- Продолжайте в том же духе, милорд, когда будете сходить с лестницы, шепнул Овертон, - счет ваш оплачен и саквояж уже в карете! Джентльмен готов! - громко сказал он, обращаясь к слугам.
Те мигом окружили мистера Александера Тротта; один подхватил его под одну руку, второй под другую, третий пошел впереди со свечой в руке, четвертый, тоже со свечой, по пятам мистера Тротта, коридорный с миссис Уильямсон замыкали шествие. И так его повели вниз по лестнице, и мистер Александер Тротт всю дорогу орал благим матом, то притворяясь возмущенным, что его куда-то тащат силком, то непритворно возмущаясь, что его заперли с глазу на глаз с сумасшедшим.
Овертон уже стоял у дверцы кареты, форейторы сидели на своих местах, а кучка конюхов и еще каких-то неопределенных личностей, околачивающихся при конюшне, столпились кругом, чтобы поглазеть, как будут усаживать сумасшедшего джентльмена. Мистер Александер Тротт уже стал ногой на подножку, как вдруг увидел сидящую в глубине кареты фигуру (которую он сперва не заметил в темноте), плотно закутанную в такой же точно плащ, как и у него.
- Кто это? - спросил он шепотом у Овертона.
- Ш-ш! ш-ш! - ответил мэр. - Ну кто же, как не вторая договаривающаяся сторона!
- Вторая договаривающаяся сторона! - отпрянув, вскричал Тротт.
- Ну, разумеется, да вы сами увидите, как только тронется карета. Пошумите еще, а то может показаться подозрительным, что мы с вами так долго шепчемся.
- Я ни за что не сяду в эту карету! - закричал мистер Тротт, внезапно охваченный прежними страхами, которые сейчас усилились во сто крат. - Меня убьют!.. Меня...
- Браво, браво! - шепнул Овертон. - Ну, я вас сейчас подтолкну.
- Да я не хочу!.. Не поеду! - вопил мистер Тротт. - Помогите, помогите! Меня увозят насильно! Это заговор! Меня хотят убить!
- Бедняжка! - повторила миссис Уильямсон.
- А ну, трогайте, живо! - гаркнул мэр, втолкнув Тротта и захлопывая за ним дверцу. - Да гоните во весь дух и не останавливайтесь нигде, пока не доедете до станции! С богом!
- За лошадей получено, Том! - закричала вдогонку миссис Уильямсон, и карета понеслась со скоростью четырнадцати миль в час, увозя сидящих внутри за крепко захлопнутой дверцей мистера Александера Тротта и мисс Джулию. Мэннерс.
Первые две-три мили мистер Александер Тротт сидел, забившись в угол кареты, а его таинственный спутник жался в другом углу; тщетно пытаясь разглядеть в темноте злобную физиономию предполагаемого Хорэса Хантера, мистер Тротт все глубже залезал в свой угол, Чувствуя, как его сосед потихоньку вылезает из своего.
- Мы можем теперь разговаривать, - промолвила, наконец, его спутница, форейторы нас не услышат, им и не видно нас!
"Да это не Хантера голос!" - с изумлением подумал Александер.
- Дорогой лорд Питер, - нежно сказала мисс Джулия, положив ручку на плечо мистера Тротта. - Дорогой лорд Питер! Разве у вас не найдется для меня и словечка?
- Как, это женщина! - все больше и больше удивляясь, воскликнул мистер Тротт сдавленным голосом.
- Ах! Чей же это голос? - вырвалось у Джулии. - Это голос не лорда Питера!
- Нет, это мой, - ответил мистер Тротт.
- Ваш! - воскликнула мисс Джулия Мэннерс, - да это кто-то чужой! Боже милостивый, как вы сюда попали?
- Кто бы вы ни были, надеюсь, вы не могли не заметить, что я попал сюда против своей воли, - отвечал Александер. - Я кричал изо всех сил, когда меня сюда вталкивали.
- Вы от лорда Питера? - спросила мисс Мэннерс.
- Черт бы взял этого вашего лорда Питера, - огрызнулся Тротт. - Я знать не знаю никакого лорда Питера* И никогда не слыхал про него до сегодняшнего вечера, когда меня ни с того ни с сего со всех сторон стали величать лордом Питером, так что я и впрямь начал думать, не сошел ли я с ума, или, может быть, мне все это снится...
- Куда же мы едем? - с ужасом спросила леди.
