— Жан, чего такая снулая?
— Да так чего-то…
Пашка, нагнувшись к ней, положил правую руку на тренажер, так что кисть оказалась прямо у нее под носом.
— Пашка, ты же вроде был женат? — спросила Жанна. — А чего кольцо не носишь?
— Так я временно подженился, — объяснил Пашка. — А чего?
Жанна сделала было стойку — но взяла себя в руки.
— Нет, ничего… Просто так спросила…
Она старательно настраивала себя на нормальную жизнь — и с тоской ощущала, что мир при этом непоправимо сузится. И, с одной стороны, хотела сделать решающий рывок, избавиться от всей той ахинеи, которой приходится заниматься по указаниям Татьяны, а с другой — почему-то вдруг позавидовала Полинке, которая не так тяжко воспринимала действительность.
А у Полинки было свое горе — Коля Марчук.
Он позвонил как раз тогда, когда группа аэробики построилась в зале и Полинка, в обтягивающем костюме, в новеньких гетрах и с мобилкой на шее, выбегала из тренерской.
— Слушаю вас внимательно! — сказала она.
— Это Николай, — ответил Марчук. — Мы тут на «Арконе» собираемся. Как раз ветер поднялся. Давай, собирайся.
Он стоял на причале, а за его спиной хозяйничал экипаж яхты.
К Марчуку подошел капитан Володя.
— Слушай, Коль, я бы не советовал. До острова еще так-сяк, а потом нахлебаемся воды по самое не могу. И укачает. Так проблюешься — мало не покажется.
— Ничего, — сказал на это Марчук, прикрывая ладонью мобилку. — Ну и нахлебаемся. Ну и проблюемся! Но я ее, заразу, сломаю!
— Это тебе «Аркона» — зараза?
— Нет. Полинка.
Если бы тренерша слышала это — возможно, не столько рассердилась, сколько возгордилась бы. Мало какая женщина казалась Марчуку настолько интересной, чтобы ради нее затевать всякие экстремальные похождения.
— Не могу, Коль, вечер занят! Давай завтра, а? — крикнула Полинка.
— Так до завтра ветер кончится! — возмутился Марчук.
Тут Полинке все стало ясно.
— Извини, у меня тренировка начинается, пока! — вот что услышал Марчук. И безнадежно выругался.
— Коль, ты не расстраивайся, у меня тут скоро такой экстрим будет — закачаешься! — пообещал Володя. — Я на телесъемки подписался. «Аркона» попадет в книгу рекордов Гиннесса!
— Какие в нашей области рекорды Гиннесса? — удивился Марчук, мгновенно забыв про Полинку.
— А вот увидишь, это что-то запредельное. Приедет контролер из ихнего российского бюро, куча народу соберется, киношники…
— А в чем экстрим?
— Ты слушай…
И Володя рассказал Марчуку такое, что бизнесмен-экстремал взвыл от восторга и потребовал включить себя в экипаж.
Примерно три часа спустя после пика Жанниных страданий, всплеска Полинкиных аэробических резвостей и победного вопля Марчука Татьяна спешила домой. Дима задерживался у себя в офисе, она добиралась пешком, а тут еще и лифт не хотел вызываться, и она, что-то нехорошее буркнув под нос, пошла по лестнице.
На подоконнике между этажами сидел гроссмейстер Вадим с карманными шахматами, Татьяна встала перед ним в недоумении, но он не обратил внимания. Тогда она поспешила наверх и позвонила в квартиру Жанны.
Ей открыла Полинка. Одетая в эфемерный пеньюарчик, не скрывающий решительно ничего.
— Заходи, — сказала она. — Я ничего не понимаю! Он еще полчаса назад должен был быть! Я ему продиктовала адрес, он записал…
— А ты тут сколько сидишь?
— По меньшей мере час! У меня пицца в микроволновке сдохла!
— Час, говоришь? — Татьяна за руку вывела Полинку на лестницу и довела до места, откуда был виден Вадим. — А какого рожна он тут ждет?!
— Когда я поднималась, его не было… — пробормотала Полинка и сбежала вниз. — Вадик, ты что тут делаешь?
— Этюд разрабатываю, — сказал безмятежный Морозов, решительно не замечая пеньюара. — Мне такая идея этюда в голову пришла, пока к тебе ехал, вообрази, сдвоенные ладьи против двух слонов и коня…
— Вообразила. Вставай и пошли наверх.
Она за руку мимо потрясенной Татьяны провела Вадима в квартиру. Дверь захлопнулась.
В квартире она отняла у него карманные шахматы и довела до Жанниной тахты.
— Садись сюда. У нас на ужин пицца, но она уже дважды разогревалась. Будешь такую есть?
— Буду, — сказал Вадим.
— Ну, тогда раздевайся и ложись, а пиццу я подам прямо в постель! Там и обсудим всю эту петрушку с городским клубом и его выходом на всемирный уровень.
Тут бы, казалось, Вадику и удивиться. Но он половину Полинкиных слов просто не слышал, а вторая половина доходила с трудом — ведь перед его глазами была крошечная шахматная доска.
— Ты мне лучше бумагу дай, — попросил он. — Я с этюдом еще не разобрался. Что-то подобное в семьдесят пятом году предложил Михаил Таль в партии с Ботвинником, там примерно на тридцать пятом ходу возникла аналогичная ситуация…
Полинка переставило доску на подушку и мужественно села на колени к шахматисту.
— Ты мне все это расскажешь чуточку позже, прелес-с-с-сть моя!
И чмокнула Вадима в губы.