Снился Гаййар. Образы мелькали, сменяя друг друга в причудливом вихре. Они поглощали сами себя, обретая новые очертания и новые смыслы. Вот мы бегаем по поляне, играя в догонялки. Прыгаем по мокрой траве босыми пятками и безудержно смеёмся. Образ растворяется под силой проливного дождя, сменяясь зимней стужей в тайге, когда нас учили выживать в лесах. Будучи в тонкой кофте, мастерить снегоступы из еловых веток замёрзшими пальцами очень сложно, но порыв борея кинул в лицо охапку снега, разметав образ на куски. Мозаика упала в высохший песок пустынь Остробережья, склеиваясь в картину нашего первого похода через высокие барханы. Песок шумит и волнуется, обрушивая на растянувшийся караван волны барханов, которые превращаются в спокойный штиль Океана Царей. Утренний туман скрывает его могущество, но рассмотреть вдалеке плывущую лодку с телом Гаййара ещё можно. Рассвет близится, но тучи сгустились, призывая на помощь раскаты грома…
Из омута сна меня подбросила на ноги тревога, подобравшаяся незаметно. Расплывающаяся картинка перед глазами оказалась землетрясением, сбивавшим с ног. Дождь уже давно прекратился, напоминая о себе свежим холодным воздухом, в котором почему-то гремела оглушающая гроза.
— Что происходит?! — крикнул я, надеясь, что Гончая услышит.
— Нашёл, кого спросить! — Раздражённо донеслось откуда-то снизу.
Каю встала на четвереньки у стены, не желая разбить голову при неудачном падении. Вслед за ослепительно сверкнувшей молнией прогрохотала серия мощных взрывов, сопровождавшаяся яркими пламенными вспышками. Каждый взрыв расходился волнами, раскачивая деревья и оглушая всё живое. От ярких разноцветных искр слезились глаза, но отвести взгляд мне не удавалось. Изогнутыми белыми росчерками, молнии вырывали ошмётки земли, превращая камень в крошку. Мгновение, и уже в другом месте их сменяли огненные смерчи, волны пламени и яростный рёв безумной стихии. Не отнимая взгляда от небосвода, я готов был поклясться, что в некоторых вспышках смог разглядеть человеческие силуэты.
— Уходим!!! — проорала в ухо Гончая, дёргая меня за локоть. Припадая к земле, я второпях перекинул через плечо сумку и подобрался к таппану. Из-за глухоты, испуганного ржания таппана не было слышно, а брыкался он так яростно, что наверняка давно бы убежал, не будь надёжно привязан. Вскочив в седло с такой ловкостью, которой у меня никогда не наблюдалось, я развернул таппана на юго-запад. От страха он сорвался с места, даже не дождавшись моего приказа. На фоне раскатов грома и рёва огненной бури похолодела спина, а пальцы сильнее сжали поводья. Грохот то отдалялся, то догонял столь стремительно, что звучал прямо над ухом. В такие моменты приходилось наклоняться к шее таппана, надеясь не оказаться в огненном смерче. Иногда казалось, что до нас доносятся рубящие удары клинка по камню, крики, хрипы и невнятное бормотание. Но, приглядевшись к кричащей Гончей, понял, что всё это игра моего воображения. Смахнув со лба что-то влажное, я почуял кровь и поморщился. Со скалы, которую мы огибали, пытаясь скрыться на юго-западной караванной дороге, сыпались камни. Только сейчас до меня дошло, что Гончая оказалась умней, держась от скалы на расстоянии. Именно об этом она и пыталась меня предупредить перед тем, как мою макушку расквасил камень.
— Ты как? — крикнула алгунир, когда я со злостью дернул таппана в сторону.
— Жить буду!
На ходу оглядываясь, мы всё дальше и дальше уходили от раскатов льда и пламени. И тем не менее, я был уверен в том, что грохот постоянно нагоняет, а жар огня иногда облизывает промокшую спину. Оставалось надеяться, что после угодившего в лоб камня, мне это чудилось. Таппан не успел как следует отдохнуть и сильно сдавал в скорости. Оставалось уповать на то, чтобы земля под его копытами оставалась ровной и без препятствий. О недавнем ливне напоминала сильная влажность и вырывавшаяся из-под копыт грязь.
Побег продолжался долго. Чем дальше мы отдалялись, тем тише становились звуки грома и молний. Наконец, их вдруг словно обрубили и некоторое время мы продолжали уходить в полной тишине.
— Как думаешь, что это было? — остановившись, я первым осмелился нарушить тишину.
— Не имею ни малейшего понятия. И мне бы не хотелось снова сталкиваться с этим… Надо скорее отсюда уходить…
— Ох!..
Внезапно раздавшийся мужской голос чуть правее перепугал не на шутку, а пальцы уже обхватывали рукоятки кинжалов. Сперва мне показалось, что чужие души снова решили вторгнуться в моё воображение, воспользовавшись травмой головы, но в руках Гочней тоже появилось оружие. Я готов был поклясться, что ещё мгновение назад никого рядом с нами не было. Человек появился из ниоткуда. Мужчина лет сорока выглядел очень странно. По его мятой, с незаштопанными дырками, местами подозрительными разводами красноватых пятен, одежде, можно было сделать неутешительный вывод — он в бегах. Смугло-грязный цвет кожи, чёрная бородка завивкой, такие же чересчур кудрявые короткие угольные волосы и большой орлиный нос. Существовали в Остробережье люди с подобными чертами лица, но он отличался от кашгарийцев чем-то неуловимым. Длинная, почти до пяток, грязно-синяя мантия, перевязанная на поясе кушаком, и недешёвые ботинки, больше предназначенные для городского образа жизни.
Оглядев нас в предрассветных лучах, мужчина стал медленно пятиться, но замер. Медленно переведя взгляд направо, откуда примчались мы с Гончей, он какое-то время не то всматривался, не то к чему-то прислушивался. Потом вдруг побледнел и дёрнул головой уже в сторону опушки леса. Было заметно, что мужчиной овладел страх, и его глаза метаются из стороны в сторону, пытаясь найти выход. На опушке ничего подозрительного не оказалось, чего бы мог испугаться мужчина. Не ощущалось даже чужеродной силы. Гончая, более опытным взглядом изучившая местность, тоже ничего не нашла. Лицо незнакомца покрылось потом, и он потерял к нам интерес. Мужчина некоторое время всматривался на север, а потом со злостью выплюнул какое-то ругательство на непонятном языке и исчез. Не успели мы удивиться, как что-то с высокой скоростью рассекло воздух, протаранив скалу. Грохот, который мы слышали в небе не так давно, показался комариным писком, по сравнению с такой разрушительной мощью.
— Ходу! Ходу!! Ходу!!!
Не помню, кто именно кричал, но таппаны и без нас поняли, что пора делать ноги. От осыпающихся камней пришлось прикрыться рукой, надеясь, что какой-нибудь булыжник не сломает плечо или не свернёт таппану шею. Сорвались с места мы вовремя — ещё бы мгновение, и наши раздавленные тела пришлось бы вытаскивать из-под огромного валуна, оторвавшегося от отрога. Несколько раз мне приходилось оборачиваться, когда я ощущал чьё-то присутствие. Но сколько бы не вглядывался, при такой тряске разобрать ничего не удавалось. Гончая прочитала мои мысли и свернула.
Равнину плавно изогнуло, превратив в холмистую местность, на которой повсюду огромными гроздьями бесформенных осколков выросли каменные валуны. Мчавшаяся впереди Гончая заметила заросли высокой травы и немного изменила курс. Несмотря на бессонную ночь, реакция девушка оставалась отменной. В её руке блеснул нож. Бросок, и в траве извивается зеленоватое тело. Рассмотреть не удается — Гончая даёт резкий рывок в сторону:
— Осторожней!
Обычно мягкие, но сейчас ледяные пальцы сестрёнки впились в плечо. По руке пробегают холодные мурашки, а правую часть лица сводит от боли судорогой. Из-за спины доносятся невнятные шипящие звуки тени, от которых становится не по себе. Однако понять смысл всех этих знаков не удаётся. Заметив нас, из-за валуна выбежал тот самый мужчина, помчавшийся в неширокую прогалину в высоких зарослях. Оставалось гадать, каким образом он без таппана оказался здесь быстрее нас, но додумать я не успел. В этот момент не выдержавшая тень вселилась в руку, молниеносно выхватив кинжал, и рубанула наотмашь. Нападавший из засады с высокого валуна ящер не ожидал встретить свою смерть так скоро. Неведомая тварь оказалась размером с большую собаку. Из разрубленной шеи брызнуло не так много крови, как можно было ожидать, а рука уже посылала нож в другую сторону. Что-то заверещало, корчась на земле, но отвлекаться не было времени. Сестрёнка, как всегда, спасла непутёвого каю.
В момент очередного рывка, таппан заржал от боли и камнем полетел к земле. Я ещё не знал, что случилось, но уже успел вытащить ноги из стремян и спрыгнуть с раненого животного. Перекувыркнувшись, помчался вслед за стремительно отрывающейся Гончей. Лишь краем глаза успел заметить, как одна тварь прокусила шею моему таппану, а ещё несколько обогнули труп и помчались за мной. Это придало сил ногам, помчавшим с ещё большей скоростью. Мужчина, которого мы видели не так давно, уже скрылся в прогалине, и вот-вот туда влетит Гончая. На открытом пространстве от таких тварей не убежать, поэтому мне пришлось скрыться в траве. Столь несущественная преграда им не помешает, но хотя бы некоторое время у меня должно появиться.
Высокая трава заглушила звуки, словно я угодил в непроницаемый кокон. Стало чуть теплее, а сверху свистел равнинный ветер. Некоторое время невозможно было понять причину внезапно начавшейся головной боли, но когда она переросла в тонкий шум в ушах, я чертыхнулся. Звук из свистка для собак стал неожиданностью, к которой я оказался не готов. Его невозможно услышать обычному человеку, но каю с детства обучали реагировать на немного больший диапазон частот, нежели у обычных людей. Мы по-прежнему не распознаем эти частоты, но учителя хорошо научили организм реагировать на этот звук головной болью. Пришлось немного замедлить бег, чтобы унять боль в висках, но тень зашипела, растягивая звуки:
— Р-р-ас-с-скаяние-е приходит… с с-с-севера-а…
Порой мою сестрёнку было невозможно понять. Пытаясь осмыслить её образы, я замер на месте. В зарослях далеко убежать я не успел, поэтому смог отличить шелест стелящихся по земле ящеров от звука шагов. Вспомнился странный заказ, детали которого знает только Гончая, но её безответственность крайне сомнительна. Знай она о смертельной угрозе, не проворонила бы нападение. Во всяком случае, намекнуть мне, обходя строгий приказ о неразглашении деталей задания, наверняка возможно.
