Рин очнулся и понял, что его куда-то волокут. Запястья оказались связаны за спиной, но явно лишь для того, чтобы двоим мужчинам было удобно ухватить его под руки и тащить. Сопротивляться Рин нынче едва ли был способен — да и не хотел. Ноги бессильно болтались позади, но Рин чувствовал, как их пальцы касаются каменного пола. Наверное, ходить он ещё сможет, но точно не сейчас.
Он не сразу вспомнил, где находится и как попал сюда.
Если точнее — первым делом вспомнил, что не знает, где именно находится. Какие-то застенки, но вот чьи именно — до сих пор можно было только гадать. Скорее всего, он по-прежнему в Кортланке, и в этом подземелье Конгрегация чистоты веры работает с врагами Церкви. Да, похоже на правду. Скорее всего, именно люди префекта Конгрегации, епископа Корнелия, схватили Рина с друзьями. Это логично. Хотя и не факт: никто ведь ничего не объяснял. Лишь задавали вопросы, и то не очень часто. В основном пытали.
Это точно подземелье — ясно по сырости и окнам под потолком, в которых иногда мелькали чьи-то сапоги. Что Рин всё ещё в Кортланке, а не за пределами столицы — только предположение. Что было между арестом и первыми допросами, Рин совершенно не помнил. Впрочем, он и допросы-то помнил очень плохо. Было очень больно: вот это запомнилось.
Перед глазами были только камни пола: шее не хватало сил, чтобы приподнять голову. Но зато Рин кое-что слышал. Не только шаги здоровяков, тащивших его по коридору — кто-то ещё шагал позади. Цок, цок, тук. Цок, цок, тук. Это человек со шпорами на обуви и тростью. Уверенные шаги, так что трость незнакомцу потребна не от немощи: просто аксессуар.
Интересная деталь. Священники с тростью просто так не ходят. Это человек придворный. И вовсе не старой закалки: модник. Молодой. Или, может быть, иностранец? Но даже если так — это не значит, что Рин не в руках Конгрегации.
— Тяжёлый, сука…
Как помнится, для допросов Рина из камеры никуда не выводили. Может быть, именно поэтому. Зачем же вынесли теперь?
— Стоило работать аккуратнее. — послышалось из-за спины. — Ваше счастье, что дорогой гость жив. Я бы сильно расстроился, пройди долгожданная беседа в неполном составе.
Значит, хотя бы кто-то из остальных тоже здесь. И тоже пока не отдал душу Творцу Небесному. С одной стороны, это отрадно. С другой — очень большой вопрос, не оказалась бы смерть лучше подобной жизни. Сам-то Рин полагал, что пока сердце ещё бьётся — всегда есть какие-то шансы. И есть смысл продолжать борьбу за свою шкуру, тем или иным способом. Но так ли крепки духом его товарищи? Тоже очень большой вопрос, причём Рин скорее был склонен к отрицательному ответу.
Незнакомец говорил по-стирлингски — и очень хорошо. Но какой-то акцент Рину чудился. Сложно было сказать, какой именно. Этот человек уж точно не столичный, но он может быть с севера. Или с самого востока королевства. А может, конечно, и из южных иностранных земель. Откуда угодно, но не настоящий местный. Рин родился в кортланских трущобах и земляка бы всяко признал.
Противно заскрипели петли: дверь тяжёлая, однако её не отпирали. Рина бросили на пол, его нос впечатался в камень и быстро наполнился кровью. Перевернуться не получилось, так что Рин не мог осмотреться: продолжал ориентироваться на слух. Кто-то ещё лежал рядом, шумно дышал. Чуть поодаль — наверное, в другом углу комнаты, слышалось копошение. И будто собака скулила. Только это не собака, конечно же…
— Какого Нечистого?.. — человек с тростью был то ли возмущён, то ли раздосадован.
И его реакция явно смутила тюремщиков. Понеслись сбивчивые оправдания.
