Сейчас я не готов к тому, чтобы утверждать что-то определённое о Седьмом Мосту. Покой Сновидцев — а именно так этот Мост и назывался — во все времена окружали ореолом загадок и тайн. Говорят, возможности Иеромагов, способных там побывать, превышали только кошмары, обитавшие там. Какое отношение это имеет к Непрощённым? Пока не знаю. Седьмой Мост несколько раз упоминался вместе с этой семёркой отступников, а древние летописцы ничего не делали просто так…
Сатин всегда боялась засыпать. Когда ты спишь — теряешь контроль над собой. Ещё маленькой девочкой в монастыре Бейт-Хасмонай она страдала от бессонницы. Казалось бы, всё просто. Приляг на кровать, прочти молитву на ночь и спи. Быть может, всемогущий Творец Творения дарует тебе приятные сны.
Но Сатин не была похожа на остальных воспитанников и воспитанниц дома Хасмонай. И её сны — тоже. Они были полностью осознанными и по яркости чувств ничуть не уступали миру реальному.
Цвет, вкус, запах, иные ощущения. Настоящая вторая жизнь… конечно, если так можно назвать Преисподнюю.
Почти каждую ночь Сатин страдала. Во снах на брела во мраке по бескрайнему каменистому полю — и была не одна. Безликие, текучие силуэты вокруг принимали самые разные формы — и формы эти могли свести с ума любого. Когти. Шипы. Жала. Торопливый цокот хитиновых лапок… В кошмарах Сатин появлялись все монстры, которых человек успел придумать за тысячи лет своего существования. Почти каждую ночь девушку пронзали шипы, её душили, жгли огнём, сдавливали в железных тисках исполинские щупальца. Она задыхалась, пыталась кричать — и хорошо понимала, что это сон. Что через день всё повторится.
Правда, от этого страх медленного, мучительного умирания не ослабевал. Из раза в раз она просыпалась в холодном поту — что-то будто вырывало её из сновидения в тот самый момент, когда жизнь, казалось, висит на волоске. И это что-то всегда давало ей спастись — но только для того, чтобы продолжить мучения на следующую ночь. С тех пор она поняла, что что-то не так. Но не с окружающим миром — с ней. Она приходила в храм, становилась напротив статуи Оллама, Наннара или Спента Манью — и ей чудилось, что в глазах Благих стоит гнев. Она виновата? На ней слишком много грехов? Почему ей нельзя видеть сны, как всем остальным людям?
Сатин быстро потеряла спокойный сон, похудела, стала нервной и дёрганой. У неё с самого начала было немного друзей — а в какой-то момент их не оказалось совсем. И правда: как дружить с воспитанницей, которая кричит каждую ночь? В монастыре Хасмонеев многие считали эти её кошмары проклятием. Прошёл слушок о том, что в сероглазую Сатин веселились демоны-дэвы. Она и сама в это поверила.
Её воспитатели, нечего делать, пытались помочь ей. Сначала наказали каждый день читать "Гимн Пяти Творений" и стоять со склонённой головой рядом с изображением Элинор Сострадающей. Потом дали снотворное. Видя, что это не помогает, обратились к более действенным, как они считали, методам. Сатин заставляли подолгу лежать в холодной воде, а затем выполнять различные упражнения. Гимнастика ей даже понравилась, но проблему это не решило. Наоборот — со временем её сны стали меняться. Нет, мучения никуда не исчезли, но иногда… иногда она видела что-то другое. Нечто настолько странное, что ей даже выдали дневник, чтобы записывать то, что она помнила при пробуждении — этот дневник с тех пор она всегда держала при себе. Сатин видела город. Исполинский, с громадными башнями и куполами, город был обнесён могучей стеной из красного камня. Город поражал воображение своей красотой, но в его архитектуре было что-то нездешнее. Сатин не могла сказать, что не так — просто чувствовала это. В этом новом сне она ходила по улицам, любовалась растениями в парках и ониксовыми фонтанами с прохладной водой. Людей в городе она не увидеть не могла. Они были как тени на границе зрения. Повернись — тут же исчезнут. Но ещё более странным было войско.
