ПЕРВЫЙ ЛАГЕРЬ
Лагерь кипел и бурлил. Расставлялись палатки, натягивались тенты, разжигались костры. Дети бегали с поручениями, усиливая ощущение разворошенного муравейника. Со всех сторон раздавался стук топоров, кто-то чем-то колотил, глухо ударялись в землю тяжёлые мотыги, перекликались и что-то обсуждали люди. Скотина разбрелась между кустами, наслаждаясь свободой и сочной травой. Пахло древесной щепой, вскопанной землёй, животными, дымом…
Посередине этого бурлящего котла уже стояла наша восьмиместная палатка с тамбуром. Я заглянула внутрь и увидела Вовин рюкзак. Часть наших вещей, выгруженных из повозки, была свалена горой рядом. Намёк ясен. Тут же натянули маленький тент (шесть на четыре), уже поставили чей-то туристический раскладной стол и даже успели завалить его какими-то листочками с планами и чертежами. Похоже на командирское место, понятно. Вокруг стола стояли напиленные чурбаки. Вместо табуреток, видимо.
Под кухню определили площадку под двумя гигантскими соснами, организовали два костра и притащили мойдодыр из нашей повозки — и это правильно, терпеть не могу посуду мыть в тазах. Шестидесятилитровая, самая большая из имеющихся ёмкостей, уже была полна воды. Да, на такую ораву маловато, конечно, нужно будет большой бак заказывать.
Рядом между деревьями был натянут самый длинный наш тент, двадцатиметровый (четыре метра в ширину) — видимо, под будущий стол. Меня, конечно, смущало, что в случае дождя (и особенно ветра) под него будет всячески заливать и вообще всё это будет неуютно, но пока погода благоприятствовала.
Под навесом тоже кипела жизнь. Там лежало несколько неошкуренных сосновых брёвен и в качестве благ цивилизации стоял Светин кухонный столик и две табуретки. Сейчас на кухне распоряжалась Валентина. Вкусно пахло варящимся копчёным мясом. Четыре эльфочки чистили картоху в разномастные котелки. Это волшебное слово «обед»! Как любят говорить рекламщики: «Уже скоро!»
В два ряда от «столовой», на небольшом отдалении друг от друга, заканчивали расставлять палатки. Распределился народ натурально как в коммуне. Всю молодёжь и детей объединили и рассортировали: три четырёхместки для парней, туда заселились эльфы, Димка с Пашкой, Мишка и Серёга; две — для девушек: шесть эльфочек, Алёнка и Ангелина. Стёпе с Валей, у которых туристического снаряжения вовсе не было, Света предложила свою двухместку, а сама она, вместе со старшей Галей, как холостые, заняли ещё одну четырёхместную, поселив с собой «для присмотра» и Василису с Дёмкой. Андле заявила, что пока есть возможность, она будет спать в лесу. Никакими силами не было возможности загнать её в палатку. В конце концов в качестве компромисса мужики соорудили ей шалаш, в который сразу же набились дети и стали его активно обживать.
С обратной стороны от нашей палатки парни городили навес для инструментов. За ним поставили повозку и телегу, в которой всё ещё временно проживали куры в клетках.
На ровной, свободной от деревьев луговине Света со старшей Галей втыкали какие-то колышки, обвязывая их верёвочками. Судя по доносящимся обрывкам фраз — размечали будущий огород.
Чуть в отдалении строился загончик для коз, а рядом — наиважнейшая в новом поселении конструкция — туалет типа «сортир».
Все при деле, молодцы!
Завидев меня, зеленоволосая Лика бросила картошку и побежала навстречу:
— Госпожа кельда! Барон велел вас дождаться!
— Что случилось?
Она заговорщицки оглянулась:
— Мы хотим посадить мэллорны!
— Прекрасная идея. А где?
— Он сказал: с вами посоветоваться.
— Так. Я думаю, это дело важное и общее. Так что мы с тобой по закоулочкам прятаться не будем. Я подумаю про место, и вы тоже подумайте. Сегодня вечером все вместе посадим. Идёт?
— Ага! — Лика радостно захлопала в ладоши и побежала сообщить новость подружкам. Чисто дитё.
Чувствуя, что потом времени может и не быть, я полезла разбирать и раскладывать вещи. Заодно надо было найти тетрадки-ручки и прочую канцелярию.
Где-то тут, кстати, был мой талмуд с заметками. Хроники, тысызыть, в которые я начала записывать всё подряд, когда открылись порталы. Пока светло и в памяти свежо, надо успеть увековечить последние пять дней для благодарных потомков.
