с собой тьму — красивые снаружи, но будто злые изнутри. Прекрасный с виду арбалет, который требовал крови. Золотой плуг, что нёс неурожаи и голод. Зеркало, что сводило с ума всякого, кто в него заглянет.
Однажды Мореллин сказал своим товарищам, что хочет создать себе дочь, неотличимую от человека. Благие посмеялись над ним. Они сказали, что никто из них не осмелится пойти против законов Творца. Нельзя создать жизнь, не будучи богом, говорили они. Мореллин ничего не ответил. Три дня он не выходил из своих покоев, а когда появился перед Благими, то держал за руку куклу из серебра и стали, выполненную в рост человека. Она была прекрасна, умела танцевать и петь — но оказалась всего лишь хитроумным механизмом, оболочкой без разума и собственной воли. После этого случая Мореллин изменился ещё сильней. Его сердце было холодным, глаза стали пустыми и безжизненными, а голос — подобным голосу мёртвого. Первые семена безумия уже пустили ростки в его душе. Теперь, после того, как он не преуспел в сотворении жизни, у него не было иного выбора, кроме как покинуть Стеклянный Дворец. Искать то, чего не мог найти никто из смертных. То, что Творец Творения ещё создать не успел.
Зилач замолчал, обводя глазами своих слушателей. Стояла такая тишина, что было слышно, как за окном чирикают воробьи, радуясь весеннему теплу. Жители Кельтхайра молчали, с благоговением ожидая, когда жрец продолжит рассказ. Каждый хотел узнать, что произошло дальше, хотел хотя бы в мыслях прикоснуться к тайнам далёкого прошлого.
— Мореллин отправился на север, в страну круитни, Теневого Народа, что живёт в холмах и глубоких пещерах. Всюду искал Отец Знаний вещь, которую бы никто раньше не видел, просил помощи у великих мастеров и книжников — но всё было тщетно. Отчаявшись, он избрал себе домом ледяную пещеру на краю мироздания и поклялся, что не вернётся домой, покуда не создаст вещь настолько новую и необычную, что затмит самого Творца. Три года жил он на севере. Но как искусно ни трудился он, его цель оставалась недостижимой. Наконец, когда Мореллин от отчаяния уже хотел броситься в морскую пучину, ему явился незнакомец, прекрасный обликом. Он протянул руку — и Благой увидел перед собой алое семечко, словно вырезанное из рубина.
— Я знаю, чего ты так сильно желаешь. — произнес незнакомец. — Я могу тебе помочь. Дай этому семени прорасти, и оно даст тебе чудесный плод. Сказав так, незнакомец исчез — только на полу ледяной пещеры осталось лежать алое семечко, яркое, как рубин.
Мореллин последовал совету незнакомца, и вскоре на том месте, где он посадил семечко, выросло дерево, прозрачное и твёрдое, как драгоценный камень. Словно решившись на что-то, Отец Знаний срубил дерево и скрылся в своей ледяной пещере. Семь дней и семь ночей не стихал бой кузнечного молота, а на восьмой день Мореллин вышел на свет, держа в руках оружие, подобного которому ещё никто не видел. Дивное копье цвета крови, внутри которого словно трепетало что-то неуловимое, похожее на тень или языки чёрного пламени. Копье, что кровоточило страданием. Кродерг Крималл — Алое Копье. Стоя на коленях перед своим творением, Мореллин думал о многом, и зависть к Творцу и его силе, ранее тлевшая подобно углям, теперь разгорелась, как яркое пламя.
Когда Мореллин вернулся во Дворец, то был уже совершенно безумен. Он стоял перед остальными Благими, восседавшими на резных хрустальных тронах, и великая страсть была в его глазах — желание быть лучше всех. Сильнее всех. Могущественнее всех.
Когда Благие увидели, какое оружие он сжимает в своих руках, то ужаснулись — настолько отличалось Алое Копье от всего, что когда-либо ковалось человеческими руками. Благой Оллам, второй после Мореллина, пытался образумить старого друга:
— Этого оружия не должно существовать в нашем мире. Откажись от него, брось в море!
Мореллин устремил на него свой горящий взор, и только тогда Благие поняли, как велико было его безумие.
— Это я сотворил его. Я, слышите?! Я превзошёл самого Творца! Теперь я — бог.
Он ушёл из Дворца, не сказав ни слова, и никто не остановил его — Благие надеялись, что их соратник образумится. Они ошиблись.
Мореллин возжелал власти. Своими странными, но действенными речами он повлиял на шестерых Благих, которые видели в нём учителя и мудреца и не задумывались о том, насколько тёмная сила породила Алое Копье. С каждым днём эти шестеро всё сильнее попадали под влияние Отца Знаний, и вскоре он понял, что пришла пора действовать.