- А откуда я могу знать, сударыня? - с необыкновенным хладнокровием отвечал Тротт, которого все перипетии этого дня сделали совершенно бесчувственным.
- Стойте! Стойте! Остановитесь! - закричала леди, судорожно дергая оконце кареты.
- Погодите, сударыня, прошу вас! - сказал мистер Тротт и одной рукой снова задвинул стекло, а другой нежно обнял мисс Джулию. - Тут, по-видимому, вышло какое-то недоразумение. Разрешите мне, пока мы едем, рассказать вам, в какой мере я могу винить в этом себя. Нам все равно придется ехать до станции. Не могу же я допустить, чтобы вы сошли здесь одна, поздно ночью.
Леди согласилась, и общими силами недоразумение вскоре было выяснено. Мистер Тротт был человек молодой, с многообещающими бачками, одет он был безукоризненно и держался с подкупающей вкрадчивостью ему недоставало только храбрости - а кому нужна храбрость, когда есть три тысячи фунтов стерлингов в год! Леди располагала этой суммой, и даже большей. Ей нужен был молодой муж, а единственное, что могло спасти Тротта от родительской опалы, - это богатая жена. И так они пришли к заключению, что было бы просто обидно подумать, столько волнений, хлопот и расходов, и все это окажется зря! А раз они все равно так далеко заехали, то не лучше ли доехать прямо до Гретна-Грин и там сочетаться браком? И так они и сделали. А только что перед ними в книге у кузнеца* расписались Эмили Браун и Хорэс Хантер. Мистер Хантер привез свою жену домой и бросился к родителям просить прощения, и его простили; и мистер Тротт привез свою жену домой и тоже бросился к отцу просить прощения, и его тоже простили. А лорд Питер, который опоздал приехать в условленный час, потому что выпил слишком много шампанского, а потом участвовал в скачках с препятствиями, вернулся к достопочтенному Огастссу Флэру и опять стал пить шампанское, после чего ему снова вздумалось принять участие в скачках, где он и сломал себе шею. А Хорэс Хантер сильно возомнил о себе, оттого что ему удалось так ловко воспользоваться трусостью Александера Тротта, и все это было со временем открыто и описано со всеми подробностями; и если вы когда-нибудь остановитесь на недельку в "Гербе", вы услышите вот этот самый рассказ о дуэли в Грейт-Уинглбери.
ГЛАВА IX
Миссис Джозеф Портер
перевод Т.Озерской
С необычайным размахом велись приготовления к любительскому спектаклю на "Вилле Роз", Клэпем-Райз, находящейся во владении мистера Гэтлтона, преуспевающего биржевого маклера, и велико было волнение почтенного семейства этого джентльмена, когда стал приближаться торжественный день, "к которому готовились не один месяц". Манией театральных представлений были охвачены все члены этого семейства без исключения, и в доме, где обычно царил отменный порядок и чистота, "словно ураган пронесся", по меткому определению самого мистера Гэтлтона. Большую столовую, убрав оттуда всю мебель, загромоздили кулисами, колосниками, задниками, фонарями, мостами, тучами, молниями, букетами, гирляндами, кинжалами, рапирами и прочими разнообразными предметами, которые на театральном языке объединяются под одним всеобъемлющим названием - "реквизит". В спальнях водворились декорации, а в кухне столяры. Репетиции проводились чуть ли не каждый вечер в гостиной, и все имеющиеся в доме кушетки были в большей или меньшей степени повреждены вследствие того упорства и воодушевления, с каким мистер Семпрониус Гэтлтон и мисс Люсина репетировали сцену удушения из "Отелло": трагедия эта должна была идти в вечер спектакля первым номером.
- Ну, поработаем еще самую малость, и все, думается мне, сойдет превосходно, - заявил мистер Семпрониус своей труппе по окончании стопятидесятой репетиции. Так как мистер Семпрониус не убоялся принять на себя все расходы по спектаклю, ему оказали любезность и единодушно избрали его постановщиком.
- Эванс, - продолжал мистер Гэтлтон-младший, адресуясь на этот раз к долговязому, бледному молодому человеку с пышными бакенбардами. - Эванс, вы бесподобно играете Родриго!
- Бесподобно! - словно эхо отозвались три мисс Гэтлтон.
