– Да вот здесь. Сколько я должен? – Пистон полез во внутренний карман за кошельком.
– Сколько должен – таких денег у тебя отродясь не водилось! – отрезал Платов. – Бывай, земляк!
Пистон кивнул в знак согласия, однако выходить медлил.
Он сбоку как-то подозрительно посмотрел на Платова.
– А ты завтра что делаешь? Случайно не свободен? – спросил он.
– А что такое?
Пистон помолчал, что-то быстро прикидывая в уме.
– Мне позарез нужен помощник в одном деле. На завтра. Я с приятелем это дельце начинал, он тоже артист, но приятель, как оказалось, не может. Его пригласили… В общем, неважно… А ты как раз подойдешь. Машина у тебя подходящая. И комплекция. Дело-то, в общем, пустяковое… А заработаешь неплохо. Скажем, тонну баксов за полдня.
Платов хмыкнул и насмешливо посмотрел на Пистона.
– Что, опять развести меня хочешь? – спросил Платов, поумневший за сегодняшний день.
– Нет. На этот раз нет. Ну, точно!
Платов посмотрел на Пистона, почувствовал, что тот не врет, и задумался.
– Тонну басков за несколько часов просто так не платят, – в сомнении заметил он.
– Не платят, – согласился Пистон. Хотел еще что-то добавить, но пока не стал.
Платов опять помолчал.
– Криминал, наверное, какой-нибудь?…
– Да нет… Ну разве что немножко. А, в общем, ерунда… Почти благотворительное дело… Подожди меня пятнадцать минут, а потом отвезешь в центр, к месту встречи. Дорогой я тебе все расскажу.
Вот кое-что из того, что Пистон дорогой рассказал Платову.
Был когда-то у Пистона одноклассник по фамилии Лопатин. Вася Лопатин. Парень ленивый и добродушный. Все десять школьных лет он просидел на последней парте, развалясь и подперев голову рукой, и все десять лет на его широком лице блуждала беззлобная мечтательная улыбка. Учителей он не слушал, глазел в окно, на деревья и ворон, исподтишка заглядывался на девчонок в коротких юбках, рисовал что-то на листках бумаги. В младших классах рисовал самолеты и танчики. В старших – женские ножки и попки. Короче, не парень, а размазня и лентяй.
И сказать-то о нем было особенно нечего. Бегать он не любил. В футбол с товарищами не играл. В мальчишеских драках, когда пришло время, участия не принимал. На танцы не ходил, ленился. Курить за угол на переменах не бегал. Жил как-то особняком. Но в классе к нему относились неплохо. Потому что человек он был не злой и не вредный, а, наоборот, добродушный и, пожалуй, даже с юмором.
И была у Пистона одноклассница по фамилии Пушкина. Маринка Пушкина. Очень упитанная девушка и румяная. С косой толщиной в человеческую руку. Незлая и крайне застенчивая. Бывало, вызовут ее к доске – она покраснеет до слез, упрется глазами в пол и молчит, как партизан на допросе.
Пушкина, как и Лопатин, тоже всегда оставалась как-то в стороне от основной классной жизни. Глаза в туалете не красила. Шмотками не интересовалась. Вещи ни у кого не покупала и не обменивала. Записочки не писала. Мальчишек взглядами не гипнотизировала. На каждой перемене съедала исполинский бутерброд с докторской колбасой и сыром, а на большой перемене плотно обедала. Кроме этого, о ней трудно было что-то сказать. Но и к ней в классе относились терпимо и даже с симпатией. Потому что и она была человеком незлым и безобидным.
«А еще ее папа был директором овощебазы, – вспоминал Пистон. – Маленький, круглый и оборотистый, как колобок». Этот папа или его заместитель в конце каждого года приходил к директору школы переводить Пушкину в следующий класс. То есть решать, какую помощь на этот раз окажет школе овощебаза: отремонтирует физкультурный зал или купит новые парты.
Через несколько лет после окончания школы Пистон от кого-то из одноклассников неожиданно узнал, что Пушкина и Лопатин поженились. «Да вы что?!» – изумился Пистон. «Представь себе!» – ответили ему. «И как только они с их застенчивостью и ленью умудрились найти друг друга!» – «Сами не поймем!» – «А потом еще дотянуть дело до свадьбы!» – «Загадка!» – «Впрочем, природа – она и есть природа. Рано или поздно она свое возьмет!»