Сатин иногда видела его, когда сидела на краю красной стены — в этом сне она могла летать, куда вздумается. Правильными квадратами в каменистом поле за городом стояли тысячи тысяч воинов. В том, что эти создания не были людьми, Сатин нисколько не сомневалась. Кожа их сияла металлическим блеском, а глаза горели огнём. К сожалению, приблизиться к странному войску ей ни разу не удавалось — Сатин сразу же просыпалась, стоило ей покинуть пределы крепостных стен.
Её случай заинтересовал высшее духовное руководство страны. Престол Истин направил в отдалённый монастырь Иеромагов. Благочестивые жрецы огня испробовали множество средств. Отвар из гальбана, молотый нард, порошок из кориандра. В конце концов лекарство было найдено. Слёзы Наннара… а на следующий год у стен Дома Хасмонеев появился отряд всадников. Вперёд выехал знаменосец, и в этот миг порыв ветра развернул штандарт — на белой ткани золотыми нитями было вышито священное пламя Авестината. Приехал Иерарх из столицы, один из двадцати пяти членов Конклава. Настоящий Иерарх — в белоснежном одеянии и с драгоценными камнями в бороде.
— Мы следим за тобой, Сатин. — сказал священник, сидя в её келье и потягивая горячий кофе из золотого кубка. У него была длинная седая борода, а глаза смотрели немного печально, но мудро. Сатин стояла на коленях и молча слушала слова великого настоятеля, всеми силами стараясь скрыть страх, перемешанный с обожанием. Её сны — причина этого визита. Церковь узнала о её проклятии, и если Сатин отлучат…
— Ты правоверна. Ты лучше всех следуешь заветам Творца Творения. Совершенный, да живёт он вечно, тобой очень доволен. Он хочет, чтобы ты кое-что для него сделала. — Слова Иерарха поразили огнепоклонницу до глубины души — Сатин не смогла сдержать вскрик и испуганно прикрыла рот ладонью. Совершенный выбрал её. Выбрал Сатин, которую все считают проклятой — даже она сама. Ей приказывает самый святой человек в мире! И Сатин согласилась. Тот день стал самым счастливым в её жизни. Творить волю Отца Веры — высшая честь для авестийца. В тот момент она ещё не думала о том, что из себя представляют Слёзы Наннара. И даже услышав, что именно требует Совершенный — согласилась безо всяких раздумий. Она проклята, отмечена Противником с самого рождения — но прощение можно получить. Работай, не задавай вопросов — в случае чего с тобой всегда свяжутся слуги Престола Истин. Сатин по-прежнему жила в своей маленькой келье, но по ночам к ней приходили какие-то люди, водили в башню настоятеля — и давали уроки, которые затем забывались сами по себе. То же самое происходило с приказаниями, которые ей передавали. Так велел Иерарх. Он объяснил, что для её блага лучше не помнить ни их содержания, ни того, как вершится воля Престола Истин. И Сатин больше не задавала вопросов. Да и зачем что-то спрашивать, если всё равно ничего не помнишь? Конечно, некоторые вещи забыть не удавалось: она помнила липкую кровь на своих руках, видела во снах, как с кинжалом в руке пронзает сердце какого-то человека в богатых одеждах — но не могла сказать ничего определённого. Наверное, её жертвами становились только злые люди, предатели и убийцы — разве мог гнев Матери Церкви обрушиться на кого-то другого?
