Из Тьмы. Арка 4 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Глава 8 День семьи

Глава 8 День семьи

— Мама, мамочка! Погляди, какую я красивую буковку нарисовала! Учитель меня похвалит и даст конфету! — радостно воскликнула темноволосая и алоглазая девочка. Выскочив из-за невысокого, специально доставленного в их апартаменты стола для учёбы, она побежала к маме, радостно размахивая тетрадью.

В отличие от родителей и старшего брата, Рейка очень быстро привыкла к новым условиям жизни. Конечно, сначала она, как и вся родня, дичилась господских хором, где одно кресло стоит больше всего их былого хозяйства. Но шли дни — и, помня наказ Куроме «чувствовать себя, как хозяева», будущая волшебница и впрямь стала вести себя, словно у себя дома. (Сестрёнка обещала, что если Рейка захочет и будет хорошо учиться, то сможет овладеть всамделишным волшебством, а она очень-очень-очень хочет!)

Поведение обслуги, которая не отругала её даже после разбитой вазы, тоже этому немало способствовало. Хотя от родителей ей всё равно влетело, поэтому маленькая егоза старалась быть осторожней и не бегать рядом с хрупкими вещами.

Единственное, что её огорчало — это отсутствие других детей, с которыми можно поиграть. Рейка немножко скучала по старым подружкам, и даже по мальчишкам: хоть они и вредные, зато с ними можно подраться и помириться. Что ж, подружки остались далеко-далеко. Но зато у неё появился добрый старый учитель, который очень увлекательно рассказывал всякие истории, учил юную воспитанницу правильно играть в настоящую леди… и — награждал её сладким за каждый новый серьёзный успех!

Девочка искренне верила, что попала в сказку, а её старшая сестра — то ли добрая волшебница, то ли фея. Разумеется, во многих сказках, что ей рассказывали мама, папа и деревенские старики, феи и волшебницы оказывались не очень добрыми (или даже очень злыми), да и сами сказки частенько кончались плохо. Но она помнила и несколько хороших: с добрыми феями, прекрасными принцами и счастливым финалом. Её сестрёнка пришла именно из такой сказки. И никак иначе! И она тоже, когда вырастет, станет сильной, умной и красивой. И доброй, как Куроме! Старшая сестра вообще стала для младшенькой непререкаемым авторитетом. Мама была, есть и будет самым любимым человеком, но сестрёнка — та, чьи слова имеют вес даже больший, чем утверждения обоих родителей и брата.

— Очень красивая буква, — улыбнулась женщина, посмотрев на плод дочкиных стараний, и погладила Рейку по блестящим от чистоты, вкусно пахнущим жидким мылом волосам. — Учитель тебя обязательно похвалит, — мать с теплотой посмотрела на ребёнка, наряженного в премилое белое платьице, в котором девочка смотрелась, словно настоящая маленькая госпожа.

— Умница ты моя! Красавица! — переполненная нахлынувшей нежностью, Кая присела, крепко обняла дочку и поцеловала в лоб.

Рейка потёрлась лицом о её щёку.

— Я тоже очень-очень тебя люблю, мамочка!

— Только ты веди себя хорошо, доченька. Слушайся старших и никому не груби, — сказала Кая, поглаживая малышку. В голосе зазвучали нотки беспокойства.

— Ну, ма-а-ма-а! — надулась девочка. — Я не такая задиристая, как братик Джин. Я даже мальчишек не колотила. Целый месяц!

— Конечно, моя хорошая. Все хорошие девочки должны быть послушными и не должны драться, — Рейка нежилась в сильных и ласковых материнских руках, не замечая тени, пробежавшей по лицу родительницы.