— Нет-нет, раз уж начал — так заканчивай. Я подожду. У тебя, любезный, видимо — очень мало свободного времени и… определённого рода возможностей, раз пришло в голову заниматься… этим, вот этим вот, здесь и сейчас? Что за пошлость! Фу!
— Нет, я…
— Я невнятно говорю? Сказано же: заканчивай, раз начал. Я жду.
— Но…
— Не испытывай моё терпение. Я готов подождать. Повторять приказы не готов.
Рин повернул голову. Ага, рядом с ним лежит Корин: живой, но выглядящий нынче крайне дурно. Скорее всего, у Рина видок ничуть не лучше. Друзья встретились взглядами, но решили обойтись без приветствий. Помнится, поначалу Рин пытался убедить допрашивающих, что никого из прочих арестованных не знает. Ему, разумеется, не поверили.
Скоро удалось перевалиться на бок и разглядеть остальное.
Сначала Рин увидел человека с тростью. Тому услужливо подали шаткую табуретку, однако уселся на неё незнакомец изящно и твёрдо, будто в седло. Он и правда оказался сравнительно молодым мужчиной, но о происхождении внешность не говорила ничего. Неброско, но очень дорого одет. Высокий, худощавый, чисто выбритый и абсолютно лысый — кажется, у незнакомца даже бровей не было. Он внимательно наблюдал за происходящим в дальнем углу.
Там Рин увидел Эльзу, стоящую на четвереньках. Не похоже, чтобы теперь процесс доставлял детине, пристроившемуся к ней сзади, особое удовольствие — однако приказ человека с тростью исполнять пришлось.
Наверное, это была камера Эльзы — а Корина приволокли сюда так же, как и Рина. Только что. А вот зачем, почему не в допросную какую — непонятно. Может быть, не хотели возиться лишний раз. Вероятно, человека с тростью не ждали слишком скоро: вот он и застал тюремщика в такой неудобный момент.
Особо весёлой Эльза, конечно, не выглядела — но её хотя бы точно били меньше, чем Корина с Рином. Досталось иначе. Ну да ей не впервой.
Человек с тростью по-прежнему был очень недоволен.
— Мне не нравится, как вы работаете. Казалось бы, платят достаточно? Ужели Корнелий изгнал из Кортланка всех шлюх? По дороге через окраины я этого не заметил. Поторопись, будь добр! Когда я велел закончить — вовсе не имел в виду «растяни-ка подольше, желаю насладиться зрелищем». Оно, признаться, не увлекательное.
Наконец Эльзу оставили в покое. Тюремщики отступили к дверям, за спину человека с тростью.
— Ты… — обратился он к мужику, смущённо натягивающему штаны. — Ты со мной больше не работаешь. Решай вопрос с начальством сам, как пожелаешь, но если ещё хоть раз попадёшься на глаза — вот поверь, огорчусь. Огорчусь до невозможности. Брысь! Вообще все брысь, оставьте меня с ними наедине. Итак, дорогие друзья…
Лысый попытался как-то пристроить трость, но не смог — и никому не передал. Предпочёл очень осторожно положить на пол.
— …итак. Ваши имена мне известны, можете не представляться: полагаю, ситуация вполне даёт нам право обойтись без куртуазных формальностей. Но мне было бы приятно представиться самому. Вы не возражаете?
Рин счёл это риторическим вопросом и промолчал. Аналогично рассудили и остальные.
— Плохое начало беседы. Я ведь задал вопрос. Вы, дорогие Рин, Корин и Эльза — не возражаете, если я представляюсь?
— Нет. — кое-как выдавил из себя Рин, хотя говорить было больно.
— Чудно! Меня зовут Люка. К сожалению, некоторые неотложные обстоятельства не позволили мне побеседовать с вами ранее, однако я весьма полно владею собранными в этих милых стенах сведениями. Сведения, впрочем, я давно привык неизменно проверять. Давайте поступим так, как это будет наиболее удобно всем сторонам. Я кратко перескажу факты, известные мне, а вы любезно поправите, если заметите какую-то ошибку. Можете свободно перебивать меня в любой момент, прошу, не стесняйтесь. Вас устраивает это предложение?
