Я добрался до дома только сегодня во второй половине дня, на третьи сутки после боя с Нигейром. Вчера утром неожиданно вспыхнул мятеж в Кельбеле — эмир Кельбелы категорически отказался присягать на верность юному Гайяру, убив гонцов, захватив миссию верховного эмира в Кельбе и угрожая подрывом Карранского шеадр-порта. Быстро же он, гаденыш, научился дурному у одного нынче хорошо известного жителя Земли-Основы… Поскольку мы сами вынудили нагов уйти, заниматься мятежным эмиром пришлось изрядно потрепанным войскам Серджента и нам самим. К сожалению, мы действительно обнаружили несколько взрывных устройств, размещенных в опасной близости от порта, и вот тут я решил принять жесткие меры, чтобы убить в зародыше подобные попытки превратить нашу жизнь в ад. Взрыв шеадра чреват такими последствиями, что годами потом вспоминать будут, вспоминать и проклинать идиота, который на это решился. Я выволок эмира из дворца, поднял в воздух и сбросил на центральную площадь, прямо на одно из найденных взрывных устройств, которое по моей просьбе привели в рабочее состояние. Оно взорвалось, разметав тело по площади. Затем я лично вернулся во дворец, в человеческом облике, и словами объяснил потрясенным наследникам и их приближенным, почему так делать нельзя и чем это впредь будет караться.
От происшествия в Кельбе остался мерзкий осадок, но я задавил его. Лучше пусть сейчас пострадает один идиот, чем потом — тысячи ни в чем не повинных людей. Еще раз я только уверился в своем убеждении, что контакты с Основой ничего, кроме прямого вреда, нашему миру принести не могут.
Я был истощен и физически, и морально. Я почти не спал все эти дни, несколько раз манипулировал Гранью, что требовало максимального напряжения сил, выложился в поединке со Змеем, получив два очень болезненных ранения, и вынужден был все время принимать решения и действовать, действовать… В результате, когда я приполз по истечении третьих суток в свое каменное логово, у меня не было сил даже стоять, не держась за стенку или за мебель. Мой добрый Нвер приготовил мне ужин, несколько раз спрашивая, чем еще он может мне помочь, и в конце концов я не выдержал его несчастных сочувствующих глаз и отправил домой, а сам остался в башне совершенно один.
Погода в наших краях испортилась еще с утра: весь день шел мелкий дождь, а к вечеру с океана принесло грозу с ураганным ветром — возможно, это отклик стихий на наш со Змеем поединок докатился до Элезии. Поединки Вечных друг с другом не проходят бесследно для наших миров, поэтому мы стараемся не сталкиваться лицом к лицу, чтобы не вызывать стихийных катаклизмов. Ветер — моя стихия, но этим вечером его порывы приводили в содрогание даже меня. Казалось, взбесившаяся стихия воздуха вознамерилась напомнить одному человеку, возомнившему себя полубогом, его истинное место. Ветвистые молнии резали серое, залитое дождем пространство над океаном, раскалывая его на две неравные половины и перечеркивая вспышками сумрачное пространство кабинета. Раскаты грома до основания сотрясали древнюю башню, вызывая нервный звон стоявших над каминной полкой винных бокалов. Казалось, вспышки молний — стихия огня, эгри, Змеево орудие, происходят прямо над моей головой. Вечный Нигейр, не юный носитель ипостаси, а то древнее существо, что завладело его телом и разумом, со всей своей страстью изливал безудержный гнев на голову неожиданного обидчика, укравшего у него победу.
Оставшись один, я с трудом разжег камин в кабинете. Наклоняться было адски больно. От попытки выпрямиться у меня потемнело в глазах и, схватившись за стол, я кое-как дополз до дивана у противоположной стены. Найдя плед, я завернулся в него и вытянулся на животе, стараясь выровнять дыхание и перестать дрожать. Нигейр полоснул когтем-Легаротом поперек спины, оставив глубокую рваную рану, и прошил насквозь левое бедро. Раны сразу же обработали и наложили швы, но с тех пор у меня не было ни одной спокойной минуты, чтобы отлежаться, не меняя облик каждые несколько часов, дать швам схватиться и позволить бессмертной силе запустить процесс ускоренной регенерации, характерной для всех Вечных. Постоянная смена облика и нагрузки затормозили ее, и мне приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не хромать, держать лицо и вообще делать вид, что я, как и положено Вечному, бодр, энергичен и абсолютно уверен в своих словах, решениях и поступках.
