- А вы думаете, вы смогли бы доставить туда письмо?
- А что ж тут такого? - сказал коридорный.
- Но только это письмо, - продолжал Тротт, судорожно тиская в одной руке смятую записку с надписанным каракулями адресом, а в другой пять шиллингов, - это анонимное письмо.
- Оно... чего? - переспросил коридорный.
- А_н_о_н_и_м_н_о_е. Он не должен знать, от кого оно.
- Ага!.. понимаю, - выразительно подмигнув, ответил слуга, не обнаруживая, впрочем, ни малейшего намерения отказаться от поручения. - Так чтобы, значит, втемную. - И его единственный глаз обежал комнату, словно в поисках потайного фонаря и фосфорных спичек. - Только ведь дело то в том, продолжал он, отрываясь от поисков и устремляя свой единственный глаз на мистера Тротта, - он ведь у нас из судейских, наш мэр, и застрахован как надо. Ежели у вас против него зуб, не стоит вам поджигать его дом. Провались я на этом месте, коли вы не окажете ему этим превеликую услугу! - И он подавил смешок.
Будь мистер Александер Тротт в другом положении, он немедленно обратился бы к властям предержащим и спустил бы с лестницы этого субъекта, то есть, иными словами, он позвонил бы и потребовал, чтобы хозяин убрал своего коридорного. Но сейчас он ограничился тем, что удвоил чаевые и объяснил, что письмо касается всего-навсего нарушения общественного порядка. Коридорный удалился, торжественно поклявшись не разглашать разговора, а мистер Тротт уселся за стол: и принялся поглощать жареную рыбу, бараньи котлетки, мадеру и прочее в значительно более спокойном состоянии духа, нежели то, в коем он пребывал до сих пор с момента получения вызова от Хорэса Хантера.
Дама, приехавшая в лондонской почтовой карете, едва успев водвориться в свой двадцать пятый номер и скинуть с себя дорожную мантилью, тотчас же написала записку Джозефу Овертону, эсквайру, стряпчему и мэру Грейт-Уинглбери, прося его безотлагательно явиться к ней по чрезвычайно важному делу, каковая просьба и была удовлетворена немедленно, ибо когда сей почтенный представитель власти читал письмо, глаза у него полезли на лоб и он то и дело прерывал чтение возгласами "черт возьми!" и тому подобными, явно свидетельствующими о его крайнем изумлении, а потом, схватив свою широкополую шляпу, висевшую на положенном ей месте на вешалке в маленькой прихожей, поспешно вышел из дому и зашагал по Главной улице к "Гербу Уинглбери"; в вестибюле этого заведения его встретили хозяйка и толпа почтительных слуг, которые все вместе проводили его наверх по лестнице до самой двери номера двадцать пять.
- Просите! - сказала приезжая дама, когда слуга, постучавшись, доложил ей о приходе джентльмена. И слуга, посторонившись, пропустил гостя.
Леди поднялась с кушетки; мэр шагнул ей навстречу, и оба остановились и с минуту, словно по взаимному уговору, стояли не двигаясь, глядя друг на друга. Мэр видел перед собою пышную, богато одетую даму лет под сорок, а приезжая смотрела на представительного джентльмена, лет на десять постарше ее, в сиреневых штанах, черном сюртуке, галстуке и перчатках.
- Мисс Джулия Мэннерс! - воскликнул, наконец, мэр. - Вы меня просто изумляете!
- Очень нехорошо с вашей стороны, Овертон, - возразила мисс Джулия. - Я вас достаточно давно знаю и не удивилась бы ничему, что бы вы ни сделали, и вы могли бы проявить по отношению ко мне не меньшую учтивость.
- Но убежать, нет, в самом деле, убежать с молодым человеком! негодующе продолжал мэр.
- Не хотите же вы, в самом деле, чтобы я убежала со стариком! невозмутимо ответила леди.
- И, наконец, обратиться ко мне, не к кому-нибудь, а именно ко мне, к почтенному человеку, занимающему видное положение, - к мэру города! - чтобы я помогал вам в этой затее, - с раздражением воскликнул Джозеф Овертон и, опустившись в кресло, выхватил из кармана письмо мисс Джулии как бы в подтверждение того, что к нему действительно обратились.