Бешеная погоня, шум и взрывы вдруг сменились лёгким ветерком, покачивающим заросли, тишиной, колотящимся сердцем и томительным ожиданием. Благо, я заранее разбросал за собой несколько слезоточивых смесей, и на некоторое время это отвлечёт ящеров, недовольное фырканье которых доносится откуда-то сзади. Но надеяться на то, что их это надолго остановит, было глупо. Времени на раздумья не оставалось, и я чувствовал, как оно неумолимо исчезает. Вероятность того, что в какой-то момент я встречусь лицом к лицу с подкрадывающимся каю, была ничтожна. Он двигался настолько тихо, что ни я, ни он, не ожидали встретиться на расстоянии вытянутой руки. Как и у меня, лицо его было прикрыто повязкой. Чёрные прямые волосы наполовину закрывали смуглый лоб, а угольно чёрные узкие глаза столь же удивлённо смотрели на меня. Замешательство длилось недолго, и мы среагировали одновременно, выбросив друг в друга ножи. В невиданном пируэте я смог уклониться, а он, судя по звуку впившегося в плоть метательного ножа, немного не успел. Оставалось жалеть о том, что оружие не было смазано ядом. Он быстро выветривался, теряя свои свойства, и всегда держать наготове такое оружие было крайне затруднительно. Куда именно угодило моё оружие, я не разбирался, сорвавшись с места вглубь зарослей.
— Палли! Палли!!
Ранен он оказался не сильно, раз кричал столь громко. Языка я не знал, как ни странно. В курсе иностранных языков мы обязаны были знать родной язык, хорошо владеть эринейским, да чуть-чуть балакать на языке кашгарийцев. Немного понимать ещё парочку, но подобных звуков мне никогда не доводилось слышать. Мир сразу наполнился звуками — застрекотали ящеры, устремившись в погоню, послышались тихие разговоры каю, напоминая шипение сестрёнки. В том, что это были каю, сомнений не осталось. Но сколько их, и, главное, кто они такие, понять было невозможно. Смуглых людей с узкими глазами я встречал впервые.
Задувший ветер заставил траву кланяться, а ещё большим подарком для меня стало его удачное направление — мне в спину. Более удачного момента природа могла больше не предоставить, заставив меня побежать. Вслед за Гончей, по прогалине промчалось несколько преследователей на таппанах. Оставалось только гадать, это те самые каю, или уже другой отряд?
Заросли оборвались внезапно, уступая место невысоким холмам с редкой растительностью. Сквозь сплошную траву пришлось пробираться довольно долго, постоянно ловя себя на мысли о том, что могу не успеть.
В стороне, огибая холмы, петляла дорога, через пару вёрст теряясь в сосновом лесу. Убедившись, что преследователи ещё на хвосте, я помчался вперёд. Запоздало пронеслась мысль, что кто-нибудь мог просто затаиться и поджидать, когда же я соизволю казать свой нос из зарослей. Но с каждым ударом сердца страх постепенно отступал, пока я не стал петлять между редких деревьев, уклоняясь от возможных подарков в спину. Оторвался, наверное, локтей на шестьсот, когда из зарослей позади вынырнули тела ящеров. Чего-чего, а выносливости у каю хоть отбавляй. Каждый день в течении многих лет мы совершали длительные пробежки, а в последний день седмицы пробегали сорок вёрст в спокойном темпе. Примерно такими мыслями приходилось себя успокаивать, стараясь не замечать покрывшейся льдом спины. Отрыв оказался совсем не существенным — ящеры очень быстро сокращали расстояние. Узкоглазые тоже бегали хорошо, но угнаться за стремительными рептилиями не могли. Выругавшись, я ускорился, надеясь побыстрее достигнуть леса. В тот момент мне казалось, что настолько быстро я ещё никогда не бегал.
Тяжёлый воздух чащи навалился, перенося меня в другой мир. Ветер исчез, напоминая о себе лишь шепчущими листьями где-то далеко. Почему-то вспомнились уроки по выживанию, когда нас оставили лесу с одним ножом. В тот раз коряги, корни деревьев и сухие ветки под ногами сильно мешались, и из-за них приходилось замедляться, впрочем, как и сейчас. Сестрёнка, напротив, хватала за одежду и требовала ускориться. Почему-то именно сейчас, оказавшись под хмурыми ветвями, почувствовал себя барахтавшейся в паутине мухой. Паника нарастала. Приходилось жертвовать вниманием, чтобы подавлять эмоции.
Но пропустить холодные иглы, впивающиеся в кожу, было невозможно. В ушах зашумела кровь, превращая даже слабые звуки в грохот тамбурина. Очередное появление души стало, как всегда, неожиданностью. Стоя на коленях, она тянула ко мне руки, умоляя о пощаде, а её матово чёрные очертания искажались жгутами тьмы. Молодой дворянин с юга, которого пришлось очистить, подловив на охоте, беззвучно открывал рот, умоляя его пощадить. В тот раз я его не послушал.
Стелящиеся по земле твари умели очень быстро и бесшумно передвигаться по лесам, что и стало для меня смертельно опасным подарком. Икроножную мышцу прожгла неистовая боль, заставив меня упасть на землю. Вскочив, тварь уже пыталась вцепиться в горло, но мне удалось отодвинуть предплечьем зубастую пасть и метким уколом вспороть ящеру горло. Боль, обида и ярость не позволили остановиться, и раз за разом сталь входила в плоть обидчика. Вскоре ящер затих, исчезнув из этого мира так же, как и чёрная душа. Тварь оказалась пугающей. Гигантский ящер с рогатой мордой, крупными чешуйками по всему телу и длинными когтями, пробовать на остроту которые мне совсем не хотелось. Взглянув на её горло, удостоверился в том, что они действительно были ручными. Залитый кровью ошейник сидел плотно, а на затылке красовалась желтоватая пряжка с каким-то выпуклым узором.
Неудачно шевельнув ногой, задел корягой повреждённую мышцу и зашипел от боли. Нога пульсировала, но, вроде как, стоять я мог нормально. Нас учили, что при серьёзных ранениях организм входит в состояние, при котором болевые ощущения на некоторое время притупляются. Сейчас как раз то самое время, когда можно это проверить на практике. Изучать и обеззараживать рану времени не было.
На всякий случай достал из маленького мешочка настойку из шиповника и молотых стеблей арилы. Из-за своей остроты и сильной горечи, надолго остававшейся в горле, она носила название «огнёвки». Настоящее название «укрепляющего отвара» использовали редко, предпочитая сокращать до «отвара», «огнёвки», «огневика» или до довольно грубого «хрен». Приняв эту бурду, болевые ощущения отступали, а реакция усиливалась. Этот наркотик плохо влиял на организм и сердце в частности, но иного выбора не было.
Быстро проглотив, я проверил оружие и сорвался с места. Нога почти перестала беспокоить, но слушалась всё равно хуже здоровой. Густой лес не позволял разогнаться, подбрасывая под ноги коряги и царапая ветками лицо, однако остановиться я не мог, затылком чувствуя преследователей. Воздух с хрипом вырывался из горла, но пока лёгкие работали справно. Разогнанная реакция оправдала себя, когда из-за кустарника справа неожиданно вынырнул ящер. В руке хрустнула скорлупа, и перцовка надолго отбила желание ящера к преследованию. Судя по истошному шипению, слезоточивая смесь угодила прямо в морду. Ящер потерял ориентацию в пространстве, споткнулся и пропахал шипастой мордой землю. Если рептилия не успела защитить глаза ложным веком, то совсем скоро не сможет справиться с самой обычной крысой.
Пробежав ещё сотню локтей, вжался в дерево. Лязг оружия где-то далеко раздался настолько неожиданно, что голова сама собой дернулась в сторону звука. Перцовки кончились, но всё остальное снаряжение при мне. Определив место, откуда доносились очень приглушённые звуки сражения, я сорвался с места.
Отработанные рефлексы и обострённая реакция кинули тело к земле раньше, чем я понял, что произошло. Прошелестевший выше нож вонзился в дерево, жалобно зазвенев порванной струной. Перекатываясь, ухожу в тень за ближайшей сосной. В ход вступает сестрёнка, накрывая меня пологом тьмы. Сражения каю выглядят совершенно незрелищно — постоянно перемещаясь, каю ищут противника в сумрачных тенях. Главное — постоянное перемещение и смена позиции. Чаще всего находят друг друга одновременно и довольно быстро, затем следует обмен метательными кинжалами или перцовками, и, если силы позволяют, снова уход в тень. Но если один каю на мгновение раньше находит противника, тот почти обречён. Одна проблема — в светлое время суток укрыться тенями можно было лишь на жалкий миг. Тем не менее, иногда он оказывался решающим.
Противник нашёл меня слишком быстро и даже не дал сделать и нескольких шагов, вынырнув из тени валуна. Скорость его передвижения в сумраке поражала — вот истинная разница между Тенью и Стирателем. Но тут вступали в дело опыт и скорость реакции. Судя по его скорости и уверенным движениям, он далеко не в первый раз сталкивается лицом к лицу с каю, а значит готов к любой ситуации. Придётся идти на риск. Наиболее высокорезультативным считается бросок в грудь или торс — труднее увернуться. Противник тоже не стал изобретать колесо, но его бросок не достиг цели, так как я поднырнул заранее, сблизившись вплотную. Каю отскочил назад, и мой выпад тоже разрезал только воздух. Вот оно! Каю знал, что мне нужно время, чтобы размахнуться и метнуть нож, поэтому он был уверен, что успеет кинуть перцовку. Но едва он потянулся за ней, второй рукой я послал вдогонку нож, угодив тому прямо в запястье. В такой суматохе прицеливаться и вымерять расстояние не было никакой возможности, потому нож лишь сильно ударил рукоятью, а не лезвием. Тем не менее, на какое-то мгновение это замедлило противника, и я успел подобраться вплотную, начав кровавую резню.
