Ирма проснулась от сильного удара по рёбрам. Она не сразу поняла, что происходит.
Конечно, Шеймус не сделал это специально. Повернувшись к капитану, женщина увидела, что он сел на постели и схватился за клинок, который всегда держал рядом. Очень длинный кинжал: человеку поменьше сошёл бы за короткий меч.
Шеймус тяжело дышал. Он сжался, готовый к броску. Направлял оружие в темноту на вытянутой руке — напряжённой и твёрдой, ничуть не дрожащей. Снова ночные кошмары: похоже, капитан метался во сне и нечаянно ударил Ирму локтем.
Никакого врага в их роскошной спальне не было. Обычная история.
Капитан и сам это понял.
— Блядь…
Он отшвырнул кинжал: оружие со звоном улетело под трюмо. За дверьми послышался шум. Это среагировала охрана, всегда держащая ухо востро.
— Всё в порядке! — выпалил Шеймус.
Шум сразу стих. Капитан уткнулся лицом в подставленные ладони и застонал.
Ирма обняла его сзади, покрыла поцелуями плечи и шею. В постели к ним было просто подобраться: это стоя Ирма едва доставала Шеймусу до груди. Закалённое боями и тренировками тело, усыпанное веснушками и пятнами, покрылось холодным потом.
— Успокойся, милый… всё хорошо. Я здесь, я рядом… Что тебе приснилось?
Может быть, битва при Тагенштайне. Или Бахадосское поле. Или тот проклятый горный перевал, или… что сказать, у Шеймуса хватало тяжёлых воспоминаний. Как и у Ирмы, и у кого угодное ещё в отряде. Интересно, крепко ли спят остальные наёмники?.. Большинство — едва ли. Разве только Ангус: ему всё нипочём.
— Яма. — еле прошептал Шеймус.
Ирма знала эту историю. Она была одной из немногих, кто знал — наряду с Ангусом и, может быть, ещё десятком самых заслуженных ветеранов вроде Люльи. Тех, кто сражался вместе с капитаном больше четверти века.
Даже она услышала случайно: Шеймус рассказал однажды, когда был сильно пьян и порядком разбит. Страшная история. Каждый раз кололо сердце, когда Ирма думала об этом — хотя у самой имелась история немногим лучше.
— Всё хорошо. — повторила она. — Успокойся, тебе нужно поспать. Завтра так много дел…
Она уложила Шеймуса, прижала его голову к своей обнажённой груди. Наверное, всякого мужчину это успокаивает. Ирма запустила ноготки в растрёпанные волосы капитана: под лунным светом гвендлский медовый оттенок казался более заметным, чем обычно.
На всякий случай она проверила повязку. Рана, полученная при штурме Фадла, ещё не совсем зажила. Откровенно говоря, заживала она плохо — куда хуже обычного. Кресс объяснял это тем, что ранение само по себе очень неудачное, а капитан вдали от посторонних ушей сетовал: стареет. Дескать, лет двадцать или даже десять назад «такая царапина» (хорошенькие слова для глубокого укола саблей подмышку!) затянулась бы за неделю — но она беспокоила и спустя почти месяц. Правая рука по-прежнему работала хуже, чем нужно.
Понятное дело, что он действительно старел. Никто на пятом десятке не остаётся таким, как в молодости.
Вскоре Шеймус уснул в её объятиях. Ирма любовалась отражением в огромном потолочном зеркале, висевшем над кроватью, где бы хватило места десятерым. Рядом с Шеймусом она казалась совсем крохотной, ребёнком. А капитан выглядел в отражении не так, как обычно. Стоя, он пугал окружающих колоссальным ростом, кривой фигурой и ненормально длинными руками, почти достающими до колен. Но сейчас выглядел как некоторые персонажи древних фресок: идеально сухие, состоящие сплошь из крепких жил.
В темноте Ирма и сама себе нравилась. Ночью в зеркале было не разглядеть так смущавших её крестьянских черт лица — оставалась только фигура, а уж тут лимландка ни на что не жаловалась. Она усмехнулась, представив видимое в зеркале картиной модного художника. Что-то вроде короля и королевы наёмников, а почему бы и нет…
Ирма вспоминала собственный недавний сон. Подобные видения в последнее время повторялись нередко.