Из глубин литературного творчества меня выдернул звук поварёшки, настойчиво стучащей во что-то железное и весёлый голос Валентины:
— Обед! О-о-о-бе-е-ед!
Народ потихоньку начал стягиваться к кострам. Уголовникам отнесли пластиковую бутылку воды и полбулки хлеба. Вова сказал: неделю на хлебе и воде, пусть проникнутся.
Меня терзали мысли относительно нашего выступления перед телевидением, и очень не хотелось прийти… к несовпадению ожиданий, так скажем. Да, мы вместе оказались немного случайно. Но думать и действовать должны в одну сторону. Ещё дедушка Крылов писал, помнится, про разновекторные усилия.
О! Вон Вова идёт!
Я поделилась сомнениями с мужем и предложила сразу прояснить ситуацию.
— Согласен! Чтобы без обид.
Дождавшись, пока все рассядутся, он объявил, чтобы после обеда никто не уходил, поскольку есть несколько важных вопросов. Навык перекрывать голосом толпу здесь был как нельзя кстати.
ФЕОДАЛЬНАЯ КОММУНА
Наш первый общий обед
Народ сидел широким полукругом и выжидательно смотрел на нас.
Я не знала, как они отреагируют на наши слова и изрядно волновалась. И всё же — лучше решить сейчас, сразу, чем получить конфликт потом. Сердце стучало прямо в горле. Я начала:
— Итак, дорогие мои. Сейчас и сразу мы хотим расставить все точки над и, чтобы не было кривотолков, недоразумений и обид, − хотелось что-то перебирать и комкать руками… рассердившись на себя за эту нервозность, я заставила руки спокойно опуститься вниз, − Сегодня утром мы с мужем выступили с публичным заявлением, в том числе через телевидение, о том, что мы берём под защиту определённые земли и проживающих на них людей.
Вова поднялся со своего чурбака:
— Фактически мы на полном серьёзе объявили себя бароном и баронессой земли, которая будет носить имя Белого Ворона. Это значит, что мы будем защищать людей нашей земли́, их права, их жизнь, честь и их имущество любыми доступными нам способами. Вплоть до собственной жизни. В свою очередь, это же обозначает, что мы ожидаем от наших людей по отношению к нам: безусловного признания главенства, личной преданности, честности и искренности в отношениях. Всё, как в благородных рыцарских романах — отношения, построенные на клятве чести.
Мы будем прислушиваться к вашим словам и советам, но последнее, решающее слово всегда будет оставаться за нами. Это первое. Если кого-то не устраивает такое положение дел — уйдите сейчас, сразу, стройте свой новый мир, как нравится только вам.
Второе. Мы не видим способа выжить и крепко встать на ноги, ведя отдельные хозяйства и живя каждый своим двором. Потом — да, конечно. Но первые три, пять лет, может быть больше — я не знаю — мы будем выживать, можно сказать, колхозом. И всё ваше имущество, кроме сугубо личных вещей, станет фактически общим. И в этом мы делаем первый шаг — ожидая того же от вас. Позже, когда будет выстроена крепость и мы усилимся настолько, что защита Белого Ворона будет распростёрта не только на близлежащие территории — вы сможете уйти на вольные хлеба, взяв с собой столько же, сколько у вас было, а может и больше. Я думаю, что мы, всем миром, будем помогать вам: отстраивать поселения, расчищать поля. Но пока — коммуна под управлением барона. Если кто-то против — я настаиваю, чтобы эти люди покинули нашу землю. Поймите: мы не обидимся, не сочтём этих людей врагами, не будем строить козни. Просто это значит, что нам не по пути. Наш новый мир огромен, и каждый идёт в нём своей дорогой.
Барон (теперь уже в полном смысле слова барон!) сел, а я обвела глазами ряд ожидающих лиц:
— К сегодняшнему вечеру будет готов текст нашей взаимной клятвы. И мы её заключим. Я хотела бы услышать ваше слово.
— Госпожа кельда! — Марк поднял руку, — Господин барон! Эльфы давно всё решили. Мы с вами, навсегда.
Эх, молодость, максимализм!
— Да и мы с вами! — встал Степан, — А то что же: как помощь принимать − так мы рады, а как самим помогать — в кусты чтоль побежим? Не-е-ет, товарищи, такому не научены.
Вокруг загомонили. Я похлопала в ладоши.