Несмотря на повреждённую руку, этот узкоглазый нисколько не уступал мне в ближнем бою. Схватка велась на сверхблизком расстоянии, где каждый удар мог стать решающим, а клинки мелькали в танце разъярённых молний. Уход, смена позиции, острие с каждым выпадом проносится всё ближе к телу, но уступать не хочет никто. Удачный выпад и клинок противника падает из рук…
Ловко обезоружив противника, Мангуст с торжеством во взгляде кинулся в последнюю атаку. Каю ждал этого момента, ударив Мангуста по раненой ноге. От боли сепахиец охнул и на какое-то мгновение замедлился, позволив смуглому каю ударом локтя вырубить его наповал. Мангуст упал подкошенной куклой, покатившись вниз по склону. Каю был уверен, что вырубил бледнолицего надолго, но добивать противников, особенно столь дерзких, необходимо сразу и без промедления. К тому же, для бледнолицего, он оказался слишком быстрым и умелым. Было очевидно, что каю недавно принял какой-то наркотик, а это означало, что ускоренный организм мог быстрее очнуться. Однако можно было не волноваться — даже с помощью наркотика он будет приходить в сознание ещё очень долго. Хотя было неизвестно, удалось ли захватить его напарника, поэтому следовало взять языка.
Немного придя в себя, боец бросился вниз по склону, наплевав на скрытность. Сепахиец угодил в кустарник, и преследователь решил зайти с другой стороны, а не продираться сквозь ветки, рискуя получить нож под рёбра. После долгого преследования и тяжелой схватки с бледнолицым, нервы у каю были натянуты до предела. И когда где-то вдалеке раздалось громкое крещендо обвала, он отвлёкся.
Шелест листьев позади и время для каю замедляется. Он не успевает развернуться, и с пугающей чёткостью представляет, как кинжал вылетает из ножен врага. Каю был уверен, что противник не должен был прийти в сознание так быстро, ведь не прошло и десяти ударов сердца. Последнее, что он успел увидеть, это смотрящие сквозь него потухшие глаза. Мангуст был без сознания.
Сепахиец не заметил рухнувшего тела и продолжал смотреть перед собой. Кровь с ножа капала на носок ботинка, застывая некрасивыми кляксами. Едва слышный шелест произвёл эффект отпущенной пружины. Мангуст ринулся в сторону звука, реагируя на угрозу. Как только затаившийся узкоглазый каю понял, что обнаружен, его силуэт стал проступать сквозь полог тьмы. Уклонившись от первого броска, Мангуст стал петлять, заодно пустив в полёт и свой нож. С меткостью было совсем плохо и каю не пришлось даже уклоняться. Это оказался тот самый каю, раненый Мангустом в плечо не так давно. Было видно, что погоня его порядком измотала, а рана в плече сильно мешала. Не придерживаясь никакой тактики, Мангуст просто преследовал каю, уклоняясь от ножей и перцовок. Скорость узкоглазого оставляла желать лучшего, а раненая рука не позволяла свободно пользоваться снаряжением. Очередной нож Мангуста стукнулся рукояткой в берцовую кость, заставив каю припасть от боли на колено. Он попытался затаиться, приложив оставшиеся силы, и на какое-то мгновение исчез. В этот момент далекий лязгающий звук снова отвлёк Мангуста, и он, резко изменив направление, сорвался в другую сторону, где до этого слышал звуки схватки.
Оставшийся позади каю уже вылетел из его головы, в которой осталась только мысль о странном звуке. Рука, сжимавшая кинжал, уже налилась тяжестью и, похоже, хозяин был не в состоянии разжать пальцы. Через какое-то время пришлось остановиться. Хруст засохшего листочка показался раскатом грома в тишине. Даже не увидев противника, рядовой бросился на звук, словно выпущенная стрела. Сейчас Мангусту было плевать, зачем его сталь очищает чужую душу, кто его жертва и почему она ещё жива. Первый заблокированный незнакомцем удар не разочаровал, и он просто продолжил серию смертельных выпадов, целясь то в шею, то в сухожилия, то намереваясь просто отрезать кисть. Звон ударов стоял в ушах, разносясь по округе, но плотный строй деревьев не давал звуку расползтись по лесу. Эффект неожиданности и первый выпад дали свои результаты — рядовой давил, заставляя жертву отступать. Перекат незнакомца стал неожиданностью, и между соперниками образовалось расстояние в две-три сажени.
— Рядовой! Какого хрена ты творишь?!
Посмотрев в глаза напарника, она заметила нечто странное. Равнодушие на лице, словно застывшая маска и стеклянные прикрытые глаза, смотрящие мимо неё — вот, что выбивалось из нормального поведения человека.
— Рядовой!..
Услышав знакомые звуки, рядовой медленно поднял взгляд, но не произнёс ни слова. Наконец, алгунир поняла, что её беспокоило больше всего — у рядового отсутствовала тень. Несмотря на то, что они находились на освещённой солнцем прогалине, тень Гончей повторяла движения хозяйки, но тени Мангуста не было. Вместо неё от рядового веяло жутким холодом, а в ушах шипели змеи, нашёптывая что-то непонятное. Всплыли строки одной очень старой книги, в которой упоминалось похожее состояние каю, но из-за сложного языка смысл той главы она позабыла. Думая, что это игра теней от деревьев, Гончая не сразу заметила чёрные жгуты, возникавших на какие-то мгновения вокруг силуэта Мангуста.
— Что за…
Не подумав о последствиях, девушка допустила непростительную ошибку, сделав шаг навстречу подчинённому. Водопад ударов снова окатил Гончую, защищавшуюся уже из последний сил.
— Да стой же ты!
Сбивать себе дыхание нельзя, но у неё не было иного выхода. Выиграть в бою один на один со Стирателем просто невозможно, а думать об убийстве напарника не приходилось. Удары сыпались отовсюду, мелькая размытыми тенями. Пальцы начинали неметь, а рука не успевала за скоростью рядового. Слева, справа, сверху, слева, слева, слева, снизу, серия в шею. Сражение продолжалась совсем недолго, но за такой короткий промежуток времени алгунир обзавелась несколькими неглубокими ранами на руках и порезанной одеждой в районе ключицы и шеи. Девушка закусила губу — под одеждой защипали новые раны. Рядовой же не получил ни единого ранения и продолжал уверенно давить.
Я проиграю, если бой будет проходить по его правилам! Надо ломать ритм! — подумала Гончая и неожиданно сократила дистанцию, чудом увернувшись от острия. Не растерявшись, рядовой отпрыгнул, оставляя кинжал соперницы гадать о вкусе его крови. Но раненая нога не выдержала и колено подвернулось. Реакция алгунир оказалась молниеносной. Пнув по руке с кинжалом, Гончая безрассудно вошла в ближний бой с рукопашником. Оставшись без оружия и пытаясь найти равновесие, Мангуст на мгновение раскрылся, чем и воспользовалась Гончая, мстительно ударив коленом в живот. Согнувшееся тело стало прекрасной мишенью для рукоятки кинжала, стукнувшей по затылку рядового. Мягкий травяной ковёр принял лишенного стержня рядового в свои объятия, как тут же наступила тишина, нарушаемая прерывистым дыханием алгунир.
— Ну… ты… и придурок!..
Не сдержавшись, Гончая увесисто пнула в живот рядового, но тот не издал ни звука и даже не пошевелился.
Голова гудела, заполняя болью весь мир. Похоже, меня забыли где-то на дне ледяного озера. Сковывавший холод мешал пошевелиться, погружая всё ниже и ниже на илистое дно. Некоторое время казалось, что от десятков голосов избавиться не удастся и они сведут с ума. Но их заглушил другой, более громкий и настойчивый. Течение подхватило и подняло на поверхность. Следом загорели щёки, растапливая лёд и заставляя открыть глаза.
— Эй, ты как?
— Где я?
Из-за яркого света сфокусироваться было сложно, но кое-что понять было не сложно. Лежал я на боку, руки оказались связаны, а щёки горели, словно по ним били всю ночь. Гончая помогла подняться, прислонив спиной к дереву, но развязывать не спешила.
— Рассказывай, как всё было.
К приказному тону я уже давно привык, и рассказ получился коротким.
— …а потом этот гад по ноге пнул и вырубил с локтя. Всё, больше ничего не помню.
Гончая долго всматривалась в моё лицо, о чём-то напряжённо размышляя. Я покосился на ногу, с удивлением заметив, что она оказалась перевязана.
— Спасибо… Чего ты меня связала-то? А где эти? За тобой ведь тоже погнались?
Она ещё некоторое время испытующе изучала мои глаза, но потом всё же ответила:
— Погнались, — проигнорировала она мой первый вопрос. — Но их цель не мы. А тот человек, который у скалы исчез. Он потом в высокой траве прятался, а за ним эти узкоглазые бросились. Потом, наверное, снова исчез, а там и за мной погнались. Возможно, они подумали, что мы тоже по его душу. Догнал почему-то уже один, пришлось вступить в драку. Сильные, очень сильные оказались эти узкоглазые.
— Ты его убила?
— Нет, в разгар боя он вдруг отступил. А потом… А потом тебя нашла.
— Выходит, ты меня спасла?
— Нет, — после долгого молчания, наконец, сказала Гончая. — Случайно наткнулась.
— Понятно. Всё равно спасибо. Так чего связала-то? Кстати, ты не знаешь, кто они?
Некоторое время Гончая смотрела мне в глаза, но потом что-то про себя решив, разрезала путы.
— Сопротивлялся ты, руками махал, надо ведь было тебя хоть как-то нести? А вот кто они, понятия не имею. Первый раз встречаю людей с такими узкими глазами. Знаешь, продолжись бой, не сомневаюсь в своем поражении…
Ненадолго наступила мрачная тишина. Мы оба проматывали в голове свои битвы с каю и вывод был неутешительный — нас раскатали, как малых детей. И спасло простое везение.
Эффект укрепляющего отвара закончился, и подступил отходняк, дав мне возможность в полной мере насладиться болью в ноге и мелкой дрожи по всему телу.
— Отродья бездны… Что это за твари такие. Кое-как отбился…
— Да уж, твари ещё те…. Я обработала, нагноения быть не должно. Но за ранением надо наблюдать, эти ящеры могли быть ядовиты. Да и зубы чистить они не умеют.