Она видела всадника, скакавшего по бескрайнему полю, что поросло высокой травой. Всадника с позолоченной саблей, в богатом чешуйчатом доспехе, совсем не похожем на те, которые носили наёмники. Воин нёсся вперёд, чуть привстав в стременах, и женщина не могла видеть его лицо. Она видела только длинные рыжие волосы, развевающиеся на скаку, и фигуру. Всадник был не настолько высоким и не настолько худым, как Шеймус, но всё равно со спины чем-то напоминал капитана.
Ну нет, уснуть сейчас точно было невозможно. Нужно вино!
Ирма осторожно переложила голову Шеймуса на подушку, слезла с кровати, надела на голое тело халатик из тонкого шёлка. Тихонько подошла к столу, но обнаружила, что графин почти пуст. Там едва осталось на половину бокала.
Половина лучше, чем ничего. Наполнив хрусталь кроваво-красной жидкостью, лимландка вышла на огромный балкон.
— Как в сказке…
Иначе об Альма-Азраке, столице Мураддинского халифата, сказать было нельзя. Возможно, Марисолема могла сравниться с ним в великолепии — там Ирма не бывала, но какой-либо ещё город на свете… Ох, едва ли.
Альма-Азрак полумесяцем раскинулся на берегу огромной бухты: с севера сверкали под луной волны океана, а вдалеке на юге возвышались величественные дюны. Почти все дома здесь — и маленькие, и большие, были выкрашены насыщенным синим цветом. Говорят, именно поэтому столице дали такое название… или всё было наоборот? Из дворца, в котором разместился капитан со свитой и старшими офицерами, хорошо просматривались купола храмов, тонкие силуэты тянущихся к небу минаретов, древний форт на берегу, мачты бесчисленных кораблей в гавани. Казалось, будто порт зарос лесом — настолько много их было.
И разумеется, воистину поражающий своим величием дворец халифа. Огромное здание в форме куба, даже выше храмов — оно просто подавляло человека масштабами. К тому же дворец был сложен из диковинного чёрного камня. Днём причудливые узоры и надписи мураддинской вязью, выведенные на матовой чёрной поверхности золотом, ярко сияли — словно светились изнутри. Сейчас же их не было видно. Своей чернотой дворец немного пугал, тем впечатляя ещё сильнее.
Город был огромен. Больше любого, который Ирма когда-либо видела. Наверное, даже больше любого, какой она могла себе представить. Как хорошо, что до Альма-Азрака не дошла война! Меньше всего хотелось бы увидеть его в огне и дыму, залитым кровью. Даже разграбленный Фадл женщине было самую чуточку жаль, а столица — ещё красивее и величественнее.
Ирма поставила хрустальный бокал на перила из полированного мрамора. Ночной ветер приятно трепал распущенные волосы, задувал в глубокий вырез халата. Совсем не жарко, но и вовсе не холодно — как бывает по ночам южнее, в пустыне.
— Всё спокойно! — перекрикивались на мураддинском стражники.
Действительно, всё было спокойно. Полная луна, мягкий ветерок, запах фруктовых деревьев и сказочно красивый город перед глазами. И вино было вкусным, и шёлк приятно прилегал к коже. После изнурительной военной кампании, продлившейся больше года, всё это по-настоящему ублажало. Даже в Фадле не ощущалось подобного: то была лишь трехдневная передышка, да с запахом гари и крови. Совсем иное дело теперь.
Ирма глядела на север, на чуть рябящий океан. С ума сойти, ведь…
Мать Ирмы за всю свою жизнь покидала родную деревню раза три или четыре — да и то ездила лишь до соседней. Отец пару раз в год бывал на ярмарках в ближайшем лимландском городке. Оба никогда не видели ничего, кроме окрестностей родного дома — живописных травянистых низин, мелких речушек и невысоких холмов. Оба не умели читать и едва ли что-то знали о землях за пределами крохотного Лимланда. Даже никогда не видали холодного океана, омывающего запад Ульмиса, по берегу которого тянулось родное королевство.
То же самое определённо было уготовано Ирме, когда её в семнадцать лет выдали замуж за Михела, зажиточного фермера. Она ведь считалась завидной по местным меркам невестой: большинство лимландок были совсем уж плоскими с обеих сторон. Ирме в этом плане от природы досталось пусть немногое, но хоть что-то.
