Окончив университет, Ольга ни дня не работала по специальности. Филолог в ней просыпался лишь в те редкие мгновения, когда в полном одиночестве она прикасалась к томам огромной семейной библиотеки. Страсть Степана к книгам была огромной, но последнее время он читал мало, днями и ночами пропадал на работе, а всю интересующую его литературу доставляли на дом аккуратными упаковками. Ольга бережно расставляла новые книги на полки в его кабинете. Энциклопедии, справочная литература, классика и совсем немного современной. Современную литературу Степан недолюбливал. На чем свет стоит ругал писателей: они, мол, расквасили своими ноющими героями-интеллигентами народ, теперь запугивают его вездесущей мафией, что последней только на руку, а напоследок пытаются создавать фантастические образы народных суперменов, защитников униженных и оскорбленных. В результате — народ снова ждет, что придет Илья Муромец и накажет нехороших дяденек. Да так, мол, этому народу и надо! За темноту его, за все гражданские войны, за слепоту, за умирающее национальное достоинство...
Ольга никогда не спорила со Степаном. Наоборот, всегда пыталась понять, принять его точку зрения, даже если была с ним не согласна. А он, со своей стороны, полностью доверил ей «гуманитарное» воспитание сына. Чтобы она не угасла в домашнем быту, Степан специально для нее открыл сеть магазинов женской одежды, где она стала директором. Причем подбор завозимого товара полностью возлагался на нее. Сама подыскивала партнеров в Москве и в Европе, сама производила закупки, и, если верить бухгалтерам, неплохо справлялась: магазины приносили небольшую, но стабильную прибыль. Бывали, конечно, и провалы, которые зависели от двух главных определяющих: налоговой политики государства и своевременной выдачи заработной платы его гражданам. Но Степан всегда быстро и сполна восстанавливал нужный баланс, называя это инвестициями в семейный бизнес.
Ольга прекрасно знала о делах Степана. Когда просил — давала ему советы. Особенно по женской части. Прекрасно знала, что теневой мир поделился на жуликов (в основном бывших спортсменов) и синявок (блатных, которые имели по нескольку ходок и отличались особой жестокостью в «работе»). Пару раз, когда война за сферы влияния была в самом разгаре, ей с сыном приходилось уезжать, чтобы исключить слабое звено, за которое могли ухватиться «конкуренты». За последние же два года страсти заметно поутихли. Большинство бригад легализовалось, успешно отмывало деньги, а лидеры превратились в раздобревших солидных бизнесменов. Но жить они продолжали по своим неписаным законам, и стоило «простому смертному» приблизиться к ним, то его тут же затягивало, как в воронку, и он волей-неволей вынужден был принимать их условия игры, плача или хохоча над всенародно принятыми конституциями и демократическими законами.
Ольга никогда не ставила перед собой вопроса, как относиться к делам мужа, это был ее крест. Тем более что по первым ступенькам в эту пропасть они шли под руку. И теперь ей оставалось только украдкой бегать в церковь, чтобы ставить свечи всем святым, молить их, дабы уберегли Степана от бандитской пули. Его же самого она бандитом не считала, не принимала этого сердцем, не видела ничего такого в его поведении, в отношении к людям. Во всяком случае, ей было с кем сравнивать.
И все эти годы она знала, что рано или поздно его убьют. Их всех рано или поздно убивали. А они настырно и жадно лезли в эту грязную кормушку, как слепые котята, отталкивая друг друга, чтобы примириться со временем на одной кладбищенской аллее. На этой охоте не было правил, а лицензии на отстрел выдавались по интересам. И, разумеется, народ не жалел их, даже радовался, в надежде, что когда-нибудь они перестреляют друг друга. Видимо, народ не знал закона сохранения дурной и злой энергии.
Страх за Степана был первой болью Ольги. За все эти годы он сумел доказать ей, что для него нет ничего дороже, чем жена и сын, но даже ради них он не мог бы выйти из игры. «Выйти» можно было только вперед ногами. Поэтому он просто старался играть лучше и лучше, а вместе с ним — и вся команда. По крайней мере, Николай Сергеевич нарадоваться на него не мог. Вот уж кто никогда не пожалел, что поставил в свое время на желторотого студентика... И вот кого не брали ни пули, ни яды, ни время. Дядя Коля на этом шашечном поле был в дамках и одновременно был гроссмейстером.
