Появление наёмников в осадном лагере вызывало всеобщее возбуждение. Большую часть войска составляли ополченцы, только что собранные для подавления мятежа. Столь непохожих на себя людей они прежде не встречали, зато наслышаны о Ржавом Отряде были — в основном, конечно, всяких небылиц.
Вельможи и их приближённые знали о наёмниках гораздо больше. Джамалутдин-паша сразу отметил разницу между теми, кто действительно воевал вместе со Ржавым Капитаном, и прочими.
Первые, хотя и осторожно, но проявляли уважение. Даже выражали уверенность, что уж теперь-то суровый приказ халифа непременно будет исполнен. Вторые в лучшем случае мыслили так: если приговор вынесен, кто-то должен его исполнить — но это не значит, что палач достоин почёта и славы.
Больше всех подкреплению были рады маркитанты, потянувшиеся из попутных городов вслед за армией. Они поначалу рассчитывали на долгую осаду и уже считали в уме барыши. Быстрый штурм города не сулил доходов от торговли. Так что наёмники появились очень кстати — они расставались с золотом и серебром легко.
Всё это пробудило в визире ещё большее любопытство.
— На базаре говорят, что их шлюхи носят украшения дороже, чем у наших жён. Занятное, должно быть, зрелище! Чудно Иам, да святится небесное царстие его, сотворил этот мир: даже на войне мы можем найти нечто забавное.
— Я не слишком разбираюсь в украшениях, визирь. Но посмею посоветовать вам не употреблять этого слова в разговоре со Ржавым Капитаном.
— Которого?
Алим ар-Малави, юноша из очень знатного рода, с наёмниками Висельника уже сражался плечом к плечу. Обо многом говорил тот факт, что он употреблял иное прозвище Шеймуса.
— «Шлюхи». Не скажу, что успел хорошо узнать традиции иноземцев за время похода на Рачтонг, но у Ржавого Отряда всё устроено сложно. Когда они надолго встают лагерем, то живут почти как деревня — если есть дерево, отстраивают что-то вроде форта за пару дней. У женщин, которые за ними следуют, всегда бывает много более важной работы, хотя… их нравы гораздо свободнее наших, это правда.
Визирь, сопровождаемый немногочисленной свитой и личной охраной, шагал от своих богатых шатров к лагерю мураддинского ополчения. Там планировали третий штурм Фадла: следовало появиться лично, пусть Джамалутдин и не собирался командовать.
— Хочешь сказать, что наёмники Шеймуса возят с собой семьи?
Джамалутдин-паша был удивлён. Как визиря, его прежде интересовало одно: оправдывают ли наёмники немалые средства, которые тратятся на их содержание. В тонкости он не вникал.
— Кажется, некоторые да. Эти люди вообще чем-то напоминают большую семью… клан, если хотите. Нам непросто понять народы Ульмиса, даже за несколько лет бок о бок. Им нас — тоже не легче. Я лишь посмел дать небольшой совет, потому что на подступах к Рачтонгу из-за всего этого вышла скверная история. Когда мы заняли первую крепость, некоторые командиры заявили, что их оскорбляет вид шлюх, разгуливающих по замку. Ржавый Капитан тоже оскорбился: отвечал, что найми его король Муанга — шлюхами давно стали бы жёны тех командиров. Едва не кончилось поединком.
О несостоявшемся поединке Джамалутдин-паша краем уха слышал. Но подробностей мураддины особенно не описывали, потому как желающих скрестить клинки с Висельником тогда не нашлось. Едва ли была правдива хоть половина слухов о нём, рисующих скорее демона, чем человека — но под пересудами явно лежала определённая почва.
— Капитан говорит по-мураддински?
— На удивление хорошо говорит, разве только с акцентом. Он неплохо образован.
За усеянным жилыми шатрами полем начинались передовые позиции, где мураддины поставили осадные орудия. Увы, требушеты оказались почти бессильны против стен Фадла, а больших пушек привезли всего несколько.
От фадлских арбалетчиков, лучников и лёгких кулеврин позиции защищала длинная насыпь. На ней Джамалутдин-паша заметил человека, которого сразу узнал, хотя прежде никогда не видел.
Первое, что визирь понял о Висельнике — почему ему дали такое прозвище.
