В комнате царил полумрак. Впрочем, нет: даже не «полу». Скорее то была почти полная темнота, лишь чуть-чуть нарушаемая мерцанием нескольких свечей и тусклым светом углей. Глаза Алима не сразу привыкли к мраку. Все остальные помещения великолепного дома освещались ярко, и вот только тут…
Его отец восседал, скрестив ноги, в окружении множества подушек. Перед ним на низком столике стояла шахматная доска: партия близилась к финалу. Старик смотрел на фигуры так пристально, словно хотел сдвинуть одну из них взглядом. Иссушенное, испещрённое глубокими морщинами лицо сморщилось сильнее обычного. В костлявых пальцах Усман ар-Малава сжимал мундштук кальяна. Он размеренно курил: дым достигал доски, стелился по её поверхности и клубился между фигурами. Будто две армии сражались в тумане.
Алим молчал: он знал, что пытаться начать разговор бесполезно. Отец заговорит лишь тогда, когда сам захочет. Поэтому тишину нарушало только бульканье воды в колбе при каждой затяжке. Когда старик втягивал очередную порцию дыма, угли начинали светиться сильнее — и позволяли на миг увидеть его пожелтевшие глаза. Усман даже никак не показал, что заметил появление сына. Хотя заметил, это точно.
— Что ты думаешь о партии, сын?
— Кажется, она почти проиграна.
Не было смысла юлить перед отцом, пытаться ему угодить. Усман ненавидел лицемерие и лесть: не из-за высокой морали, просто слишком много повидал лицемеров и льстецов. Ему надоело.
— Ты прав. Ты хорошо понимаешь шахматы. Что же, я играю с очень мудрым человеком. Таким, каких в Шере сыскать трудно. Не зазорно проиграть ему. Тем более что…
Он ещё раз затянулся, выпустил дым через ноздри.
— …что я всё-таки ещё не проиграл.
Играть в шахматы Алима учили с раннего детства. Как и сидеть на коне, рубить саблей, стрелять из лука, охотиться с соколом, сочинять стихи, наблюдать за движением звёзд, читать и говорить на иноземных языках. Юноша получил блестящее образование, хотя был всего лишь третьим сыном Усмана: к роли наследника его не готовили.
Усман имел далекоидущие планы на каждого своего родственника. И в каждого вкладывал все усилия. А уж в сына, пускай и младшего…
— Халифу наплевать на Мансура. Он выслушал жреца вполуха. У него дюжина новых диковинных наложниц, думает только о них.
— Вы уверены, отец? Я имею в виду… источник надёжный?
Усман раздражённо фыркнул. Глупый вопрос!
— Халиф ещё не успевает встать с ночной вазы, а мне уже докладывают о цвете и вкусе его свежего дерьма. Источники надёжные. Понимаешь, что всё это значит?..
Алим задумался. Досконально изучив все базовые науки, к более высоким он пока только подступался. Всё-таки едва исполнилось двадцать лет: рано для искушённости в политике.
— Сулим начнёт действовать самостоятельно?
— Обязательно начнёт. Уже начал. К сожалению, он абсолютно безнадёжный дурак, а действия дурака просчитать нелегко. У меня есть основания полагать, что он попытается убить Висельника.
— А у него получится?
Алим не слишком хорошо представлял, какие силовые возможности находятся в руках верховного жреца Иама. Отец опять надолго замолчал, только вдыхал и выдыхал дым. Юноше и самому захотелось покурить: всегда помогает думать.
— Если получится — это плохо. Святой полудурок наверняка думает, будто стая без вожака не стоит ничего. Судя по всему, что я узнал из твоих донесений за время войны, это не так.
— Безусловно не так. Эти люди не разбегутся и не растеряются, если только не лишить их всех командиров разом. А это… ну… это крайне сложно.
