Как бы Роману ни хотелось, но ему пришлось покопаться в личных вещах Горфа — как минимум, им нужен был тот самый странный компас.
Они решили похоронить его среди берёз. Чтобы размягчить землю, пришлось разжечь большой костёр. Единственную маленькую лопату, которая висела на боку телеги, забрал Хитч. Он копал остервенело и без продыху, не подпуская к этой работе других. Лишь его прерывистое дыхание и скребущий звук лопаты нарушали тишину: Элис уснула на руках Эвернарда после безудержного плача, а остальные почтительно молчали.
Когда тело Горфа укрылось за последней горстью земли, Эвернард произнёс всего четыре слова:
— Ты был хорошим человеком.
Трупы наёмников никто даже не стал трогать — так и бросили их под открытым небом. По крайней мере, после своей смерти они принесли хоть какую-то пользу: Хитч и Роман собрали остатки их денег, мечи, ножи, обувь, ремни и шкуры из овчины с их спальных мест.
Несмотря на то, что никто толком не поспал, они решили не искать новое место для ночлега: близилось утро, и надо было ехать дальше. Игнорируя рану, Конгрин, как обычно, растопил много воды, принялся поить и кормить лошадей.
— Овса надолго хватит? — спросил Роман.
— Надолго, — ответил Конгрин. — Да и сейчас полегче ехать будет. Людей вон как меньше стало…
— Раз на то пошло, мне кажется, надо всё лишнее выбрасывать. Колёса, например, нам точно не понадобятся.
— Выбрасывай.
Их разговор услышал Эвернард, который стоял неподалёку.
— Господин?
— Выбрасывай, — повторил Эвернард. — Не нужно теперь о таких мелочах думать. И телегу третью тоже отцепите. Нет от неё больше никакого проку.
Пока лошади доедали овёс, Роман с Конгрином избавились от всего ненужного. Когда они были готовы отправиться в путь, Яна неожиданно перебралась к ним в телегу. Она села на самом краю и заговорила прежде, чем Роман успел задать вопрос:
— Я не буду ехать рядом с ней.
— Как вам угодно, госпожа Яна.
Анур буркнул что-то про помощь Хитчу и пересел в начало фургона. Через минуту обоз тяжело тронулся, и Конгрин, укутавших в шкуры, произнёс:
— Горф не заслужил такой смерти.
— Да, — согласился Роман. — По крайней мере, он умер без мучений.
— Он всегда говорил, что ждёт смерти в бою, и вот… — угрюмо протянул Конгрин. — Проклятый Роф и его ублюдки… Хотел прирезать нас, как свиней, а потом прибрать всё к рукам.
— Жертва Горфа не будет напрасной: они больше никому не причинят вреда.
Конгрин энергично кивнул и, посмотрев на фургон, шёпотом сказал:
— Хитч тебя теперь новым командиром считает.
Роман промолчал.
— Думает, ты рыцарем был, которого титула лишили, — продолжил Конгрин и, уставившись на Романа, заговорщическим тоном добавил: — Не только ему так кажется.
— Брось, Конгрин, — покачал головой Роман. — Какой из меня рыцарь? Я такой же простолюдин, как и вы.
— Ну да, — обиженно произнёс Конгрин, будто Роман не хотел делиться с ним тайной. — Не может обычный простолюдин одолеть сразу четверых. Солдаты…
— Я не стану спорить, Конгрин, — твёрдо сказал Роман. — Ты устал, я тоже. Сегодня нам пришлось нелегко. Давай просто отдохнём.
Конгрин хотел ещё что-то сказать, но в последний момент передумал и закрыл рот. Роман поймал испытующий взгляд Яны и уставился на светлеющее небо. Он закрыл глаза и неожиданно уснул.
— Ну, рассказывай, с кем опять подрался, сынок?
Отец улыбался, как и всегда: добродушно и искренне. Его мужественное лицо, молодое и красивое, с карими, как каштаны, глазами, сияло на фоне утреннего солнца.
— Да так…
Роман закинул удочку и принялся ждать. Поплавок вдруг утянуло под воду, и Роман чуть не выпустил рукоять из рук.
— Тяни! Давай-давай!
Он закрутил катушку и начал вытягивать добычу вверх. Отец поспешно выловил рыбу сачком и, схватив её за жабры, поднял перед собой.
— Смотри, какая большая! Ну-ка возьми.