— Бездна… — морщась от боли в висках, я решил закинуть удочку: — Тогда, у скалы, я думал, что мне показалось, как он исчез.
— Поначалу мне тоже. Кажется, мы нечаянно впутались в чью-то игру. Следует при первой возможности отправить весточку с подробным описание случившегося.
На наживку она не повелась, так и не раскрыв детали задания. За разговорами успели собраться и подойти к таппану Гончей.
— Всё-таки. Я не верю, что всё это произошло случайно…
— Если ты считаешь, — перебила алгунир, словно прочитав мои мысли. — Что я что-то знаю, то будь уверен, я бы любыми способами избежала такой развязки событий.
— Значит…
— Я ничего не знаю ни об этих каю, ни об их ящерах, ни о человеке, которого они преследуют, ни, тем более, о тех взрывах, которые нас чуть не похоронили.
При этих словах она как-то странно погладила ягдташ, наличие которого проверяла не так давно. Я молчал, пытаясь осмыслить последние события. Неизвестные каю, чем-то похожие на кашгарийцев, преследуют человека. Судя по грязи и разводам крови на его одежде, бегает от них он уже давно. Да столь успешно, что опытнейшие каю даже с помощью ящеров не могут догнать. А что это тогда за бездна творилась в ночном небе? Скалы ведь сами собой не взрываются…
В течении дня погода портилась. То сильный ветер с ног сбивал, то ливень на головы обрушивался. Тем не менее, к вечеру мы добрались до постоялого двора, и вскоре сушились внутри тёплого помещения, слушая оживлённые разговоры местных.
— …А я тебе говорю, что это землетрясение! Они частенько близ гор случаются!
— Ой, да брешишь! Я те в десятый раз толкую, шо не землетрясение это! Ты полымя в небе видал? То-то!
— …А потом шандарах! Ты-ды-дыщ! И тишина! И мертвые с косами стоять!..
— Мужики, да я вам точно говорю, что целую седмицу таки дела творятся!..
— Врёшь, собака! Я тут уже четвёртые сутки, не было такого! Вчера всё началось! Брешишь!
— …Это всё боги! Это они войну затеяли, а покамест так, разминаются!..
— Беду накликаешь! А ну хавальник закрой, бестолочь!
— Да-да! Канай отсюда!
— А может, тебе ещё рожу вареньем намазать?!
— Это ту странную чертовщину обсуждают? — спросила Гончая, когда служанка расставляла перед нами ужин.
— Как небо начало огненные молнии пускать, а потом ещё и землетрясения, так тут всю округу на уши подняло, — Женщина, которой вот-вот стукнет пятый десяток, поёжилась. — А ведь дело-то было ночью! Ой, страху натерпелись!
— У вас это уже бывало? Говорят, места близ отрога плохие.
— Это близ Туманных Гор плохие. Там и погань всякая, говорят, летает даже, людей хватают и уносют. Да иные чудища с Гиблых приходют. А отрог вовек спокойным был, сколько себя помню. Правда вот… припоминаю, как дед байки сказывал, что и при нём всяко случалось. Но то на закате, в море, да на восходе, близ Туманных. Но те истории я запамятовала, давненько то было. Всерьёз и не воспринимала их никогда, а вот как надысь началось, — женщина вздохнула. — Так и деда вспомнила…
Тут вклинился уже я:
— А в этих краях никогда не встречали узкоглазых людей со смуглой кожей?
— У нас иногда бывают кашгарийцы с Остробережья, — пожала она плечами. — кожа у них тёмная, лютая, но про людей с узкими глазами впервые слышу…
Иногда поглядывая на алгунир, мне оставалось завидовать её искусству перевоплощаться. Выражение её лица, причёска, взгляд, поза и даже движения изменились. У меня это получалось совсем не так искусно, поэтому, примеряя очередную маску, я чувствовал что-то неправильное. Очень сложно отказаться от привычек, поведения и убеждений в пользу других, порой неприятных или неодобряемых твоим внутренним миром. Даже на короткое время.
Мои размышления были прерваны громкой руганью выпивох, которые уже начинали толкаться, отстаивая свою точку зрения. Из-за насквозь пропитанного хмелем воздуха казалось, что я уже и сам опьянел, и пора бы заняться делами. После трапезы попробовал было разжиться частью составляющих для перцовок, но здесь их в достаточном количестве, к сожалению, не нашлось. Как сказали хозяева, для себя-то не хватает, а уж на продажу и вовсе не найти.
Ночь наступила неожиданно. Показавшись на небе, луну облепили яркие звёзды, внимательно наблюдая за остывающей землёй. Притихли даже самые громкие из спорщиков, с опаской вслушиваясь в ночную прохладу, которую разносил непокорный ветер. Никто не хотел привлекать к себе внимание зловещих сил природы.
Ночь прошла спокойно, а утро никаких вестей не принесло. Следующие четверо суток мы скакали почти без остановок. Таппан алгунир после битвы с каю оказался ранен не так сильно, поэтому мог мчаться без лишних остановок. Новый скакун обошёлся мне недёшево, но с заживающей ногой он оказался как никогда кстати. Рана затягивалась очень медленно, а с каждым днём повышалась чувствительность. Вместе с ней приходила и боль.
Но о своих проблемах я предпочёл не говорить, обрабатывая рану на привалах. Приближалась осень, принося с собой холодные ветра и стылые ночи. Привыкшая к более тёплой погоде Умака, Гончая делала вид, что холод Яксарда ей нипочём, но стучащие по ночам зубы девчонки не услышать было сложно. Солнце в тени уже не согревало, как две луны назад, лаская своим теплом лишь в ясные дни.
— Привал, — скомандовала Гончая.
Выйдя по тропе к широкой равнине, мы выбрали место у дерева, в тени которого и остановились. В последние дни боль в ноге затаилась, как и звуки вокруг. Не стрекотали кузнечики, не пели птицы, не стучал дятел, и не разговаривали деревья. Затишья мне всегда не нравились.
— Кажется, бывал я здесь… Нас сюда часто привозили тренироваться в походных условиях. На восходе от Гиблых отделяет узкая полоса леса и болот, на юге речка, а за ней лесной тракт. На западе сплошной лес, а за ним море. Нас обычно тренировали именно там.
— Угощайся, — коротко бросила Гончая, внимательно выслушав рассказ.
Надо отметить, что наши отношения из разряда «взаимная неприязнь» перешли в разряд «приглядываем друг за другом». Как говорится, худой мир лучше доброй войны, и на том спасибо. Вскоре Гончая попросила показать наше точное местоположение. Согнувшись над картой, мы некоторое время беседовали, обсуждая путь.
Что именно произошло потом, вспомнить трудно. В какой-то момент справа прогрохотало, и меня швырнуло тряпичной куклой, вырубив на какое-то время. Из небытия вырвало столь же стремительно, заставив закашляться из-за окружающего дыма. Правая сторона тела слушалась плохо, щека потеряла чувствительность, а в правом ухе поселился тонкий звон. Где-то далеко слышались взрывы и грохот, но звук получался такой, словно в уши ваты затолкали. Меня зашвырнуло в кусты с такой силой, что по пути я сшиб маленькую берёзку, из-за которой подозрительно ныли рёбра. Мир зашатался, когда я попытался подняться на ноги. В глазах потемнело, мелькая солнечными зайчиками и осыпаясь искрами, словно от разбившегося зеркала. Хватаясь то за одно дерево, то за другое, я пробрался через кусты.
Равнину с запада на восток выкорчевали огромной лопатой, оставив неглубокие опалённые огнём воронки на расстоянии в сто локтей. Воронки густо дымились, но было очевидно, что где-то недалеко горел лес. Глаза уже давно разъедал дым, который забирался в нос и вызывал кашель.
Сперва показалось, что во время кашля хрустнули рёбра, но это оказались ломавшиеся деревья. Из леса молнией вышвырнуло чьё-то тело, прокатившееся по равнине и замершее близ одного из дымящихся кратеров. Не имея возможности увидеть человека, я перевёл взгляд на опушку с выкорчеванными деревьями. Однако лес замер, не собираясь открывать свои тайны. Что-то заставило взглянуть на упавшее тело, как оно неожиданно взмыло в воздух. Через мгновение в то место ударила молния, оглушив мощнейшим раскатом грома. Две парящие в небе человеческие фигуры схлестнулись в битве меча и колдовства. Один в серых штанах и непримечательной порванной рубахе со знанием дела орудовал саблями. А второй, в тёмных лёгких одеждах пасовал руками, пытался держаться на расстоянии, и иногда из его глотки вырывалось что-то нечленораздельное, насылая на противника град ударов разной природы. Если вдруг до противника долетала одна из этих мощных энергий, то рассыпалась на мелкие осколки либо от меча, либо от неведомой защиты мечника. С такой же показной лёгкостью и колдун справлялся с атаками противника, если тому улыбалась удача подобраться к нему вплотную. Он либо мгновенно отлетал, либо исчезал и появлялся в другом месте, нанося кровожадный вихрь страшных масс. Меч же высекал лишь сноп искр, не нанося видимых повреждений. С каждым блокированием их атак громоподобный звук раскатывался по равнине, вызывая небольшие землетрясения. Очередной удар, раскатившийся по округе, придавил к земле. Сгустились тучи, резко потемнело, а резня продолжилась с той же страшной яростью.
Оглядевшись, я наткнулся взглядом на человека. От потрясений и ярких вспышек, сейчас перед глазами мелькали разноцветные блики, и я никак не мог сосредоточиться, чтобы разглядеть незнакомца. Он пытался отвязать от дерева таппана и лихорадочно оглядывался по сторонам. Похоже, это был тот самый мужчина, исчезавший прямо у нас на глазах. Пошатываясь, я вылез из кустов, и направился было к нему, но не успел. Что-то металлическое стукнуло его по голове, и тот мешком упал под копыта таппанов. До него оставалось совсем немного, как вдруг моей шеи коснулось лезвие, и кто-то прошептал:
— Отойди на пять шагов.