Но была еще вторая боль... Тайная. Это был Семен. С тех самых пор Ольга несла в себе вину за его неудавшуюся, как она считала, жизнь. Она не определяла свои чувства к нему, просто сводила их к обычной жалости. Стоило ему браво появиться на горизонте, как за внешней его суровостью, за этой бравадой бывалого вояки она начинала чувствовать неприспособленность к нынешней жизни. Иногда ей казалось, что он вообще ни к какой жизни не сможет приспособиться. Так и будет до глубокой старости воевать с ветряными мельницами. Исходя из всех этих соображений, внутри себя она стала считать его младшим братом Степана, которому тот должен всячески помогать. Ее мечтой стало их примирение. Она втайне строила планы их совместной жизни: Сему женим, вместе будем ездить отдыхать, проводить праздники...
Труднее всего ей было отвечать на вопросы Андрейки.
— Мама, а почему дядя Семен к нам не приходит? Он что, все время на войне? Его не отпускают? Я, когда вырасту, тоже стану солдатом!..
И надо было видеть, какими нежными глазами Семен смотрел на Андрейку, когда тот вместе с Ольгой приходил проведать в больницу Татьяну Васильевну.
2
Пакет «для Ольги Максимовны» принесли в ее директорский кабинет в магазине. Она так и не могла дознаться, кто положил его на стол поверх всей остальной корреспонденции. Секретарь утверждала, что она среди других бумаг его вообще не видела, а впервые видит только сейчас — на столе Ольги Максимовны. Получалось, кто-то мог прийти незамеченным в ее кабинет и оставить на столе большой конверт с надписью «для Рогозиной Ольги Максимовны».
Приставленный к ней Степаном телохранитель Ваня, по прозвищу Супер, деловито суетился по офису, приставая ко всем и каждому с расспросами, словно играл в Шерлока Холмса и владел методом дедукции. На самом деле он обладал звериной интуицией и мгновенной реакцией, на сложные шахматные партии его голова не была рассчитана. Вскрывать подозрительный конверт, несмотря на протесты Ольги Максимовны, он решил в одиночку. Даже попросил выйти ее из кабинета. Мало ли что!
Через две минуты он вышел оттуда обескураженный, держа в руках пачку черно-белых фотографий формата А-4.
— Это что? Компромат на шефа? — спросил он, скорее всего, сам у себя.
Ольга взяла у него снимки, и наступил ее черед удивляться. На первом снимке были какие-то вояки, стоявшие на поляне у груды мертвых тел. Форма их была без опознавательных знаков различия, но одного Ольга узнала. Чьей-то «заботливой» рукой его голова была обведена красным маркером, как это делается во всяких там американских детективах. На фотографии среди прочих был Семен.
На следующем снимке были еще и еще растерзанные и убитые, и везде рядом с ними был Семен, обведенный красный маркером.
Там же лежали две вырезки из газет о зверском убийстве в Сараево офицера миротворческих сил и двух солдат. Последним листом в этой пачке была ксерокопия статьи на английском языке о сербских военных преступниках. В длинной веренице имен та же рука выделила имя бывшего капитана российских вооруженных сил Семена Андреевича Рогозина. Розыском перечисленных лиц занимались в совокупности почти все европейские секретные службы, ЦРУ и Интерпол.
Ваня-Супер не знал о наличии брата-близнеца у Степана Андреевича и именно поэтому усмотрел в содержимом конверта компромат на него самого. Пока Ольга рассматривала фотографии и пыталась вникнуть в содержание статей, расторопный телохранитель успел доложить обо всем Степану. И тот немедленно выехал в магазин Ольги, приказав всем оставаться на месте и ничего не предпринимать.
Уже на месте, внимательно рассмотрев содержимое анонимного послания, он, как и Ольга, не смог прийти ко сколько-нибудь разумному объяснению этих документов.
— Внешне — это не угроза. Понятно, что братец крупно вляпался в Югославии, и то, что его сейчас не ловят все эти спецслужбы, объясняется лишь их повышенной занятостью. Есть птицы и покрупнее. Тот же Караджич. Но ясно и другое: если кто-то доставит его в международный трибунал, его с радостью засудят и посадят до конца жизни. Удивительно, что за его голову не назначено вознаграждение хотя бы в пару тысяч долларов.
— Удивительно другое, — перебила Ольга, — зачем этот конверт подбросили мне?
