— Погоди, я про эту новую машину еще когда слышала… чуть ли не к восьмому марта ты ее дарить собирался!
— Да? — Дима задумался. — Ну так подарил же! Я ей выдал денег сколько надо и сказал: покупай, какая глянется, не хватит — добавлю! Ну, Танюха…
— Балда ты, Димыч, — сказала Полинка. — Кто же на восьмое марта стиральные машины дарит? Ты бы ей… ну, золотое что-нибудь подарил, с брюликами…
— Такие штуки она сама себе покупает… А что? Ты бы хотела серьги с брюликами?..
— Хитрый ты, Димыч! Это ты хочешь, чтобы я все рубашки перестирала! А что? — развеселилась Полинка. — За красивые сережки — почему бы и нет?
— Заметано!
— То-то Танюха удивится!
— Не удивится. Она и не заметит.
Полинка улыбнулась было — но вдруг поняла, что Дима говорит всерьез.
— Давай, бери таз, — распорядилась она. — Сейчас Жанкину машину включим — и утром будут тебе свежие рубашечки.
Жанна вышла в прихожую и увидела, как открывается дверь. Вошла Полинка, за ней Дима с большим тазом.
— Направо! — приказала Полинка и открыла дверь ванной. После чего оба туда и вошли. Дверь захлопнулась.
— Ни фига себе… — ошалело произнесла Жанна.
Из ванной донесся хохот.
— Ну ни фига себе…
Выскочил Дима, стряхивая с себя мыльную пену, незримая Полинка продолжала смеяться. Увидев Жанну, Дима приосанился.
— Ну так я попозже зайду, — сказал он и вышел.
— Так ни фига ж себе… — и Жанна чисто мужским движением поскребла в затылке.
Судя по всему, Татьяны дома не было. И где ее носит нелегкая — Жанна понятия не имела. Насчет загулявшего Марчука, скажем, было примерно понятно, где его искать — у байкеров, у диггеров, на худой конец — просто на яхте. Татьяна же могла оказаться где угодно.
На сей раз она вполне невинно застряла в гостях — правда, никого об этом не предупредив. А когда узнала, который час, ей сделалось жутко. Но ненадолго…
Примчавшись на такси, Татьяна поднялась в лифте, очень осторожно открыла дверь, вошла в темную прихожую и, не зажигая света, направилась в ванную…
Какие-то белые тени окружили ее, что-то шлепнуло по лицу, она сорвала со щеки холодную и мокрую лапу привидения и заорала не своим голосом…
Дима подпрыгнул на супружеском ложе и кинулся разбираться. Он включил свет и увидел жену среди натянутых веревок, на которых сушились рубашки.
— Ты сошел с ума! Их нужно было сунуть в центрифугу! — кричала, опомнившись, Татьяна. — Ты их даже не отжал как следует!
— У нас больше нет машины с центрифугой! Старую ты увезла к тетке, а новую еще не купила! — заорал и Дима.
— Так это я должна покупать технику?
— Так я же дал тебе деньги на стиральную машину! И вот — ни денег, ни машины!
— Ты попрекаешь меня этой жалкой сотней баксов?!
— Какая сотня баксов?! — Дима хотел было возразить, да махнул рукой и ушел.
— Нет, какое свинство, какое неблагодарное свинство, — пробормотала Татьяна. — Двадцать лет я ему стираю эти проклятые рубашки — хоть бы один раз спасибо сказал!
Но напоминать Диме об этих двадцати годах во втором часу ночи, право же, не стоило. Ему нашлось что напомнить в ответ…
Утром, когда Жанна и Полинка завтракали, раздался звонок.
— Это Танюха, — сказала Жанна. — Пойду впущу.
Но впустила она Диму с охапкой белых рубашек.
— Полинка еще не сбежала? — спросил он. — Доброе утро, Жан! Полинка!
— Чего тебе? — она, жуя, выглянула с кухни.
— Погладь хоть парочку!
— Давай сюда! Жанка, ты утюг далеко спрятала?
— На шкафу стоит, — ответила Жанна.
— Димыч, ты хоть позавтракал?
— А что?
— Вид голодный. Пошли на кухню, чайник еще горячий.
— Не голодный, а бессонный, — объяснил Дима. — Только ни о чем не спрашивай.
— И колбаса есть, докторская, еще на два бутика осталось, — безмятежно сообщила Полинка и увела Диму на кухню.
— Ни фига себе… — в который уже раз повторила озадаченная Жанна.
В Полинкиной сумочке запела мобилка.
Жанна достала голосящий аппаратик, понесла его на кухню — и вдруг остановилась перед закрытой дверью.
Мобилка пела — а Жанна стояла в недоумении. Наконец она осторожно постучала в дверь собственной кухни…
— Ты чего? — спросила Полинка. В руке у нее было крутое яйцо, а вот Дима наворачивал бутерброды.