В отличие от младшей дочери, которая по детской наивности ещё верила в сказки со счастливым концом, а оттого легко вписалась в новую реальность, её мать до сих пор периодически глодало подспудное чувство тревоги. Битая жизнью и господской плетью деревенская баба не верила в чудеса… по крайней мере, в добрые. Да, она, как и Рейка, теперь мало напоминала себя прежнюю: хорошая одежда и различные, порой весьма смущающие процедуры превратили её из почти старухи в интересную женщину. Уложенные в красивую причёску, блестящие силой и здоровьем иссиня-чёрные волосы, нежная, словно в юности, кожа… даже грубые от тяжелой работы, покрытые мозолями кисти с узловатыми суставами превратились в нежные и ухоженные ладошки.

Невероятно, но благодаря докторам, массажистам и другим умельцам, названия профессий которых пациентка не запомнила, начал пропадать даже старый багровый рубец от плети! Он теперь напоминал бледную нить, со временем грозя и вовсе исчезнуть. Да она словно помолодела на полных десять лет!

…Помолодела — и перестала узнавать себя в отражении. Никогда — ни в двадцать пять, ни в шестнадцать — Кая не выглядела… такой. Глядя на образ холёной красавицы, что смотрела на неё из безумно дорогого ростового зеркала в резной золочёной раме, женщина чувствовала себя неуютно, словно коварством и ложью заняла чужое место, не принадлежащее ей по праву. Будто она обманщица, преступница, которую вот-вот выведут на чистую воду и арестуют, обвинив… да в чём угодно!

Движимая этим чувством, она втихую собирала кое-какие наиболее скромные вещи (дорогие, как и серебро, она брать боялась, пусть и являлась, вроде как, их хозяйкой) и мешочек с едой долгого хранения, наподобие солонины и сухарей — на всякий случай.

Мужчины, пускай и хорохорились по извечной привычке сильного пола, но… Кая ведь не слепая. Она изредка замечала отражение своих чувств и в глазах приёмного сына, и на периодически хмурящемся челе мужа. Они тоже не верили в добрые чудеса. Впрочем, Джин ещё молод и чересчур увлечён погоней за юбками местных, по мнению Каи, чрезвычайно распущенных девиц, чтобы слишком задумываться над будущим. А супруг погружён в радостные эмоции от вернувшейся к нему способности нормально ходить, не испытывая боли.

Всё-таки удивительные чудеса творят доктора этого волшебного места! Позавчера Сон, словно настоящий мальчишка, показывал сыну, как он умел плясать в молодости, а потом и вовсе подхватил жену на руки так, будто им снова по шестнадцать!

…И ночью у них всё произошло так же ярко, как в почти позабытой юности.

Это-то и тревожило. Всё обстояло слишком хорошо, Кая и во сне давно уж не видела столь светлых и ярких сюжетов. Диссонанс ожиданий и реальности будил тревогу, тихо нашёптывая: не бывает такого, не с вами, не с тобой, за всё придётся платить!

Учитывая, что платить им нечем, тревога только усиливалась. Женщину начали иногда посещать кошмары. Косвенным подтверждением нехороших ожиданий стало недавнее избиение Джина, который, как оказалось, подрался с какими-то татями, вступившись за честь девушки. Кая тогда проплакала целый день, напуганная синяками на лице сына, всерьёз, до заполошного стука сердца в груди встревоженная грядущей реакцией страшных бандитов и хозяев курорта.

И реакция не замедлила воспоследовать, вот только совершенно не та, которой страшилась и ожидала крестьянка. К ним явилась целая толпа, среди которой были и понурые обидчики её приёмного сыночка, и чем-то обеспокоенный (Кая сказала бы — напуганный… но разве может такой важный человек бояться?) начальник курорта, и незнакомый господин с холодными, волчьими глазами.

И все они искренне извинялись, отвешивая поклоны различной глубины, а страшный господин и начальник санаторно-курортного комплекса, к удивлению небольшого семейства, преподнесли им ценные подарки.