Они спокойно прожили вместе несколько лет, а потом всё повернулось по-другому. Сейчас Ирма даже не могла толком вспомнить лицо Михела. Да и родителей помнила едва-едва, если честно.
Зато она повидала целый огромный мир. Пасторальные поля герцогств и графств Норштата (пусть к тому времени и напитанные кровью больше, чем дождями), густые леса у подножия гор Ург на востоке. Очаровательные городишки на границе Балеарии и могучие замки на границе Стирлинга. Пышные виноградники Тремоны, лазурное южное побережье, заснеженные перевалы, древние руины бывшей столицы Старой Империи.
А потом были Аззинийские острова, населённые чернокожими людьми, сухие шерские пустыни и душные джунгли Муанга. Сожжённые Рачтонг и Фадл тоже оставили яркие воспоминания.
И теперь Ирма пила вино, глядя в сторону родины с другого края света. В юности она и вообразить не смогла бы подобного. Это действительно была сказка: пусть не из таких, какие станешь рассказывать детям.
«Со временем все воспоминания становятся хорошими» — так говорила мать, и теперь Ирма точно знала, что это чистая правда. Она нечасто вспоминала реки крови, осиротевших детей, страдания раненых, братские могилы, разорённые поселения, голод в осаждённых городах и ярость тех, кто брал эти города штурмом. Те моменты, когда ей было страшно. И когда хотелось не проснуться на следующий день. Гораздо чаще память предлагала что-то яркое, тёплое, светлое.
Стоило ли оно того?
Об этом лучше не думать.
А вот о чём подумать стоило — так это о вине, потому что половины бокала не хватило. Нужно пойти к бочкам, наполнить кувшин заново. Уснуть сейчас в любом случае не грозило, так что…
Осторожно ступая босыми ногами по мрамору, чтобы не потревожить Шеймуса, Ирма вышла в гостиную.
На софе в углу восседал Айко, из-за чёрной кожи почти не заметный в темноте. Его широченная грудь мерно поднималась и опускалась, голова была запрокинута, мясистые ладони лежали на толстом гранёном древке двуручного топора — Ирма за такое толком и не ухватилась бы. Айко редко видели не рядом с Шеймусом, и в сравнении с Ржавым Капитаном он казался вполне обыкновенным солдатом. Но сейчас, когда Шеймуса рядом не было — становилось очевидно, насколько аззиниец на самом деле огромен.
— Не сплю. — пробурчал Айко.
Кто бы сомневался?
Можно было отправить за вином его, но Ирме всегда было неловко командовать. Она обулась и вышла из покоев.
В широком коридоре прислонился к стене Идвиг Дровосек, закутавшийся в «ржавый» плащ, будто замёрз тёплой ночью. Его густая борода странно пошевелилась — видимо, это была улыбка.
— Не спится, Ирма?
— Вроде того. Я за вином.
— Как капитан? Я слышал…
— Всё нормально, не волнуйся.
Ирму очень смущало то, как Идвиг на неё смотрел. Давно уже поглядывал. Она, конечно, убеждала сама себя: мол, они ведь земляки — вот и весь секрет! Но на самом деле женщина прекрасно понимала, что суть в ином. Наверняка понимали и другие. Шеймус по этому поводу вида не подавал, но ситуация Ирме всё равно не нравилась. За десять лет у капитана не случилось повода показать, ревнив ли он — однако никакой человек в здравом уме не захотел бы это проверить.
Шеймус очень редко выходил из себя, но все в отряде знали, как это бывает. Ничего хорошего. Один Рачтонг вспомнить… это было жутко и отвратительно. Даже по меркам войны.
— Давай схожу с тобой? Вальфри сменять меня через час, могу сейчас разбудить. Он мне в карты должен.
— Пусть Вальфри поспит. Что со мной случится? Это же дворец, я на улицу не пойду.
— Хорошо.
Идвиг так улыбнулся, слово хотел добавить нечто вроде «солнышко». Или «милая». Или даже «любимая». Брр! Лучше о таком не думать.