Более того, говорили, что между Лопатиным и Пушкиной в свое время полыхал роман небывалой, почти шекспировской силы. Что Лопатин повадился заходить к однокласснице в гости в то время, когда она была дома одна, а потом в решающий момент вдруг повел себя как последний подлец. Что Пушкина даже пыталась травить себя газом или прыгать из окна, но Лопатин в последнюю минуту успел остановить ее, то есть поймал чуть ли не на подоконнике, и дело в конце концов благополучно закончилось свадьбой. Как положено, в скорости у них родился сын, а через год еще один. А потом с небольшим интервалом и третий.
И вот в прошлом году исполнилось сколько-то там лет после окончания Пистоном школы. И в один прекрасный день Пистону позвонил молодой человек, который представился личным секретарем господина Лопатина, и сообщил, что чета Лопатиных-Пушкиных приглашает всех школьных товарищей отметить это событие в их загородном поместье. Заметьте, позвонил не Лопатин, и не его жена, а их личный секретарь. И пригласил всех отметить годовщину не в квартире, и не на даче, и даже не в загородном доме, а именно в поместье на заливе. Причем просил не беспокоиться ни о выпивке, ни о закусках, потому что все хлопоты берут на себя хозяева. Нужно лишь сообщить, в котором часу и в каком месте города автобус, заказанный Лопатиными, сможет в назначенный день подобрать его, Пистона.
Заинтригованные одноклассники, те, конечно, кто оказался в тот день в городе, собрались все как один.
Там-то, в роскошном загородном доме, а точнее сказать именно поместье, все и началось…
Загородное жилище Лопатина и в самом деле оказался целым поместьем на берегу залива. Новый просторный дом в строгом британском стиле утопал в переплетениях декоративного винограда. Мощеные дорожки пролегали среди лужаек. Там и сям – стояли трогательные группки берез. Тропинка к пляжу бежала через дюны, поросшие соснами. По дорожкам гуляли декоративные куры причудливых расцветок. Был даже свой маленький пруд. Даже небольшая конюшня, в которой стояла удивительной грациозности гнедая лошадка. Баня имела такие размеры, что в ней одновременно мог поместиться целый взвод военнослужащих.
А главное, – все было сделано как-то удивительно уютно и хорошо, с большим вкусом. Без лишнего выпендрежа. Без разных там колонн и статуй. Без ненужного зазнайства и снобизма или желания пустить пыль в глаза. Что, вообще говоря, было трудно ожидать от простоватого Лопатина.
– Ну, Лопатин! Ты даешь! – восхищались старые приятели. – Это что же, ты сам все придумал? Или дизайнер какой?
– Это все жена, – скромно отвечал Лопатин. – Она все придумала.
– Ай да Пушкина! Ай да молодец!
– А там, на другой стороне пруда, чей дом? Вон тот рыцарский замок из белого камня? – жадно интересовались гости. – Тоже ваш?
– Нет, – скромно говорил Лопатин. – Там не мы… Там шурин живет, – и он как-то виновато разводил руками.
– Мой младший брат. Сашка, – поясняла Пушкина, и ее лицо почему-то мрачнело.
Гости были искренне восхищены. Надо же, такая роскошь!
– А на лошади – это ты, Лопатин, катаешься? Или Пушкина?
– Нет. Лошадь тоже шурина.
– Да, – подтверждала Пушкина. – Персик никого, кроме Сашки, к себе не подпускает.
И само мероприятие оказалось организованным по высшему разряду. На станции целый вечер дежурил специальный автобус, который подвозил на вечеринку тех, кто не смог приехать с общей группой. На кухне ни на минуту не прекращала стряпню пушкинская кухарка. Две ее молоденькие дочки, одетые в одинаковые симпатичные передники, разносили закуски и убирали грязную посуду.
Нарядно накрытый стол стоял прямо посредине стриженой лужайки. Кроме этого, в разных концах ухоженной милой глазу территории – в беседке под березами, на терраске без устали топившейся бани, возле мангала на площадке для барбекю за домом, на крохотном персональном пляже, даже возле качелей на детской площадке – заботливой рукой хозяйки были поставлены столики, за которыми дорогие гости в любую минуту могли выпить и закусить. Что большая часть и делала с завидной прилежностью.
К тому же погода выдалась на славу: было тепло, тихо, голубело чистейшее небо, на нем ни облачка, ласковое вечернее солнце, теплый залив, девственная тишина… Гости то разбредались по участку, сбиваясь в группы, то вновь сходились за главным столом на лужайке, то бросались в воспоминания, хохоча, как сумасшедшие, неизвестно над чем, то принимались петь песни. Короче, встреча удалась.
Но главное удивление, недоумение, изумление вызывала, безусловно, перемена, произошедшая с самим Васей Лопатиным и его женой.
Потому что, с одной стороны, это были те же самые люди, что учились когда-то со всеми в классе. А с другой стороны – совсем не те!