Спорить с тем, кто держит твою жизнь в своих руках, было глупо. Медленно исполнив приказ, на последнем шаге я скривился от боли в ноге и, чтобы сдержать равновесие, повернулся к нему лицом. Война в небе не прекращалась, и я опасался, как бы и нас ненароком не порешили. Одетый во всё серое высокий широкоплечий мужчина стоял напротив, сжимая в руке готовый к броску кинжал. Его лицо и волосы были прикрыты материей, оставлявшей лишь глазную щель. Серые равнодушные глаза сепахийца.
Отвлекаться от войны богов не стоит, это я уяснил на всю жизнь. И даже не потому, что можно пропустить что-то интересное и захватывающее. Можно нечаянно пропустить свою смерть. Забыв поглядывать за схваткой, я не заметил, как один из богов дал слабину и оказался в десятке локтей от нас. Громыхнуло, и меня вновь отбросило, сильно приложив о дерево. Кажется, что-то хрустнуло. Воздух вырвался из лёгких, звуки исчезли, и я кулём рухнул на землю.
Тело трясло, словно меня посадили в тележку и толкнули с кручи. Кто-то кричал, но мужские и женские голоса перемешались, превратившись в один нескончаемый гул. Он шумел в ушах, бушуя разъярёнными волнами, и мешая соображать. Наконец, стало тихо, и можно было вздремнуть. Было трудно дышать, и я с с тревогой подумал о сломанном носе, но ошибся. Просто он ткнулся в землю, и вместо воздуха в него забралась грязь вперемешку с пылью.
— Вставай!
Радость от возвращения слуха довольно быстро сменилась болью от удара по многострадальным рёбрам. Перевернувшись на спину, я судорожно стал хватать воздух. Ещё несколько ударов обрушилось в живот, а потом перешли на лицо. Руки были связаны за спиной, и единственным плюсом было то, что первым же ударом из носа вышибло грязь, подарив мне возможность дышать. Согнувшись, попытался прикрыть лицо и внутренние органы коленями.
— Успокойся, Бритва.
Похоже, эти слова относились не к моему обидчику, так как удары не прекратились. Послышалась возня и удары стихли, позволив мне с кряхтением растянуться на траве. Под глазом наливался синяк, скулы онемели, а из рассечённой брови обильно текла кровь. Во рту перекатывался металлический привкус, но, к счастью, зубы остались на месте. Между тем меня бесцеремонно подняли и усадили к дереву. Людей оказалось четверо. Все, как один, в тёмных одеждах и повязками на лицах. Один из них внимательно меня осматривает, двое озираются по сторонам. Последний, с позывным Бритва, упал на колени близ ещё одного тёмного пятна. Прищурившись, я узнал каю, с которым разговаривал не так давно. Хриплое горячее дыхание на шее и ледяная сталь кортика у сонной артерии засели в памяти слишком отчётливо. Горло его оказалось вспорото, а из груди инородным телом торчала рукоятка моего кинжала. В голове разом заметались мысли одна хуже другой, и все вели к печальному для меня исходу. Тряхнув головой, я испуганно зыркнул в небо.
— Они ушли, — заметив мой взгляд, ответил каю.
— Почему?..
«Ты спрашиваешь совсем не то, что следует…» — послышался змеиный шёпот собственной тени.
— Кто знает, — мужчина пожал плечами. — Смертным умысла всевышних не понять. Но мы отвлеклись.
Он одной фразой подвёл меня к краю пропасти. «Ну неужели ты думал, что о твоём оружии в груди каю позабудут, если ты переведёшь тему на Богов? Наивный глупец!» — шипящий голос тени начинал раздражать.
— Это, — каю небрежно кивнул подбородком в сторону трупа. — Родной брат Бритвы. Его звали Веррадер.
Всё было понятно без лишних вопросов. В преступника принялись бросать камни, но прыгать в лощину бездны он пока не собирался.
— Что за чушь? Зачем мне его убивать!?
«Правильно, не кричи, силы тебе ещё понадобятся… в пыточных катакомбах Гильдии!.. Замолчи!» — ругань с самим собой, порой, сводила с ума. «Ты ведь помнишь, что каю отрезают плоть предателя тоненькими лоскутками? А слышал про мух Остробережья, которые откладывают яйца в ранках? Личинки растут в теле жертвы, с дикой болью пожирая изнутри…». Пришлось трясти головой, избавляясь от голоса сестрёнки.
— Не убивал? — голос каю вернул меня обратно на землю. — Если честно, мне неинтересна причина. Меня интересует как ты это сделал, не получив ни царапины. Веррадер владел паййат лучше любого из нас. Убей ты его сзади это одно, но в грудь, в честном бою, да так быстро… Это совсем другое.
Услышав наш разговор, Бритва направился в мою сторону. Двое других безликих преградили ему путь, но самый главный даже не обратил на это внимания.
— Здесь был ещё человек! Он…
— Не смеши, он не знает с какой стороны нож-то держать. Лучше расскажи, как всё было.
Я ждал этого вопроса и заранее подготовился выпалить ответ. Смело отшагнув от пропасти на твёрдую землю, осуждённый стал оправдываться перед судьями.
— Он отвязывал таппана, хотел смыться, ему что-то прилетело в голову, и он потерял сознание. В этот момент к моему горлу кто-то приставил клинок и сказал, чтобы я отошёл. Затем вспышка, грохот и всё.
— Всё? — поднял бровь каю, выразительно глянув на Гончую, — А у нас другие сведения.
Жадная до крови толпа нависла надо мной, ожидая вердикта судьи. Камни разъярённого сброда бессильно упали на землю. Вместо вердикта судья точным ударом ноги в грудь отправил меня в полёт, где, раскрыв объятия, ждала Инзелла. Владычица Нижнего Мира улыбалась, притягивая жертву своей чарующей юностью. Богиня изображалась невероятно красивой девушкой, встречавшей умерших на тех берегах. Ночью же она вставала на четвереньки, отращивая себе когти и огромный клюв с рядами зубов. Сначала она откусывала голову, утоляя жажду выпитой кровью, а после пролезала в тело, пожирая внутренности.
Мои зубы помимо воли заскрежетали, что не укрылось от внимательного каю, воспринявшего это как признание в своём преступлении. Неожиданно пришло спокойствие, окатив тёплой волной умиротворения. Наверное, это какая-то ошибка? Точно! Кто-то ошибся! Ответов больше не было. Остались только жалкие оправдания. «Это не я», — хотел было начать оправдываться, но меня уже никто не слушал. Богиня Нижнего Мира приняла нас в своё царство.
— Что там с прыгуном, где он? — поинтересовался главный каю.
— Уже проверяли. Он исчез.
Безымянный каю достал какой-то предмет, который снизу разглядеть не удавалось. Некоторое время покрутив его и поочередно поворачиваясь во все стороны света, он изрёк:
— След исчез, словно и не было.
— Помехи?
— Отсутствуют.
Каю тяжело вздохнул, словно упускать из рук загадочного «прыгуна» было не впервой.
— Проверь ещё раз. И ты тоже, Грим.
Спустя какое-то время оба отрицательно покачали головами.
— Разве это возможно? Он не успел накопить много сил, и не мог прыгнуть далеко. Обыскать.
— Гончая, — сказал главный, когда Тени исчезли. — Собирайся.
— Есть… — безжизненно ответила девушка.
Не притворяйся, словно тебе жаль меня! — хотел было выкрикнуть от злости я. «Не обольщайся, ей действительно плевать на тебя», — тень, как всегда, была остра на язык.
— Ты! — остановил я главного каю. — Кто вы? Вы из Радагана? Кто были те двое в небе? А темнокожий? Почему вы его преследуете?
Долгое время он сверлил меня взглядом, а потом развернулся и исчез за кустами ежевики. Мимо прошла Гончая, отвернувшись от неудачника. Так отворачиваются на улице, когда несколько измученных скукой лбов проверяют кошель неудачно свернувшего в переулок прохожего. Так зажиточный купец отворачивается от грязного попрошайки. Так стая падальщиков боится приближаться к добыче грозного хищника, опасаясь превратиться в еду. Позывной Гончая тебе не подходит, алгунир. Ты — Падальщик.
— Прав был Ингул, когда остановил меня. Простая смерть станет для тебя лишь подарком.
Появившийся Бритва меня напугал, заодно обронив настоящее имя главного их группы. Это была серьёзная ошибка и полезное знание. Но только не для смертника.
— Ты ведь знаешь, что бывает за убийство каю?
Я сглотнул, представив копошащихся в моём теле личинок. Вот они с чавкающими звуками передвигают свои бледные туши в ране, пододвигаясь поближе к сочному мясу. Сладкая подкожно-жировая клетчатка была уже пожрана и наступала очередь самой питательной начинки. Эластичные и бескровные сухожилия и связки они оставляют на потом, вгрызаясь в мягкие вены, и купаясь в питательной крови. Несколько хитрых личинок залезли под кожу, проедая себе тоннель в мышцах, и сейчас они выделялись многочисленными бугорками под кожей. И личинки мух Остробережья — это только начало. Пир тварей начнется уже скоро. Но только не сейчас. Бритва медленно присел на корточки, глядя в мои глаза.
— А слышал когда-нибудь о каргалах?
Сказку об истинных каю слышали все. Поговаривают, они обладают мистическими способностями. Могут протиснуться в отверстие четыре пальца шириной, ходить по стенам, уничтожить противника одним прикосновением, заставить жертву выполнять их приказы лишь взглядом, и тому подобное.
— Зря смеёшься, — улыбнулся Бритва, что-то разглядев на моём лице. — Наверняка ты слышал об учениках, которые вдруг посреди учебного года исчезали, и никто их больше не видел. Возможно, вам даже рассказывали правдоподобные истории о переводе в другой корпус или даже город, либо внезапном переезде родителей ученика в Радаган и всё в таком духе. Отчасти это правда, всех их переводят в столицу. Отобранные по критериям, которые тебе ничего не скажут, ученики попадают в сверхсекретную государственную организацию и продолжают обучение уже там.
Верить не хотелось, но я всё же спросил:
— Зачем ты всё это мне рассказываешь? Это тайные знания, за которые по головке не погладят.
— Ты в самом деле настолько глуп, или все каю недалеки умом? Наказание за убийство каю по сравнению с умерщвлением каргала — детский лепет.
Я хотел выпалить что-то гневное и глупое, но вовремя появились двое разведчиков.