Закрыв глаза, я вспомнил наш со Змеем бой. До сих пор у меня не было возможности все хорошенько переварить и обдумать. Никогда раньше мне не приходилось сражаться с равным себе — сражаться с Вечным. Я знал, что поединки Вечных случались, и сам когда-то стал свидетелем боя Гевора с Эрлен — в конце той войны, когда погибла Марта. Но они сражались в человеческом облике, обычным оружием, и только в конце оба трансформировались, а здесь… здесь дрались не люди, здесь столкнулись две могущественные силы, и слабый человеческий разум никак не мог примириться с грандиозностью и обыденностью того, что случилось. Сейчас, оглядываясь назад, мне становилось страшно и от собственной самонадеянности, и от той бешеной, неконтролируемой ярости, что я увидел в глазах Нигейра. Для меня это было внове. Вечные, бывало, ненавидели друг друга, но это были отношения людей, а не божеств. Тут же… я не знал, кому принадлежала эта ярость — человеку по имени Саша или божеству по имени Нигейр. Возможно, позавчера я нажил себе смертельного и опасного врага, и мое дальнейшее существование, и без того непростое, станет еще более неоднозначным, а может быть, и недолговечным.
Как же я устал… Лежа один в каменной башне, мучаясь дурнотой, болью, вздрагивая от наиболее свирепых порывов ветра и громовых раскатов, я старательно гнал от себя пустоту, от которой все чаще и чаще хотелось выть. Кошку мне, что ли, завести, с ней хоть поговорить можно… Придет, начнет мурлыкать, лапами топтаться… Не умею я, как многие из нас, заполнять окружающее пространство льстивыми словоблудами и расчетливыми красавицами с влажными от жадности глазами. Вороны всегда были одиночками. Вон, даже Западная Башня — самая большая из всех башен Ворона — не предназначена для содержания там свиты. Был бы здоров, отправился бы куда-нибудь в бордель, коих полно в Ар Иллиме или в том же Элласаре, чтобы до тошноты, до отвращения к самому себе заглушить, залить эту пустоту чем попало. Или с Эйлой полетал. А тут даже этого не могу, сил нет.
В конце концов я провалился в мутный, неровный сон, в котором буря мешалась с то золотыми, то аспидно-черными петлями змея, яростно сверкали алмазные лезвия, прошивая меня насквозь и сбрасывая в океан, в котором я захлебывался, судорожно пытаясь обернуться и вырваться из-под накатывающих на меня тяжелых ледяных волн.
Проснулся я от странного ощущения, что я в башне не один. Ветер бушевал уже не так сильно, за окном пламенел огненно-бордовый закат. Камин почти потух, и я, еле поднявшись, принялся снова его растапливать. Прислушавшись, я уловил, что там, на верхней площадке, кто-то есть. Какой сумасшедший решился лететь в такую погоду, да еще и на крыльях? Накинув плед, я потащился наверх, все отчетливее различая характерный звук плохо повинующихся летуну и хлопающих на ветру крыльев. Выйдя на площадку, я с неожиданной радостью глотнул соленого влажного ветра, и, приободрившись, стал искать непрошеного гостя.
Демоны Маара… Как она вообще сюда долетела, с порванными-то крыльями?
Я помог ей расстегнуть фиксаторы крыльев и стал стаскивать отяжелевшую, перекошенную ветром раму. Ткань крыльев надорвалась в двух местах, вдоль боковых направляющих — типичный погодный разрыв. Хорошо еще, она сама не выглядела сильно пострадавшей, по крайней мере, все кости, кажется, целы, только ладони ободраны.
— Кто ж летает в такую грозу? — упрекнул я ее, пропуская вперед и показывая, куда спускаться. — Так же убиться недолго.
— А в Альбре никакой грозы нет, — возразила Юлька, все еще задыхаясь и вытирая ладошкой мокрое лицо. — Я даже не предполагала, что тут такие порывы… Когда начало швырять, до башни уже было ближе, чем до города.
— Здесь всегда ветер, — возразил я. — Крылатому на башню очень непросто сесть. Тут и виммы неопытным пилотам лучше подальше оставлять.