Никто опять не ответил. Корин только дышал, как вытащенная на берег рыба, а Эльза забилась в угол и хныкала. Как и следовало ожидать, Люке это не особенно понравилось.
— Кажется, я весьма ясно дал понять, что для начала беседы желаю услышать, согласны ли вы с предложенным способом её ведения. Как вы будете поправлять возможные ошибки, если даже не можете ответить на простой вопрос?
— Будь по-вашему… Люка. — произнёс Рин.
Угодно же этому говнюку ломать комедию! Но постановщик здесь, без сомнения, именно он. Актёрам полагается лишь играть предложенные роли.
— Прекрасно! Здорово видеть настоящего командира: уверенно говорит за всех своих людей. Итак. Насколько мне известно, некий человек, о котором вы не сумели дать полезных сведений помимо описания внешности, нанял вас в Кортланке для исполнения щепетильной и, я замечу, весьма щедро оплачиваемой работы. Во исполнение составленного плана вашими, дорогой Рин, усилиями госпожа Эльза сумела устроиться прислугой в обитель архиепископа Флавия. Насколько могу судить, известные в столице слухи о не слишком-то строгом отношении Флавия к церковным аскезам оказались более чем верны. Трудно представить, чтобы Эльза каким-либо иным путём сумела получить доступ к ведомой архиепископом переписке, так?
Это проверка. Едва ли Люка мог случайно озвучить неверные детали в самом начале. Нет, он явно пытается подловить на желании лгать. А лгать сейчас не время: для пристойной лжи требуется ой как хорошо владеть ситуацией в целом. Рин не знал о своём нынешнем положении ничего, кроме того, насколько оно дерьмовое. Поэтому лучше быть честным. Недоговаривать по возможности, но не лгать.
— Нет. — сказал Рин. — Не Флавий. Слуга его… дьячок…
— О! Я рад, что мы сразу же начали исправлять досадные неточности. Итак, значит: Эльза обрела некое известное влияние на помощника архиепископа, в силу возраста едва способного смирить плоть. Совершенно логично, ведь архиепископ Флавий не глуп и тем более не беспечен. Я был бы сильно разочарован, узнав, что он подпускает к себе кого попало! Не скрою, приятно ошибаться в таких аспектах. Вы позволите продолжить?
Рин кивнул.
— Благодарю. Судя по вашим показаниям, весьма точно сошедшимся в этом вопросе, а также по собранным уликам — суть работы состояла в том, чтобы украдкой выносить из обители Флавия представляющие интерес письма, а затем подменять их копиями, дабы пропажа не была никем замечена. Это верно?
— Верно.
— И делалось это потому, что ваш таинственный наниматель непременно желал получать именно подлинники писем, начертанных рукой Флавия и его адресатов?
— Да.
— И копии изготавливал Корин, обладающий известным опытом в подделке бумаг?
— Он.
— Славно. Должен заметить, что качество подделок за авторством Корина — ниже среднего. Но это не главная тема сейчас. К сожалению, в силу определённых веских причин привлечь вашего нанимателя к беседе в данный момент решительно невозможно. Поэтому настало самое время мне задать один вопрос. Как вы, друзья, полагаете: почему были настолько важны подлинники писем?
Юлить Рин и теперь никакого смысла не видел. Уж лучше играть по правилам Люки — по крайней мере, покуда всё разыгрывается в соответствии с ними, никто тут никого не пытает. Уже неплохо.
— Потому что пересказу никто бы не поверил.
— Очень точное замечание. Но верное именно для той ситуации. Сейчас ваше положение неким образом драматически изменилось, так что считаю уместным вполне доверять пересказу. Что за сведения удалось собрать?
— Конгрегация ведь всё читала! — выпалила вдруг Эльза.
Зря дерзит, конечно, но что уж тут поделаешь… В конце концов, это её проблемы. Можно было бы сказать, что Люка поднял брови, кабы они на абсолютно лишённой волос голове имелись.