— Следы обрываются. Он прыгнул в неизвестном направлении, не оставив пространственных помех. Мы не можем обнаружить его местонахождение. А значит, он более, чем в сотне вёрст от нас.
— Как такое возможно?
— Не могу знать. Смею предположить, что он оставлял про запас некое количество энергии для большого прыжка.
— Ясно. Связать рядового и за мной.
Каргалы своё дело знали, связав мои локти, щиколотки и колени за считанные мгновения, вертя в руках, словно паук муху в липкой паутине. Не успел я сделать и два десятка вдохов, как меня, словно мешок, замотали в неизвестный мне узел и запрокинули на плечо. Кости чужака сдавили брюшную аорту, продавили диафрагму, и стало трудно дышать. Кровь прилила к голове, в глазах появились разноцветные круги, а лицо налилось румянцем и защипало в ушах.
— Снаряжение забрать, труп сжечь.
Холодный приказ был отдан никем иным, как Бритвой. И это родные братья? Впрочем, властный голос едва заметно дрогнул. Но выжившему из ума каю это наверняка показалось. Один из каргалов принялся собирать снаряжение Веррадера, а меня понесли по лесу за Бритвой. Пару раз в поле зрения появлялась Гончая, от чего злость во мне закипала с новой силой. Однако я так же быстро сдавался, когда каргал немного подпрыгивал, и его плечо с новой силой врезалось в живот, вышибая из меня очередное кряхтение. Инзелла, небрежно поймавшая за ногу падающего в пропасть каю, не торопилась пожирать сразу. Владычица Нижнего Мира решила немного позабавиться перед захватывающей казнью.
Спустя бесконечное число оврагов и ухабов мы вышли на другую поляну. Кинув меня в седло одним ловким движением, безликий проверил путы.
— Эй! Ингул!
Назвать каргала его настоящим именем значило сильно оскорбить. Тем более, при всех. Однако, его это почему-то не сильно беспокоило.
— Чего тебе?
Судя по его спокойной реакции, до меня только сейчас начало доходить, что это лишь его взрослое имя. Оставалось гадать, почему такая простая мысль не пришла в голову раньше.
— Куда ты меня везёшь? — когда никто не ответил, я решил позвать погромче: — Эй! Ингул! Эй!!
Мой крик разносился по поляне, нервируя конвой. Похоже, Ингул или Бритва отдали приказ безликим, и в рот засунули какую-то мерзко пахнущую тряпку. Ещё какое-то время я извивался, дёргался и пытался выплюнуть её, пока не заболела голова.
Сколько длилась такая поездка, не знал, но когда меня спустили на землю, я тут же упал на спину. Вскоре меня подняли и стали привязывать к дереву. На лес давно опустилась ночь, глаза привыкли к темноте, а стареющая луна помогала немного осмотреться. Мелькали тени, и понять, кому они принадлежат, было трудно. Я решил напомнить о себе, промычав, а через какое-то время появился Ингул.
— Ну?
— Кто это был? — ляпнул я первое, что пришло в голову, в очередной раз заметив, что спросил совсем не то, что следовало, но сепахиец понял, о ком шла речь.
— Те, кто, как и мы, ищет прыгуна.
— Они Боги?
Некоторое время Ингул молчал. А его тёмная фигура напротив меня на миг показалась зловещей.
— В каком-то смысле. Мы не знаем, кто они.
— Кто такой прыгун и зачем он вам так нужен?
— Слишком много вопросов для смертника.
— Слишком мало ответов для судьи, — моментально рубанул я, едва дослушав ответ.
Но Ингул не поддался на провокацию, и растворился в тени, занявшись своими делами. От каргала и расспросов мысли заметались, лихорадочно выдумывая разные оправдания. Должно быть, это ошибка, и вскоре все поймут, что никто ни в чём не виноват. Правильно тогда Ингул обратил внимание на то, что каю смог уничтожить каргала так быстро. Мысли плавно скользили, но неизменно возвращались к летающим существам. Боги мне не привиделись, так как Ингул чётко дал понять, что их видели все, и, как я понял из разговора, он с ними уже не раз сталкивался. Никакого удивления их сила и способности у четвёрки каргалов не вызывали. Значит, это не очередные видения, уже хорошо. Последнее время они стали сильно докучать.
Верёвки мешали, и я попытался ослабить узел, но они, словно змея, ещё сильнее вгрызались в плоть. Родненькая тень носилась вокруг, пытаясь чем-нибудь помочь. Угомонись! Ты ничем не поможешь, глупая. Бессмысленные трепыхания муравья в паутине, как и ожидалось, оказались агонией. Верёвка была тонкой, но прочной, и просто так не поддавалась. Пришлось даже вывихнуть большой палец. Сухожилия, нервы и мышцы натянулись, а боль пронзила до плеча. Но ни один мускул не дрогнул на моём лице. Счастье приближающегося успеха прокатилось волной по телу, даруя весёлые мурашки. И было непростительно раздавлено неудачей. Каргалы были крайне опытны, предусмотрев и этот вариант. Ничего не вышло.
Выругавшись про себя, я в сердцах откинул голову, ударившись затылком о кору клёна. Сейчас я очень надеялся, что мысли встанут на место, прекратив лихорадочно метаться. Почему я, выполняющий любой приказ начальства, принявший присягу, должен столь бесславно умереть ни за что? Впрочем, разве я когда-то мечтал о славе? О какой славе может мечтать каю? Какая чушь… Рядовой пёс, что выполняет приказ, не обсуждая его, должен упасть брюхом кверху? Почему? «Все просто. Потому что ты пёс государя», — как всегда, сестрица нашла правильный ответ быстрее меня.
В надежде прогнать ненужные голоса, я принялся мотать головой из стороны в сторону, стараясь не замечать нарастающей головной боли. Голос тени растворился в подступающей темноте, уступая место тишине и спокойствию. Нужно было что-то делать… Что-то делать… Но придумать что-либо никак не удавалось, а любая мысль разбивалась на мелкие осколки, ударяясь о стену тишины. Она усиливалась, вскоре превратившись в непрекращающееся гудение. Очередной раз моргнув, я так сильно вжался спиной в ствол дерева, что показалось, словно он стал со мною одним целым. На сей раз, почувствовав мою беспомощность, в опасной близости возникли десятки душ. Их тёмные жгуты силы скользили по лицу, оставляя кровавые раны, в которых плескался ледяной огонь. Чёрные провалы глазниц давили своим укором, проникая в глубины души. Во мне разом возникли десятки чужих голосов, но разобрать смысл их речей было невозможно. Голоса смешались, образовав волну, которая накинулась на разум, обдав своим холодом. «Наверное, это был холод бездны, в которую отправил их я», — пронеслась мысль прежде, чем они ледяными пальцами схватили меня, пытаясь куда-то утащить. К тому времени я с силой сжимал веки, стараясь избавиться от очередных видений. Но в этот раз они казались намного более реальными, нежели прежде. Голоса оглушали, кожу облизывал лёд, а их мертвенные пальцы оставляли во мне кровоточащие раны.
— Прости, я не хотела, чтобы всё обернулось так…
Голос алгунир прогнал все иллюзии, окатив меня ледяной водой. Звон внезапно сменился тишиной леса и потрескивающей лучиной. Где-то недалеко тихо вели беседу каргалы, не обращая на меня никакого внимания. Видения снова застали врасплох, но Гончая не заметила моего бешено колотящегося сердца и холодного пота на лице.
— Ингул сказал, что через двое суток мы прибудем в Радаган, где состоится суд…
О чём говорит эта глупая женщина? Он давным-давно состоялся. Судья вынес вердикт и отправил меня в полёт с края пропасти прямиком в цепкие лапы Инзеллы. Оставалось только уповать на время. Надеюсь, двое суток растянутся до бесконечности.
Утро наступило неожиданно. Долгое время я старался не заснуть, опасаясь вновь встретиться с душами, но они затаились, наверняка подготавливая новую ловушку. Только недавно я пытался избавиться от пут, как меня уже расталкивали грубые руки. Конечности, перетянутые верёвками, за ночь налились холодом и отказывались подчиняться. Похоже, Ингул тоже это заметил, и один из безликих быстро освободил от пут. Судя по тому, что каргалы сняли повязки и были похожи на обычных путников, должно быть, мы подходили к населённому пункту.
Черноволосый, с высоким лбом и носом горбинкой, каргал, отыскался сразу. Его родинка на скуле под правым глазом выделялась, словно одинокая грозовая тучка в ясном небе. Немало утончённости Ингулу добавляла чёрная бородка, тонким ремешком протянувшаяся по краю нижней челюсти. Мы встретились взглядами на пару ударов сердца, и каргал продолжил собирать сумку на своём таппане. Два безликих каргала имели кучерявые волосы, но оба были повернуты ко мне спиной и рассмотреть их не удавалось.
Возникший между мной и Ингулом мужчина оказался без левой брови. Точнее от середины лба, пересекая бровь, тянулся до скулы грубый шрам. Тут я поймал себя на мысли, что попади Бритва в Гилим, отбою от падких на боевые шрамы барышень ему бы отделаться не удалось. Кинув на меня многообещающий взгляд, он направился к вороному жеребцу. Каргалы словно этого и ждали, подхватив меня под руки и усадив на таппана Ингула.
По дороге стали появляться редкие телеги с запряжёнными тягловыми таппанами, хотя многие упорно называли их лошадьми. Ещё чаще по обочине мы обгоняли пеших крестьян с мешками на плечах, поэтому вовремя скрыть мои путы оказалось весьма кстати.
Скакали до позднего вечера. Лишь когда небо по правую руку окрасилось в багрянец, Ингул объявил привал. Один безликий насобирал лучины, второй принёс растопки, а Бритва откупорил крышку доханы. Это очень удобная походная цилиндрическая коробочка для розжига, в которой постоянно тлел легковоспламеняющийся материал. Обычно в качестве такого материала использовалась кора старых плодов чо-гала, кизяк, или какая-нибудь ткань. Потянуло дымком, запахло мясом. Голова была на удивление пуста. Впрочем, удивляться не стоило, ведь я каждое мгновение ждал очередных видений. Но они затаились, и я решил попробовать расслабиться.