— Я думала, что не долечу, — призналась она, ежась и трясясь от испуга и холода: от здешней непогоды ее не спас даже полетный костюм. — Тут-то меня и нашли бы.
— Если бы вообще нашли, — сурово сказал я, завертывая ее в свой плед. — Могло ведь и в океан сбросить.
Она поежилась.
— Я ни разу еще в такой шторм не попадала, — вздохнула она виновато. — Ужас. Надо было действительно вимму взять или пешком дойти.
— Пешком тоже неблизко, — вздохнул я. Надо бы ее во что-то переодеть, а то простудится еще. В башне прохладно, а она вся сырая, вон, зубами стучит. — Вимма все-таки — лучшее решение.
— Ага, — согласилась она, придвигая кресло поближе к камину.
— Погоди-ка, — я поковылял вниз, в спальню, и через несколько минут вернулся, принеся ей полотенце, теплые носки и халат. — Переодевайся. Кончай стесняться, — хмыкнул я, глядя, как она напряглась от неловкости. — Я сейчас спущусь вниз, на кухню, принесу что-нибудь поесть. И вот еще…
Я показал ей дверь, замаскированную под нишу в стене.
— Туалет. Маленький, правда… рассчитан на одного худого мужика в перьях, — рассмеялся я, и она неуверенно улыбнулась мне в ответ.
Ходил я долго… еле дополз обратно. Она пристально вгляделась в меня, когда я вернулся, забрала поднос с тарелками и кастрюльками, и взяла остальную деятельность по организации ужина в свои маленькие уверенные ладошки.
— Он тебя ранил, — сказала она утвердительно, когда мы сели за стол перед камином. — А ты как всегда делаешь вид, что ничего не случилось.
— Неприятно, но не смертельно, — бросил я бодрым голосом. — Заживет. Расскажи лучше, что привело тебя сюда в такую погоду. Ведь ты не просто в гости, проведать бедного одинокого затворника.
Она явно смутилась, словно я упрекнул ее в корысти.
— Я хотела тебя поблагодарить, — начала она твердо. — За помощь в Саманданге. И еще мне нужен твой совет. Тут такая история…
— Рассказывай, — подбодрил ее я.
Рассказ Юльки меня очень насторожил, если не напугал. Я еще раз попросил ее подробно пересказать, как описывал тип по имени Джилейр технологию создания управляемых фантомов, и в особенности — медальон с Филином и ее встречу с похожим на него существом в Мааре. Я никогда не слышал о подобных вещах раньше, и теперь все недавние события виделись мне совсем в ином свете. С одной стороны, кто-то вербует сторонников — ищет талантливых и доверчивых молодых людей, играя на их чувствах, подкидывая благородную идею и давая им попробовать свои силы, а с другой — активно пытается воплотить в жизнь вторую часть процесса, имея под рукой уже созданные, вполне рабочие фантомы.
— Как ты думаешь, реально ли сделать такой фантом, или им нужно от меня что-то другое? — спросила Юлька. — А фантом — лишь морковка для ослика?
Я рассмеялся неожиданному сравнению.
— Не знаю, реально ли. Но, боюсь, тебе рассказали далеко не все.
— Не сомневаюсь, — фыркнула она.
— Смотри, у меня есть вторая часть этой истории, — и я рассказал ей свою, вернее, нашу часть событий, связанную с охотой на Вечных и фантомами-приманками. — К сожалению, Даллах не помнит, был ли в его случае некий фантом, за которым он погнался или который пытался на него напасть. Но я сам, к сожалению, со своей тенью пересекся, физически вошел в него, убеждаясь, что это всего лишь призрак. Когда в меня выстрелили, был короткий момент, когда Ворон попытался подавить мое сознание, но я ему не дал. Даллах и Вагабр потеряли разум, Реваль — нет, но я с ним еще не общался, только коротко, по шамальским проблемам. Давай-ка мы с тобой вот как поступим, — предложил я, поразмыслив и убедившись, что собственных знаний мне тут однозначно не хватит. — Ты не против встретиться с Ширин и еще раз рассказать ей эту историю?
— Не против, — согласилась Юлька. — Как ты думаешь… если я все-таки попробую сделать фантом, это будет опасно для… Нигейра?