— Верно. Беда в том, что если у него не получится…
Алим и сам прекрасно понимал, что тогда ситуация станет ещё хуже. Если Шеймуса попытаются убить, он уж верно не побежит из города. Он ответит, как это было в Рачтонге — Алим видел всё собственными глазами. Что вышло, когда муангцы решили устрашить врага видом пленных, насаженных на колья. Им показалось — это будет деморализующим зрелищем. Алиму довелось узнать: у ужасов войны совсем иное лицо. То, что учинил в ответ Ржавый Капитан, сломило даже видавших виды.
Однако размышлять — не задача Алима, ему полагалось действовать. Юный аристократ понимал, что отец отнюдь неспроста послал его на войну, которую так не одобрял. И вовсе не случайно давал поручения, раз за разом сводившие Алима с наёмниками. Эти люди сразу же вызвали у мудрого Усмана живой интерес — при том сам он держался в стороне и ни разу с Ржавым Капитаном даже словом не обмолвился.
— Что мне делать?
— Тебе стоит развить своё знакомство с Висельником. У наёмников много свободного времени, ты без труда навяжешь свою компанию. Заодно передашь кое-что. Только не лично: придумай, как. Но это потом.
— А что сначала?
— Корабли.
Юноша и раньше предполагал, что исполнять обещание отца визирю будет именно он. Ну что же: балеарский язык Алим знал великолепно, а также много лет увлекался культурой и историей Ульмиса. Такое задание не представляло для него сложности.
— И о чём мне говорить с балеарским посланником?
— На кораблях нет никакого посланника. Только ряженый под него паяц. Познакомься с капитаном эскадры: он сам задаст вопросы, а ты отвечай. И расскажи всё мне после. Капитана зовут Вальверде, он уже ждёт визита. И да: тебе также следует познакомиться с людьми, которые гостят в нашем доме.
«Гостят» — такое себе слово. Эти люди прибыли глубокой ночью, вошли через задние ворота и не показывались из своих покоев. Алим не знал о визитёрах совершенно ничего, и никто в доме не знал, кроме самого хозяина. Здесь никогда не задавали лишних вопросов… но теперь настало время.
— А кто они?
— Люди моего друга. Старика, который живёт на горе.
Ах вот оно что… Ситуация становилась всё тревожнее, но приятно щекотала в животе ощущением опасности. Алим на войне успел выработать вкус к нему.
Усман снова замолчал, уставившись на доску. Его сын сразу понял: разговор окончен. Настало время действовать.
***
Если сменить дорогие одежды на что-то попроще, Алиму становилось несложно затеряться в толпе. Конечно, он обладал благородными чертами лица, но в целом был вполне обыкновенным: не слишком высокий, не слишком широкий в плечах, не худой и не полный. Таких людей в Альма-Азраке великое множество. Повязав на голову платок и переодевшись в простой халат, сын Усмана ар-Малави добрался до порта, не обратив на себя никакого внимания.
По дороге он видел множество людей в оранжево-красных цветах: уже совсем стемнело, наёмники кутили. Окрестности столичного порта никогда не жили по правилам, установленным Иамом. Тут повсюду стояли злачные заведения, где и засветло охотно наливали хмельное, вовсю предлагали маковое зелье, бханг и многие другие субстанции. Иам не запрещал их людям, в отличие от вина при свете солнца, однако и не одобрял.
А уж найти здесь продажную женщину вовсе было делом пяти минут. На любой вкус и кошелёк.
Помолвка Алима была заключена уже давно, однако с невестой доводилось лишь гулять под руку в саду, ничего больше. Юноша до сих пор так плохо знал Лейлу, что даже не мог поселить её в своих фантазиях: как-то неудобно было и представить суженую голой. Если бы не война, он до сих пор оставался бы девственником. Но пребывание при штабе Ржавого Капитана очень быстро исправило это досадное недоразумение. Шеймус в два счёта раскусил определённые волнения Алима и заявил, что война — дело мужчин, а не мальчиков, потому познать женщину юноше стоит незамедлительно. Отряд стоял тогда в Сиан-Мае, без боя сданном муангском городе, а порядки Муанга совсем не напоминали мураддинские. В городе царил настоящий разврат. Отказаться от участия было не с руки. А там уж завертелось…
Ночью порт Альма-Азрака не гудел так, как днём: весь шум смещался в его пьяные предместья. Однако всё равно было достаточно оживлённо. Где-то до сих пор грузили товары, где-то разгорались ссоры, где-то уставшие таможенные чиновники продолжали улаживать формальности. Главный порт Шера ломился от кораблей, каждый день прибывали и убывали десятки судов со всего света. Ходили сюда и из Муанга, несмотря на военные запреты, и из других шерских государств, и с Аззинийских островов, и из Ульмиса. Балеарцы, тремонцы, лимладцы — в изобилии.