— Ну, может быть, потому, что о моих с ним отношениях...
— А о моих! — не дала договорить Ольга. — У меня-то с ним какие отношения?!
— Прости, Оля, но я в этой игре правил пока не знаю. Уж какой тут умысел? Пока что я заберу эти бумаги к себе, а рядом с тобой будет всегда усиленная охрана.
— Зачем?!
— Я так решил.
Спорить с ним не имело смысла, ибо принятые им решения не обсуждались, не изменялись, а исполнялись дословно. Ольга ушла в себя и серьезно задумалась о том, что Семена все же следует предупредить, независимо от того, как будет поступать муж.
— Значит, вашей встречей на зимнике все не закончилось? — спросила она.
Степан опустил глаза. Он явно был не готов к такому вопросу.
— Честно говоря, я пока сам не знаю, и даже дядя Коля не знает. А тебе и знать незачем!
3
Так же, как когда-то Ольга разучилась чувствовать время, она разучилась радоваться весне, лету, первому снегу... Погруженная в созданный Степаном мир, как рыбка в аквариум, она, тем не менее, сама создавала себе природные и климатические условия, да и без труда могла поменять русскую зиму на тропическое лето — достаточно только купить билет на самолет. Но нынешний май заставил ее почувствовать свой вкус. По всей стране стояла пальба, падали самолеты, сходили с рельсов поезда, останавливались заводы, шахтеры ложились на рельсы... А май как и десять, как и сто лет назад колдовал молодой зеленью да легким ветерком. Он подкрался к скамейке в парке, на которой она сидела, и вдруг закружил зеленым ветром, полыхнул в глаза ярким, но не жарким солнцем, оправленным в бесконечную лазурь, перебил пресловутую французскую парфюмерию дыханием трав и яблоневого цвета и поманил куда-то в поля, где и небо и землю можно увидеть от края до края.
И Ольга, как очарованная, смотрела на мир, словно впервые видела его побежденным бушующим маем, и не замечала, как на соседних скамейках оберегают ее Ваня-Супер и еще двое, приставленных к ней охранников. Не замечала, как нелепо смотрятся в их руках сотовые телефоны, причем переговариваются они друг с другом, прогуливаясь по одной и той же аллее, словно просто нельзя подойти друг к другу и говорить сколько душе угодно. А они, как дети, играющие в войнушку — этакий стиль, будто сам их серьезный вид отпугнет любую опасность, и этим самым видом они доказывают своему шефу, что не зря едят свой хлеб.
А Ольга погрузилась в окружающий мир настолько, что уже и не замечала его. Вроде и думала о чем-то, а, может, мысли, не успев оформиться во фразы и образы, просто проносились вперемешку с майским ветром. И так бы и не заметила улыбающуюся пару, неторопливо шествующую по аллее, если бы не мужской голос, который разбудил бы ее даже от летаргического сна. И чуть было не окликнула его Степаном.
По аллее, увлеченно беседуя, шли под руку Семен и девушка, которую она недавно видела из окна вместе с ним у рогозинского дома. Девушка посмотрела на нее с нескрываемым интересом, а можно сказать, и так, будто знает ее не один десяток лет. Семен же смотрел на свою спутницу, и невооруженным взглядом было видно, что он изрядно очарован ею. Ольга улыбнулась.
«Неужели он действительно рассказывает ей, как стоял на мине?» — вспомнила вдруг слова мужа.
— Семен! — позвала Ольга, а Ваня-Супер настороженно сунул руку во внутренний карман.
Семен остановился и посмотрел на нее как на воскресшую.
За его спиной предупредительно вырисовался Ваня-Супер, ворочая от удивления глазами — он уже знал о копии шефа, но живое сходство было просто мистическим.
— Оля?! — словно спросил у кого-то Семен.
Минут пять они разговаривали молча — одними глазами, и успели сказать все. Так что Ольга могла без лишних эмоций переходить к делу. Но именно сути-то его она и не знала. Поэтому решила просто рассказать то, что ей было известно.
— Палачом я там не был, — ответил Семен на ее рассказ о фотографиях. — Но кому понадобилось посылать тебе это?
— Что у вас было со Степаном?
— Да так... Просто столкнулись интересы.
— Поэтому ты его чуть не убил?
— Он пожаловался?
— Рассказал...
— Думается, его подручные со снайперскими винтовками тоже не на охоту туда приехали.