— А тебе хочется? — полюбопытствовал я.
— Хочется, — призналась она. — Интересно попробовать. У меня же получилось. Я не знаю, чем был тот крохотный змей, что вышел из моих рук, но он… был.
— Пожалуй, опасности нет, — сказал я, поразмыслив. — Как мне кажется, фантом — всего лишь часть какого-то сложного процесса, но им дело не заканчивается… Только будь осторожна. Если получится, не рассказывай об этом никому. А лучше — сразу обратись к Ширин, она должна понять, как оно может сработать.
— Хорошо, — кивнула Юлька. — Только я боюсь… А вдруг им уже управляют? Сегодня, когда я была в Наган-Кархе, Саша жаловался, что не может контролировать Змея. Совсем.
— Что, пожалела бедненького? — буркнул я с досадой. — Вечно вы, женщины, униженных да оскорбленных кидаетесь утешать.
Юлька посмотрела на меня с удивлением, отчего мне стало неловко за свою дурацкую ревнивую реплику.
— Тогда уж опиши мне, что именно он тебе рассказал, — проворчал я.
Дослушав ее сбивчивый рассказ, я вздохнул.
— В том, что он описывает, нет ничего необычного. Именно так ощущает себя свежеиспеченный полубог — Вечный. Вселившаяся в него сущность — это голая стихия: энергия удара, порыва, ярости, страсти. Не интеллект, как, например, у тех же Гевора, Кинэна и Ширин. Не власть расчета и порядка, как у Вагабра с Ревалем. А стихия. Я и сам, к примеру, стихия, хотя и в гораздо меньшей степени. Я себя хорошо помню в тот период. Я, к сожалению, поначалу многое разрушил, не понимая до конца, что со мной происходит. Семью, например. Я был женат, когда стал Вороном, — продолжил я с горечью. — Двое детей… Она ушла через год, возненавидев того, в кого я превратился. Я их даже потерял на несколько лет, совсем не интересовался, что с ними происходит. Хорошо еще, очнуться успел, когда было не совсем поздно, хотя бы дети меня простили.
Другое дело, что я раньше был убежден, что сам подход к проблеме в принципе неверен. Из двух личностей Вечного главный — человек, а не тварь. Он должен повелевать тварью, а не тварь — им. Нет ничего невозможного, и многие Вечные прошлого служат нам примером. Надо бороться и за себя, и с собой. Не быть зверем, понимаешь… Просто им не быть. Двуликие же могут. Но мы почему-то считаем, что нам позволено больше, чем им.
— Кто бы только Саше это объяснил, — вздохнула Юлька.
— Боюсь, у меня теперь нет шансов, — сказал я с печальным смешком.
Какое-то время мы молчали, думая каждый о своем. Потом она спохватилась, что уже поздно, и засобиралась домой. Я выглянул в окно — дождь, как назло, припустил с новой силой, ветер, казалось бы, и вовсе не собирался стихать.
— На крыльях тебе не улететь, — констатировал я. — Боюсь, на вимме тоже. Сюда сейчас никто не возьмется сесть, ибо бывали прецеденты… Да и одежда у тебя все еще сырая. Простудишься.
— Что же мне делать? — растеряно спросила она.
— Оставайся здесь, — предложил я. — На втором этаже есть гостевые комнаты. — Тебя ведь никто не хватится в Саманданге? Тот бестолковый лев Серджента, например? Или подруги?
Она смущенно покачала головой.
— Идем, — я протянул ей руку. — Убедишься, что там вполне приличное место, совсем не такое архаичное и странное, как рабочий кабинет пары десятков поколений Воронов.
