Постепенно работа "Союза Освобождения" стала давать результаты: рядом с бесформенной массой "оппозиционеров" стало складываться прочное конституционное ядро с определенными кадрами. В № 1-м журнала были помещены два заявления, определявшие работу Союза и его porte-раrоl'я - органа. Первое заявление от редактора, П. Б. Струве. Оно гласило, что журнал посвятит свои силы борьбе за освобождение родины от политического гнета, за свободу личности, за свободу общественного развития. Статья кончалась декларацией: "Пусть национальное освобождение будет открыто провозглашено общим делом отцов и детей, революционеров и умеренных. Пусть насилию, унижающему наш народ и извращающему всю нашу жизнь, будет брошен в лицо соединенный вызов, будет противопоставлена единая борьба. Такого вызова оно испугается, перед такой борьбой оно не устоит."
Заявление конституционалистов (главным образом из среды земских деятелей) также являлось декларацией: "Все общество требует от власти серьезной политической реформы, и "Освобождение" рассматривает себя как орган этого единогласного и настойчивого общественного мнения. Отличие нашего органа от других заграничных изданий заключается в том, что мы предполагаем объединить те группы русского {38} общества, которые не имеют возможности найти исход своему возмущенному чувству - ни в классовой, ни в революционной борьбе. Мы желаем выражать исключительно бессословное общественное мнение и на него опираться".
Хотя конституционалисты и отрекались в этой декларации от "революционной борьбы", но сейчас, оглядываясь назад, следует признать, что выступления этих всегда умеренных элементов с какими бы то ни было антиправительственными заявлениями производили неизмеримо более сильное впечатление, чем взрыв бомбы или очередное убийство агента правительства. ведь это двигались уже не "профессиональные революционеры", а слои, на которые самодержавие в значительной мере опиралось в своей деловой работе.
Теперь эта опора рушилась... И именно это явление революционизировало всю жизнь и изолировало власть - до полного ее одиночества. Ее чиновничий аппарат мог не поддаваться разложению, пока действовали революционеры. Но когда так называемые "лойяльные", благоразумные слои общества восстали против "отсутствия творческих идей среди правящих кругов", - состояние предреволюционной неуверенности, а иногда и прямой растерянности, охватило и эти правящие круги. Если к этой прошедшей эпохе применить излюбленное современное понятие - необходимость "сильной, решительной власти", - то именно этого атрибута власти, - ее силы, - лишилось в те времена самодержавие!..
Таково было влияние "Союза Освобождения" и его организаторской работы. Одряхлевшему и ослабевшему самодержави Союз готовил заместителей - из среды земских и радикально-демократических кругов.
III.
Работа А. И. Браудо в недрах Союза Освобождения была многообразна и всегда целесообразна. Выступать публично он не любил. Да и вряд ли это было удобно: он был штатным чиновником Императорской Публичной Библиотеки и ее отделения Rossica. Но его работа была неоценима и по его положению в библиотеке, и по участию в огромном издательстве "Общественная Польза": оба места работы связывали его с множеством людей, которых он в свою очередь притягивал к работе Союза или в помощь ему. Если {39} не удавалось найти квартиру под нелегальное собрание или же под новый транспорт литературы , мы шли к Ал. Ис.
- Плохо работаете! шутил он. Да я вам найду место под склад у любого министра: очень это либеральный народ стал... Того и гляди без нашей помощи введут конституцию...
А за шуткой - дело: находились и квартиры, и готовность "принять литературу".
Однажды он зашел по делу в одну квартиру, ультра-конспиративную, где мы, так называемая "техническая группа", запаковывали свежий номер "Освобождения" и надписывали адреса. А. И. взял список адресов, долго и внимательно его читал, а затем - с лукавой усмешкой - стал наводить критику:
- Не понимаю, зачем трудитесь?.. Посылаете журнал людям, которые и сами отлично знают дорогу... Устарелые методы. Попробуйте регулярно посылать журнал всем российским губернаторам. Будет много полезнее. По крайней мере свежие головы и непосредственность восприятия...