Силуэт Шеймуса и правда напоминал человека, болтающегося в петле. Он сильно сутулился набок: вероятно, из-за уродливо огромного роста. Не все люди вокруг были ему даже по грудь, а уж по плечо — единицы. Крайняя худоба и непропорционально длинные руки усиливали ассоциацию с трупом. Одеждой капитан подчёркивал своё жутковатое сложение: оранжево-красный плащ носил наброшенным на одно плечо, а его камзол не имел тех смехотворно пышных рукавов, что у большинства наёмников. Напротив: плотно облегал иссушенную фигуру.
Капитана окликнули, и он тотчас спустился с крутой насыпи, придерживая одной рукой меч на перевязи, а другой — шляпу. Двигался Висельник с совершенно неожиданной плавностью: можно сказать, почти грациозно. Спустя мгновение скрюченная фигура нависла над визирем и его свитой.
— Большая честь быть представленным вам, Джамалутдин-паша: меня несколько раз принимали при дворе халифа, но вы, верно, посвящали те дни неотложным делам государства.
Капитану пришлось глубоко поклониться, чтобы его голова оказалась почти вровень с головой визиря.
— Я много слышал о вас, Ржавый Капитан, и рад знакомству. Хотя обстоятельства сего отрадного события, увы, и не самые приятные.
Рассмотрев капитана вблизи, Джамалутдин-паша понял происхождение и другого прозвища — которое наёмник сам предпочитал.
Шеймус действительно напоминал человека, покрывшегося ржавчиной: всё его лицо было рябым от бесчисленных веснушек разных оттенков. Кожа будто местами выгорела на солнце, местами впитала грязь и пороховой дым. На лбу и в уголках глаз намечались морщины, впалые щёки покрывала редкая щетина. Цвет волос и не опишешь: то ли рыжеватые, то ли медовые, местами даже каштанового оттенка, словом — такие же, как кожа. Большие, глубоко посаженные глаза также были неопределённо светлыми.
Пугающее впечатление: о таком человеке не могут не сложить мрачных легенд, даже если для обоснованного страха достаточно и правды. На войне полно людей самого грозного вида, но Ржавый Капитан пугал вовсе не подобно какому-нибудь детине со звериной рожей.
Если бы Иам не запрещал изображать людей, а Джамалутдин-паша решил заказать портрет самой Войны — именно таким оказалось бы её лицо.
— Что ж, капитан, давайте пройдём в ставку: говоря по-площадному, в ногах правды нет. Я предложил бы в честь знакомства лучшего вина из своего обоза, но не при свете Иама, да благословит он всех нас. А до заката ещё далеко.
— Не стоит объяснять, визирь. Я предпочту насладиться лучшим вином вашего врага — в его, как я слышал, роскошном дворце. Уж как сложится: до или после заката.
Шеймус говорил вполголоса, но всё равно звучал так глубоко и раскатисто, что не было сомнений: набери капитан побольше воздуха — прогремит на весь лагерь.
Они проследовали к поставленному под навесом столу, за которым простым командирам сидеть вместе с визирем и Алимом не полагалось. Шеймуса безмолвно сопровождали два вооружённых человека в пёстрой одежде и оранжево-красных плащах.
— Достойно уважения то, как славно вы изучили наш язык. Вы речью и манерами производите впечатление образованного человека: признаться, я тому немного удивлён. Приятно удивлён. Не подумайте — нисколько не пытаюсь принизить людей вашего ремесла, однако… Не все воины производят такое впечатление, как вы.
Капитан улыбнулся в ответ, расположившись на дорогом резном стуле — комично маленьком в сравнении с его габаритами. Он явно старался сделать улыбку учтивой, но она всё равно блеснула зловеще.
— Нужно многому учиться, чтобы достичь того, чего мне достичь удалось. Человек, на которого я всеми силами стремлюсь быть похожим, одинаково уместно смотрелся и у солдатского костра, и за королевским столом.
— Воистину, таких людей немного. Жаль, но для бесед у нас мало времени, поэтому сразу задам главный вопрос: возможно ли взять Фадл силами ваших людей… и теми, что поступили в ваше распоряжение?
Ржавый Капитан повернулся в сторону города, хотя теперь и не мог рассмотреть его из-за насыпи. Ответил он не сразу.
— Город богат, а потому и неудивительно, что хорошо укреплён. Но это устаревшие укрепления… устаревшие на сотню лет. Насколько я могу судить, Фадл давно уже не готовили к серьёзному штурму: его должны защищать замки, которые уже в наших руках. Ни рва — даже сухого, ни барбаканов, ни вертикальных бойниц на стене. К тому же в ней пробита брешь. Там мало порохового оружия и, насколько я понял ваших офицеров, немного людей.