Господа! Им! Да разве ж такое возможно? И почему все они выглядели такими напряжёнными? Женщина не понимала, что происходит, и оттого тревожилась ещё сильнее. Дочь обещала заглянуть где-то в нынешних числах, надо с ней обязательно поговорить! Кая, продолжая обнимать свою девочку, оглядела богатую обстановку одной из многих комнат их хором и подумала: если Куроме ради всего этого просила за них кого-то важного, то лучше им съехать в другое место. Мать совсем не хотела отягощать доченьку, которая и без того делает для них так много.

Слишком много. Не по заслугам.

— Мам, ну хватит. Я уже большая, мне заниматься надо, — разомлевшая Рейка нехотя зашевелилась в её объятьях, отвлекая Каю от накручивания нервов.

— Конечно, моя сладкая, — улыбнулась родительница, со схожей неохотой отпустив «пленницу». — Но… доченька, ты точно хочешь учиться? Разве ты не знаешь, что грамотеек не берут замуж?

— Сестра сказала, что это в деревне так. В городе — все грамотные, — парировала девочка. — А ещё она сказала, что я смогу стать волшебницей, а волшебницам можно не выходить замуж!

— Наша Куроме выбилась в большие люди, но она ещё очень молода, — покачала головой похорошевшая и, в общем-то, ещё далеко не старая брюнетка.

— Всё равно! Лучше учить буквы, чем драться, как братик Джин!

— Не надо ругать Джина, он наш мужчина и защитник. Как папа.

— Я, когда вырасту, тоже буду вас защищать! Я могу поколотить всех мальчишек, даже на две зимы старше! А когда стану большой, буду ещё сильнее! Так сестрёнка Куроме сказала! — спрыгнувшая с материнских коленей девочка, от избытка чувств начала подпрыгивать на месте и размахивать руками, отчего зажатая в правой тетрадь уподобилась махающей крыльями птице.

— Тише-тише, порвёшь же! Что тогда учителю показывать будешь? Куроме тоже обещала скоро приехать. Ты же хочешь показать сестре, какая ты умная и старательная? — с хитринкой прищурилась Кая.

— Да! Точно! Сейчас нарисую её имя! Я уже умею! — Рейка немедля принялась подпрыгивать и размахивать руками в три раза сильнее. Вылетевшая из руки тетрадь стала закономерным итогом этой вспышки активности.

— Ой! Мам, а куда она улетела?!

— Растеряха ты моя, — с улыбкой вздохнула родительница, направившись в место приземления свободолюбивой тетрадки. — Смотри у меня: будешь баловаться — скажу папе, — погрозила она разом притихшей дочке.

Девочке совсем-совсем не хотелось сводить новое знакомство с розгами, которые почти не использовал добрый дедушка-учитель, но зато не стеснялся применять отец.

Динь-дон! — прозвенел дверной звонок, сигнализируя о прибытии гостя.

— Это, наверно, наш папа опять забыл ключ, — встрепенулась женщина. — Держи, моя маленькая, — передав ребёнку тетрадь, она поспешила к дверям.

Впрочем, её уже опередила служанка — крупная и молчаливая особа с тяжёлой челюстью и почти мужской фигурой. А за дверью оказался отнюдь не её супруг.

— Доченька?

— Ага, — улыбнулась Куроме. — Я ведь обещала зайти. Здравствуй, мама.

— Сестра! И-и-и! — выглянувшая из коридора Рейка, завидев кто пришёл, шумным метеором устремилась к хрупкой фигуре старшей родственницы.

«Исхудала, бедная! — подумала Кая, глядя на заострившиеся черты лица юной девушки и проявившиеся под глазами синяки. — Ужели правда за нас страдает?!»

***

Стоило подхватить на руки шумный комок радости и счастья, как меня потянули за стол. Мама, извиняясь за то, что не разобралась с кухонной машинерией и не может угостить дочку, «такую худенькую и бледную, словно с голодного края», собственной стряпнёй, принялась суетливо накрывать на стол.

«М-да, а ведь это я ещё успела восстановиться и даже набрать часть потерянного веса, — прозвучало в голове при взгляде на развившую бурную деятельность мать. — Правильно не стала спешить».