Сначала мы подумали, что он шутит.
- Нисколько, нисколько не шучу. Теперь никому столько не приходится думать, как агентам власти. Кругом забастовки, волнения, никто их слушаться больше не хочет. А тут наш Петр Бернгардович прекрасно и совершенно ясно объяснить им, отчего вся эта кутерьма происходить. Уверяю вас, - будут читать!
Совет был принят, и с этого номера мы регулярно стали посылать журнал на адрес "Его Превосходительства, господина тамбовского или самарского губернатора", - по всем губерниям... Я уже писала в другом месте, что мне лично дважды пришлось убедиться в интересе, который проявляли эти люди к журналу. Мы рассылали его им вплоть до самого последнего номера... Сам Ал. Ис. имел обширную клиентуру. Как только приходил свежий номер, он наполнял им свой портфель, и - "нужные лица" получали пищу регулярно. И очень часто он приносил для от правки в Штутгардт свежую политическую информацию, всегда ценную и содержательную. "Не для агитации, а для самопознания", говорил он. {40} Так, - в открытой и нелегальной работе, - дожили мы до революции 1905 года. В № 17 "Освобождения" были формулированы задачи русских конституционалистов и прежде всего - для выполнения этих задач - была указана необходимость образования партии. Характер этой партии редактор определил двумя основными положениями:
1) Партия должна быть открытой и решительно конституционной.. Это требование исключает возможность привлечения в нее лиц так называемого "славянофильского образа мыслей".
2) Партия должна быть открыто и решительно демократической... Только демократическая партия политического освобождения России будет иметь необходимый для такой партии широкий базис... Для того, чтобы в рядах либеральной партии могли рука об руку действовать и земский дворянин, и разночинец-интеллигент, представитель третьего элемента, и крестьянин, доработавшийся до политического самосознания, партия должна открыто и решительно исповедовать принцип политической равноправности.
И потому в ее программе необходимо ясное заявление в пользу всеобщей подачи голосов.
И в 1905 году образовалась конституционно-демократическая партия. Если в Союзе Освобождения собранные конституционные силы пытались создать резко-определенное общественное мнение и направить его против язв старого режима, то в к. - д. партии людям надо было эти язвы лечить, то есть, как тогда выражались, - заняться "положительной и конструктивной работой". Но работать пришлось с помощью столь несовершенного инструмента, как российский quasi парламентаризм, - хилые и бесправные Государственные Думы.
В наших кружках - в этот период парламентского безвременья - всегда было интересно слушать деловую критику работы парламентов и, в особенности, поведения их антагониста, - самодержавия, - со стороны А. И. Браудо. Он был безусловным западником, высоко ценил политические институты западных народов и едко высмеивал "русских Горемык" в роли "ответственных перед парламентом правителей". С ним всегда было приятно провести час-другой и отдохнуть в деловой, всегда остроумной беседе от широко распространенной российской отсебятины... {41}
IV.
А затем минуло "безвременье" и наступили времена... Вторая революция, Временное Правительство, третья революция, - Октябрь... Люди общественно-освобожденческого типа отходят на задний план: инициатива действий переходит в руки совершенно новой породы, - в руки низовой демократии или, вернее, охлократии с небольшой кучкой ленинцев ( "профессиональных революционеров", как называл себя Ленин) во главе. В этот период мне редко приходилось встречаться с А. И. Браудо: он остался в Петербурге, я жила в Москве. Я знала, что он работает на месте своей службы, в Публичной Библиотеке. Но кем он стал после таких землетрясений - я не знала. А изменения в людях шли непрерывной цепью. Одни пятились назад и кляли свои прежние "ошибки" и симпатии. Другие шли в белое движение, чтобы с помощью этого рычага повернуть Poccию на правильный путь. Третьи впадали в безверие, - во все, - в политику больше всего. Четвертые, наоборот, целыми днями простаивали в церквах, вдруг обретя мистическую веру и находя утешение в религии...