Под покровом ночи Мореллин отправился на вершину горы Цэйон, чтобы забрать Великие Копья. Вместе с ним были те шестеро, что добровольно предали свои клятвы, польстившись на шанс стать выше самого Творца.
Одним за другим Мореллин и его союзники убили всех людей во Дворце и похитили семь Великих Копий. Остальные Копья им не достались — Благая Элинор, сестра Оллама, вовремя почувствовала неладное и успела перепрятать их, одновременно не позволив отступникам завладеть последней и наисильнейшей реликвией — Флейтой. Но зло, учинённое в ту ночь, и так было слишком велико. Разум Мореллина окончательно помутился, и он провозгласил себя новым богом и повелителем мира. Через эти тёмные деяния он и получил своё новое имя. Ишам Даар. Сменивший Сторону. Он и его союзники стали зваться Непрощёнными — за грех, что они совершили.
Люди со всего мира долго оплакивали трагедию. Это было время, когда единство рода человеческого впервые пошатнулось, когда семь созданных Творцом Великих Копий стали служить злу наравне с дьявольским Алым Копьем. Непрощённые и их кошмарный предводитель скрылись на севере, в Неприступных горах. Даже обладая самым страшным оружием на свете, Великий Отступник знал, что был превзойдён — ведь Флейта осталась в Стеклянном Дворце. Теперь, когда весь мир стал его врагом, было лишь одно место, куда Мореллин мог отправиться…
Сменивший Сторону и его свита преодолели семь ледяных и семь огненных бездн и встретились с Противником, врагом Творца. Так появился самый мощный союз, который когда-либо видел свет. Война Лжи началась.
Непрощенные сохранили великую вражду к людям, и в течение многих лет мир не мог избавиться от стона и трепета: каждую ночь наполнялся он смертью и отчаянием. Кродерг Крималл сделало своего создателя почти непобедимым, и ни одна армия не могла выстоять при встрече с погибельным сиянием Алого Копья. В горах на севере Сменивший Сторону воздвиг Тир-На-Ног, Рощу Тысячи Копий. Богомерзкий, восседал он на престоле из оникса, а вокруг стояли Непрощённые. Путешествие в запредельные бездны не прошло для них бесследно. Их внешность изменилась, хотя никто уже не может сказать, как именно. Известно только, что они постоянно носили маски, а глаза их стали жёлтыми, как расплавленное золото.
Война шла долго. С помощью древней магии Сменивший Сторону и Непрощённые подчинили себе Бессмертных, которые затем составили костяк бесчисленных армий тьмы. На поклон к отступникам шли многие из людей, что жаждали власти и неестественно долгой жизни, которую Противник даровал своим прислужникам. Вокруг своего престола в Тир-На-Ног Непрощённые собрали чудовищ — созданий настолько страшных, что перо не захочет описать их. С этим войском Мореллин за три года разбил людские армии и подступил к воротам Стеклянного Дворца. Казалось, мир обречён на погибель…
Легенды связывают спасение людей с одним из первых Благих — Олламом. Именно он вновь организовал войска людей под знаменем Истины Изначальной. Именно он подарил миру надежду. Свирепый в битве, щедрый с друзьями и беспощадный с врагами, Оллам стал объединителем. Его называли Шаргир Амити — Носитель Справедливости.
Решающая битва состоялась у стен Стеклянного Дворца. Сменивший Сторону вывел на поле боя армию столь великую, что ночь показалась днём от её походных костров. Благие могли противопоставить этой силе десятитысячный отряд. И Флейту… Даже кошмарная магия, породившая Алое Копье, не смогла противостоять мощи самого Творца. Под руководством Оллама врагу был нанесён сокрушительный удар. Порождения тьмы были повержены, армии людей-предателей рассеялись. Непрощённые сразились с Благими, Носитель Справедливости — со Сменившим Сторону. И оба они проиграли…
Несмотря на то, что мир был спасён, Война Лжи разрушила Царство Истины. Сменивший Сторону и его проклятая Творцом шестёрка были уничтожены. Благие же потеряли свои тела и вознеслись на небо, откуда и по сей день присматривают за нами. Для нашего народа, который два века назад основал Уладу, они стали всего лишь одними из богов, первыми среди равных. Мы поклоняемся идолам, но мало кто знает об их великом прошлом. Одним раз в году мы его вспоминаем. Запомните, жители Кельтхайра: это — было.
Зилач поклонился и покинул святилище, бросив взгляд на притихшую толпу. Рейну показалось, что стальные глаза жреца смотрели прямо на него.