Мистер Эванс, по мнению всех молодых девиц, был "настоящий душка". Такая интересная наружность и такие чудесные бакенбарды, не говоря уже о его Талантах ведь он писал стихи в альбомы и играл на флейте! Душка Родриго жеманно улыбнулся и отвесил поклон.
- Все же, мне кажется, - продолжал постановщик, - вы еще не вполне достигли совершенства в этом... ну... в падении... в сцене поединка, когда вы... ну, вы меня понимаете.
- Это очень трудно, - задумчиво произнес мистер Эванс. - Последние дни я все падал у нас в конторе, чтобы наловчиться, но оказывается - это больно. Нужно ведь падать навзничь и набиваешь на затылке шишки.
- Только смотрите, чтобы не повалилась кулиса, - заметил мистер Гэтлтон-старший, который, после того как на него возложили обязанности суфлера, проявлял не меньше интереса к спектаклю, чем самый молодой его участник. - Сцена у нас маленькая, сами знаете.
- О, не извольте беспокоиться, - самодовольно возразил мистер Эванс. Я упаду так, чтобы голова пришлась промеж кулис, и ручаюсь вам, что ничего не разрушу.
- Ей-же-ей, - воскликнул постановщик, потирая руки, - "Мазаньелло"* будет иметь успех! Харлей поет свою партию восхитительно.
Все хором выразили свой восторг. Мистер Харлей улыбнулся с преглупым видом, впрочем для него довольно обычным, проворковал: "Взгляни, как восток заалел..." и покраснел так, что щеки у него стали того же цвета, что рыбацкий колпак, который он в это время примерял.
- Значит так, - заключил постановщик и стал пересчитывать по пальцам: У нас есть три танцующих поселянки, не считая Фенеллы*, и четыре рыбака. Затем еще наш слуга Том. Он наденет мои парусиновые штаны, клетчатую рубашку Боба и красный ночной колпак и тоже сойдет за рыбака, - значит, всего будет пять. Припев мы все, конечно, можем подхватывать из-за кулис, а в сцене на рыночной площади будем расхаживать взад и вперед, накинув плащи и еще что-нибудь. Когда вспыхнет восстание, Том будет с мотыгой врываться на сцену вон оттуда и убегать вон туда. Он должен проделать это как можно быстрее несколько раз подряд, и тогда эффект получится ошеломляющий - будто их там несметное множество. А в сцене извержения вулкана мы будем жечь фейерверк, бросать на пол подносы и вообще производить разный шум - и выйдет наверняка очень похоже.
- Наверняка, наверняка! - закричали все исполнители в один голос, и мистер Семпрониус Гэтлтон удалился, чтобы смыть с лица жженую пробку и посмотреть, как идет "сборка" декораций, созданных кистью любителей и превзошедших все самые смелые ожидания.
Миссис Гэтлтон - добрая душа - была простовата, покладиста, боготворила мужа и детей, и только три предмета возбуждали в ней глубокую неприязнь. Во-первых, она питала неодолимую антипатию ко всем чужим незамужним дочкам; во-вторых, панически боялась показаться смешной, и, наконец, - что, кстати, естественно вытекало из предыдущего, - один вид некоей миссис Джозеф Портер, проживавшей в доме напротив, повергал ее в ужас. Надо сказать, что мирные обитатели Клэпема и его окрестностей, как огня, боялись всякого рода сплетен и насмешек, и посему все были крайне любезны с миссис Джозеф Портер, все обхаживали ее, и льстили ей, и посылали приглашения, подобно тому, как бедный сочинитель, без гроша в кармане, проявляет преувеличенную учтивость по отношению к почтальону, которому следует дать два пенса за доставку письма.
- Пустое, маменька, - сказала мисс Эмма Портер своей почтенной родительнице, старательно напуская на себя равнодушный вид. - Если 6 даже они и пригласили меня - все равно ведь ни вы, ни папенька никогда не разрешили бы мне участвовать в этом выставлении себя напоказ.
- Ничего другого я и не ожидала от девушки с таким тонким чувством приличия, как у тебя, - ответствовала мамаша. - Я очень рада, Эмма, что ты сумела правильно оценить эту их затею.
Мисс Эмма Портер, к слову сказать, всего неделю назад целых четыре дня простояла в палатке на благотворительном базаре, "выставляя себя напоказ" всем верноподданным ее величества, которые не поскупились выложить шиллинг за удовольствие поглазеть на молодых леди, играющих в продавщиц и строящих глазки незнакомым мужчинам.