Уточнения по военной части привёл Алим:
— Было лишь несколько тысяч, и они понесли потери при штурмах. Но в городе наверняка высок боевой дух: горожане фанатично преданы Камаль-бею. Стену защищают солдаты, но и простые люди наверняка станут отчаянно сопротивляться, когда войска войдут в город.
— Именно это меня беспокоит… — Ржавый Капитан потянулся к блюду с фруктами, выбрав большой персик. — Раз уж брешь пробита, то защитники определённо поняли: их стена отнюдь не неприступна. А терять им нечего, поскольку халиф настроен перебить всех бунтовщиков. Это ведь не какая-то пришлая армия! Каждый из войска Камаль-бея — чья-то родня в Фадле. Посему окончить штурм взятием стен, как зачастую бывает, на этот раз едва ли получится. И нам трудно судить, как они подготовились к бою на улицах.
Джамалутдин-паша не мог понять: то ли Шеймус сомневается в успехе, то ли честно говорит о тяжести предстоящего боя, то ли пытается набить цену своей роли в штурме.
— Но возможно предположить, что вам предстоит, благодаря картам Фадла?
— Да, я изучил карты: многое из них понятно, но не всё. К тому же, раз Валид ар-Гасан и прочие решили отсиживаться в лагере — командовать придётся людям, не знающим города. И кстати, о тех ваших войсках, которыми предстоит командовать… Позволите откровенность? Это паршивые войска. Дрянь, а не пехота.
Прозвучало грубо, хоть и являлось чистой правдой. Солдатское в поведении Шеймуса всё же сквозило: он лишь пытался держаться как благородный человек. Определённо не был таковым.
Капитан продолжил:
— Эти солдаты толком не снаряжены, толком не обучены… А главное, они не горят желанием идти в бой даже теперь, когда прибыли мы. Догадываются о том, что я сам прекрасно понимаю: почему штурму вообще понадобился Ржавый Отряд.
Разговор свернул в не самую приятную сторону, что привело визиря в некоторое замешательство. Он иначе представлял себе Висельника, а потому загодя готовился высокопарно напеть об острой нужде в его войске. Однако следовало попытаться и теперь.
— Ржавый Отряд потребовался потому, что взять Фадл непросто: это вы сами весьма справедливо отмечаете. Вы зарекомендовали себя блестящим пехотным и осадным командиром, а ваши люди прославлены как отважные и стойкие воины.
Шеймус скривил лицо, изобразив на нём усталое выражение.
— Визирь, прошу вас!.. Я видел много войн. Фадл взять трудно, но штурмуй его все ваши силы, а не только ополчение — это удалось бы с первой попытки. Возникает вопрос: почему Валид ар-Гасан и прочие полководцы в бой не идут? Я догадывался об том и по дороге, а когда сегодня оказалось, что нам позволят занять город на три дня и свободно собрать трофеи… Всё стало окончательно ясно.
— Ужели вас не радует богатая добыча, которую обеспечит успех штурма? Ваших людей на этот раз никто не станет сдерживать.
Мураддинские военачальники с самого начала рассчитывали: именно возможность разграбить город будет отличным стимулом для Ржавого Отряда. По сравнению с нуждой перебить и казнить тысячи людей, включая благороднейших, это выглядело не самой великой жертвой. В конце концов, мураддины никак не удержали бы от грабежей и собственную пехоту: разве только могли спасти храмы и дворцы.
Ржавый Капитан рассмеялся, если этот клокочущий звук можно было назвать смехом.
— И радует, и не радует. Мои люди очень любят покорять богатые города. Для них это важно: тем более что последние полгода мы почти всегда сражались в поле. Но я не дурак. Война — всегда дело грязное, а нынче грязь смердит так, что не каждый пожелает запачкаться. Давайте будем честны: дело не в том, что вам не взять город без меня. Просто именно мне такая честь к лицу, правда?
Построенный план беседы рухнул: её уже вёл Ржавый Капитан. Стоило поставить наёмника на место — но осторожнее, чем командиры похода на Рачтонг. Алим не зря поведал визирю ту историю.
— Вы солдат. Более того: наёмник.
— Да, конечно. И не подумайте, будто я требую к себе иного отношения. Если мураддинские мудрецы не напишут в книгах, как Фадл был залит кровью и разграблен под командованием Джамалутдина-паши… или Валида ар-Гасана, или кого-то ещё… значит, напишут про Висельника. Что же? Мало кто в Ржавом Отряде умеет читать, тем более по-мураддински. А мнение двора мне глубоко безразлично. Хочу просто закончить свою работу и уехать.