Несмотря на голодный день, кусок в горло не лез. Мысли постоянно возвращались к мёртвому каргалу, даже когда я пытался думать совершенно о другом. Пошевелившись, обнаружил горячие мягкие кусочки в ладонях. «Неужели я задремал?» — пронеслась удивлённая мысль и я просто кинул еду в рот. Ужинали каргалы молча. Гончая сидела чуть поодаль, и изредка её взгляд скользил по мне. Но мои мысли были где-то далеко. Я знал, что через сутки, на утро, окажусь в Радагане. Ловушка захлопнется. Поэтому каждая сажень сдавливала грудь железным обручем, заставляя чувствовать себя жалкой крысой, барахтающейся в тисках удава. Что-то кольнуло ладонь, зашуршали редкие опавшие листья. Но раздражителями оказались старая коряга и пробежавшая мимо мышь. Угасающее сознание отметило слабый аромат мяты, а шуршание листвы и тихий хруст пробегающих грызунов смешались в гул, который вдруг оборвался, подарив сон.
Очередной день встретил холодным воздухом и промозглым ветром. Нога снова превратилась в раскалённый жгут боли, и шевелить ею не хотелось. Штаны немного сползли с похудевшего живота и пришлось подвязать кушаком повыше. Холод в ладони заставил замереть, забыв о том, что организму необходимо дышать. Покатав между подушечек пальцев крошечный кусочек чего-то острого, я медленно принял исходную позу, стреляя жадными глазами по сторонам. Но Ингул и остальные каргалы истолковали моё странное поведение по-своему. На голодном пайке каждому придётся подтягивать штаны, с удивлением отмечая болезненную худобу.
Во рту пересохло. Пот тут же впитался в одежду, отчего возникло жгучее желание поёрзать на таппане и почесаться везде. Но тело словно окаменело, застыв в одной позе с удивлённым, можно даже сказать, ошарашенным взглядом. Пришлось быстро взять себя в руки, покорно изобразив равнодушие. Катая в ладони острую кромку неизвестного материала, я с уверенностью мог сказать, что его остроты хватит для бечёвки каргалов. Но сколько мне понадобится времени, чтобы разрезать эту осточертевшую верёвку? Тут я снова замер, ошарашенный догадкой. Ночь. Только следующим утром мы зайдём за стены Радагана, а значит, для побега остаётся ещё целая ночь. Улыбка сама собой налезла на лицо, когда я вспомнил, что луна стареет и с каждым днём света становится всё меньше. По моему телу пробежались мурашки, а сердце бешено заколотилось, хоть и момент истины ещё не настал. До него ещё долго. Целый день придётся ждать, ловя себя на мысли, что в следующий миг безликие каргалы обнаружат в моих ладонях ключ к ларцу свободы. Ожидание… Как же я ненавидел это слово. И сейчас это слово вызывало жгучее желание устроить кровавую резню, которая закончится после первого же моего выпада.
Пальцы катали между собой кромку металла, изучив уже со всех сторон. Мне необходимо в ближайшее время перерезать путы. Освободившись, сломать нос Ингулу, забрать хотя бы один нож и убить безликого. Есть ещё надежда на алгунир, которая поможет своему подчинённому. Даже если не сориентируется, я чувствовал, что она не будет пытаться меня остановить. План был до неприличия прост, и… до невозможности безумен. Я чувствовал на себе блуждающие взгляды безликих, и разрезанные путы они заметят быстрее, чем мой затылок достигнет носа Ингула. Но вдруг мы, всё-таки, успеем? «Тогда твоё тело превратиться в подушку для иголок чуть позже, неудачник. Неужели не понимаешь, что ты всего лишь жалкий рядовой каю, который в сравнении с каргалами не более, чем оса против защищённого хитином скорпиона? Оса жалит смертельно, но с бронёй скорпиона ей не совладать. Ты жалкое насекомое в чёрно-жёлтую полоску, Мангуст», — тень шептала правду, и не согласиться с ней было чертовски трудно.
День тянулся невероятно медленно, словно застоявшийся мёд с деревянной ложки. Чтобы не искушать себя, а тем паче, свои пальцы, я сжал руки в кулак, запретив себе шевелиться. Ладони уже давно вспотели, и хотелось подставить их под приятный тёплый ветерок, но как только мне хотелось раскрыть ладони, чувствовал на себе взгляды безликих.
— Двигаемся без остановок, — прервал мои мысли Ингул. — К вечеру должны поспеть.
Это был неожиданный удар. Каргалы не оставляли мне выбора. Не будет никакой ночи. Не будет никакого завтра. Времени не осталось. Сердце, стучавшее в грудную клетку, наверное, мог услышать любой. Оно шумело в ушах, заглушая остальные звуки. Стиснув зубы, я пошевелил пальцами. Острая кромка как влитая застыла между дрожащими указательным и большим пальцами и принялась терзать бечёвку. Таппаны галопом несли рядового к плахе, а в наступающем сумраке становилось труднее рассмотреть мои движения. Тем не менее, мне казалось, что громоподобный скрежет лезвия о верёвку заглушал хлюпанье копыт, выворачивающих намокшую землю.
Всё случилось слишком быстро. Не знаю, что меня выдало — сосредоточенное лицо с не моргающими глазами, устремившимися вдаль, или стучащее сердце, но действовали каргалы подобно отлаженному тысячелетиями механизму. Когда шея оказалась в стальном захвате, доступ воздуха тотчас оказался перекрыт, лицо налилось кровью, а перед глазами засверкали звёзды. До этого мне казалось, что мои руки надёжно схвачены бечевой, но когда каргалы вывернули их ладонями вверх, пришлось в этом сильно засомневаться. Жгучая боль от прокрученных запястий появилась только через несколько ударов сердца, но я этого уже не помнил.
Радаган… Столица, о которой я грезил с тех пор, когда посетил её в первый раз. Мраморный город поразил двенадцатилетних карапузов, отправленных на месяц в столичную Гильдию. Ещё на подъезде все высовывали головы, силясь рассмотреть белоснежный град с возвышающимися тут и там высокими башенками. При упоминании Радагана, перед глазами всплывала жизнерадостная девушка, раздававшая нам вкусные пирожки со щавелем на рынке. Кислое растение, от которого я строил рожицы и куксился при одном его упоминании, превращался в божественное лакомство. Может, подобным вкусом наделяли их изысканные руки хозяйки, но свежеиспечённые пирожки после одного только укуса расплывались во рту сочным нектаром, сладостно лаская нёбо.
Когда нас отправляли на практику, каждый ученик с замиранием сердца ожидал, что в столицу распределят именно его. Мне повезло и бывать в древнем городе мне приходилось часто. По преданиям, мраморный город основали ещё до Эпохи Второго Солнца, поэтому от самых старых улиц веяло чем-то древним и величественным. А количеством гранитных, базальтовых, и иных колонн Радаган мог соревноваться со всей Эритреей, кто бы что там ни говорил!
В уши ворвались звуки резни, выдернув из сна в один миг. Бряцало оружие, кто-то хрипел, нападал с криком, звал на помощь, но потом всё обрывалось. Вдруг звуки борьбы послышались совсем рядом. Открыв глаза, я не успел увернуться от случайного тычка локтём отведённой для укола руки. Удар пришёлся в скулу и выбил меня со спины жеребца на мостовую. Не обращая внимания на головокружение и нарастающую боль пониже спины, я вскочил. Луна совсем погасла, скрывшись за редкими облаками, а темнота протягивала руки к мельтешащим в схватке силуэтам. Не успел я даже сосчитать количество людей вокруг, как в редком свете звёзд блеснул клинок. Нож прошелестел в воздухе, разорвав мои путы, и послышался сдавленный хрип. Из правого глаза человека блеснул в свете луны стилет, который и разрезал верёвки. Но в том месте, откуда произошёл бросок, никого уже не было.
Вытащив из глаза чужака окровавленный кинжал, а также нож из-за пояса, я быстро обрезал путы. Нас перехватили в узком переулке, ширина которого достигала четыре шага. Каргалы выбрали довольно узкий переулок, если вспомнить про огромные площади мраморного города.
Скользнув взглядом по улочке, успел насчитать лишь двух таппанов, а количество нападавших явно меньше шести.
«Если станет ещё меньше, они примутся за тебя, Мангуст», — эта мысль пришла в голову уже во время бега по узким трущобам. Я не имел ни малейшего понятия, в каком направлении бежать, поэтому первое время просто путал следы. Ноги быстро устали, а нарастающая боль в раненой голени принялась вгрызаться в плоть с каждым ударом сердца. Через некоторое время пришлось остановиться. Стена оказалась чарующе прохладной, а тишина нарушалась лишь моим хриплым дыханием. Восстановить его удалось быстро. Вытерев рукой лицо, я ощутил сильный запах мяты и принюхался к оружию, которое всё ещё сжимал в стальной хватке. Сделал это просто для того, чтобы унять нервы, ведь именно из-за них мне чудился вдалеке топот ног. На этот раз звуки не были иллюзиями. Выругавшись, я сорвался с места, утонув в темноте и надеясь на сестрёнку, что скроет меня от преследователей. Надо бежать, бежать… А куда? А зачем? Это неважно! Сперва беги, потом думай!
Утомительная погоня вскоре вывела к постоялому двору. В окнах горел свет, слышались голоса и стук деревянных кружек с сикерой — излюбленным напитком всех женатых мужиков. Первый же попавшийся таппан оказался осёдлан. От него пахло потом и усталостью после долгой дороги. Помоги, друг, иначе скоро смертью и червями будет пахнуть от меня. Незнакомый запах напугал взбрыкнувшего жеребца, но показать свою силу было несложно. Уступившее копытное позволило забраться к себе на спину и помчалось после первого же приказа. От стучавших копыт по мостовой хотелось вжать голову в плечи и тихо ругаться. Такой грохот посреди уснувшего города был сродни набату в мирное время.