Но эти четыре корабля под флагом Балеарского королевства — красным кругом на лазурном поле, не вошли в порт. Они бросили якоря на рейде и теперь возвышались могучими тенями в свете луны. Два огромных боевых галеона, изящная каравелла поменьше и лёгкое разведывательное судно. Впрочем, даже на этой шхуне могло оказаться больше пушек, чем на флагманской галере флота Мураддинского халифата.
Алим знал, на каком пирсе искать людей с этой эскадры.
Дорогу ему преградил очень необычный человек: никого подобного Алим раньше не видел. То был мужчина совсем крохотного роста, очень худощавый, но явно великолепно тренированный. Его лицо имело странный оттенок: то ли красноватое, то ли желтоватое. Узкие глаза напоминали по форме наконечники копий. В них словно было что-то муангское… но нет. У муангцев тоже узкие глаза, однако не такие. Совсем не такие. Жёсткие чёрные волосы незнакомца были собраны в косичку.
Он носил странные одежды, пёстрые и очень свободные, был обут в деревянные сандалии, а руки держал на рукоятках двух мечей: один длинный, другой заметно короче. Мечи изгибались подобно мураддинским саблям, но при том казались увесистыми — как оружие наёмников. И рукоятки с небольшими круглыми гардами. Очень необычное оружие. Очень необычный воин.
В конце концов, это был кто угодно, но только не балеарец.
Диковинный воин молчал, лишь сверлил Алима взглядом — наверное, и его клинки были не такими острыми, как этот взгляд. Он стоял в одновременно напряжённой и расслабленной позе.
Немая сцена затянулась, но тут между Алимом и незнакомцем возник другой человек: тощий и долговязый, с пышной рыжей бородой и изогнутой трубкой в зубах, в простой моряцкой одежде. Типичный лимладец.
— Алим ар-Малави? Ох-хо, какая честь! Мы премного рады видеть вас! Не сочтите за оскорбление то, как ведёт себя мой добрый друг! Мы неспроста зовём его Тишайшим: поверьте, он вообще ни с кем не говорит! Говорит только на одном, кхым, языке, да вот только вам точно ни к чему подобная, хо-хо, беседа! Соблаговолите ступить на нашу шлюпку, уважаемый! Вальверде уже ждёт! Ах, я не представился? Нижайше прошу извинить! Меня зовут Вильгельм, можно просто Вилли. Пойдёмте же, пойдёмте!..
Вскоре Алим сидел у кормы шлюпки, а Вилли и Тишайший усердно работали вёслами. Усеянный всевозможными торговыми судами порт остался позади, а военные корабли на рейде приближались. Алим уже мог различить названия галеонов. Один именовался «Гнев королевы Анхелики», а другой — «Дочь морей». К нему-то и гребли: похоже, флагман.
Лодка стукнулась о борт «Дочери морей», сверху сбросили верёвочную лестницу.
— Надеюсь, господин Алим, вы осилите подъём?
— Я в хорошей форме, не волнуйтесь.
Занятно, что до сих пор он не видел среди балеарских моряков ни одного балеарца. На палубе Алима встретили чёрные лица аззинийцев, ещё кто-то рыжий… а, вот: первый человек, который хотя бы похож на балеарского подданного.