Два года Сатин трудилась во славу огнепоклонников. Она так и не побывала в столице и не видела главу церкви, но сохраняла надежду. Раз в месяц к ней приходил тот седобородый Иерарх с печальными глазами и подолгу беседовал с ней. Много хвалил, если работа сделана хорошо, и отчитывал, если плохо — но всегда был вежлив и добр. В такие моменты мысли в голове расплывались, и девушка машинально кивала. В речах её покровителя не было никакого смысла — но она знала, что сможет их понять, как только придёт время…
Однажды Иерарх передал ей серебряный браслет с крошечным рубином. Старик сказал, что это — подарок самого Совершенного, что тот лично приказал изготовить эту вещицу в знак её верности Престолу Истин. С той поры Сатин стала служить с утроенный рвением, а к её дневнику добавилась вторая святыня — она носила браслет, не снимая. Даже теперь, когда ей приказали отправиться в Уладу и разыскать какую-то деревушку с варварским названием. Приведи нам юношу из Кельтхайра, в котором горит Негасимый Огонь, сказал Иерарх, — и сможешь увидеть Дворец Истин. Увидеть Совершенного. И тебя никто больше не назовёт проклятой. То задание показалось ей лишённым смысла — разве в Авестинате не хватает магов? Но Иерархи никогда не были склонны что-то разъяснять, а сама Сатин не задавала вопросов. В конце концов, она — всего лишь инструмент в руках Матери Церкви. Пешка. Одна из тысяч. Сатин сирота, она всей своей жизнью обязана Иерархам. Слова отцов веры — закон. Всегда им был. Иногда она подолгу представляла, как Совершенный примет её во Дворце Истин и назовёт своей лучшей послушницей. В её мечтах это был приятный пожилой человек в золотом одеянии и белой полотняной тиаре, а в его глазах читалась мудрость самого Творца. Совершенный должен выглядеть так, как его изображают на фресках. Обязан выглядеть: разве Творец Творения допустит, чтобы Его церковь повредилась?
Она покосилась на Рейна. Тот спал, измотанный после вчерашнего боя с Мидиром. Дыхание его было ровным и глубоким. Столько событий произошло, а такой спокойный. Сатин нравился Рейн. Он был честным, добрым, заботливым. Настоящий друг. Девушка ощутила угрызения совести — слишком частые за последнее время. Она ведь так и не рассказала ему о своей тайне. Нет, не так — о тайнах. О Слёзах Наннара. О приказах Совершенного… О крови, которую она проливала во имя Матери Церкви… Иногда она порывалась рассказать Рейну всё, но всякий раз одёргивала себя. Авестийцев все ненавидят. Тех, кто использует Слёзы для того, чтобы убивать — тем более. И её прошлое задание, то, что именно она делала… Вчера в Маг Темре она вспомнила всё в деталях… Мягкий ковёр, красная кровь, мёртвый старик в парче и шёлке… Нет, Рейн её не поймёт. Не простит. Ей надо молчать…
Убедившись в том, что оба её спутника спят, Сатин тихонько встала и открыла свою сумку. Чёрный ларец и крохотный серебряный ключик были на месте. Дрожащими от нетерпения руками Сатин достала из ларца стеклянный сосуд. Слёзы Наннара внутри и не думали прекращать своё извечное вращение. Наоборот — они усилили его. Как если бы жидкость была живой и понимала, когда её слуга близко. Противиться этому искушению не было никакого смысла. Сатин осторожно открыла сосуд и сделала небольшой глоток.
Как и всегда, по телу прошла волнующая дрожь. Сами по себе Слёзы никогда не давали немедленного эффекта. Его следует ждать на следующий день. Завтра Сатин будет радостна и активна, энергия будет бить ключом. Ещё через день накатят усталость и меланхолия. А сейчас… сейчас Слёзы дадут ей то, чего она жаждет больше всего. Спокойный сон. Сон без страданий. Да, ради него стоит принимать это проклятое Творцом зелье. Интересно, подумала Сатин, какая я настоящая? Без влияния Слёз. Весёлая или грустная? Раны Господни, пусть всё будет хорошо. Пусть они доберутся до Авестината, пусть Рейн и дальше ничего не знает про её служение… Сатин прошептала молитву легла на землю, укрылась тонким шерстяным плащом. Она смежила веки и быстро уснула.
