Тактика гвендлов всегда строилась на внезапности. Деревни, конечно, обычно не вырезали — но угоняли или убивали лошадей. Пока весть об атаке доносилась до людей барона, разбойники уже путали след и уходили к Восточному Лесу. А уж там преследовать их становилось невозможно.
Кромка колоссального леса тянулась вдоль восточной границы Стирлинга: от почти необитаемых северных гор, за которыми начиналась тундра, до ещё одной горной цепи южнее.
Вдоль леса и протянулся Вудленд, владения Гаскойнов. Многие полагали, что баронский титул для лорда Вудленда слишком незначителен — уж очень обширные земли, да ещё пограничные. Справедливо бы Гаскойну являться виконтом или графом, а скорее — вовсе маркизом.
Ни один другой барон в Стирлинге не имел столько земель и столько вассалов. Однако Гаскойны за титулом повыше не гнались: они пришли сюда баронами и никогда не просили большего. Тем более что титул всё-таки был пэрским, пусть младшим из них — положенные привилегии давал.
Лес уходил на восток невероятно далеко — словно океан. В Стирлинге знали: где-то Восточный Лес всё же заканчивается. За ним живут люди, равно не похожие как на слуг Творца Небесного, так и на гвендлов. Мало кто видел этих людей — а ещё меньше было тех, кто сумел их узнать. Редкие, очень редкие караваны в ту и другую сторону. Поговаривали, будто до другой кромки Восточного Леса — дальше, чем до южного побережья Балеарии.
На этот раз налётчики не смогли помешать сообщению об атаке. Гаскойны делали многое, чтобы наладить связь: ещё прадед барона Клемента организовал цепь аванпостов, способных различить сигналы соседей. Патрули рассылались постоянно. Увы, не всегда это спасало: слишком большие расстояния, слишком мало верных Стирлингу людей.
— Накануне случился… инцидент, милорд. С участием вашего сына.
— Ох, я не удивлён.
— Он случайно встретил нескольких гвендлов и убил их. В одиночку, милорд: говорят — не менее четырёх. Поэтому жители Вулмена были более бдительны, чем ожидали язычники.
— Мой мальчик. — Клемент Гаскойн удовлетворённо улыбнулся, пригладив бороду. — Только какого нечистого он делал там? Я ведь запретил охотиться без свиты!
Сир Киаран заметно смутился при этом вопросе, но суровый взгляд барона вынудил отвечать.
— Говорят, навещал местную девушку.
— Похоже на него. Тогда понятно, почему поехал один.
Сбежавшие из Вулмена вскоре встретили конный патруль: тот отрезал гвендлов от чащи, где легко было затеряться. А далее уже знал, куда гнать. Барон давно составил план загонной охоты на случай подобного набега.
Логан уже должен был выйти из замка, что лежал к Восточному Лесу ближе всех прочих. Ему досталась роль наковальни, тогда как молотом предстояло быть самому барону. Это не глухие гвендлские леса: собственные земли подданные Клемента знали превосходно. Согласно донесениям от передовых отрядов, всё шло по плану.
Возможно, это было немного жестоким решением — но барон сознательно не предпринимал в последнее время серьёзных мер против гвендлов. Нельзя было дать понять Даглусу, насколько его деятельность обеспокоила знать Вудленда: разбойник в этом случае просто затих бы. Где-нибудь на год.
Клемент Гаскойн дал врагу ощутить безнаказанность — чтобы в нужный момент обрушить на него большие силы, действующие слаженно. Однако он надеялся, что момент этот настанет при обстоятельствах менее печальных: не после разорения зажиточной деревни, расположенной так далеко от границы.
Большая цена, но на этот раз Даглусу всё-таки не ускользнуть.
— Что же с Вулменом?
— Всё плохо, милорд. Деревня сожжена, считаные дома уцелели. Очень многие жители убиты. Пока трудно сказать, насколько многие: выжившие разбежались. Поди отыщи теперь да посчитай. Но люди Винслоу говорят, что видели сотни трупов. Скорее всего, барон, выживших очень мало. Почти нет.