— А вы полагаете, что я работаю именно на Конгрегацию чистоты веры? И в данный момент вы находитесь у неё в гостях?
— На кого же ещё… — кое-как прохрипел Корин.
— Смелое предположение! Особенно смелое в контексте того факта, что вы даже не знаете, на кого работали сами.
Рин действительно этого не знал. Он работал на человека, щедро работу оплачивавшего — часто в делах шпионских именно так всё происходит. Предполагал, что платить за сведения о переписке главы стирлингской Церкви могут балеарцы — ясно ведь, кто Стирлингу природный враг. Но если на этот вопрос взглянуть иначе — столь усилившаяся за последние двадцать лет Церковь имеет и врагов внутри Стирлинга.
Иногда даже в таком смысле, как Эльзу. Ох, прекрасная вышла шутка! Хорошее время для чёрного юмора, ничего не скажешь…
А ещё враги есть у самого Флавия, это как пить дать. Трудно сместить архиепископа с должности — но должность-то очень сладкая, многие такую желают. Вариантов полно. Гадать без толку, надо лишь составить в уме список вероятного.
И этот Люка действительно может быть никак не связан с Корнелием. Но возможно, всё наоборот: на первый план специально вывели человека, предельно не похожего на людей Церкви.
А может, Корнелий — и есть настоящий враг Флавия? Чем дольше Рин над всем этим размышлял, тем больше возникало идей. Одна другой краше. Мысли запутывались.
— Итак… — опять начал Люка. — Вопросы «кто на кого работает» неизменно увлекательны, но в данный момент совершенно меня не занимают. Если вы, напротив, испытываете любопытство, то я вынужден отказать в его удовлетворении. Мне жаль. Итак, давайте перейдём к сути сведений, которые вам удалось собрать. Насколько я знаю, прежде всего вы рассказывали о сквозящей в приватной переписке Флавия идее укрепления власти Церкви? О, так сказать, принятии ею некоторых рычагов, ныне безраздельно находящихся в руках короля и его советников?
— Да.
— Понятно. А имеете ли вы представление, насколько мала цена таким, кхым, сведениям? Право слово: ради столь жалкой информации не стоило рисковать попасть сюда! Любой идиот знает, что Флавий ещё с конца войны желает именно этого.
— И ему не нравится кронпринц…
— Ну конечно же, ему не нравится кронпринц! Но позвольте угадать: и его младший брат Флавию тоже не очень-то по душе? Каюсь, у меня не было времени внимательно прочитать все письма, но уверен: многие из них содержат обсуждения «какой будущий король лучше для Церкви». Если бы Флавий мог, он бы определённо даровал Балдуину вечную жизнь. Вот такой-то король Церкви ну очень удобен. На беду Флавия, не свершает Творец Небесный подобного рода чудес. Однако же я веду с вами эту беседу не ради констатации очевидного. Сведения, которые мы уже успели здесь обсудить, откровенно жалкие — как и большинство прочих… Однако же вам продолжали платить, причём щедро.
Люка наклонился вперёд, упершись локтями в колени. Смерил острым взглядом всех узников по очереди. Трудно было понять, нравится ли ему производимый этой сценой эффект. Ничего на лице и в глазах этого Люки толком не прочитаешь, к сожалению… Не из тех он людей, которые легко читаются.
— Вы приносили своему благодетелю какие-то иные сведения. Какие?
Рин плохо помнил, что успел рассказать на допросах, а что нет. Однако если ему и удалось утаить хоть какие-то подробности, то начинались они с Ургвина. Можно попробовать…
— Флавий ищет нечто в Ургвине.
— В Ургвине?
— Да, в Ургвине.
— В том Ургвине, где девять вершин Ург, смешной язык и глупые шапки? В этом Ургвине?
— В нём…
— И что же Флавий может изыскать там, кроме ургвинцев?
— Этого мы не узнали!
— Да… не узнали. Каких-то людей. Поддержку, может. Для чего-то. Я не знаю.