***
Башня действительно показалась Юльке архаичной и странной до нелепости — полный контраст с ультрасовременным обиталищем нагов. Рабочий кабинет под крышей был абсолютно круглый, с очень высоким куполообразным потолком. Каменные, встроенные в ниши полки с книгами повторяли очертаниями форму башни. Стол, шкаф, стулья, кресла, тяжеловесные и массивные, по цвету и жесткости напоминали гранит, и Юлька предположила, что возраст их не меньше возраста самой башни. Большой старый камин не имел гнезд аэров, а значит, топить его можно было только дровами. На верхнюю площадку можно было попасть только через кабинет хозяина, так же, как и спуститься в такую же круглую спальню на третьем этаже, не имевшую выходов на центральную лестницу, только на узкую боковую, выбитую в стене, ту самую, часть которой выводила на крышу башни. Второй этаж был официальным: половину занимал полукруглый зал для приема гостей и проведения совещаний, и гостевые комнаты. На плоской стене зала совещаний размещался еще один громоздкий закопченный камин и гигантская, во всю стену, уникальная карта земель, выполненная в виде гравюры по металлу, со множеством отметок из тускло светящихся огоньков-камешков. Крохотные гостевые комнаты, уютные и вполне современные, отапливались аэрами и ничем не напоминали весь этот музей. На первом этаже располагалась прихожая, кухня и еще две комнаты для слуг, одну из которых занимал Нвер. Рес пояснил, что под башней имеются обширные подвалы, часть из них завалена всяческой любопытной древней рухлядью, и признался, что время от времени любит в ней покопаться, хотя у него ни разу не хватило терпения разобрать эти завалы до конца.
— Хотя в некоторые годы я даже пытался их каталогизировать, — признался он со смехом. — Но меня никогда не хватало больше, чем на два дня.
— Так нанял бы кого-нибудь более терпеливого, — предложила она.
— А вдруг там хранится что-нибудь… зловещее? — Рес забавно приподнял одну бровь, отчего его лицо вдруг приобрело комичное выражение.
— Ага, полуобглоданный скелет птеродактиля, — хихикнула Юлька. — Консервы на черный день.
— Фу, — поморщился он. — Вонючий, наверно. Тухлятина. Не для гурманов.
Пожелав хозяину спокойной ночи и оставшись одна, она поразилась тишине, от которой успела отвыкнуть в вечно шумном студенческом мирке. Там, наверху, под сводом, гулко и пронзительно завывал ветер, громыхали ставни, что-то все время свистело и дребезжало. Здесь, внизу, было на удивление, прямо-таки зловеще тихо. Переодевшись для сна в забавную пеструю хламиду из тонкого шелка ("Мода пятидесятилетней давности", — пояснил Рес со смешком), она завернулась в одеяло и стала вспоминать этот невероятно длинный, насыщенный откровениями день. Рассказ Реса о потерявших человеческий облик Вечных ее изрядно напугал, и теперь она не могла отвязаться от мысли, что кто-то может проделать подобное с Сашей. Вон, Вагабр до сих пор не вернул себе человеческий облик, так и бродит, бедняга, в виде оленя вокруг Рузанны.
В конце концов она заснула и сразу же провалилась в какой-то муторный и душный сон, который с каждым мгновением становился все тяжелее и тяжелее. Ей снилось черное с алмазными сполохами небо и кристально-прозрачная земля, неожиданно переходящая в странную серую пустошь, за которой простирался иссиня черный, неспокойный океан, от которого веяло холодом и смертью. Там, на серой полоске земли, на половину пространства расползлась угрюмая белая с черными полосами тварь, с отталкивающей трехглазой мордой, большеухая, желтоглазая, с пастью мелких острых зубов, увенчанных четырьмя внушительными клыками. Тварь с отвратительным чавканьем что-то ела, пуская кровавые слюни и время от времени выдирая клыками куски мяса. Вокруг нее лежали… да, именно они: белый олень с перерезанным горлом, бездыханная серо-рыжая рысь, огромный лохматый зубр со вспоротым брюхом, огромный ящер со скорпионьим хвостом, придавленный здоровенным камнем, ворон, насквозь пронзенный гигантской стрелой. Она поспешно огляделась в поисках змея, и, не найдя его, испугалась, не он ли превратился в эту омерзительную тварь, но к счастью, та ничем не напоминала ей змея. Там, за спиной твари, она разглядела еще тела погибших, но, испугавшись до безумия, отпрянула назад, привычно выставив руку, чтобы вырваться из Маара…
Выскочив в реальность, она обнаружила, что падает с гигантской башни прямо в океан и, подхваченная яростным воздушным потоком, летит, пытаясь справиться с порванными крыльями, прямо на скалы, навстречу вырастающему из них аспидно-черному змею. «Ты меня предала, — сказал ей змей, когда она поравнялась с ним в воздухе. — Ты меня бросила, — крикнул он, когда она попыталась выровнять полет и обойти его, чтобы не упасть на камни. — Сбежала, оставила меня с этими… кошками, ящерицами и прочими тварями. Рядом со мной нет людей…Что же ты теперь хочешь от меня, если сама толкнула меня к ним?» С трудом удержавшись в воздухе, она почти уже проскочила мимо него, но он неожиданно ринулся навстречу, захлестывая ее кольцами сильного змеиного тела. Она дернулась, чтобы вырваться, но кольца сжались, затягиваясь все сильнее и душа ее, и когда в груди уже не осталось ни капли воздуха, она неожиданно вывалилась в темное беззвучное пространство каменной комнаты. Тяжело дыша, она вскочила с кровати — призрак змея, казалось бы, все еще витал здесь, таращась на нее из темноты желтыми, неподвижными глазами.