Пускай напряжённый бой имел свои последствия, как и применение несколько большего количества своей и чужой праны, чем организм способен выдержать без повреждений; однако, по большому счёту, они оказались мягче ожидаемых, во многом ограничившись плохим самочувствием на следующий день (первые дни ломки после отказа от стимулятора проходили пусть и немного, но хуже), неважным в течение ещё нескольких, а также потерей и так скудных запасов жира. Ну, и измождённой внешностью, которая со временем тоже вернётся в норму.

…а пока лишь играет на руку замыслившей хитрость имперской убийце, «потерявшей всех могучих монстров и упустившей тварь Ультимейт-класса».

Тем временем к Кае присоединилась некрасивая служанка, что открывала мне дверь, а также её более молодая и пухленькая, но немногим более симпатичная версия. Похоже, моё пожелание подбирать не слишком красивую, а главное — не приученную болтать прислугу исполнили достаточно качественно. По крайней мере, в области внешних данных.

Собственно, подозревать прислугу в излишней болтливости не стоит… слишком сильно. Санаторно-курортный комплекс, куда я заселила родственников, в основном ориентирован на состоятельных личностей, которые уважают тишину и приватность. Иными словами, на высокопоставленных мафиози. Мои подчинённые — вернее, связанная с Синдикатом не напрямую группировка — вытащили из серьёзных неприятностей молодого и самоуверенного наследника одной из крупнейших местных ОПГ и заимели в должниках как самого юнца, так и его родителя. Парень, забывшись, повёл себя в Столице столь же нагло, как и дома, а люди Счетовода ему немного помогли встретиться с неприятностями — потенциально опасными, но разрешимыми.

Таким образом верхушка одной из банд, которую мои подопечные втихую держат за горло, получила свою долю «пряника», а Синдикат приобрёл дополнительный, не связанный с ним напрямую инструмент — ведь об изменении статуса группировки знал только её глава, а также несколько его приближённых, которым выгодно держать язык за зубами.

Дальше — проще: Счетовод получил указание от меня, обратился к нижестоящему авторитету, ну, а тот коснулся этого малозначительного момента в переговорах с главой Горного Пика — а именно так называется группировка, подконтрольная отцу несдержанного недоросля. Надо ли говорить, что когда криминальный авторитет, контролирующий прилежащую к границе северо-востока Империи область, получил необременительную просьбу от своего нового друга и делового партнёра — приятельские отношения отлично сказываются на бизнесе, особенно если сторонам есть, что друг другу предложить — то с готовностью на неё откликнулся, отослав сообщение через оптический телеграф. Таким вот образом распоряжение сверху поступило вниз по ступенькам и дошло до хозяина сего милого места, позиционируемого, как нейтральная территория для отдыха, лечения и переговоров.

Вариант, безусловно, не идеальный… но неплохой. Родичей здесь не обидят: глава курорта, как и его начальник в лице главы городского отделения Горного Пика, отвечал за них головой. А специалисты тут весьма неплохи: и травмы залатают, и красоту наведут (у криминальных авторитетов тоже есть жёны, пассии и дочери, да и женщины-боссы встречаются), и культурные (а также не очень) развлечения обеспечат.

Только плати.

В некоторой степени, особнячок, арендованный в этом идиллическом курортном местечке (с невысокими горами, горячими источниками, живописной природой и прочими непременными атрибутами), являлся нитью, что связывала родственников, меня и Синдикат. Но я фигура не публичная, на улицах не узнаваемая, а родители и сестрёнка с приёмышем имеют хорошую многослойную легенду своего появления здесь. Если кто и начнёт интересоваться, то докопается максимум до информации, известной боссу группировки, подконтрольной Синдикату. Возможно, бандит всё же сболтнул лишнего (что вряд ли, но мало ли) и кто-то из его приближённых услышал о том, что к нему обратились сверху, но… и что?

В теории — сильно в теории, да — интересант сможет узнать, что семейство потребовалось неким союзникам или подчинённым моих мафиози для какой-то интриги. Но вот найти следы вмешательства некой представительницы Отряда Убийц — уже очень вряд ли.