— Очень жаль! Опять совершенно бесполезные сведения. Более того: эти сведения кажутся мне вымышленными. Я, знаете ли… внимательно читал те же бумаги, что и вы. Конечно, не со всеми удалось ознакомиться, но про Ургвин не было ни слова. Самое интересное оказалось именно там, где я не видел? Плохо верится в подобные совпадения.
В яблочко. Рин действительно рассказал на допросах не всё — и теперь Люка оказался достаточно удивлён, чтобы даже не поверить ему. Было ясно: если Рин имеет хоть какой-то шанс выбраться из проклятого подземелья, а в идеале — и вытащить остальных, то суть того шанса в пользе для Люки. Кем бы ни был этот человек, кому бы ни служил — необходимо стать чем-то полезным ему.
Иначе ничего хорошего Рина и остальных не ждёт уже точно. Нужно попробовать.
— Об Ургвине речь шла не в письмах…
— Откуда же они?
— Из бесед.
— Чьих?
— Флавия с Корнелием.
А вот теперь Люке действительно стало интересно — это Рин заметил.
— Иными словами, вы утверждаете, что нашей общей подруге Эльзе удалось также подслушать некие беседы высочайших иерархов?
— Да.
— Эльза, это правда?
— Правда!
Люка поднял с пола трость, а затем поднялся сам. Цокая и стуча по полу, прошёлся по камере. Внимательно оглядел каждого из шпионов, затем задумчиво посмотрел в потолок.
— Любопытно…
Ещё один размеренный круг по узкому помещению. Люка чувствовал себя уверенно, хотя Эльза даже не была связана — да и Рин с Корином кое-как. Быть может, узники казались Люке слишком измученными. Или слишком разумными, чтобы совершить глупость, не ведущую ни к чему.
А ещё возможно, что Люка постоять за себя умеет. Двигался он плавно, имел прекрасную конную выправку. Правда, без оружия.
— Любопытно. Знаете, минуту назад вы казались мне малоценными шпионами. Кое-какие опыт и талант есть, признаю: иначе вы бы вовсе не подобрались к Флавию. Старый лис по-прежнему хитёр и осмотрителен. Однако же мало этого, дабы ваши жизни стоили дороже работы палача. Но вот если таланты Эльзы несколько шире способности водить за нос мальчика-дьячка — то наша встреча имеет кое-какой смысл. Есть лишь одна проблема. Знаете, какая?
— Какая?
— Я вам не верю.
Вполне логично. Люди в таком положении насочиняют чего угодно. Именно этим плохи пытки — ради их прекращения человек расскажет много больше, чем знал. Рин был покрепче, чем Люка о нём думал — и Корин с Эльзой, как оказалось на поверку, тоже. Однако в том ещё потребно как-то убедить.
Как?
Сказать нечто, о чём Эльза действительно могла узнать только из разговоров. Не из довольно-таки бесполезных писем: архиепископ действительно был неглуп и бумаге явно доверял далеко не всё. Только что сказать-то?
Рин никак сообразить этого не мог. Много били по голове — работает теперь хуже, чем привычно и чем хотелось бы. А вот Эльза то ли сообразила, то ли как-то почувствовала, то ли просто ткнула пальцем в небо — и попала прямо в счастливую звезду.
— У Корнелия есть книга!
— О, я не сомневаюсь, что у префекта Конгрегации полно книг. Одну он даже недавно написал.
— Особенная книга! Он говорил… книга, которую никто не может прочесть.
Люка, продолжавший неспешно прогуливаться по камере, в один миг замер. Аки истукан.
— Книга, которую никто не может прочесть?..
— Да!
Рин знал о книге, но не придал ей значения. Зря, очень зря… Он едва не упустил главный шанс в жизни, быть может. Книга, написанная на языке, о котором Корнелий не слышал и не нашёл никаких сведений. Люка определённо не впервые слышал о ней — и определённо знал, что никто так просто не должен быть услышать. Вот оно: достаточное доказательство, что пленники не лгут.
Люка приблизился к Эльзе, склонился над ней.