Полосы яркого солнечного света пробивались через громадных размеров окно, закрытое разноцветным витражом. Из разноцветного стекла с поразительным искусством были выложены фигуры семи людей — высоких, в чёрных плащах, казавшихся пятнами чернил на фоне роскошных одеяний цвета только что пролитой крови. Почему-то это казалось красивым. Красное на чёрном. Руки фигур были воздеты вверх, как во время молитвы. Лучи солнца проходили через стекло таким образом, чтобы вокруг головы каждого из изображенных на витраже людей клубился свет. Благие? Не похоже. Не видно ни сдержанной красоты Элинор, ни Оллама с его волшебным мечом. Сатин не могла узнать ни одного человека из тех, что смотрели на неё с этого громадного, почти нереального витража. Темнокожий юноша с озорной улыбкой и колодой игральных карт в каждой руке. Беловолосая женщина с жёлтыми, будто раскалённая сталь, глазами. Высокий человек в пурпурном одеянии и с золотой маской на лице.
Что-то это значило… Сатин осмотрелась. Она стояла посреди величественного зала, такого просторного, что нельзя было увидеть его границ — стены тонули в тумане. В густом сумраке наверху терялись неясные очертания купола. Колонн нигде видно не было — купол держался сам по себе. Сатин это не удивило. Это же сон, так? От такого сна можно ожидать чего угодно. Но почему на этот раз Слёзы Наннара ей не помогли? Может, стоит увеличить дозу? Сероглазая огнепоклонница не знала ответа. Мысли её путались, в висках гулко стучала кровь.
Сатин сделала несколько неуверенных шагов вперёд. Туман закружился вокруг, обнял её. Идти приходилось почти вслепую. Судя по темноте, которая стояла в зале несмотря на солнечный свет, величественное окно с витражом было, похоже, единственным. Очень странный сон. И всё же… на миг ей показалось, что она узнаёт эти лица на цветном стекле. Эти надменность, высокомерие и холодная уверенность в собственной мощи… они были знакомы Сатин. От всех семи фигур с витража прямо-таки веяло силой и осознанием собственного величия. Концентрированная власть. Раны Господни, да что же происходит в этом сне?
Туман рассеялся. Сатин нисколько не удивилась, когда обнаружила, что зал исчез. Теперь она была в широком коридоре с высоким потолком. Пол покрыт однотонным красным ковром, на стенах из грубого, почти не обработанного камня — факела, горящие синим бездымным пламенем. Девушка оглянулась — позади была только глухая гранитная стена.
Похоже, видение не оставило ей выбора. Придётся идти. Это просто сон, успокаивала себя Сатин… сон, которого не должно было быть. Ведь Слезы Наннара всегда работают безотказно. Точнее, работали — до этой ночи.
Она шла вперёд в какой-то странной, немного пугающей тишине. Плотный ковёр скрадывал шаги, и даже пламя горело неправильно — без звука. Ничего… Только пустые стены, мягкий ровный свет факелов и коридор, ведущий неизвестно куда.
Через какое-то время стены изменились. Теперь на месте скучного серого камня были фрески. Какой правдоподобный сон… Сатин мельком глядела на них при тусклом свете синего пламени и дивилась, изучая содержание этой немой летописи.
На фресках запечатлелась история какой-то страны. Одетые в белое люди с разноцветными глазами плясали перед семёркой идолов, и жрецы в масках из серебра приносили кровавые жертвы. Тут были сцены войн, в которых чудовища, оживлённые с помощью магии, сражались с людскими армиями. Были сцены со странными, не похожими ни на что существами и постройками. На одних изображениях огненный дождь испепелял землю, на других — исполинские волны сметали города и сокрушали целые флотилии. Но на каждой фреске повторялась одна деталь: семь фигур с воздетыми к небу руками, и фигуры эти были на порядок выше всех остальных людей. Сатин могла почти поклясться, что узнаёт их. Мужчина в узорчатом балахоне и с книгой в руках… Желтоглазая женщина… Смуглый юноша с игральными картами… Человек в броне и шлеме, украшенном солнечными лучами… Похоже, жители этой неизвестной страны поклонялись им, как богам. В их честь проливалась кровь, возводились дворцы и храмы.