Визирь вздохнул. Может, Висельник и был жаден до денег с трофеями, но их блеск не ослеплял капитана: он явно понимал, что становиться в глазах мураддинов слишком страшным чудовищем уже невыгодно. А эта грань теперь лежала теперь очень-очень близко.
— Бессмысленно отрицать: на это я и рассчитывал, когда вызывал вас к Фадлу. Для нас удобно, чтобы город брали наёмники. Для вас же сие выгодно — и обещает славную страницу истории отряда. Право слово: не мне вам объяснять, капитан, разницу между героизмом благородного мужа и героизмом простого солдата.
Шеймус фыркнул.
— Героев среди моих людей нет. И знаете, почему? Героизм ничего не стоит. Это лишь душевный порыв… ну, навроде любви. Он не продаётся и не покупается за золото. Золотом оплачивают лишь работу: наёмников или шлюх, например. Ржавый Отряд работает. Без героизма.
— Мы далеко отошли от обсуждения штурма, капитан… — Алим позволил себе вмешаться в разговор.
— А есть ли нужда обсуждать детали штурма с теми, кто не будет в нём участвовать? Вы хотели знать, возьму ли я город? Да, возьму. Думаю, этого ответа достаточно. Халиф платит щедро — а Фадл окажется ещё более щедр, когда падёт. Просто знайте: для меня Фадл… тоже не станет лучшим воспоминанием об этой войне. Что бы ни говорили некоторые мураддины на мой счёт.
— Именно это я и желал услышать, капитан.
Неторопливо жуя персик, Ржавый Капитан поглаживал тигриную шкуру, которой был оторочен его клетчатый плащ. Поговаривали, будто этого тигра он убил в душных лесах Муанга голыми руками. Визирь не особо верил байке — но разговоров о том, что Шеймус гораздо сильнее, чем можно подумать из-за худобы, ходило много.
— Хочу уточнить ещё кое-что, Джамалутдин-паша, раз уж мне три дня предстоит хозяйничать в этом прекрасном городе. Халиф приговорил к смерти всех бунтовщиков и весь род Камаль-бея, я верно понимаю?
— Да. Должны умереть все, кто держит оружие, и от рода Камаль-бея ничего не должно остаться. Такова воля халифа, да будет благословенным его правление. Я… и этого от вас ожидаю. Вы ведь не снискали репутации человека, у которого дрогнет рука?
— Не снискал.
Ни смущения, ни кровожадного воодушевления. Может быть, такие люди и выигрывают войны: те, кто бесстрастно делает необходимое, пока иные стяжают героическую славу?
Однако стоило признать: образ Шеймуса, который сложился среди мураддинских полководцев, в глаза визиря почти рассыпался. Он, возможно, и был чудовищем — но совсем иного рода, чем представлялось большинству. Хотелось узнать капитана получше: таких людей Джамалутдин-паша никогда не встречал.
— Давайте обсудим последнее, капитан. Как скоро можно провести штурм?
— За сегодня всё будет подготовлено, но после моим людям неплохо бы отоспаться: у нас был долгий и непростой марш. Лучше всего пойти на штурм послезавтра на рассвете, а перед тем провести обстрел города. Может, получится расширить брешь. К тому же я хочу ночью послать к стенам разведчиков: посмотреть на укрепления поближе. Командиры ополчения с этим согласны, мы уже всё обсудили.
Алим, хоть и был молод — но уже успел кое-что узнать о войне, столь непонятной визирю. Так что снова счёл уместным вмешаться.
— Обстрел не станет для врага сигналом о скором штурме?
— Они видят наше знамя, и едва ли Камаль-бей не догадывается, для чего Ржавый Отряд здесь. Он тоже прекрасно знает мою репутацию. А ничего особенного предпринять не сможет, раз не имеет сил или решительности для вылазок. На его месте я бы знатно потрепал противника: осада организована, поверьте, не без ошибок… но это уже не важно.
— Да будет так. — визирь хлопнул мясистыми ладонями. — Не стану больше вас задерживать, капитан. Надеюсь, послезавтра мы встретимся снова, но уже во дворце Камаль-бея.
О судьбе Фадла и его жителей визирь в последние недели и так думал слишком много. Довольно с него терзаний: оставалось беспокоиться лишь о том, действительно ли Ржавый Отряд справится с задачей. А в том сомнений имелось немного.