Команда «Дочери морей» мало напоминала военных моряков. И ещё меньше — моряков мирных. Глядя на этих головорезов с разных концов света, одетых броско, вооружённых кто чем горазд, обильно увешанных украшениями — Алим подумал, что именно так представляет себе пиратов.
— Это Алим! Тот самый! Скорее проводите его!
Вилли куда-то исчез, да и Тишайший остался на палубе. К капитану Алима провожал немолодой матрос с бельмом в глазу, отрезанной по локоть правой рукой и склеенными в странное подобие кос волосами: будто жирные черви.
«Дочь морей» производила впечатление не только размерами. Насколько мог судить Алим — самый современный такелаж, а на палубе идеальный порядок. Она вылизана лучше, чем дворец халифа. Наверняка и пушки на двух орудийных палубах просто великолепные. А моряки хоть и казались расхлябанными на первый взгляд, но имели отличное оружие и явно умели им пользоваться. Да к тому же каждый — при деле.
Этот корабль один стоил половины халифатского флота. Последнее слово судостроительной мысли: воплощённые мощь, стремительность, грация. Крепкое, прекрасно обработанное дерево. Дощечка к дощечке: палуба почти не скрипела под ногами. Толстые мачты, собранные в сложные узлы канаты, сочетание прямых и косых парусов. Ход у корабля должен быть отличный, даже против ветра. А уж как даст залп… сколько пудов чугуна за раз направляет в цель?
Интересно, сколько всего под балеарским флагом таких судов? Наверняка много. Королеве Анхелике достался, пожалуй, самый сильный флот в мире. Великая армада, несмотря на проигранную войну.
Под палубу вёл узкий люк, за ним — крутая лестница. Конечно же, внутри оказалось темно, тесно и душно, но чего ещё ожидать от корабля? Однорукий моряк ориентировался здесь уверенно, а Алиму только и оставалось, что держаться за едва различимым силуэтом. Наконец перед юношей открылась дверь в кормовую каюту.
— Алим ар-Малави, полагаю? — послышалось из тёмного угла.
Голос был довольно высоким, но пропитым, прокуренным и искорёженным морской сыростью.
— Да. А вы капитан Вальверде?
— Адмирал Вальверде, прошу заметить. С некоторых пор — адмирал королевского флота Её Величества, хей!
Теперь Алим окончательно убедился, что перед ним самые настоящие пираты. До недавних пор, конечно.
Внешне Вальверде не очень впечатлял — разве что развороченной щекой, жуткое увечье которой переходило в мужественные шрамы на подбородке. Он был совсем маленького роста, хрупок сложением — если миниатюрный Тишайший выглядел сильным бойцом, то про адмирала нельзя было сказать и этого. Черты начисто выбритого лица вкупе с безупречным произношением выдавали настоящего балеарца. Вальверде носил блестящие сапоги выше колен, красивый морской камзол и лазурного цвета платок на голове — повязанный не на мураддинский манер, конечно. В ушах сверкали серьги — простые золотые колечки. Адмирал протянул Алиму руку: тот увидел синеватые татуировки на кисти и пальцах.
— Как мои корабли? Команда любезная?
— Ваши корабли великолепны. И на приём со стороны команды не пожалуюсь.
— Благодарю. И рад. Вы складно говорите по-балеарски: лучше большинства моих парней. Радость! Желаете рому?
— Благодарю, не стоит.
— А я выпью.
Вальверде извлёк откуда-то большую бутылку, вытащил пробку зубами. Несмотря на отказ Алима, плеснул в две серебряные рюмки, стоящие на небольшом столике. Каюта адмирала напоминала размерами туалет в доме ар-Малави, но юноша понимал: для корабля и такое — роскошь. Кроме стола, тут помещалось несколько стульев, два больших шкафа, забитых книгами и свитками, а также рундук, явно служивший одновременно и кроватью. В стене напротив, части кормы галеона, были проделаны большие окна: через них открывался прекрасный вид на огни Альма-Азрака. Даже в темноте различались очертания циклопического дворца халифа.
— Итак, Алим. Слыхал, Висельник добрался до столицы?