Сатин так задумалась, что даже подпрыгнула, наткнувшись на дверь. Девушка бросила взгляд через плечо: каменная плита находилась в какой-то сотне шагов позади. Странно. Она же так долго шла… с другой стороны, ей нечему удивляться. Это всего лишь сон. Сатин толкнула дверь и переступила порог.
Комната, в которой она оказалась, была, пожалуй, самым странным местом в этом сне. Она была обставлена просто, но с уютом, и этой своей нормальностью резко выделялась на фоне мрачного великолепия фресок в коридоре или того исполинского витража. На полу лежали зелёные ковры, стены из простого серого камня были закрыты тёмными драпировками. В углу ревело пламя камина, из-за которого девушку неожиданно посетило чувство какого-то особенного, почти домашнего уюта. Словно она очутилась в своей келье в Бейт-Хасмонай и пьёт горячий чай, а за окном бушует гроза.
Сатин окинула комнату взглядом. У правой стены на полках выстроились ряды книг, на небольшом каменном столике у камина — бокал вина и миска с розовым виноградом. Внимание девушки привлекла картина на левой стене. Это был пейзаж. Верхняя половина картины была занята небом, почти полностью покрытым тучами угрожающего свинцового оттенка, а нижняя — морем почти такого же цвета. Среди этого серо-стального однообразия выделялся корабль с чёрным парусом, на котором был изображён какой-то символ — золотое солнце с лучами, которые оканчивались ладонями. Этот же символ был на тех фресках в коридоре. Интересно, что это такое? Такое чувство, что ей знакомо это изображение.
— Всегда останавливаюсь возле этой картины. Впечатляет, правда?
Сатин обернулась.
У полки с книгами стоял человек. Его угловатое лицо не было ни молодым, ни старым — наверное, ему можно было дать около тридцати пяти. Облачённый в чёрный, расшитый серебряной нитью камзол со стоячим воротом и чёрный плащ, этот мужчина о чём-то напомнил девушке. Какая-то догадка возникла у неё в голове — и тут же исчезла. Он был высокого роста, стройный, как танцор, с длинными, чуть вьющимися рыжими волосами. Было что-то странное в его глазах — слишком жёлтых, слишком ярких, слишком живых. Это были глаза проницательного человека. Глаза игрока. И сейчас они смотрели прямо на неё.
— Как тебе эта картина? — повторил мужчина. — Скажи, что ты видишь?
— Море. Небо. Корабль вдалеке. — Сатин решила, что это, пожалуй, первый раз, когда она разговаривает с кем-то во сне. — Небо тёмное, всё в тучах.
— Жаль. — разочарованно протянул мужчина. Он потянулся к стене и взял с полки книгу в золотом переплёте. Покрутил в руках, поставил на стол. — Некоторые полагают, что эта картина может предсказывать будущее.
Сатин смутилась. Штормовое море? Корабль? Если это — её будущее, то оно какое-то… ну, неправильное, что ли. Слишком неопределённое.
— Скажите, что это за место? Кто вы?
Ей показалось, или губы этого незнакомца сейчас действительно изогнулись в усмешке?
— Простые вопросы. Верные, но простые. Это место… место отдохновения. А что же, до того, кто я… думаю, моё имя тебе ничего не скажет. Меня зовут Философом. Вернее, звали когда-то.
— Красивое прозвище! — выпалила Сатин, но тут же покраснела — ну кто будет делать комплимент частичке своего сна?
Человек в чёрном плаще, казалось, читал её мысли. Он улыбнулся.
— Думаешь, это — сон? А вдруг это ты снишься мне, маленький огонёк? Жители Шам-Иллорина считали весь мир всего лишь иллюзией, сновидением своего многорукого бога.
Огонёк? Что он такое говорит? И что это за место такое — Шам-Иллорин? Она никогда о таком не слышала.