Так-то, образуйся здесь заинтересовавшаяся тайной реинкарнация Шерлока Холмса — и она сможет связать случайные упоминания (если они вообще были) о некой Куроме и сопоставить с той Куроме, которая сейчас пребывает на Северо-востоке. А затем, попробовать связать меня с бандитами Горного Пика и их новыми столичными партнёрами. Или вдруг здесь чудом окажется кто-то, связанный с революционерами и видевший мой портрет. Сомневаюсь, что я смогу пропустить мимо вспышку узнавания, направленную на меня, но допустим. Даже так сие не окажется слишком опасно — так, неприятно, но не более. Всё же разведка вполне себе работает с криминалом, а я не так давно открыто контактировала с бандой разгромивших моё жильё хулиганов и боссом их босса, который, кстати, платил дань ОПГ, относительно недавно подчинённой Синдикатом.

Связи одной из Отряда Убийц со столичными бандитами вызовут у командования разве что неудовольствие с последующим порицанием, максимум — не слишком серьёзным наказанием, но уж никак не подозрения в каком-нибудь антиправительственном заговоре.

И да, на этот случай мы тоже заготовили немножко дезы. Учитывая то обстоятельство, что доступные разным личностям кусочки легенды противоречили друг другу, — в случае начала активных поисков сеть предателей, скорее всего, сама себя вскроет ещё до того, как интересанты дойдут до середины цепочки в лице босса столичной группировки. Который, в крайнем случае, тоже смертен… причем, хе-хе, внезапно смертен. Но вообще-то кормить выявленных шпионов ложными данными — любимое занятие разведок всех миров и организаций, так что из интереса к моим родичам, буде он проявится, даже можно извлечь пользу.

Одним из немногочисленных слабых мест оставались сами родные, но и они не узнали ничего опасного. Дочь-воительница, которую зовут Куроме? Пф! У нас в стране пусть и называют детей любым пришедшим в голову словом на одном из древних языков, но людей в Империи намного больше, чем слов даже в нескольких языках. А такое имя, как Черноглазка — ну очень вряд ли является уникальным даже в масштабе земель одного единственного владетеля. В общем, у родителей нет ничего, что можно связать с печально известной в узких кругах некроманси-карателем на службе государства.

Хотя они настойчиво пытались это изменить, да.

— Доченька, почему ты ничего о себе не рассказываешь? Где ты поживаешь, чем занимаешься, как смогла поселить нас в эти господские хоромы? — снова завела старую песню мама.

Вернувшиеся в дом отец и приёмный брат молчали, пока не вмешиваясь в расспросы женщины, но ощутить их внимание и интерес несложно даже без эмпатии. Только маленькая сестрёнка, с видом познавшего вселенскую истину человека, тянула сок через трубочку. Оно и неудивительно: пусть Рейка обладала почти таким же «монстром в животе», как и мы с Акаме, но возраст тоже имеет значение. Поэтому, похваставшись своими достижениями в учёбе, получив заслуженную похвалу и наевшись вкусненьким, девочка временно снизила свою активность до уровня «я сытый удав».

Вздыхаю, делая вид, что меня увлёк процесс отрезания нового кусочка пирога. Если бы не мой принцип без сильной нужды избегать эмпатического влияния на близких, всё могло стать намного проще. Однако сейчас семья уже плотно идентифицировалась как «свои», а значит, повторения прошлого трюка придётся избегать. Да и не для того я здесь. Хотя толком ответить «для чего именно?» тоже не смогу. Наверное, хочется ощутить семейный уют, любовь родителей и сестрёнки.

Только получается не очень.

— Ты не подумай дурного. Мы не заслужили таких благ и по гроб жизни тебе благодарны… — похорошевшая, но так и не избавившаяся от старых привычек женщина в моём присутствии сутулилась и старалась не поднимать глаз. — Только мы не знаем, на каких тут правах и чего ждать завтра.