Воины Винслоу оказались на месте первыми, хотя Вулмен не принадлежал этому роду. Деревней владел баронет Лорин Абелл, а скромные земли Винслоу с нею только граничили. Сейчас Лорин, ещё очень молодой человек с жиденькой светлой бородой, ехал подле барона.
— Творец Небесный… — барон не перекрестился, а сжал рукоять меча. — Известно ли что-нибудь о Робине? Надеюсь, он не посещал эту свадьбу?
— Мы толком не знаем, милорд. Одни говорят, что он уехал задолго до свадьбы, но другие не уверены в этом. Понимаете, ваш сын… Его ведь не все знают в лицо. Он не афишировал своей личности.
Какое-то время барон мрачно глядел вперёд, сведя седые брови. А после обернулся к Абеллу. Тот выглядел очень взволнованным. Неудивительно: Лорин совсем недавно похоронил сначала отца, а затем старшего брата. Он не должен был править землями Абеллов и уж точно не был готов к такому началу правления.
— Если выяснится, что мой сын был на этой свадьбе…
Барон осёкся. Ему не хотелось даже думать о том, что было необходимо сказать.
— …если вышло худшее, то я созову все свои знамёна. И мы пойдём в Восточный Лес, как в старые времена. Учитывая обстоятельства, милорд, вашим долгом будет не только предоставить людей, но также возглавить их лично. Вы это понимаете? И главное, понимаете ли вы, почему так?
— Да, барон. — голос Абелла прозвучал тоньше девичьего.
— Хорошо. Усвойте урок: кровь подданных пачкает не только руки врага, но и ваши тоже.
Конечно, об уроках молодым вассалам барон Гаскойн сейчас думал в последнюю очередь. Приятное возбуждение от возможности вести воинов в бой померкло: старик вновь с горечью размышлял о том, что сын у него один. Наследовать, случись дурное, лишь женщинам — и что тогда станет с родом Гаскойнов? Неизвестно. Он может и пресечься.
Эта мысль мучила лорда Клемента долгие годы.
Он желал растить наследника настоящим рыцарем, воином — таким и вырастил, как пристало Гаскойнам. Но также ужасно боялся за судьбу дома в случае, если Робин погибнет прежде, чем оставит законных наследников. А возможностей погибнуть, при таком-то характере, у юного рыцаря уже случилось предостаточно.
Следовало как можно скорее устроить свадьбу, но задача не из простых. Принуждать сына к браку не хотелось. А Робин слишком любил женщин, чтобы в ближайшее время захотеть связать жизнь лишь с одной.
Вот и в проклятый Вулмен его привела очередная девка! И в кого Робин таким уродился?.. Сам лорд Клемент за долгую жизнь познал совсем немного женщин: по пальцам одной руки пересчитать. Первая невеста, дочь одного из отцовских вассалов, уж очень возжелала осуществить брак прежде венчания. И хорошо, потому как перед самой свадьбой тяжко заболела. Схватка со смертью вышла короткой.
После молодой Клемент однажды переспал со служанкой — но это лишь потому, что был пьян. Затем — та норштатская герцогиня после столичного турнира: первого значительного, который Клемент выиграл. Репутация у дамы имелась своеобразная, а до чего же хороша была собой… Ну и наконец — законная супруга. Ей барон хранил верность от помолвки до того дня, когда Смерть судила разлуку. И после того дня — тоже хранил.
Словом, лорд Клемент к женщинам всегда был довольно холоден. Сын уже к шестнадцати годам записал на свой счёт больше трофеев. Барон нисколько этого не осуждал — лишь бы не мешало в жизни… А уже похоже, что будет мешать.
Ну да ничего. Раз Робин не афишировал своих визитов в Вулмен — значит, и на праздник едва ли остался. Что касается деревни — беда, конечно… Но далеко не самая страшная на памяти барона. Вудленд переживал много худшее, переживёт и это. Главное — решительно покарать виновных и пресечь возможные беспорядки после.
Посему сейчас — охота.
Две сотни наскребли с трудом. Риган Винслоу практически никого не прислал: часть его людей и так уже участвовала в погоне, а часть находилась в ведении брата — Вилфорда, занятого сейчас другой проблемой. Баронет Абелл проявил полную неготовность к войне. Так что выехали в основном люди самого барона, оказавшиеся под рукой. Некоторые присоединились по дороге: с дозорных постов, из встреченных патрулей.