Роман радостно вытянул руки вперёд и замер: всё было в крови. Она стекала с его ладоней и тут же впитывалась в землю, словно вода посреди песчаной пустыни. Сознание его вдруг прояснилось.
«Это сон?» — Он огляделся вокруг, ища Заувен, но её не было рядом.
Роман посмотрел на отца — тот больше не улыбался. Глаза его наполнились непривычной тяжестью, а лицо осунулось и почернело.
— Отец… Пап…
«Жаль, что ты всего лишь плод моего воображения», — печально подумал он.
Отец, будто прочитав его мысли, спросил:
— Разве это имеет значение?
— Имеет. — Роман поджал губы и повернулся к озеру. — Будь ты жив, ты назвал бы меня убийцей.
— Не делай из себя монстра, сынок.
Отец встал рядом. Роман вдруг понял, что здесь, во сне, он был выше его на голову. В их последнюю реальную встречу он едва доставал ему до груди.
— Либо ты, либо тебя, Рома. По-другому в этом мире никак.
— Кажется, где-то я это уже слышал.
Отец приобнял его за плечи и спустя мгновение неожиданно растворился. Роман посмотрел на другой берег и сквозь белёсый туман, поднимающийся с глади воды, увидел Заувен.
— Не хотела тебе мешать, — услышал он её голос точно вблизи. — Не против, если мы переберёмся в храм?
— Не против. — Роман бросил тоскливый взгляд на брошенные удочки и зажмурил глаза перед тем, как мир закружился вокруг него.
Воцарившаяся в древнем храме тишина приятно ласкала слух. Это тёмное, странное место давно стало родным домом — даже несмотря на то, что всё происходило лишь во сне.
— Я вижу, ты не в лучшем расположении духа, — сказала Заувен. — Не стоит хандрить, ведь сегодня ты сделал первый шаг, как и полагается адепту. Покажи, чему ты научился.
Роман медленно вздохнул носом и сосредоточился. Он сразу вспомнил нужное ощущение и смог почувствовать силу внутри себя. В голове всплыл нужный символ, и Роман сделал бесшумный шаг.
— Я будто вижу магическое ядро, — сказал он. — В центре груди.
— У каждого по-своему, — произнесла Заувен. — Ты видишь то, что ожидаешь.
— А у вас разве по-другому? — удивился Роман.
— Я никогда не чувствовала и не видела так называемого «ядра», — ответила Заувен. — Энергия течёт по всему моему телу: от макушек до самых пят. — Она очаровательно рассмеялась и добавила: — По крайней мере, когда у меня было тело.
— А сейчас?
— А сейчас я лишь дух, — ответила Заувен. — Я и есть эта энергия.
Незаметно они прошли в комнату с кругами, где Роман проводил большую часть сна, и сели на каменную скамью.
— Моя сила будет расти?
— Будет, — кивнула Заувен. — Но не надейся на быстрый рост. Не забывай, что учение Заякнар совсем не похоже на то, что изучают люди и эльфы.
— Что вы имеете в виду?
— Чтобы скрыться от чужих глаз, тебе не нужно тратить свои силы. Наши способности заключены в тенях, что окружают нас, в ночи, которая приходит на смену дню, и в непоколебимой, искренней вере.
— Вы же смогли стать магом, который способен создавать порталы даже в другие миры, — возразил Роман.
— Кажется, ты стал забывать, сколько мне лет.
— Но…
— Я прирождённый чародей, который практиковался столетиями, Роман, — мягко перебила его Заувен. — Ты же пробудил свою силу только благодаря случаю.
— Случаю?
— Благодаря мне, — ответила она. — Но, поверь, даже этого хватит, чтобы стать искусным тиховником.
— Выходит, никакой… стихийной магии? — Роман неопределённо взмахнул рукой. — Удары молнией или, может… огненные шары из рук.
Заувен едва заметно и, как показалось Роману, грустно улыбнулась — будто его слова заставили её вспомнить давно позабытое прошлое.
— Все мужчины одинаковы, — вполголоса произнесла она, но через миг улыбнулась уже широко и открыто: — Оставь боевую магию тем, кто наделён внутренней мощью от природы.
— Это не то, что я хотел услышать, — признался Роман.
— Для огненных шаров у тебя есть элементаль, мой дорогой, — ласково произнесла Заувен. — Я уверена, тебе будут подвластны другие чары — те, что требуют лишь терпения, ума и концентрации.
— Например, то, что сделала Ангэрэт?