- Ну и что же, Овертон, - возразила леди. - Мне в самом деле нужна ваша помощь, и вы должны мне помочь. При жизни бедного милого мистера Корнберри, который... который...
- Который собирался жениться на вас и не женился, потому что умер, и оставил вам все свое состояние, не обременив его собственной особой, закончил за нее мэр.
- Да, - слегка покраснев, подхватила мисс Джулия, - но при жизни бедного старичка его состояние было сильно обременено вашим управлением, и я могу сказать только одно - что надо удивляться, как оно не истаяло от чахотки прежде своего владельца. Тогда вы заботились о себе, так вот теперь позаботьтесь обо мне.
Мистер Джозеф Овертон был человек светский и при том же юрист, и поэтому, когда в памяти его вдруг всплыли какие-то смутные воспоминания о тысчонке-другой фунтов стерлингов, нечаянно попавших в его карман, он предупредительно покашлял, любезно осклабился, помолчал и, наконец, спросил:
- Что же вы от меня хотите?
- Я вам скажу, - ответила мисс Джулия. - Я вам сейчас все скажу в двух словах: милейший лорд Питер...
- Это, как я полагаю, и есть тот самый молодой человек, - перебил мэр.
- Это тот самый молодой джентльмен, - поправила леди с многозначительным ударением на последнем слове. - Милейший лорд Питер сильно опасается вызвать неудовольствие своих родных, и поэтому мы сочли за лучшее обвенчаться тайно. Чтобы избежать подозрений, он поехал за город к своему приятелю, достопочтенному Огастесу Флэру в его усадьбу а тридцати милях отсюда и взял с собой только своего любимого грума. Мы условились, что я приеду сюда одна, лондонским дилижансом, а он оставит свой экипаж с грумом и тоже приедет сюда сегодня, к вечеру.
- Прекрасно, - заметил Джозеф Овертон, - здесь он закажет лошадей, и вы можете отправиться с ним в Гретна-Грин, не нуждаясь ни в присутствии, ни в каком бы то ни было содействии третьего лица.
- Нет, - возразила мисс Джулия. - У нас есть все основания опасаться, так как лорд Питер пользуется у своих друзей репутацией не очень осмотрительного и благоразумного человека и они знают о его чувствах ко мне, - что они, обнаружив его отсутствие, тут же бросятся в погоню, и как раз в сторону Гретна-Грин, а чтобы избежать погони и не дать им напасть на наш след, я хочу, чтобы здесь в гостинице были предупреждены, что лорд Питер немножко поврежден рассудком, хотя и совершенно безобиден, и что я тайком от него дожидаюсь его приезда сюда, чтобы препроводить его в лечебницу для душевнобольных, скажем, - в Бервик. Мне кажется, если я постараюсь держаться в тени, я, может быть, смогу сойти за его мать.
Мэр подумал, что для нее вовсе не обязательно держаться в тени и нет нужды опасаться, что ее примут за кого-нибудь другого, поскольку она чуть не вдвое старше своего жениха. Но он ничего не сказал, и леди продолжала:
- Обо всем этом мы с лордом Питером уже условились. Но для того, чтобы это выглядело более правдоподобно, я прошу вас оказать нам поддержку, поскольку вы здесь пользуетесь влиянием, и дать понять хозяевам и прислуге гостиницы, почему я увожу этого молодого человека. И так как по нашему замыслу мне нельзя будет увидеться с лордом Питером до того, как он сядет в карету, я хочу, чтобы вы снеслись с ним и сказали ему, что все идет хорошо.
- А он уже приехал? - спросил Овертон.
- Не знаю, - ответила леди.
- А как же я это узнаю? Ведь он, конечно, не запишется в книге для приезжающих под своим настоящим именем?
- Я просила его, чтобы он тотчас же по прибытии уведомил вас письмом, сказала мисс Мэннерс, - а для большей предосторожности, чтобы никто не мог раскрыть наши планы, посоветовала ему написать анонимно и как-нибудь так позагадочней, только чтобы дать вам знать, в каком номере он остановился.