— Да, это так. Ржавый Отряд уже больше недели в городе. Война с Муангом окончена, мятеж на юге страны тоже.
— Да, я слышал. Жаль, когда война заканчивается. Без войны жизнь похожа на айран, а кому охота пить айран? Ром надо пить. Вы пейте, пейте.
— Более не смею вам отказывать.
Алим впервые в жизни попробовал ром. Он вообще никогда не пил ничего хмельного, кроме вина. Непривычная крепость ударила по горлу: пришлось напрячься, чтобы проглотить эту огненную жидкость. На глазах даже проступили слёзы. Однако это было довольно вкусно.
— Вы, Алим, воевали?
— Да. Больше года.
— И вы воевали вместе с Висельником?
— В том числе.
— Какое впечатление он произвёл?
Интересное направление беседы. Хотя Алим догадывался, что задание связано с наёмниками.
— Ну… он прекрасный командир. Хотя его методы многие из нас находят слишком суровыми. И… ну… он не всем приятен. Жёсткий человек. Но Ржавый Отряд впечатляет дисциплиной и выучкой. Капитан тщательно муштрует войско и очень хорошо управляет им. Солдаты организованы и хладнокровны в бою, хотя… не очень сдержаны за его пределами. Великолепное войско, и это явно полностью его заслуга.
— Хей, да вы впечатлены. Висельник до сих пор сражается сам?
— Всегда. Это великолепный боец, несмотря на возраст. В Фадле он убил сына мятежного бея голыми руками.
— Хей! — адмирал Вальверде рассмеялся. — Вот это на него похоже! Старый козёл не изменяет привычкам. Всегда любил убивать руками, все знают. Форс у него такой. На первый взгляд кожа да кости, но людей ломает… что куклы.
Похоже, Вальверде был давно знаком со Ржавыми Капитаном. Адмирал тоже выглядел лет на сорок или того больше: возможно, ещё в Великую войну успел повоевать. Алим недурно знал историю того конфликта.
Вальверде плеснул себе ещё рома — и рюмку Алима освежил, несмотря на его застенчивый протест. Адмирал выпил сразу, залпом, и налил ещё.
— Я слышал, при нём женщина. Он женился?
— Ну… не знаю, как сказать. Он не называет её женой. Но они живут… ну… вроде бы как муж и жена. Она лимландка.
— Лимландка! Рыжая, значит. Похоже на него. Привычки старой сволочи неизменны. Забавно. Мир, сука, меняется быстрее, чем ядро летит. Не успеешь ветру пустить, как мода новая. Годы — что волны об штевень бьются. Но мы храним привычки. Я пересел с галеры на галеон, Висельник — с алебард и пищалей на пики с аркебузами. А привычки при нас. Забавно, хей… Хоть я балеарец, а Висельник — гвендл, но мы одной крови, так сказать.
Вальверде стянул с головы платок, обнажив коротко остриженные волосы. Поднялся, прошёлся на каюте, встал возле окон — в них заглянула луна, залив помещение холодным бледным светом. И тут Алим, как раз решивший ещё раз попробовать ром, поперхнулся.
Он понял одну вещь, совершенно не очевидную на первый взгляд. И совершенно поразительную.
Перед ним была женщина.
Довольно мужеподобная, побитая морской жизнью, с изуродованным в бою лицом, говорящая о себе в мужском роде. Но женщина, вне всяких сомнений — теперь это стало заметно. Конечно, Алим не решился сказать что-то на эту тему. Вальверде наверняка заметила, что он всё понял, но вида не подала.
Женщина, командующая серьёзной военной эскадрой. Женщина, определённо очень опытная в войне и морском разбое. Чудеса! Алим отродясь и не слыхал ни о чём подобном.
Она снова села напротив, достала маленькую трубку и мешочек, из которого донёсся запах бханга — ни с чем на свете не спутаешь.
— Я понимаю, что ситуация непростая сложилась. Мне, Алим, нужны подробности. Рассказывайте.