Иди сюда, требовали эти глаза. Ты моя. Не надо длить агонию. Ты моя, смирись с этим.
Охваченная неконтролируемым ужасом, она выскочила вон из комнаты и, плохо соображая, где находится и что делает, бросилась вверх по лестнице. Улететь. Улететь, как тогда, с верхней площадки Наган-Карха, надо только надеть крылья и прыгнуть, не побояться прыгнуть, а дальше крылья сами сделают свое дело.
Выскочив под ледяной ветер, она кинулась искать крылья, но в темноте никак не могла найти их. Обшарив всю площадку, она убедилась, что их нет. Паника и ужас захлестывали все сильнее и сильнее, и тут ей пришла в голову совершенно безумная мысль — а может, она тоже сможет обернуться в какое-нибудь крылатое существо? Мысль оказалась настолько дикой и притягательной, что она, нащупав несколько каменных ступеней, поднялась по ним почти до зубцов и увидела лежащий за ними черный, холодный океан.
«Ты моя, — прошептала тварь из глубины сознания. — Иди ко мне».
И тут кто-то властно стащил ее со ступеней. Заорав от ужаса, Юлька попыталась вырваться, но ее крепко, железной хваткой прижали к груди и держали, пока она не перестала импульсивно дергаться и кричать. Когда силы безумия иссякли, она, тяжело дыша и едва не падая от изнеможения, вцепилась в одежду своего спасителя и бурно разрыдалась.
— Пойдем-ка отсюда, — сказал Рессер, поспешно уводя ее с ледяного ветра. — Расскажешь, что за кошмар с тобой приключился.
Она снова оказалась в кабинете, завернутая в плед, и, по прежнему цепляясь за его шею, словно за спасительный якорь, вперемешку со всхлипываниями пересказывала ему свой кошмар, до сих пор не понимая, какая из его частей была сном, а какая — явью. Он гладил ее растрепанные волосы и вздрагивающие плечи, прижимая к себе и покачивая, как ребенка, а когда она выговорилась и выплакалась, разжал ее судорожно вцепившиеся в ткань халата ладони, положив их себе на грудь. Придя в себя, она вдруг сообразила, что он полуодет — брюки да кое-как накинутый на голое тело халат, а на ней — вот этот вот нелепый шелковый балахон чуть длиннее бедер, который, считай, ничего не скрывает, и плед сполз, и она тычется зареванным сопливым носом ему в грудь… Она рывком отодвинулась, захлебываясь стыдом, и сразу же пожалела об этом, потому что он послушно отпустил ее и помог поплотнее закутаться в плед, а мгновение спустя поняла, что ей нравится исходящий от него теплый, чуть терпкий запах и жесткие руки, умеющие касаться удивительно нежно…
"Вот что он обо мне сейчас подумал, — пронеслась в голове злая мысль. — Притащилась к постороннему мужику без предупреждения, навязалась переночевать, устроила истерику среди ночи. Стыдобища невероятная… Стыдобища и двусмысленность. И ведь не сбежишь уже, крылья порваны."
— Вряд ли увиденное тобою существо — реальность, — задумчиво сказал Рес, когда она замолчала, закрыв глаза и пытаясь не умереть от неловкости. — Скорее, шок от последних событий сыграл с тобой злую шутку. Хвала Маару, я тебя услышал, а то ты уже на парапет залезла, еще немного — и свалилась бы.
Юлька закрыла лицо руками, чувствуя, как пылают щеки и лоб.