- Ах, черт возьми! - вскричал мэр и, вскочив с места, принялся шарить в карманах. - Вот удивительная история! Он уже приехал! И это его загадочное письмо было доставлено мне на дом самым загадочным образом, как раз перед вашим! Я ровно ничего из него не понял, и мне, разумеется, и в голову не пришло бы придавать ему какое-то значение. А! Вот оно! - И Джозеф Овертон вытащил из внутреннего кармана сюртука собственноручное послание Александера Тротта. - Это почерк его светлости?
- О да! - вскричала Джулия. - Какой милый, исполнительный человек! Я, правда, вижу его почерк первый или второй раз, но я знаю, что он пишет очень плохо и размашисто. Ох, уж эти юные аристократы! Ну, вы же знаете, Овертон...
- Да, да, знаю, - перебил мэр. - Лошади, собаки, карты, вино, жокеи, актрисы, кулисы, сигары, конюшни, увеселительные заведения и под конец парламент, палата лордов!.. Так вот что он здесь пишет: "Сэр, некий молодой человек, остановившийся в номере девятнадцатом в "Гербе Уинглбери", намерен совершить завтра рано утром опрометчивый поступок (так, так! это намек на женитьбу). Если вы хоть сколько-нибудь дорожите спокойствием города и сохранением одной, а может быть, и двух человеческих жизней..." Что за дичь! Как это надо понимать?
- Что ему так не терпится вступить в брак, что он не переживет, если это не состоится, как, вероятно, не переживу и я, - с готовностью пояснила леди.
- А, вот что! Ну, этого можно не опасаться. Так вот, значит, "... двух человеческих жизней, вы позаботитесь, чтобы его убрали отсюда сегодня же вечером. (Он хочет уехать немедленно.) Не бойтесь взять это на свою ответственность, ибо завтра настоятельная необходимость вашего вмешательства будет слишком для всех очевидна. Запомните: номер девятнадцать. Фамилия Тротт. Не медлите, ибо от быстроты ваших действий зависит жизнь или смерть". Да, поистине, выражается он весьма пылко. Так мне, что же, повидаться с ним?
- Да, - ответила мисс Джулия, - и убедите его, чтобы он притворялся получше. Он меня просто пугает. Поговорите с ним, чтобы он был поосторожнее.
- Поговорю, - сказал мэр.
- И поговорите с кем нужно, чтобы все было улажено.
- Поговорю, - повторил мэр.
- Скажите ему, что, по-моему, лошадей лучше заказать на час ночи.
- Хорошо, - сказал мэр, и, досадуя на нелепое положение, в которое поставила его судьба и давнее знакомство, он кликнул слугу, чтобы тот доложил о нем временному обитателю номера девятнадцатого.
Когда слуга, постучавшись, доложил: "Вас желает видеть джентльмен, сэр", - Тротт опустил стакан с портвейном, который он не спеша попивал, и, вскочив с места, быстро шагнул к окну, словно желая обеспечить себе отступление на случай, если посетитель явится к нему в образе и подобии Хорэса Хантера. Но когда взор его упал на Джозефа Овертона, все его страхи рассеялись. Он вежливо предложил незнакомцу стул. Слуга, погремев некоторое время графином и стаканами, соизволил удалиться, а Джозеф Овертон, положив рядом с собой на соседний стул свою широкополую шляпу и слегка наклонившись вперед, Приступил к деловому разговору, начав очень тихо и осторожно:
- Милорд...
- Как! Что? - воскликнул Александер Тротт, уставившись на него тупым, остолбенелым взглядом разбуженного лунатика.
- Ш-ш... Ш-ш... - мягко остановил его осторожный стряпчий. - Ну, разумеется... ясно... никаких титулов. Моя фамилия Овертон, сэр.
- Овертон?
- Да, я здешний мэр. Вы мне прислали сегодня письмо, анонимную записку.
- Я, сэр? - спросил Тротт с плохо разыгранным удивлением, потому что, как ни труслив он был, он сейчас с радостью отрекся бы от этого письма. - Я, сэр?