Заувен сразу посерьёзнела и глянула на Романа совсем другими глазами. Не торопясь, словно желая сделать это как можно тактичнее, она сказала:
— Эльф использовала Равноценный Обмен. Постарайся не сближаться с ней.
— Почему?
— Я не стану тебе лгать: Обмен не всегда связан со смертью, ведь иногда можно передать лишь часть сил, чтобы спасти другого. Но смерть идёт рука об руку с этим колдовством.
— Она спасла жизнь своего отца.
— Забрав чужую.
— Глов умер бы в любом случае. И не важно, от её рук или моих.
— Ты думаешь, спроста за Проводниками закрепилась репутация хладнокровных убийц?
— Таких, как я? — мрачно спросил Роман. — Где проходит эта грань, когда одному можно убивать, а другому — нет?
Заувен устало провела ладонью по своим волосам и тяжело вздохнула.
— Это опасный путь, — произнесла она. — Однажды воспользовавшись Равноценным Обменом, ты можешь подумать, что вправе решать, кто должен жить, а кто — умирать. Стоит ли помогать старикам доживать свои последние годы, если можно отдать их последние крупицы сил тем, кто только начал жить и вдруг слёг от болезни? Стоит ли пытаться спасти двух раненных солдат, когда вместо этого ты можешь даровать одному из них жизнь, жертвуя другим?
— Всё зависит от моральных ценностей мага.
— Ты ведь сообразительный юноша, — сказала Заувен. — И должен понимать, что является важнейшей частью обучения Проводников.
Роман на секунду задумался, а потом понял, какой ответ от него ждала Заувен.
— Холодный расчёт.
— Именно, — произнесла она. — Умение делать сложный выбор, который принесёт пользу тебе и тем, кому ты верен.
— Мне кажется, Ангэрэт не похожа на девушку, которая способна равнодушно относиться к подобным вещам.
Заувен многозначительно усмехнулась, и Роман понял, что сказал глупость — он едва был знаком с Ангэрэт.
— То, что она сразу потеряла сознание, говорит о том, что она новичок. Пройдёт совсем немного времени, и даже родные заметят в ней перемены.
— Вы никогда не хотели научиться этому?
— Хотела, — честно ответила Заувен. — Однако эту магию запретили везде, кроме Шуйтеры.
— Почему? Сначала все этим пользовались, а потом вдруг испугались?
— Обмен не оставляет следов. Многие годы назад верховный маг Лисона каким-то образом нашёл связь между загадочными смертями среди знати и вышел на молодого эльфийского Проводника.
— Проводник может поглощать жизненные силы?
— Насколько я знаю, нет, поэтому они всегда работали в паре: нужен тот, кто станет сосудом, — сказала Заувен. — Второй Проводник, к сожалению, скрылся. Впрочем, лисонцам так и не удалось узнать, кто был нанимателем. Когда вина эльфа была доказана, было принято решение запретить любое применение Равноценного Обмена. Этому примеру последовали все, кроме эльфов.
— И вы покорно согласились с запретом? — не поверил Роман.
— Покорно? — хохотнула Заувен. — Я была в ярости: всё, что касалось Обмена, буквально увели у меня из-под носа! К эльфам в то время тяжело было попасть, вот мне и пришлось довольствоваться другими областями магии. Передо мной только-только открылись новые дороги, и я ещё не понимала всей опасности Равноценного Обмена — тогда я была молода и наивна.
— Сколько вам было лет? — спросил Роман.
— Хм… Наверное, около восьмидесяти, — улыбнулась Заувен.
Роман несдержанно фыркнул и весело цокнул.
— Да вы были чуть ли не ребёнком, — с неприкрытым сарказмом произнёс он.
— Что может знать зелёный юнец о настоящей молодости? — Заувен щипнула его за щеку и потеребила за мочку уха. — Отдохни сегодня. В следующую ночь мы продолжим твоё обучение.
Роман согласно закивал: короткий перерыв ему не помешает. Он поднялся со скамьи и невольно потянулся. Пока сохранялась осознанность, хотелось увидеть мать и сестрёнку — ведь стоит ему покинуть Заувен, и мир сна постепенно возьмёт власть в свои руки, бросив его в водоворот бессмысленных образов.
Роман представил перед собой дверь, а через секунду увидел её воочию. Открыв её, он шагнул вперёд — туда, где его ждала хоть и иллюзорная, но всё же семья.