И с девицей в охапке.
— Слушай, Жан, а тут это… кабинеты имеются?
— Тренерская есть, — не сообразив, ответила Жанна.
— А ключик нельзя?
— Нельзя. Там у Феликса документы, оргтехника…
— Жан, ну что ты, в самом деле! Нам что, его документы нужны? — удивился стрелок. — А оргтехника у нас своя! Ща так все организуем!
И прижал к себе девчонку.
Жанна посмотрела на него очень критически. Вздохнула. Хмыкнула.
— Ладно, пошли. Чего с вас возьмешь, кроме анализов…
Когда она вернулась в холл, застолье кипело и бурлило. Компьютерщики, завернувшись в полотенца, даже исполняли какой-то древнегреческий танец.
И Дима — со всеми вместе.
Жанна в самом пасмурном настроении вышла в коридор. Весь ее оптимизм сгинул без следа. Она уже не представляла себе, как с этими охломонами говорить о радостях семейной жизни.
С горя она решила позвонить Татьяне.
Та как раз воспользовалась вечерним отсутствием мужа и занималась собой. Сидя перед зеркалом, одной рукой она держала мобилку, другой накладывала на лицо слой серой глины.
— Танюх, это напрасная трата времени. Те, которые на что-то способны, с девками колобродят. Знаешь, совсем никакие девки, дешевка… А которые только пьют — те ведь нам тоже не нужны, как ты полагаешь?
— Алкоголики, конечно, не нужны. А которые с девками — это наши люди! Ты списочек составь, будем их понемногу вербовать!
— Так с девками же! — взвыла Жанна. — Их под венец дрыном не загонишь!
— А кто обещал, что будет легко? — Татьяна стала заводиться. — Те, которых загонишь, уже давно при бабах и детях! А нам нужны те, которых не загонишь! Это наш контингент! Если этих не брать за рога, то вообще без женихов останемся! Так что не пищи и действуй!
При этом она сердито шлепала глиной на щеки и подбородок.
— Танюх, я ни хрена не слышу! — воскликнула Жанна.
— Нам же не все сорок восемь нужны! Сколько их там, кстати? Двадцать наберется?
— Танюх, ори громче! — потребовала Жанна. — Не слышно же!
— Да я и так ору во всю глотку! Это что-то на линии!
— Не слышу ни хрена!
— На линии, говорю! — тут до Татьяны кое-что стало доходить. Она посмотрела на мобилку внимательно и обнаружила, что вся мобилка заляпана, а микрофон забит косметической глиной.
— Тьфу, чтоб ты сдох! — воскликнула она и пошла к дочке.
Катя лежала на диване и слушала музыку через наушники. Татьяна показала ей, что нужно эти штуки снять. Дочь неохотно послушалась.
— Катюх, дай свою мобилку, надо папе позвонить.
— А твоя?
— Моя сломалась. Пусть он скажет, что с ней дальше делать.
Катя дала матери телефон, Татьяна набрала номер, но ей сообщили, что абонент временно в отключке.
— Чертовы японцы! — буркнула Татьяна.
— Какие японцы, мам?
— Он сегодня японскую делегацию пасет. В ресторан их повел. Вот нашел время мобилку отключать! Дипломат хренов!
Дима, как и Полинка, врать умел, но не любил. Вот и на сей раз — японцы действительно побывали у него сегодня, а сейчас сидели в ресторане.
Только сопровождал их Димин заместитель, предупрежденный о необходимости держать язык за зубами.
Прокляв оператора мобильной связи отныне и до веку, Жанна взяла себя в руки, отнесла аппарат в тренерскую, закопала на самое дно сумки и отправилась добывать женихов именно туда, где разговорить их ей казалось проще всего.
Она увязалась за Шестовым в сауну. Туда же забрался и лысый тощий компьютерщик. Какое-то время посидели, беседуя о вещах животрепещущих — погоде и арендной плате. Потом Шестов вспомнил, что у него есть сердце. Хотя в его-то сорок два года вообще знать не полагается, где эта штука в организме сидит.
— Хорошо, но много, — сказал Шестов. — Пойду.
— Пойди ополоснись, — посоветовала Жанна.
— Да я не вспотел.
— Потому что неправильно в сауну вошел. Тебе нужно было войти, когда она только разогревается. А так твой дурной организм переполошился и запер воду.
— Что, и такое бывает? — спросил лысый.
— Так организм — он же простой, как веник. Его обожгло, он испугался, что всю воду отнимут, — и запер. А если бы температуру повышали постепенно — он бы понемножку воду отдавал.
— Ну, ты профессор, — сказал Шестов и вышел.
Жанна задумалась, глядя на лысого.
— Рановато у него сердце забарахлило. Сколько ему?
— Витьку? Да, наверно, лет… тридцать восемь?
Жанна знала правду, но промолчала.