— Тише, прошу! Я повторяю ещё раз: мы настаиваем, чтобы к вечеру на острове остались только те, кто согласен дать клятву и заключить союз верности. Вечером мы посадим мэллорны и станем единым кланом. Фактически — одной семьёй… — я постаралась унять бешено колотящееся сердце, — Ещё один срочный вопрос: нужен человек, хорошо умеющий рисовать, — поднялись две руки, — Хорошо, вас прошу задержаться, остальные могут вернуться к прерванным занятиям.
РАЗМЫШЛИЗМЫ
Вова пошёл делить фронт работ между мужчинами, а я осталась с художниками:
— Ребятушки, с именами у меня плохо, напомните, пожалуйста…
— Лэриэль, — волосы у девушки были нежно-розовые, — Можно просто Лэри.
— Колегальв, Коле.
— Мудрёно, чё сказать.
— Это на синдарине, языке лесных эльфов, — розовея остренькими ушками пояснила девочка, — На самом деле просто: мы в основном имена выбирали, чтобы на наши первые было похоже. Лэриэль — потому что я Лариса. Лари — Лэри.
— А Коле — потому что Коля?
— Угадали.
Вот так попутно я выяснила, что:
Маша имеет эльфийское имя Маэтрил, коротко — Маэ,
Аня — Анариэль (в обиходе успешно редуцирующееся до Нари),
Лика — Тиликалад,
Лена — Ориэлин (Элин),
Таня — Истаннэ (Танэ),
а Марк — Амаркондир; был ещё мальчик, немножко выбивающийся из общей парадигмы — Глирдан, — этого парня помню, всё время на гитаре играет, — Дан, если коротко. А по паспорту — Данил. Глирдан — значит «бард». Поня-а-атно.
Коля оказался вполне сложившимся художником, предпочитающим карандашный рисунок, тушь или ручку. Родители прочили ему карьеру архитектора, и парень последние пять лет профессионально натаскивался у весьма неплохих преподавателей. Лэри, закончившая второй курс художественного училища, наоборот отдавала предпочтение акварели, пастели или акриловым краскам.
— Так, ребята. Техническое задание у меня для вас такое: нужны зарисовки, много: остров, портреты, люди в работе, как мы устраиваем лагерь, природа вокруг, наши животные — рисуете всё подряд! Все художественные материалы, какие у меня есть — в вашем распоряжении. В ближайшие дни подумайте и напишите — что ещё надо прикупить, мы поедем и оставим заказ. Каждый день минимум три часа тратите на это. Идеально — полдня. Если нужно — и весь день! Время выбираете разное: утро, день, вечер. Пусть даже ночь будет, по памяти, наверное — но быть должна. Это — наша новая история и наше лицо для всех заинтересованных. Поэтому — на вас огромная ответственность! Начать я прошу прямо сейчас. Через пять дней мне нужны рисунки, чтобы из них можно было несколько выбрать и опубликовать — в интернете, например.
Кажется, прониклись. Выдала материалы и пошла искать Вову.
Муж нашёлся под навесом с инструментами, терзаем тяжкой думой: как распределить шесть лопат на тринадцать человек?
— Ну и что ты мучаешься? Выдай лопаты, а остальные пусть сходят черемши наберут, пока она не изросла. Просто покажи — где. И детей пусть с собой возьмут, нечего им привыкать болтаться.
— Любимая, ты — ГЕНИЙ!
— Будешь надо мной издеваться — стукну. Давай скорее, у меня к тебе ещё дело есть.
Мы выбрали три места для трёх орешков мэллорна (всё время на оставляет меня настойчивая ассоциация с «Тремя орешками для Золушки», блин!); итак, места: недалеко от переправы (на стороне острова, конечно же), потом у будущего южного входа в наш будущий, так скажем, острог (со стороны «внутра») и самое главное — на холме, где воображение рисовало нам очертания нашего будущего за́мка. В итоге получилось даже символично: первый — в том месте, где мы впервые ступили на берег, второй — там, где был первый лагерь и третий — в будущем сердце нашего баронства. Вот так. Немножко пафоса, да — иногда это полезно.
— Милый, я хочу выписать то, что я сегодня наговорила и попросить Аню прямо выложить текстом. Как думаешь, что-то ещё нужно добавить, чтобы потом нам не говорили: ах, вы нас не предупреждали, да вы нас обманули?..
— Да хрен его знает, что добавить, любимая. Напиши, что место — шикарное, работы полно, мир новый, и люди, вроде, вменяемые подобрались… Ну не знаю, что добавить…
— Ты подумай: смысл собирать всех подряд, чтобы потом чистить? Набежит всякая шушара. Вон эти, за права человека которые… Хотя… этих должно остановить заявление о неизбираемом единовластном правителе. Ну или склочники какие-нибудь. Извращенцы. Лесбы и гомики.