А ещё, конечно, паладины.
Даже без магистра и его ближайших людей отряд Церкви смотрелся очень внушительно. Денег архиепископ на своё войско не жалел. Даже о таких доспехах, какие носили церковные сквайры, рыцари Вудленда могли только мечтать. Работа лучших столичных бронников, по последней моде. А кони!.. Ещё лучше тех, которых король подарил Клементу двадцать лет назад. Не сыскать во всём Вудленде таких коней.
Жаль только — порохового оружия не имелось. Церковь всегда порицала даже арбалеты. Нытьё священников по этому поводу особо не слушали, однако развитию более современного оружия оно всё-таки помешало. После войны Клемент не раз делился с королём своим беспокойством: Стирлинг отстаёт от веяний времени. Уже в конце сорокалетнего побоища порох играл большую роль — каждый ветеран знал это. Барон слышал: после поражения балеарцы сделали выводы — и сейчас полностью перевооружились, отказавшись от арбалетов в пользу аркебуз.
В Вудленде было всего несколько пушек, совсем немного старых трофейных пищалей. Против гвендлов аркебузы не требовались, разумеется: беспокоился барон за южные рубежи Стирлинга, на случай новой войны. Рано или поздно она случится, вечным мир не бывает.
— Похоже, всё идёт без неожиданностей.
— Помолимся, чтобы вы оказались правы.
Гонец от Логана сообщил: верному вассалу Гаскойнов удалось вовремя вывести отряд наперерез гвендлам. Всадники Винслоу так и не позволили им укрыться в чаще. Теперь разбойникам ничего не оставалось, кроме как идти вдоль реки. Логан шёл по противоположному берегу: не позволял им переправиться, но и не стремился обогнать.
Гвендлам должно было показаться, что вудленцам не хватает людей ни для окружения, ни для уверенной атаки. Необходимо, чтобы Даглус поверил в возможность ускользнуть. Узрел явный путь к спасению.
Ложный путь, разумеется: в ловушку. Ведь именно туда, куда теперь пришлось убегать гвендлам, барон вёл собственный отряд. Проведя на войне полжизни, Клемент Гаскойн превосходно знал: главное — предварительный манёвр, а не сила и храбрость в самой схватке. Хорошее сражение выигрывается до начала.
После бессонной ночи в седле приятно было ощутить: ты ещё кое на что годен! Уже рассвело, когда бронированные всадники, преодолев пролесок, выехали к разрезанному рекой полю. На той стороне виднелись синие знамёна Логана: совсем немного людей, однако всё же больше, чем гвендлы способны одолеть в открытую. Наверняка язычники горько сожалели, что не вступили в бой с патрулём. Да, сумей они победить — то была бы очень тяжёлая победа. Но так спасся бы хоть кто-то из гвендлов.
Теперь же шансов никаких. С одной стороны — река, которую можно даже не пытаться пересечь: люди Логана из воды выбраться не дадут. С трёх других — поле, где пешим никак не уйти от конных.
— Блестяще, барон. — отметил паладин Викентий, оставшийся старшим среди своих братьев.
— Благодарю, но это была лёгкая задача. Даглус — далеко не Гонсало Мендоса, о котором вы так много спрашиваете. Перед нами дикари, хотя в храбрости и силе им не откажешь.
Барон немного лукавил: в качестве командира Даглус вызывал известное уважение. Он ускользал от подданных барона бессчётное множество раз — порой невероятно хитро, порой удивительно нагло. Долго, долго не удавалось перехитрить этого лиса…
Хорошо бы иметь подобного разведчика на войне! Некоторые гвендлы побывали на ней двадцать лет назад. Почти все сражались за балеарцев, конечно же.
Отряд налётчиков насчитывал дюжины три. Немного, однако мужичьё в Вулмене и против такого оказалось бессильно. Всё-таки каждый гвендл рос воином: плохим или хорошим, но воином. О вудлендцах такого сказать было нельзя.
Горстка бойцов выставила круглые щиты, крашеные клановым узором. Позади торчали топоры на длинных древках. Там и лучники есть, сомневаться не приходилось.