— Извини меня ради бога, — прошептала она. — Мне показалось, что меня нашла та тварь из Маара, которая связана с Кольером и которая пыталась сожрать меня в Наган-Кархе. Вот прям здесь нашла.
— Это невозможно, — ответил он со спокойной уверенностью. — Ничто из Маара не может воплотиться в нашем пространстве. До сих пор не могло. Возможно, это башня на тебя так влияет. Здесь необычная энергетика… Для меня — это место силы, она мне помогает, когда я устаю или плохо себя чувствую.
Она кивнула, опустив ладони и пытаясь в темноте прочесть выражение его лица, напряженное, словно он чего-то опасался или сомневался. Чувствуя, что снова начинает дрожать, Юлька встала, собираясь вернуться в комнату.
— Давай-ка сделаем тебе горячего вина, — решил он, поднимаясь следом за ней. — Ты иди, я приду чуть позже.
Со страхом она вернулась обратно и зажгла свет. Комната как комната, уютная и совершенно пустая. Погасив свет, она еще некоторое время стояла в темноте, привыкая к тишине, а затем, забравшись под одеяло, принялась разглядывать полоски теней, отбрасываемые ставнями на серый ворс ковра.
Рес появился бесшумно, неся в руках две чашки с ароматно дымящимся напитком.
— Мне тоже не повредит, — печально усмехнулся он, протягивая ей вино. — А то напугала ты меня, — он покачал головой. — Чуть ведь с башни не сиганула, дурочка. Хорошо еще, я крылья внутрь убрал, тогда бы точно… убилась.
Она с благодарностью сжала его руку, возвращая кружку. Вино делало свое дело — сведенные страхом и холодом мышцы расслабились, и она с облегчением закрыла глаза.
— Никто и никогда в этом месте не сможет тебе навредить.
— А Саша… точнее, Нигейр может сюда… прилететь?
— Может, но не станет, — ответил он и успокаивающе погладил ее волосы. — Зачем ему? Тут чужие ему стихии, они сделают его слабее. Да и вредить тебе он не будет. Нет у него причин… Так что считай, что это самое безопасное место в мире.
И через мгновение она ощутила его губы на своих губах. Неожиданное, мягкое и чувственное касание, от которого она вздрогнула всем телом. А потом он ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Проснулась Юлька поздно, и, лежа в постели, со страхом и смущением вспомнила прошедший вечер, снова пытаясь и снова не в силах отделить сон от яви. Выглянув в окно, убедилась, что ветер стих, и что океан залит ярким солнечным светом. Одежда высохла, и она, тщательно приведя себя в порядок, пошла искать хозяина башни, боясь этой встречи сильнее, чем кольеровой твари. В кабинете никого не оказалось, так же, как и на верхней площадке. Юлька спустилась вниз, на второй, на первый этаж, но никого так и не встретила. В кухне на выключенной плитке стоял готовый завтрак, накрытый полотенцем, словно приглашение быть самостоятельной, но она не отважилась хозяйничать в чужом доме. Вернувшись наверх, она даже спустилась по узкой каменной лестнице в спальню и, постучав, осторожно заглянула туда. Пусто.
Ну вот, подумала она. Ты боялась встречи — ее и не состоялось. Что дальше?
Она поднялась на верхнюю площадку. Ветер, соленый и теплый, сразу ударил в лицо. Там, за плоскими зубцами парапета, лежал океан — ярко синий, солнечный, но уже по-осеннему прохладный. Рядом с каменными ступенями, ведущими в широкий проем между зубцами, лежали аккуратно сложенные крылья. Юлька подняла их, горюя. Как жаль, что они порвались… хотя их прекрасно ремонтируют, нужно будет отнести их в мастерскую. Развернув их, чтобы оценить ущерб, она замерла от изумления: они уже были починены, аккуратно и умело укреплены дополнительной тканью в местах разрыва, погнутые направляющие выпрямлены и усилены тонкими стержнями. Медленно, словно нехотя, она надела их, вскарабкалась на парапет между зубцами и плавно шагнула в небо. Сделав несколько расширяющихся кругов вокруг башни, она озиралась по сторонам, ища в небе большую черную птицу, но ее нигде не было.
Вздохнув, она направилась в сторону Альбре, к ближайшему шеадру на Элласар.