Павел Федорович спустился на цокольный этаж и, едва открыл железную дверь, почувствовал тепло, заполнившее помещение. Он снял шубу, повесил на вешалку и направился в дальний кабинет, чтобы в очередной раз полюбоваться передатчиком.
Он собирался запатентовать изобретение, но медлил. Дело в том, что над его созданием работали два инженера, сотрудники НИИ. Сам же профессор лишь обозначил проблему и спонсировал, но считал изобретателем только себя. Опасаясь их возмущения и судебных тяжб, решил избавиться от инженеров, но пока не придумал как. Название прибору он составил из букв своего имени и фамилии — Купол.
— Моя красотка, — любовно сказал он и провел рукой по белому пластиковому корпусу. — Мы с тобой много заработаем и уедем отсюда. Далеко-далеко. Во Францию или в Англию.
Он достал из кармана платок, которым протирал линзы очков, и смахнул пыль с небольшого монитора, который находился справа от хромированных ручек управления.
— Скоро. Совсем скоро мы снова соединимся. Всем нутром чувствую, эта девочка то, что надо.
Павел Федорович вспомнил девяностолетнюю старуху со смешной фамилией Хрюкина и с досадой поморщился. Какой-то рок преследовал его подопытных. Во время тестирования Хрюкиной стало плохо. Начала жаловаться на боль в затылке и шум в ушах. Профессор был уверен, что перед проведением записи ритмов мозга нельзя употреблять лекарство или алкоголь, чтобы не искажались получаемые данные. Поэтому вместо лекарств Лида напоила ее крепким чаем с пирожным. Однако прямо во время записи данных Хрюкина прижала руки к груди и сказала, что болит сердце.
— Надо потерпеть. Нельзя останавливаться, иначе придется начинать заново, — сказал профессор и взял ее за руку. — Осталось совсем немного, около получаса. Я понимаю, что вы устали, все-таки пять часов сидите без движения. Но прошу, потерпите.
— Мне плохо, — жалобно повторила она.
Павел Федорович с силой сжал хрупкую старческую руку в коричневых пигментных пятнах и раздраженно прошептал:
— Я же сказал, осталось совсем чуть-чуть. Не надо вести себя как стерва, иначе я могу разозлиться.
Старушка выдернула руку и затравлено посмотрела на улыбающегося профессора.
— Вот и хорошо. И не надо меня бояться. Разве только совсем чуть-чуть.
После того, как запись была готова, побледневшей Хрюкиной вызвали скорую помощь.
— Вы плохой человек, — еле выдавила она и упала в обморок. Скорая помощь приехала через пятнадцать минут и констатировала ее смерть.
Павел Федорович еще немного полюбовался передатчиком и набрал номер телефона Семена, старшего научного сотрудника НИИ.
— Привет. Надеюсь, ты к теще в Иркутск не улетел?
— Здрасьте, Павел Федорович, — ответил Семен. — Нет, а что?
— Похоже, у нас будет работа.
— Да вы что! — воскликнул он. — Кто это? Что умеет? Когда начинаем?
Профессор усмехнулся, его сотрудники были такими же одержимыми работой, как и он сам.
— Не торопись. При встрече обсудим. Звоню предупредить, чтобы ты был готов.
— Я готов, — с жаром ответил он и, понизив голос, продолжил. — Я сам хотел вам звонить. Помните девушку- эмпата?
— Помню, — Павел Федорович насторожился. — И?
— Вчера она звонила мне.
— Почему тебе?
— Я же с ней связывался со своего телефона. Так вот. Она сказала, что после процедуры чувствительность к эмоциям других начала снижаться, а недавно совсем пропала. Очень благодарила и хотела навестить нас с тортиком.
Профессор задумался и сбросил звонок, забыв попрощаться. «Неужели прибор отнимает их способности? Или это произошло само собой, и мы не имеем к этому отношения? Надо выяснить».