— …На птичьих, — буркнул себе под нос отец, который, несмотря на попытки напустить на себя уверенный вид, тоже выглядел напряжённым.

— Ты неправ, отец. Я ещё поговорю с местным управителем, но поверь: та драка — случайность. Тем более охрана прибыла раньше, чем братец получил что-то страшнее разбитого носа и пары синяков в своей битве за, хах, честь проститутки.

— Валери — массажистка! — вскинулся парень, лицо которого, кстати, уже почти не выдавало следов былой баталии. — И даже если ты права, это ничего не значит: она борется, сражается за лучшую жизнь! Если тебе улыбнулась удача и ты стала богачкой — это не даёт тебе права презирать других!

— Как скажешь, — усмехаюсь не став комментировать этот выпад, — улыбнулась удача, надо же! — Но на самом деле большинство людей этим и занимается: аристократ свысока смотрит на простонародье, лавочник презирает деревенщину, коренной житель Столицы кривит губы на понаехавших провинциалов. Люди любят ощущать собственное величие, даже если оно заключается только в том, что одному повезло родиться в правильном месте, а другому — нет.

— Дворяне и их прихлебатели, они… вы! Специально сеете рознь между людей, чтоб народ не смог создать справедливое общество! — запальчиво выдал мой оппонент.

«Ну и ну, прям-таки мужская версия Акаме! Только один ещё не видел изнанки мира, а вторая не хочет её видеть, старательно закрывая глаза на деяния отважных воинов «змеи», борющихся с прогнившим режимом «жабы».

Нет, всё же надо потом сводить Джина в тюрьму. Для расширения кругозора, ага».

— Аристократия и её, как ты выразился, прихлебатели, — заметила я, — продукт людского общества. Возможно, нынешняя элита отжила своё. Но кто тебе сказал, что новые силы, если у них получится подвинуть старых владык, поведут себя лучше? Я видела и общалась с представителями тех и других — и поверь мне, идеалистов среди приближённых к верхушке нет ни у первых, ни у вторых.

— А чего ж тогда появляются движения за права народа? А? Чего даже дворяне встают на сторону Освободительного Движения? А?! — распалялся парень, не обращая внимания на попытки родителей, напуганных крамольными словами, одёрнуть не в меру политизированного приёмыша.

— Злые и корыстолюбивые дяденьки и тётеньки наверху — используют доверчивых идеалистов снизу. Как там? — хмурю брови и разгоняю разум, дабы вспомнить слова, когда-то отложившиеся в памяти меня-Виктора. После, относительно благозвучно переложив строки на имперский, аккомпанируя себе ударами пальцев по столу, начинаю декламировать недлинный марш:

— Шагают бараны в ряд,

Бьют барабаны, —

Кожу для них дают

Сами бараны.

Мясник зовет. За ним бараны сдуру

Топочут слепо, за звеном звено,

И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,

Идут в строю с живыми заодно.

Они поднимают вверх

Ладони к свету,

Хоть руки уже в крови, —

Добычи нету.

Мясник зовет. За ним бараны сдуру

Топочут слепо, за звеном звено,

И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,

Идут в строю с живыми заодно.

Знамена горят вокруг,

Крестища повсюду,

На каждом — здоровый крюк

Рабочему люду.

Мясник зовет. За ним бараны сдуру

Топочут слепо, за звеном звено,

И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,

Идут в строю с живыми заодно.*

/*Бертольд Брехт, «Бараний марш». 1943 г. /

— Мы не бараны! — сверкнул глазами юный собеседник.

— Да? — с нарочитым удивлением вскидываю бровь. — «Не бараны» думают головой, они верят делам, а не красивым лозунгам. А ты и твой кружок… Что? Скажешь не побежали бы вы за первым попавшимся «истинным борцом за что-то там»? Или, быть может, у — кого ты там поддерживаешь? — есть хотя бы примерная программа, где расписано, как и какими средствами построить справедливое государство? Не свергнуть «проклятых аристократических кровососов из Дворца» и волшебным образом дать народу вдосталь еды и денег, а нормальный, разветвлённый и поэтапный план решения проблемы?