Так менялись люди, еще вчера бывшие на передовых постах движения. Служилая интеллигенция понуро шла на службу к большевикам, рассуждая практически: не умирать же с голоду!
Осенью или зимою 1919 г., - точно не помню - задребезжал звонок. Открываю дверь нашей квартиры в Николо-Песковском переулке на Арбате и сразу даже не могу узнать посетителя... Передо мной маленький, измученный старичок. Лишь по сохранившимся "хрустальным" глазам я узнала А. И. Браудо. Он ехал с юга (из Одессы) в Ленинград и посетил в Москве своих старых знакомых. На него жутко было смотреть. Только отдышавшись, он стал рассказывать о своих переживаниях и впечатлениях. Да, это был тот же член Союза Освобождения, каким я его знала в "те времена": ни в чем не раскаявшийся и не изверившийся...
- Трудности перед Россией стоят неисчислимый. Но нам, уцелевшим интеллигентам, надо работать, не разгибая спины. Вызвали духов - из небытия... И формула переменилась.
{42} Тогда мы говорили: сначала реформа, потом успокоение. Теперь наоборот: сначала успокоение, потом реформа. Успокоение - от революции и гражданской войны... Он стал расспрашивать о знакомых и друзьях. Особенно горячо протестовал против "бездействующих", чего-то ждущих:
- Ждать положительно нечего. Надо становиться за станки... Кто что умеет. Только не ждать. Чего? Ведь строить придется вот из того материала: нового никто не подвезет. Химер наслушался много. Но ведь химеры нас не спасут. Только работа, упорная работа...
- Да, ведь, не дают работать, дорогой Александр Исаевич...
Называю имена ценных работников, сидящих в тюрьмах - ни за что... Просто попадали под колеса "революционных автомобилей" за образ мыслей.
- Это верно, образ мыслей сейчас преступление. Все революционеры эгоистичны и подозрительны. А вы думаете, - если бы победил юг, - мы с вами беседовали бы здесь, за столом? Нет... Нет... В гражданской войне "мирных и добродушных" победителей не бывает.
- Это ваше впечатление от "южного" духа?
- Нет, это мое убеждение...
Долго мы беседовали с этим умным, хорошо видящим действительность человеком. Как то ни странно, в интеллигентской среде тогдашнего времени такие типы встречались редко. Гораздо больше было людей, совсем "неприемлющих" то, что произошло: пустой туман, который завтра рассеется. Как рассеется, под лучами какого солнца, это не всегда ясно представляли себе. Но царило убеждение: в том, что есть, копаться не стоит; это,временное, короткое, преходящее, не настоящее...
И жили - вне пространства и времени. Существование, быть может, наиболее тягостное.
- Что думаете делать в Петербурге? ,- С головой уйду в свое библиотечное дело. Я ведь теперь только "спец"...
- Занятие скучное? Спец?
- Не столько скучное, сколько бескрылое... Ну, что же... Надо растить крылья.
- И лететь за мировой революцией?
- Нет... Для таких далеких полетов я уже стар. Подожду окрыления отечественного... Это - ближе и нужнее. Тепло простились. Грустно было расставаться с этим близким по духу человеком. В те времена при прощании с кем-нибудь даже из очень близких друзей или родных не было уверенности в новом свидании: людьми играла судьба, - судьба слепая, жестокая, никого не щадящая...
V.
Уже здесь, заграницей, прочла известие о его смерти в Лондоне, осенью 1924 года. Человек с "хрустальными" глазами умер, так и не дождавшись "отечественного окрыления", когда мог бы быть использован его глубокий и ценный пафос общественности, а не только его познания, как "спеца".