— Я… я вас знаю? — спросила Сатин. Она всматривалась в его лицо, ей вдруг почудилось, что ещё чуть-чуть — и она что-то вспомнит. Что-то важное.
Улыбка исчезла с лица мужчины. Он сел в кресло и раскрыл книгу на первой попавшейся странице.
— Нет… — он вдруг резко захлопнул книгу и поставил её на место. — Ты меня не знаешь…
Он встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате. Его движения были полны энергии, а походке позавидовал бы любой аристократ: спина прямая, плечи расправлены, глаза смотрят прямо перед собой. Наверное, подумала Сатин, именно таких людей называют царственными.
Мужчина остановился. Повернулся к ней.
— Ты знаешь, какая сила нужна, чтобы попасть сюда? Даже величайшие Иеромаги не могли достичь стен моей темницы. А у тебя — вышло. Кто ты?
Сатин моргнула. Иеромагия? Но она лишена этого дара…
— Темницы? — спросила она, чтобы поддержать разговор.
Кажется, этот сон стал насколько необычным, что ей уже можно ничему не удивляться. Её воображение сотворило и тот чудесный витраж, и фрески, и этого человека.
— О, не обманывайся. Это место отлично обставлено и располагает всеми удобствами, но это — тюрьма. Твоя магия впечатляет. У меня так редко бывают гости…
— Скажите… сколько вы тут живёте? — спросила Сатин, желая подыграть своему сну.
— Зависит от того, что ты имеешь в виду. — мужчина грустно улыбнулся. — Достаточно долго, чтобы забыть голос живого человека. Но недостаточно для того, чтобы смириться.
— А за что вас тут… ну…
— Заточили? О, это давняя история. — Он весь напрягся и посмотрел наверх, будто к чему-то прислушиваясь. — К тебе идут. Моё время истекает. Тебе следует лучше контролировать свои сны. В этот раз я постараюсь оградить тебя от боли, но помни: здесь мои силы ограничены. До встречи, маленький огонёк.
Фигура человека в чёрном замерцала, а затем исчезла, словно его и не было вовсе. В тот же миг потухло пламя камина. Комната погрузилась во мрак. Сатин попятилась. О, бог… нет, нет, нет…
Девушка подняла голову, вглядываясь в темноту. Ничего. Совсем ничего… на миг ей показалось, что позади она слышит какой-то дробный звук.
Показалось?
Что-то схватило её за плащ и со страшной силой потянуло в темноту. Девушка закричала, вырвалась и опрометью побежала прочь, стараясь не думать ни о частом стуке сотни ножек по каменному полу, ни о других кошмарах, которые из раза в раз подстерегали её во тьме. Сатин давно уже должна была наткнуться на каменные стены, но чернильная пустота все длилась и длилась…
Звук её невидимых преследователей резко сначала стал тише, а затем пропал. Девушка замерла, готовая в любой момент сорваться с места. Неужели ей удалось спастись? Её голова просто раскалывалась от сотен вопросов, но сейчас было не до них. Неужели это всё? Ещё ни разу её мучители не оставляли её так легко. Может быть, хотя бы в эту ночь боли не будет?
Сатин ошиблась. Из абсолютного мрака вытянулся белесый хитиновый клинок, судорожно развернулся — и стрелой вонзился ей в грудь.
Сатин судорожно дёрнулась, пальцы сжали холодную сталь потайного кинжала. Она лежала на покрытой мхом земле, глаза слепо шарили вокруг, выискивая опасность. Лес. Костёр. Ручей неподалёку. Слава Творцу, это был сон… Закончилось. Всё закончилось.
По крайней мере, до завтра.
Почему Слёзы не помогли? Почему не сработали? Она же и так слишком многим рискует, принимая эту отраву… Сатин машинально поднялась с земли — и тихо ахнула, уставившись на свою одежду.
Чёрная ткань в нижней части плаща была порвана, а выше виднелись еле заметные следы. Следы бледных когтей из её сна.