Напротив развернулись всадники под тремя знамёнами: белым с чёрным крестом — паладинским, жёлтым с зелёной елью — гербом Гаскойнов, и стягом баронета Абелла. Хоть знамя в замке не забыл — уже неплохо. Научится.
Убегать Даглус явно не собирался. Наверное, в основном потому, что понимал: не убежит. Можно получить удар в спину, пытаясь достигнуть леса, который слишком далеко. Или на том берегу реки оказаться втоптанным в ил конями Логана. Гвендлы пожелали более достойного финала, что в глазах барона было достойным поступком.
— Мы атакуем их?.. — поинтересовался Викентий, уже принявший от сквайра копьё.
Барон покачал головой, едва не опрокинув поднятое забрало.
— Предложим сдаться: сложивших оружие до боя я никогда не казню сразу. Предаю суду. Они откажутся, конечно… Но я должен предложить.
— Благородно и милосердно, барон. Достойно истинного рыцаря и доброго слуги Творца Небесного.
— Если сдадутся, то сир Робин жив. — рассудил сир Киаран Фиршилдский.
Клемент Гаскойн скривился. Если честно, да: то была одна из причин, по которым он не собирался просто скомандовать атаку. Гвендлы могли не узнать Робина, но точно поняли бы, что это знатный человек. Ещё вчера убив такого, сложно рассчитывать на милосердие суда: зачем тогда сдаваться? В противном случае Даглус мог решить сохранить жизни хотя бы части своих людей.
Судил барон справедливо, враги это знали. Казнил только отъявленных, и то не всегда. Ведь иной раз приходилось выкупать своих вассалов, и на такой случай хорошо иметь в темнице уважаемого среди язычников человека. А иные пленные и вовсе крестились, начиная новую жизнь в Вудленде. Барон прекрасно понимал разницу между глупым голодным мальчишкой, впервые пошедшим в набег от безысходности, и отъявленным головорезом.
Лорд Клемент снял шлем: немногим менее дорогой, чем у паладинов, но старомодный.
— К моему слову даже язычники прислушиваются. Сир Киаран, милорд Лорин: едете со мной. И мои сквайры. Паладин Викентий, вы желаете участвовать в переговорах?
— Разумеется.
Оставив шлемы подвешенными на ремнях, без копий, всадники выехали в сторону гвендлов. Там могло быть достаточно лучников, но тучу стрел им не выпустить. А уж если какая-нибудь шальная угодит в чьё-то лицо — такова судьба… Риск невелик. Однако Клемент приказал остановиться довольно рано. Вполне достаточно того, что язычники могут разглядеть барона — убедятся, что парламентёр действительно говорит от его имени.
Говорить поехал сир Киаран. Могло сыграть на руку то, что по крови рыцарь из Фиршилда сам был гвендлом. Хотя могло выйти и наоборот.
Стена щитов разомкнулась. Навстречу всаднику вышел один человек — наверняка сам Даглус. На солнце, неожиданно выглянувшем из-за низко стелющихся облаков, блестела хорошая кольчуга. Меховая накидка, вполне уместная для ночующего в лесу столь холодным летом, порядочно истрепалась — но явно была знаком статуса среди гвендлов.
Даглус вовсе не был таким жутким великаном, как в ходящих по Вудленду байках. Для гвендла он даже оказался мелковат — но было нечто иное, притягивающее внимание. Голову предводителя набега покрывал покрывал трофейный шлем, причём приметный: барбют с очень узкой прорезью и необычным гребнем. Когда-то многие балеарские рыцари носили такие, но в Стирлинге — ох какая редкость.
Барон видел в Вудленде ровно четыре таких шлема. Два из них, будучи ценными трофеями Великой войны, никогда не покидали замков — один как раз хранился в Фиршилде. Два других, один почти копия другого — принадлежали людям, пропавшим без вести в этом году.
Нельзя было не заметить, как нахмурился паладин Викентий. Тем временем голос сира Киарана разнёсся по полю, преодолевая качающий травы ветер.
— Я сир Киаран Фиршилдский! Говорю от имени присутствующего здесь Клемента Гаскойна, лорда Вудленда, Дозорного восточных пределов Стирлинга! Барон не желает боя и предлагает свою милость. Назовись, покажи лицо, и мы будем говорить!
