— М-м-м-хм-м-м… Хм… И надолго?
— Ну, ещё неделю где-то.
— М-гм… — Пал Евгеньич озадаченно потёр лоб. — А давайте так: мы с вами поедем в издательство, вы отдадите им рукопись, чтобы с ней уже начали работать, мы возьмём договор… Мы даже можем его прямо там заполнить, правильно? А потом кто-то из родителей приедет и распишется, м?
— Шикарный план. А возьмут?
— С руками оторвут! Им уже из исполкома всю плешь проклевали.
— О, Господи… А назад я как?
— Я подвезу, не переживайте.
— Ну, поехали. Сейчас, документы возьму только.
Про издательство рассказывать особо не буду, там всё было обычно. Товарищ редактор смотрел на нас мрачно. Ещё бы! Только он язву подлечил, а тут опять я.
На обратном пути на плотине мы неожиданно увидели Вовку.
— Ой, остановите, остановите! — попросила я и выскочила на обочину, замахала руками.
— Ты чего тут? — удивился Вова и кивнул вышедшему из машины журналисту: — Здрассьте.
— В издательство ездили! — я так рада была его видеть, прям до посинения. И тут увидела готовую шпагу! С эфесом! — Сделал⁈
— Сдела ли. Ты не поверишь, но большинство людей готовы работать сверхурочно, если им светит хорошая премия.
— Отчего же не поверю… Весьма достойно получилось.
— Да вообще красавица! Подержи вот, — Вовка вручил мне шпагу, которая традиционно показалась мне слишком тяжёлой, хотя он, как обычно, уверял, что она лёгкая и удобная.
Павел Евгеньевич подошёл и тоже полюбопытствовал:
— Серьёзная вещь! Я смотрю, как «Мушкетёры» по телевизору пошли, сразу во дворах стук не умолкает, мальчишки вырезают… А у вас прямо как настоящая, можно подержать? — он протянул руку, и Вова передал ему шпагу. — Однако! Действительно, сильно тяжелее деревянных. И ручка такая…
— Это называется «эфес», — пояснил Вова и принял шпагу обратно, — а вот эта чашка, конкретно — гарда, для защиты руки.
— А что за материал?
— Стеклотекстолит. Получается макет, по весу максимально похожий на стальной клинок. Если под металл покрасить, вообще похоже будет. Это для исторического моделирования.
— Ну, я смотрю, у вас интересы разнообразные! — покрутил головой Павел Евгеньич.
— Да, мы стараемся быть разносторонне развитыми, — с покерфейсом ответил Вова.
— Понятно, понятно… Ну что, поедем?
— Да мы, наверное, сами.
Я забрала из москвича свой рюкзачок:
— Спасибо вам, Пал Евгеньич!
Журналист сел в машину:
— Ну, бывайте, молодёжь!
— До свидания! — сказали мы хором.
Москвич, пользуясь пустотой плотины, развернулся тут же и устремился обратно в центр.
— Ну, ты, Вовка, даёшь! «Макет»!
— А как я должен был сказать? Полновесная копия холодного оружия?
— Н-ну, так-то — но, дровокол.
— Садись давай. Жара такая…
Стоять посреди плотины, и впрямь, было жарко, здесь же ни деревца, ни кустика — не положено. Если только в тень столба спрятаться. Сверху нещадно палило, а у горизонта снова собирались белые, пышные как взбитый белок облака. За ними виднелись ещё, но уже сизые. По ходу, снова грозу натянет.
Но как же здесь было красиво!
— Постоим минутку…
В прошлой жизни я любила иногда по плотине прогуляться — именно пешком. Бо́льшая часть народа, ЗОЖников, бодрых пенсионеров, велосипедистов и прочих бегунов, предпочитали тот край, который граничил с Иркутским водохранилищем (именуемым в некоторых документах морем).
А я, наоборот, любила вид с другой стороны, где сброс воды, и тело плотины уходит вниз огромным ровным косогором, покрытым травой, трепещущей под постоянным ветром. Если встать на самом краешке верхней плоской части, видно, как через гребень плотины, поочерёдно пригибая тра́вы, перетекает ветер — как будто вниз по откосу скатываются прозрачные воздушные дракончики или кто-то огромный перебирает невидимыми пальцами травяную гриву склона…
Далеко внизу, под откосом — тропинка, а ниже — ещё одна, потом несколько разных по форме и размеру озёр и заливчиков, отделённых от основного потока реки и потому более тёплых, бурно обросших деревьями. И все берега Ангары, справа и слева, полны зелени, из которой выглядывают не очень высокие пока дома.
Плотина — место волшебное. И именно тот край, где спуск. Попав туда впервые, лет сорок или пятьдесят назад, я просто обалдела от ощущения провала в какой-то отдельный, совершенно удивительный мир, очень похожий на трогательные рисованные истории Хаяо Миядзаки. Как будто реальность делает шажок в сторону и разглядывает себя со стороны. Эта реальность отсекает несущийся в десяти метрах рядом сплошной поток машин, и ты словно оказываешься один, в огромном мире, где-то на окраинах которого есть дома и люди, внизу — невыносимо красивая вода, а сверху — огромное небо. И даже одинокий пешеход или велосипедист на далёкой тропинке воспринимается как нарисованный персонаж…
…
05. ДЕНЬГИ ПРИХОДЯТ И УХОДЯТ
ВОТ ЭТО ПОВОРОТ!
Постояв вволю, я забралась на велик и переключила мысли на насущное.
— Слушай, а что, по телику «Трёх мушкетёров» показывают? — спросила я у Вовкиной спины.
— Ага! Вчера вторая серия уже была.
— То-то мне никто работать не мешал!