Едва я преодолел улицу, как где-то сзади послышался протяжный свист. «Каргалы уже взяли след, и кольцо сужается», — прошелестел сухой голос тени, но пришлось от него отмахнуться. Улица оказалась широкой. Тут же в памяти всплыл детский образ рыночной площади Радагана со снующими повсюду толпами людей. Не успев досмотреть видение, я пришпорил таппана, помчавшись к противоположному концу улицы. Головокружительные скачки, свист в ушах, прикрытые глаза — а я уже успел забыть, что такое управлять таппаном. Радость исчезла, когда к цокоту копыт моего жеребца присоединился ещё один всадник, вынырнувший из-за угла. Это оказалось настолько неожиданно, что я не стал медлить и выпустил из рук кинжал, впившийся точно в бок наездника. На тот момент мне было неважно, друг это, враг или обычный человек. Мне хотелось выжить. Схватившись за бок, он, всё-таки, нашёл в себе силы бросить клинок, просвистевший у моей шеи. «Если бы ты вовремя не пригнулся, то тебя бы уже пережёвывала Инзелла», — промурлыкала, наслаждаясь битвой, тень. Я знаю! Именно поэтому только что смог щёлкнуть её по носу! Воистину, разговоры с самим собой скоро сведут с ума. Где-то позади, из-за угла, вынырнули всадники, а я сильнее пришпорил жеребца.
Да чтоб вы с тёщами жили!!! В ответ на мои ругательства, в спину подул тёплый ветер. Может, мне показалось, может я начинал бредить, но жеребец вдруг ускорился, стрелой вылетев за пределы города. Ветер появлялся в моей жизни всякий раз, когда случалось что-то важное. Я предпочитал думать, что он помогает мне сделать правильный выбор, однако чем измерять правильность мне было, пока что, неизвестно.
Давящие на плечи стены разошлись в стороны, выпуская жеребца. Каю, упавший в лапы Инзеллы, не просто сумел щёлкнуть богиню по носу. Невероятно извернувшись в её липких щупальцах, он лихо рубанул по пальцам, а после хорошенько так вмазал по многострадальному носу. Взвизгнув, богиня треснула в бессилии исполинским кулаком по земле. Смертный обманул Владычицу Нижнего Мира, и она ему этого никогда не простит.
Запах свободы опьянял. Улыбка лезла на лицо, но я сумел на время спрятать её, обернувшись на полном ходу. Сердце провалилось в пятки, когда вдалеке показались чёрные точки. Казалось, таппан взмок настолько, что само седло ходило ходуном, норовя в любой момент скинуть седока. Ну уж нет! Я так просто не сдамся!!
Скачка длилась долго. Мне попался на зависть крепкий таппан. Уже середина ночи и совсем скоро забрезжит рассвет, а жеребец если и сдал, то ненамного. Чего нельзя сказать о моих нервах. Постоянно оглядываясь, я уже не боялся за хрустевшую шею, а лишь сильнее сжимал зубы — преследователи нагоняли. От двух-трёх вёрст, разделявших нас, едва ли осталась половина. Ровная дорога сменилась выбоинами, на которых таппан принялся спотыкаться. К сожалению, это оказались не кочки или выбоины в ровной дороге. Споткнувшись в очередной раз, уставший таппан кубарем покатился по земле. Мне кое-как удалось выпутать ноги из стремян и не сломать их при падении. Ушёл в перекат и, погасив энергию, бросился к таппану. Обливающееся потом животное дышало тяжело, с хрипом, и по моему телу пробежалась стая мурашек. Загнанное животное переломало ноги и билось в агонии. Не стоило тратить драгоценное время, подбегая к таппану, пожертвовавшему собой ради меня. Измученный жеребец не ждал от седока ничего. «Ничего, кроме последнего желания», — прошептала тень и я вынужден был с ней согласиться.
Вытерев окровавленный нож о траву, я бросился к виднеющейся вдалеке тёмной стене леса. Нога разболелась со страшной силой, и приходилось только рычать в бессилии. Не догоните, гады! А если и догоните, то загнанная крыса откусит вам пальцы, продавая свою жалкую жизнь подороже!..
В темноте улицы, доселе хранившей молчание, вспыхнуло пламя битвы. Замелькали тени, послышались вопли боли и крики отчаяния. Похоже, работники ножа и топора выбрали рыбку не по крючку.
— Бритва!..
Каргал не спешил отвечать, упоённый схваткой, и командиру пришлось повторить приказ громче.
— Бритва, долбать твой лысый череп!..
— Я!
— Крыса хомут скинула, бегом за ним!
— Есть!
Оставив Ингула разбираться с оставшейся швалью, Бритва, один из безликих, и Гончая, прыгнули в сёдла.
— За мной.
Короткий приказ и Бритва, поднеся странный предмет ко рту, засвистел. Бандитов, напавших на каргалов, довольно быстро повязали и начали допрос.
— Кто вы? Чей приказ?
— Это он! Он сказал, что здесь будет богатая и лёгкая добыча! Дал денег и сказал ждать.
— Кто?
Пытаясь выкупить свою жизнь, мужчина чуть ли не брызгал слюной. Он не знал, что никто не даст ему и толики подобного шанса.
— Он!.. Он..
Пытаясь вдохнуть, мужчина выпучил глаза, потянул за ворот Ингула и, последний раз крякнув, обмяк. Следом за ним попадали один за другим и остальные пленные. Повернув мужчину на живот, Ингул подозвал каргала с факелом. Осветив затылок, Ингул увидел крохотную затянувшуюся дырочку от иглы.
— Техника отложенной смерти, — сказал, как выплюнул, Ингул.
Приём выполнен идеально — игла вошла точно между первым и вторым шейными позвонками. Выругавшись, Ингул бегло осмотрел трупы и не нашёл более никаких следов, позволяющих обнаружить нанимателя.
— Твою же мать!.. — тихо выругался Ингул, вскакивая в седло.
У ворот в их маленькой компании преследователей прибавилось всадников, отставших на пару десятков локтей. Первыми скакали безликий и Бритва, каким-то чудом сумевшие рассмотреть одинокий силуэт Мангуста. По энергичным выкрикам Бритвы, алгунир поняла, что они нагоняют беглеца. Беглеца? А кто он был для неё? Случайный неудачник, который постоянно путался под ногами? Или довольно умелый рукопашник, сумевший с лёгкостью с ней совладать? Да, именно. Самый настоящий неудачник. Закусив губу, девушка если и выполняла приказ каргалов, то до сих пор не понимала, на чьей она стороне и зачем делает всё это. В этот момент она забыла, что является подчинённой и обязана выполнять любой приказ начальства, независимо от её собственных убеждений.
Мысли оборвались, словно натянутая струна лютни. Таппан беглеца не выдержал скачки и упал от истощения. Спустя несколько ударов сердца девушка смогла рассмотреть таппана и силуэт рядового, убегающего в сторону леса. Он не успеет, — подумала она. До опушки несколько вёрст, а уже спустя десяток вдохов они окружат беглеца и участь его очевидна.
Подстёгивая таппана, девушка вырвалась вперёд, догнав Бритву и оставив безликого позади. Негласный капитан их маленького отряда лишь покосился на неё, стегая жеребца по крупу. Всадники нагоняли, но загнанная крыса улепётывала, что было сил. Их разделяло четыре десятка саженей и в следующие мгновение охотники захлопнут ловушку. Её бывший подчинённый знал это, но всё ещё на что-то надеялся.
Бритва уже скалился, держа наготове кинжал. Алгунир зажмурилась. Но спустя несколько ударов сердца скачка всё продолжалась. Именно в этот момент небо сверкнуло яркой вспышкой, и ударил невероятной силы гром, оглушивший их на некоторое время. За ним последовали ещё несколько громовых ударов, но дождя так и не наблюдалось. Несмотря на то, что они выжимали из мышц таппанов всё, на что те были способны, расстояние никак не сокращалось. Наоборот, оно даже увеличивалось. Мангуст вдруг запнулся, но быстро обрёл равновесие и их таппаны начали сдавать. Беглец ускорился ещё сильнее и вскоре исчез из виду в сумраке. Изумление застыло на лицах Бритвы и Гончей, рыскающих глазами по густому киселю тьмы. Но Мангуста нигде не было видно. Они уже добрались до опушки сосняка, и дальше ходу коням не было. Спрыгнув с таппана, Бритва озадаченно озирался по сторонам, а потом повернулся в сторону Гончей:
— Это что сейчас было?!
Изумлённая девушка не смогла найти слов и лишь беззвучно открывала рот.
— Урод!.. Как ему это удалось?! Это колдовство!.. Гончая, Змей!
— Я! — синхронно выкрикнули подчинённые.
— Обыскать тут всё!
Позади слышалась догоняющая группа и Бритве не хотелось разводить перед Ингулом пустыми руками. Никто никогда не поверит в сказку о человеке, перегнавшем таппана. Углубившись в чащу, девушка вскоре наткнулась рукой на ткань, повисшую на сломанной ветке. Взяв её в руки, она тут же спрятала ткань в один из карманов. Именно ей она перевязывала икроножную мышцу Мангуста. Гадать о причинах своего поступка она будет после.
— Нашла что-то? — Бритва появился неожиданно.
Вскрикнув, девушка отшатнулась, хватаясь за нож.
— Тьфу ты, и чему вас только учат? Нашла что, спрашиваю?
Алгунир закрутила головой:
— Н-нет!..
Выругавшись, Бритва исчез в зарослях, оставив замершую Гончую наедине со своими мыслями. Она чувствовала себя предательницей. Отдай она находку, собаки смогли бы куда быстрее по запаху найти беглеца. Не смертельно, ведь у каргалов была одежда и оружие Мангуста, но времени на поиски прибавится. Не понимая, зачем она сделала это, алгунир отстранённо ходила по опушке, не решаясь сказать Ингулу, который что-то обсуждал с Бритвой. Разговор уже перешёл на повышенные тона и вот-вот она услышит ругань командиров.
— …иди в штаб!
Девушка не сразу сообразила, что обращались к ней.
— Гончая!
— А?
— На сеновале ахать будешь! Алгунир Гончая!
— Я!
— В штаб, бегом марш!
— Есть!
— Змей!.. Мать вашу, где вы все! Змей!!! — услышав ответное «Я!», Бритва закончил: — Едешь с Гончей.
Стоя в чаще, безликий крикнул «есть» и воровато оглянулся. В паре саженей слышались шуршания каргалов, отыскивающих следы беглеца. Проведя ногой по земле, Змей стёр последний след Мангуста, и, присыпав листьями, поспешил к своему таппану. Иглы с разведённым снотворным, которые он вколол таппанам перед погоней, продолжали осуждающе жечь его кожу через плотную ткань промокшей одежды. Накрапывающий дождь говорил о приближающемся ливне. Осень для каргалов начиналась скверно.