Руки гвендла были свободны, щит висел за спиной, но шлема он не снял.
— Моё лицо почти как твоё, Отступившийся: оно от древней крови Орфхлэйта. Сниму шлем перед бароном, а предателю своего народа могу показать только хер. Желаешь?
— Повторяю: назовись!
— Раз сам барон прискакал с паладинами и мальчиком-лордом — то верняк вы знаете, кто я такой.
— Даю последний шанс назваться, чтобы я знал, кому излагаю условия барона!
Наверняка предводитель гвендлов понял: Киаран действительно не продолжит, не услышав его имени. А переговоров гвендл всё-таки желал. Поэтому заговорил, хотя лицо так и осталось под шлемом.
— Меня зовут Даглус Гэнн. Я арнвейд своего клана, если тебе, Отступившийся, этот титул о чём-то говорит. Что ещё нужно, дабы я поговорил с бароном? Может, хочешь знать моё прозвище? Его дала твоя мать!
Барону этот титул говорил многое. Арнвейдами именовали себя лучшие воины лесных кланов: отличившиеся и храбростью, и умелым командованием. Титул не передавался по наследству и не давал власти сам по себе. В какой-то мере его можно было сравнить с рыцарством.
Дерзость гвендла снова не возымела никакого действия на Киарана.
— Барон Гаскойн, повинуясь принципам рыцарского благородства и великой жалости сердца, предлагает вам сложить оружие! Честью своего рода барон клянётся совершить справедливый суд над каждым и проявить возможное милосердие. А если кто-то будет осуждён на казнь, то он получит быструю и достойную смерть от меча. Если же вы откажетесь сложить оружие, то будете перебиты, а пленённые позавидуют мёртвым!
Барона очень интересовала реакция Даглуса, но также он заметил, насколько напрягся Викентий. Паладин приподнялся в стременах и весь вытянулся, разглядывая гвендла.
— У меня другое предложение для барона. Я знаю, как доконал вас, Пришлые. Знаю, как вы хотите со мной расправиться. А ещё знаю, что слово барона и правда кое-чего стоит: я ведь сам жил среди вас. Я готов сдаться. Берите меня, судите, приговаривайте к чему угодно — и не надо сулить милосердия. Никакой смерти я не боюсь. В обмен желаю лишь одного: дайте уйти всем моим людям.
Теперь барон и сам привстал в седле. Контрпредложений он не ожидал. Даглус продолжил:
— Пусть барон даст слово, что никто не помешает моим людям дойти до Орфхлэйта. По пути они не станут чинить никакого разбоя. Пусть он поклянётся пред всеми лордами да рыцарями на этом поле — и получите меня живым. Иначе обойдётесь трупом, потому что в плен вам меня не взять!
Как ни странно, но тут барону было о чём задуматься. Шанс взять Даглуса живым действительно так себе, а суд над ним для Вудленда стал бы большим событием. Такое поможет успокоить народ после набега: куда лучше, чем просто голова, вывешенная на стене Фиршилда. Правда, о судьбе Робина подобный уговор не давал никаких намёков…
Согласиться? Ну, сколько пленных удастся взять после боя, в котором гвендлы станут сражаться до последнего… Может быть, двоих-троих, пятерых при большой удаче — не больше. Изначально на это барон и рассчитывал: убить людей, посмевших лить кровь в самом сердце его владений, если повезёт — предать кого-нибудь суду при большом стечении народа. Однако возможность гарантированно взять живым лишь одного гвендла, зато настолько одиозного…
А если Робин и правда погиб? Тогда смерть в бою — слишком хороший финал для виновного в ней человека. Нет, за такое Даглус точно должен заплатить иную цену, и пусть пока храбрится, что ему всё нипочём. Когда встретится с сиром Вилфордом Винслоу — изменит мнение.
И ведь никто даже не вспомнит об ушедшем в Восточный Лес отряде, когда Даглус поднимется на плаху. Никто из подданных барона такого решения не осудит. Рассуждения Клемента клонились к согласию, однако он задумался слишком глубоко: не заметил происходящего за спиной.