— На счёт склочников — согласен. Таких просто удалять, пока всех не перессорили. Извращенцев типа маньяков и педофилов сразу укорачивать на голову. А по поводу сексуальной ориентации… Да мне, в принципе-то, всё равно…
— А мне — нет! Никаких нахер извращений!
— Ладно-ладно, чё завелась-то? Нет — так нет. Ещё я с женой из-за этого не ссорился!
— Вот и нечего выступать за свободу психических отклонений!
— Ну-у-у… У меня среди знакомых есть несколько женщин, которые были би или лесбы, а потом благополучно вышли замуж, детей родили.
— Не знаю, — я сердито надулась, — Вот прямо внутри у меня всё против.
— Любимая… Как по мне — чем люди у себя дома заняты — их личное дело. Есть среди них и талантливые люди, что же — всех гнать, под одну гребёнку?
— Сам подумай. Вон в старом мире: только дали им послабление — и сразу как прорвало. Сумасшествие какое-то. Как в сказке про лисичку со скалочкой: сперва «с краю под лавкой посижу», а в конце всех сожрала бы, если бы не собака.
— Я считаю так: никаких преимуществ, никаких привилегий…
— Я вообще против афиширования. Запретить любую пропаганду надо сразу.
— Пожалуй…
— И я категорически против разрешения на усыновление для таких пар.
— Вот с этим я совершенно согласен! Ребёнок должен жить в нормальной, полноценной семье.
— Всё равно по ходу дела придётся что-то корректировать. Правила общежития прописывать и всё такое. Ладно, это всё потом. Я надеюсь, что никакие психованные феминистки нам не будут досаждать.
— Для психованных феминисток есть прекрасное лечение: хотите равноправия — пожалуйста! Получаем ломы и кувалды и идём долбить камень. Или лес валить. Равноправие же.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
К вечеру никто не ушёл. Это радовало. И немного пугало ответственностью (по крайней мере, меня; хотя чего уже — поздняк метаться…).
Все остались здесь — все двадцать девять человек.
Помните анекдот: «Накануне битвы у Хельмовой пади:
— Так, сколько у на эльфов?
— Пятьсот человек.
— Эльфов???
— Ну я и говорю: пятьсот человек эльфов и один человек гном…»
Двадцать девять, в общем. Уголовников, естественно, с собой никто брать не стал.
Мы посадили мэллорны (именно в том порядке, в котором определились с местами для них: сначала на берегу, потом в лагере, и последний — на холме). Эльфы сразу ограждали места посадки заботливо приготовленными заборчиками, чтобы козы случайно не съели будущие ростки и никто не затоптал.
С вершины холма распахивался офигенный вид на расстилающиеся вокруг о́строва нетронутые земли. С севера, по ту сторону Бурной, тайга стояла непролазной стеной. Впадающая в Бурную река, которой мы ещё не придумали название, с юга подходила к острову длинным, на несколько километров, заливом, разделяющимся на два рукава: более широкий, мелкий и потому совсем тёплый восточный (через который мы как раз-таки переправлялись вброд) и более узкий и глубокий западный. В горловине этого западного рукава, почти ровно посередине между островом и матёрым берегом, был ещё один островок, небольшой, с пару школьных стадионов размером, с торчащими кое-где скалами, покрытый зарослями кустарников.
На восточном берегу нашей безымянной реки тайга тоже была довольно густой, лишь кое-где разреженной полянами. Тут и там над колышущейся крышей леса поднимались хвойные исполины, цепляющие своими кронами облака… Наверное, в дупле такого дерева могла бы разместиться целая изба!
На западном же — наоборот, покрытые цветущим разнотравьем луга занимали изрядное пространство. Медлительный тёплый ветер время от времени наносил оттуда густой медовый и немного пряный запах.
Заходящее солнце красило облака, верхушки леса и рябь на воде розовым и сиреневым. Небо казалось огромным.
Мы не стали резать руки, капать на ладони раскалённым свинцом и всякое такое. Просто призвали в свидетели богов и принесли наши клятвы.
В этом мире слово было настоящим.
И ещё я поняла, что холм был правильным местом для за́мка. Казалось, что здесь особенно хорошо, словно из земли идёт добрая, поддерживающая нас сила. Уходить не хотелось.
Лика подошла ко мне, нахмурив свои тоненькие бровки.
— Что, зайка? Что хочешь спросить?