Ек. Кускова. {45}
ВСТРЕЧИ С А. И. БРАУДО
(Симон Дубнов)
Человек, который так много делал и так мало говорил, заслуживает, чтобы о нем другие говорили. Близкие друзья покойного, вероятно, расскажут многое о его делах, о которых в свое время знали лишь немногие. Я не принадлежал к этому тесному кругу друзей, но мне приходилось в течение двух десятилетий встречаться с Александром Исаевичем Браудо, часто даже работать в общем деле, литературном и политическом, и я могу на его литературных поминках рассказать о тех впечатлениях, которые сохранились в моей памяти от этих встреч.
Мы встретились впервые летом 1902 года. После 12-ти летнего отсутствия я приехал на время в Петербург. Здесь предо мною, человеком 80-х годов, предстало "племя молодое, незнакомое", появившееся на общественном поприще в 90-х годах. Среди них был А. И. Браудо, которого мне представили, как молодого историка-библиографа. Кажется, что он уже тогда состоял библиотекарем Императорской Публичной Библиотеки. Увидел я его в кружке сотрудников и друзей обновленного "Восхода", вскоре после перехода журнала к группе Винавера-Сева. Во время товарищеского ужина в литературном ресторане Малоярославец на Морской улице велась оживленная беседа о вопросах дня: о еврейском национальном движении и о позиции "Восхода" между националистами и ассимиляторами. Горячились Сев, Тривус-Шми, спокойнее говорили другие "восходовцы", но Браудо, насколько помнится, либо молчал, либо вставлял односложные {46} замечания.
Потом я убедился, что это его facon de "parler", что он вообще не признает в речи придаточных предложений и говорит короткими, отрывистыми фразами, говорит редко, но с видом глубокой искренности и убежденности, не желая облекать простую честную мысль в нарядные одежды.
Таким я его видел спустя несколько лет, во время революции 1905-1906, на съездах Союза Полноправия в Петербурге. Принадлежа к Еврейской Демократической группе, основанной им совместно с Л. М. Брамсоном, Г. А. Ландау и др., он редко вмешивался в прения, даже редко сидел в рядах делегатов, а больше ходил между рядами и вел переговоры в кулуарах с единомышленниками или противниками. А между тем он принимал деятельное участие в исполнении решений Союза, особенно в комиссии для расследования октябрьских погромов и в сношениях с заграничными друзьями в деле информации Запада о том, что делалось с евреями в России.
Скоро мы сошлись в одном скромном литературном предприятии: в издании исторического сборника "Пережитое", где ближайшими сотрудниками, кроме Браудо, были С. М. Гинзбург и Ан-ский. Помню несколько заседаний нашего редакционного кружка с участием Браудо, который нес заботы по добыванию средств для издания сборника и сам написал для первого тома большую библиографическую статью. С учреждением Еврейского Историко-этнографического общества (1908 г.) я вышел из состава кружка "Пережитого", но Браудо оставался там, хотя в то же время вместе со мною вошел в комитет нового Общества. Здесь он, впрочем, не был активен и через год ушел из комитета.
Очень часто мы встречались во время нашей совместной работы в журнале "Еврейский Мир" (1908-1909). В нашей коалиционной редакции, где были представлены разные течения: Фолкспартей, Народная группа, сионизм, Браудо был представителем Демократической группы. Он участвовал и в редакционной коллегии, где часто шли партийные споры по поводу той или другой политической статьи, и в секретариате, где нашим больным местом были финансовые заботы. Он сосватал нас с типографией "Общественная Польза", при которой находилась и редакция "Еврейской Старины" в комнатах, выходивших окнами на острый угол Б. Подьяческой {47} и Фонтанки. Помню его тогда, в первые месяцы 1909 года, крайне озабоченным и расстроенным. В нашем кругу шептались о том, что Браудо грозит большая опасность со стороны Департамента Полиции, так как раскрытая тогда афера Азефа заставляла опасаться многих арестов среди "симпатиков" народнических партий, к которым принадлежал и Браудо. Однако гроза прошла, и наш конспиратор успокоился.