— Итак, дорогая Эльза. Минуту назад казалось, что вы напрасно тратите моё время, но теперь вы завладели всем моим вниманием. Насколько могу судить по вашему виду… и кстати, позвольте заметить, что вы очень красивая девушка, даже в нынешнем состоянии… Скажем так, возможно пристойно устранить полученные вами зримые повреждения. Займёт какое-то время, но вполне разумное. Что же касается иной стороны произошедшего, каковую я недавно имел сомнительное удовольствие наблюдать — простите за прямоту, но нет времени на мягкие формулировки. Вы, уж если по чести, и раньше были шлюхой, так? Можете не отвечать.
Дзынь, дзынь, дзынь. На пол с тяжёлым звуком посыпалось что-то металлическое. Монеты. Люка вряд ли полагал, что Эльзу они сильно обрадуют. Говнюк всё мягко стелил, да не позволял забыть, кто здесь в каком положении. Эльза промолчала.
— Не то чтобы это была оплата некоторого вашего, если можно так выразиться, невольного труда. Это скорее символический жест, показывающий только одно: если выйдете отсюда — всё будет компенсировано. Можете поверить, что моя деятельность весьма щедро финансируется. И прочие возможности у меня в изобилии… Думаю, есть достойный рассмотрения шанс, что вы окажетесь полезны. При том условии, разумеется, если станете делать абсолютно всё, что я велю. И никак не попытаетесь меня обмануть, потому что это приведёт нас обоих к глубокому разочарованию. Горькому для меня и мучительно смертельному для вас. Причём гораздо быстрее, чем вы можете вообразить. Итак, моё предложение о сотрудничестве вызывает интерес?
То ли Эльза не ответила, то ли просто кивнула, то ли Рин не расслышал. В любом случае он решил, что самому теперь молчать не стоит.
— Вызывает.
Люка обернулся.
— А вас я, между прочим, не спрашивал. Вы двое по-прежнему остаётесь довольно заурядными шпионами. Кажется, моя готовность выдвигать предложения показалась тут кому-то признаком слабости? Вы думаете, верно, что меня можно взять, как говорится по-площадному, в оборот? О, это большая ошибка.
Он, поигрывая тростью, шагнул прочь от Эльзы — в сторону лежащих мужчин.
— Вы, Рин, были командиром. Вы отвечали за своих людей и всю эту небольшую операцию. И вы провалились. Это ещё не повод уверенно заключить, что вы бесполезны — но большой повод так подумать. Ну а вы, Корин…
Люка цокнул шпорой по полу.
— …а вы плохо умеете работать с бумагами. У меня есть умельцы получше. Вы, к сожалению, просто-напросто бесполезны.
Бедняга Корин попытался возразить, конечно, но сделать этого так и не довелось. Рин же не сумел понять, откуда в руке Люки появился клинок: был спрятан в трости, что ли? Вероятно. Остриё воткнулось Корину под кадык — он, чуть подёргавшись, так и замер с открытым ртом, которым не успел оправдаться.
Эльза завизжала и умолка лишь после того, как получила от Люки смачный пинок по рёбрам. Рин тем временем попробовал на прочность свои путы — увы, руки оказались связаны крепче, нежели он думал прежде.
— Что?! Теперь серьёзность моего настроя сомнений не вызывает? Отвечайте!
Люка сорвался на крик ничуть не менее неожиданно, чем пырнул Корина. Его голос, до сих пор тихий и мягкий, загремел меж каменных стен не хуже колокола. А лицо при том осталось таким же бесстрастным, как прежде — это напугало более всего.
— Я вам больше не кажусь добрячком, выродки?!
— Нет!
— Нет!..
— Точно нет?! Не уверен!
Эльза повторяла своё «нет» снова и снова, а Рин просто зажмурился, увидев клинок перед лицом. Неоткуда было взяться уверенности, что ему ещё доведётся открыть глаза. Смерти Рин никогда не боялся — а иначе избрал бы себе какое-нибудь иное ремесло, пусть даже много менее денежное.
Но хотелось бы умереть в месте получше. И не сейчас.