— Госпожа кельда, как вы думаете… — она помялась, сомневаясь, — Мне кажется, я могла бы позвать его.
— Росток? — угадала я.
— Да! По-моему он услышит и быстрее проснётся. Стоит ли мне…
— Конечно, попробуй! Это же дар самой богини Весны! — я оглянулась по сторонам на свой клан, мечтательно разглядывающий окрестности, — Ребята, идите сюда! Лика хочет попробовать пробудить мэллорн. Давайте попробуем ей помочь! Леля же сказала нам: просите — и получите.
— А как просить? — деловито подошла к поставленной задаче Вася.
— Я не знаю, правильно ли я думаю. Сильно хотеть, для начала. И сказать об этом — можно даже внутри себя, наверное. Или вслух. Например, так: «Леля, помоги Лике пробудить мэллорн!» — я думаю, так можно.
Лика отодвинула заборчик и встала на колени у ямки, положив ладони по обе стороны от зарытого орешка. Губы её шевелились, глаза были закрыты, брови нахмурены. Мы стояли вокруг и болели за Лику и за наш мэллорн. Кто-то шептал, кто-то переживал про себя, кто-то молитвенно складывал руки. Эльфы неожиданно запели на каком-то очень мелодичном языке. Эльфийский, должно быть? По лицу Лики текли крупные капли пота. Сколько куплетов было в песне? Пять или, может быть, семь? Я не посчитала. Эльфы закончили одну песню и начали следующую. Я малодушно подумала, что если ничего не выйдет — все будут страшно разочарованы и начала просить уже о том, чтобы у Лики всё получилось — ради того, чтобы люди не потеряли надежду и веру…
Песня неожиданно прервалась радостным криком. Лика обессиленно легла на траву прямо у ямки. Рядом с ней из земли торчал маленький серебристый прутик с тремя крупными нежно-зелёными листочками.
У неё получилось! Маша аккуратно поставила защитный заборчик и крепко обняла сестру. Да и вообще все вокруг кричали, скакали и обнимались! Чудо! Наше первое чудо на острове.
Мы спустились в лагерь, и я сделала своему клану массовый выговор.
Объясню.
Всю дорогу они заботливо поддерживали Лику, помогали ей, едва ли не несли не руках. Та тряслась и еле шагала. И никому — НИКОМУ! — не пришло в голову позвать на помощь целителя. Меня.
— Дорогие мои, вам что — заняться нечем? Если каждый будет назавтра помирать, мы так много не наработаем. Объявляю читерский режим включённым! Каждый вечер, перед ужином, все подходим ко мне за подкачкой. Если надо раньше — подходим раньше! Если что-то болит, отбили, порезали или чувствуете себя странно — бежим ко мне бегом. Сразу! Никакого дурацкого стеснения! От этого зависит наш общий результат — и скорость, с которой мы его достигнем. Все поняли?.. Начинаем медосмотр. В колонну по одному становись!
Остаток вечера мы провели, мирно сидя у костра, слушая песни и попивая чаёк.
А ночью Лика исчезла.
ЛИКА И ПАНИКА
Новая Земля, наш остров, 09 число второго месяца 0001 года
Под утро Маэтрил проснулась, не обнаружила сестру в палатке и сперва решила, что она пошла до заветного домика. Подождала. Решила сходить сама — а её там нет! Маэ рысью примчалась назад и заметалась по лагерю. Лики нигде не было. Куда ночью ходить? В панике она начала звать сестру, и тут уже народ начал просыпаться массово. В пять утра в наползающем с реки тумане было свежо, и я натянула свитер.
— Маша, а она не лунатила никогда?
— Не знаю, я не видела…
Народ разбегался в разные стороны, выкрикивая имя.
Я прислушалась к себе. Если всё нормально — ничего не почувствую. Если что-то не так — скорее всего, как на дороге, сумею уловить направление. Закрыв глаза, я медленно поворачивалась вокруг себя. Вроде бы… Вот! Открыла…
— Она на холме!
Все, кто были вокруг меня, немедленно устремились наверх. Я побежала за ними.
Ничего критичного, на самом деле не произошло. Сильное истощение и глубокий обморок, что при наших нынешних возможностях лечится в два счёта. И серебристый мэллорн, в суматохе незамеченный нами из лагеря на фоне серого утреннего неба. Мэллорн, выросший на десяток метров вверх. И потихоньку продолжающий расти.
Первое, что она сказала, когда пришла в себя:
— Скажите барону, что не надо рубить деревья на частокол! Я смогу вырастить ограду!