— Там бы разобрались, — буркнул парень. — У богатеев бы деньги забрали…

— Конечно. Но учтёт ли власть новых «мясников» интересы «баранов» в переделе богатств старых элит? Вот ты бы отдал каким-то непонятным незнакомцам мешок с деньгами, который уже у тебя в руках? По глазам вижу: хочешь ответить, что отдал бы. Но разве тебе так наплевать на отца, который принял тебя в семью, на мать, которая тебя любит как родного, на милую младшую сестрёнку? М-м? — вскинув бровь и чуть наклонив голову к плечу, с любопытством смотрю на приёмыша.

— А ведь до победы будет война, — продолжаю, не дождавшись ответа, — богатеи на то и богатеи, что не станут добровольно отдавать неправедно нажитое. А война требует чего? Денег. А деньги берутся откуда? Из налогов. Как вам нынешние поборы? Нравятся? — Молчаливо слушающий отец сморщился, как от боли, а мама как-то виновато потупилась. — Желаете удвоить?

— «Армии освобождения», даже если каким-то чудом она образуется из высокоморальных идеалистов, тоже требуются еда, амуниция, оружие и так далее, — злая усмешка. — Где это взять? Опять у «освобождаемого» народа. С обещанием всё вернуть, конечно. Потом когда-нибудь. А дальше начинается самое весёлое: с обеих сторон льются реки крови, всем нужно восстанавливать численность личного состава, нужны ещё деньги, провизия и прочее. Опять трусим крестьян! …у которых уже ничего нет. Начинается голод и связанные с ним эпидемии. Те, кто побойчее, сбиваются в банды, грабят караваны и деревни менее удачливых коллег, женщины и девочки идут в бордели или ещё куда-нибудь, где хотя бы кормят. Вновь просыпается старая-недобрая традиция каннибализма. А война продолжается. Плодородные земли пустуют, и в следующем году кровь начнёт литься уже не за власть или светлое будущее, а за горсть риса или корочку хлеба. А тут и дорогие соседи по континенту вспомнят старые долги. Война, мор, голод и смерть. Лишь монстры останутся процветать на гниющем трупе когда-то больной, но живой страны, — живописую я прелести гражданской войны.

Конечно, в известном мне-Виктору варианте будущего, в конце, после казни Онеста и несовершеннолетнего Императора, все плясали и танцевали под цветные огни расцветающих в небе салютов. Да и после страну вроде как миновали масштабные потрясения — даже в варианте манги, где Эсдес выморозила большую часть будущего урожая, угу — но ведь это сказка о победе добра над злом. Кому нужна история, где хотели как лучше, а получилось как всегда?

Впрочем, я допускаю исход с относительно мягкой победой нового режима и даже не отвергаю варианта, где новый правитель сможет быстро и бескровно нейтрализовать прочих претендентов на тёплое местечко.

…но исходя из имеющейся информации, много более вероятным видится именно описанный выше сценарий страшного конца. Или скорее даже «ужаса без конца», если уходящая на дно Империя станет катализатором большой войны всех со всеми в границах континента, а то и за ними.

Эсдес, если выживет, будет счастлива.

Краем глаза вижу, как хмурый отец играет желваками, его побелевшие от напряжения кулаки сжались так, что серебряная вилка в правой руке заметно согнулась. Поймав мой взгляд, он отпустил вилку и потянулся к графину с вином. Глаза матери увлажнились: она тоже очень хорошо представляла, как сказанное будет выглядеть в реальности, все же они оба прошли и через голод, и через эпидемию, и через бесстыдное отношение со стороны власть имущих.

Похоже, кое-кто несколько переборщил с живописанием возможного тёмного будущего. Хорошо хоть притихшая сестрёнка по малолетству не очень понимает, о чём я говорила.