Дворец казался мирно спящим, хотя лимландка прекрасно знала: по его тёмным углам полно вооружённых людей, которые начеку. Как ни прекрасен был Альма-Азрак, ситуация складывалась напряжённая. Пусть верхушке отряда предоставили великолепное жилище, но вообще-то в столице наёмников встретили холодно. Полководцы мураддинов представили всё при дворе чудным образом: будто Камаль-бея они разбили в поле. Разумеется, разбили сами: заслуги наёмников вообще не упоминались.
Не требовалось большого ума, дабы понять: подобная легенда означает, что Ржавый отряд якобы разграбил Фадл просто так. А Фадл был священным городом, и пахло всё это неприятностями. Ирма видела, что Шеймус сильно нервничает. Пусть эмоции капитана почти никто никогда не мог прочитать, но она-то умела. И даже вечно беззаботный Ангус казался каким-то не таким весёлым.
Ничего, они разберутся. Ирму сейчас интересовало только вино.
Чтобы добраться до желанного напитка, нужно было спуститься вниз и пересечь внутренний дворик. Держа подмышкой кувшин, Ирма вышла под открытое звёздное небо — и не поверила своим глазам.
Узкий дворик, выложенным похожими на шахматную доску чёрно-белыми плитами, должен был пустовать — в крайнем случае один-два часовых. Однако здесь оказалась целая толпа народу — и на это никто не обратил никакого внимания.
Да что уж там: это не обычная толпа.
Разодетые в шелка и сатин люди казались свитой какого-то очень богатого, знатного человека. Все они были вооружены, многие — одоспешены, но клинки и броня выглядели странно. Ирма ещё никогда не видела подобного. Кожа большинства этих людей оказалась тёмной, однако черты лиц ей совершенно не соответствовали. Никаких толстых губ, широких носов и мощных бровей аззинийцев. Да и на мураддинов эти воины не походили.
Но ещё более удивительным оказался человек, которого они сопровождали.
Он въехал во двор верхом на верблюде. Слуги склонились у бока животного, образовав собой лестницу: один чуть опустил голову, другой согнулся пополам, третий встал на четвереньки. Господин сошёл по их спинам на землю.
В отличие от слуг, его кожа была бледной, похожей на тонкую рисовую бумагу — прямо как у Ирмы. Он оказался совсем юным, не старше двадцати. Загадочный господин не носил выше пояса ничего, кроме несусветно вычурной короны — а ниже был облачён в сотканные из удивительной ткани шаровары и остроносые сапоги из переливающейся в лунном свете кожи.
Ирма разинула рот от удивления и не могла пошевелиться. Не могла даже закричать, хотя это очень хотелось сделать — происходило что-то… не то.
Юноша приблизился. Он был очень красивым, но скорее красивым по-женски — отчасти даже напоминал девушку. Хоть одежды выше пояса не было, из драгоценностей странный гость носил не только корону. Он оказался весь увешан браслетами, цепочками и перстнями, тут и там хрупкое тело покрывали серьги. Словно древний золотой идол.
— Не бойся меня, Ирма. Я не враг тебе, не враг Заржавевшему человеку и его людям. Я пришёл с миром. Я пришёл из любопытства.
Женщину это не очень убедило. Она отступила на пару шагов и охнула, ощутив спиной стену.
— Кто вы?..
Юноша улыбнулся. Его зубы были идеально белыми и идеально ровными — красивее любимого жемчужного ожерелья Ирмы.
— Ты много раз обо мне слышала. Когда местные человеки славят Иама и проклинают Амоама — они так или иначе говорят обо мне. Но я не люблю эти имена. Когда-то давно, ещё до прихода мураддинов, меня называли Отцом Пустыни. Но и это глуповато: ведь я не порождал её, а только получил в дар. Не люблю этот пафос. Я лишь пыль и песок, я сухой ветер и полуденный зной, я мираж среди барханов. Однако моё истинное имя ты едва ли выговоришь. Так и быть: зови меня Отцом Пустыни.
По внешности загадочного человека и его свите трудно было сказать, что он скромен. Но спорить Ирма, конечно, не стала.
Отец Пустыни продолжал тепло улыбаться. Несмотря на весь ужас, который лимландке внушала ситуация, в нём самом действительно не ощущалось угрозы. Ирма всё равно невольно схватилась на равносторонний крестик, болтавшийся на шее. Юноша вздохнул.