Видимо, Викентий дал знак паладинами. Сзади застучали копыта — когда барон обернулся, прямо перед глазами уже были белые сюрко, покрывающие полированные доспехи, и белые попоны могучих коней.
— Что происходит?
Викентий уже водрузил шлем на голову.
— Барон, прошу меня простить, но это дело Церкви. Мы уважаем ваши права в этих землях, но есть суд более высокий. Эти люди убили паладина Вермилия! Мы постараемся взять их живыми… или же сами передадим заблудшие души в руки Творца Небесного. Но Церковь не может отдать виновных пред нею вашей воле.
— Что?..
— Шлем. Это шлем Вермилия, у меня нет никаких сомнений.
— Паладин Викентий, я… — барон только теперь осознал, как напрасно не поделился своими соображениями о шлеме.
Викентий уже не слушал. Пришпорив коня, он понёсся вперёд: белый плащ с чёрным крестом красиво развевался за спиной. Такими же блестящими стрелами с белым оперением полетели вслед за ним, из-за спины Клемента Гаскойна, другие паладины.
— Я запрещаю! Вы на моей земле! Церковь не имеет права!.. — прокричал барон, но что было толку?
Вообще-то Церковь имела такое право: гвендлы были неверными, а значит — подпадали под действие грамоты архиепископа, визированной королём и выданной Вермилию. Без сомнения, магистр Тиберий имел те же полномочия. А спорить о том, насколько законно позволять церковникам вершить суд в обход права барона, явно следовало не здесь и не сейчас.
— Бросайте оружие! Или познайте меч Господа истинного!
Даглус не бросил оружие, но и познать паладинский меч ему оказалось не суждено.
Он запустил в Киарана топор, появившийся в руке внезапно. Попал или нет, барон из-за спин паладинов не разглядел. Следом Даглус выхватил длинный кинжал. Клемент успел только удивиться, сколь нелепо воевать с кинжалом против всадников, да вспомнить себя при Тагенштайне. Но драться Даглус не собирался.
Он направил остриё в глазную прорезь своего шлема. Арнвейд Гэннов не соврал: шанса взять его живым не представилось. Тело рухнуло на мягкую траву.
Клемент скомандовал атаку, удержав при том баронета Абелла — пришлось схватить поводья его лошади. Но помощь паладинам не требовалась. Гвендлские стрелы бессильно срикошетили от начищенных доспехов, а лучшие боевые кони Стирлинга набрали скорость очень быстро. Этих коней могли остановить крепкие пики, но не щиты с топорами.
К чести гвендлов, они не дрогнули. Но отвага была бессильна изменить итог: закованные в железо лошади смяли горстку людей и похоронили под собой. Некоторым врагам свезло умереть от меча, прочих просто растоптали. Всё кончилось в одно мгновение. После смерти Даглуса паладины уже не собирались брать пленных.
Барон был зол, но в конце концов — победы слуги Творца Небесного достигли, а ругаться в поле с Викентием смысла никакого. Поговорить с Тиберием, а может — и написать королю… но всё это позже. Клемент толкнул коня в бок.
Киаран сидел возле трупа Даглуса. Полголовы рыцаря — в крови. Она пропитала ворот поддоспешника, ползла алыми ручейками по кирасе, капала на землю с края латного плеча.
— Сир Киаран, вы серьёзно ранены. Сквайр! Сквайра сюда! Нужна помощь!
Барон спешился, охнув от прострелившей колени боли. Тяжело старику и забираться на коня, и слезать с него: обычно помогали оруженосцы, но сейчас лорду Клементу было не до их ожидания.
Плохая рана. Хотя брошенный топор соскользнул по черепу, не повредив его — он всё же лишил Киарана уха и немалой части скальпа. Кровь уймётся — насмерть так не истечёшь. Однако старый рыцарь знал: подобные раны часто гноятся, приводя к лихорадке. Которая уже запросто кончается мучительной смертью. Теперь жизнь Киарана Фиршилдского находилась в руках Творца Небесного.
— Шлем… я узнаю его.
Киаран, ещё не осознавший ранения, вытащил кинжал из черепа Даглуса и снял трофей с его головы. Шлем был важным вопросом, но прежде лорд Вудленда посмотрел в лицо врага.