— Не нужно, Ирма. Во-первых, я правда тебе не враг. Во-вторых — тот, чей символ ты носишь, слишком далеко. И давно безмолвствует. Он ничем не помог бы тебе, даже будь это нужно.
— Откуда вы знаете?.. — единственное, что удалось вымолвить вмиг засохшими губами.
— Я ведаю все дела мира, таков мой особый дар — особый даже по меркам тех… к кому я принадлежу. Именно потому и захотел взглянуть на тебя.
— Я?.. Что?.. Почему?..
— Я узнал, что Книжник покинул свой остров и направился в Ульмис. Узнал, что затих тот, кому молятся на твоей родине. Узнал, как испуган этим Князь на востоке и что задумали Сёстры из его леса. Новая книга уже пишется, и когда оказалось, что кое-кто из её важных героев сейчас в моих землях… Раньше было любопытно, но теперь эта история захватила всё моё внимание.
Книжник и книга? Князь и сёстры? Ирма ничего не могла понять, кроме одного: юноша пытается поколебать её веру в Творца Небесного. А женщина веровала пусть не слишком истово, но больше многих. Конечно, стать героиней чьей-то книги приятно — особенно важной героиней, раз уж всё выходит так. Но…
Отец Пустыни взял Ирму за руку, чему она не смогла воспротивиться. Кожа юноши была холодной и сухой, но очень мягкой. Нежное прикосновение. Шеймус прикасался к ней совсем не так.
— Ответь мне на один вопрос.
— Вы же ведаете все дела мира?.. — дерзость вырвалась как-то сама собой.
Отец Пустыни не разозлился. Он звонко, музыкально захохотал.
— А ты отважная женщина! Это чудесно. Да, я ведаю все дела мира, но мне интересны мысли тех, кому Книжник отвёл столь важное место в своём новом труде. Поэтому всё-таки ответь… Ты ведь любишь Заржавевшего человека, правда?
— Да.
— Несмотря на то, что он с тобой сделал?
Ирма хотела сказать, что давно обо всём забыла, но эти слова буквально застряли в горле. Лгать самой себе ещё можно, но Отцу Пустыни — явно бессмысленно. Ирма не забыла ничего. Ни одной самой маленькой детали. Она выкинула из-под рыжей шевелюры очень много дурного, что случилось в жизни, но только не это.
— Ирма, ответь на мой вопрос, и тогда я отвечу на два твоих. О чём угодно. Хорошая сделка?
— Я давно ему всё простила.
А вот это было правдой.
— Да, я это знаю. Хороший ответ. Раз так, то послушай: ты должна позаботиться о Заржавевшем человеке. Он силён, возможно — как никто из живущих сейчас. Могуч телом потому, что ещё мощнее духом. Однако он всё-таки лишь человек. И ему не справиться в одиночку со всем тем, о чём нынче пишет Книжник. Но он должен. Есть те, кто рождены, чтобы победить. Понимаешь?
Женщина вспомнила, что Шеймус с месяц назад произнёс то же самое. В дурмане, страдая от потери крови, почти засыпая… Он ли говорил с Ирмой тогда?
— Я понимаю.
— Хорошо. Каковы два твоих вопроса?
— Всё кончится хорошо?
— Нет. Как бы ни сложилась эта история, Книжник не задумал счастливого финала: ни в одном из всего множества вариантов, которые я вижу и которые выбирать человекам. Но поверь, ты не будешь сожалеть. Трудно объяснить, почему: не поймёшь. Но ты вспомнишь мои слова после.
Странно, что она вообще задала столько пространный вопрос. А вот второй вышел простым и естественным.
— Я ещё увижу Лимланд?
Юноша покачал головой.
— Нет. Ты увидишь очень многое, тебе предстоят удивительные вещи. Даже вообразить их сейчас трудно. Но домой ты больше никогда не попадёшь. Прости.
Жаль, но это было не самое страшное, с чем Ирма сталкивалась в жизни. И уж точно не самое ужасное, что она могла представить.
А затем всё рассеялось. Ирма только услышала звон, с которым разлетелся вдребезги кувшин, выскользнувший из рук. Ничего больше не было во внутреннем дворике: ни Отца Пустыни, ни его свиты. Только слышался топот: это спешил на помощь Идвиг, сжимающий алебарду.
— Ирма! Ты в порядке?!
Она не нашла слов, чтобы ответить.