Гвендл вогнал кинжал себе в глаз: не считая этой раны, лицо не пострадало. Разбойник оказался моложе, чем барон думал — хотя далеко не юнцом. Он коротко, неровно обрезал волосы — такие же медовые, как у Киарана, приличная часть которых болталась теперь на лоскуте кожи. Обычный с виду человек… и столь необычный в действительности.
— Это не шлем паладина Вермилия.
— Что? Вы уверены?
— Абсолютно, милорд. Взгляните.
Рыцарь показал господину левую сторону необычного барбюта. Клемент не сразу понял, что именно должен увидеть.
— Посмотрите на эту вмятину. Ни с чем не спутаю, потому как оставлена она моим мечом. В поединке с сиром Вибертом, на турнире в честь прошлых именин вашего сына.
О да. Барбют сира Виберта Освина был тем самым четвёртым подобным шлемом, что барон знал в своих владениях. Почти точная копия барбюта паладина Вермилия, который Виберт годом ранее видел на большом турнире в Фултоне. Немало денег он отдал, чтобы справить такой же.
— Сир Виберт говорил мне, что не станет исправлять вмятину, дабы помнить о неожиданном поражении. Славный тогда вышел удар… не думал, что сумею победить.
Барон историю о вмятине прежде не слышал. Возможно, её знали лишь два сошедшихся в том поединке рыцаря.
Виберт Освин сгинул по весне: никто понятия не имел, что с ним сталось. Ходили очень разные слухи. Теперь, увы, судьба его стала совершенно ясна. Жаль, очень жаль. Ещё одним ветераном Великой войны меньше: скоро совсем никого не останется…
— Значит, Викентий обознался. Мало что влез, куда не должно — так ещё и понапрасну! А у мёртвых мы о судьбе паладина не спросим…
— Вы расскажете паладину Викентию об ошибке?
Барон задумался. Поглядел на рыцарей в белом, ещё кружащих вокруг тел — и бездыханных, и угасающих. От паладинов в Вудленде по-прежнему выходили одни беды. Право слово — зараза какая-то, не лучше гвендлов! Решение созрело быстро.
— Ну уж нет! Молчите об этом, сир Киаран, и я тоже буду молчать. Чем быстрее уверятся в судьбе своего Вермилия, тем быстрее оставят нас в покое.
Рыцарь гвендлской крови кивнул. Он был надёжным человеком, барон всегда знал это. Ещё с той войны, которую Киаран прошёл оруженосцем. Благородное происхождение — не всегда главное качество. Пусть Киаран был сыном фиршилдского плотника, попавшим в войско барона случайно — пользы от него выходило больше, чем от многих людей древних фамилий. Только бы оправился от раны!
Оруженосцы спешили помочь раненому: Клемент Гаскойн кое-как влез на коня без их помощи. Вдалеке всадники Логана перебирались по броду, глубокому для человека, но подходящему для коня. Люди в жёлто-зелёных цветах сновали вокруг барона. Ветер развернул знамя Гаскойнов — такое яркое на фоне сгустившихся облаков. В небе кружили чёрные птицы.
Похоже, паладины отдавали своим сквайрам распоряжения насчёт тел, и с этим барон мириться не собирался.
— Ну нет, благочестивые паладины! Я уважаю грамоту архиепископа, однако в ней ни слова о мертвецах. Уж будьте любезны, оставьте павших властителю этой земли!
Возражений не последовало, хотя паладины остались недовольны. К барону подъехал всадник в гаскойнских цветах, которого тот не узнал. Странно… было время — помнил в лицо каждого.
— Милорд, как прикажете поступить с телами? Закопать? Бросить зверям в лесу?
Тут уж Клемент Гаскойн не задумывался.
— Нет… Даглус был той ещё гадиной, но также был и храбрецом. С мёртвыми счетов нет. Сожгите их, как принято у гвендлов.
Всадник безмолвно подтвердил, что понял приказ. Барон стянул подшлемник, вытер им лоб.
— Эй, ты! Стой! Ещё вот что: сообщи Логану — ночевать будем в его замке. Это ближе Фиршилда, а я смертельно устал.