И…
Стоп! У меня нет мочевого пузыря! Удалили? А хрен его знает, тело по-прежнему не отзывается как надо.
— Пи-и-ить… — прошипел, осознавая, что пить и писать очень родственные понятия.
Но если мокрое можно сделать и под себя, то вот с водой — возникают проблемы.
— Сейчас…
Да ты издаиваешь!? — взвыл я в душе своей когда человек дал мне даже не глоток, не ложку, КАПЛЮ! Как этим вообще можно напиться!? — и я попытался подняться, чтобы запрокинуть в себя всю банку разом, но не смог даже головы отодрать от подушки.
Ох, тело! Опять оно тут всё напутало! Опять всё придется в ручном режиме править и моделировать. Ну, не смотри на меня глазками столь печальным! Прорвемся! И не с таким пиздецом выживал! Дай только… попить нормально, а! Прошу! Ну… чего тебе стоит? Спа… ах, тыж! Издеваешься!? Я ведь еще припомню тебе подобное! Так и знай, припомню! Найду, зарежу… а, нет — резать не буду. Но всё равно отомщу!
Мне, что б с «онемением» совладать, часа два понадобится! Еще один на нервы, да… да, часов через пять — к полуночи — углядел я краем глаза клонящееся к закату солнце — я уже свисну эту банку со стола! Вот увидишь!
Не увидел. Уйдя, баночку с собою прихватил. Гад! Заботливый.
— арр! — простонал я, пытаясь размяться, ведь подняться с кровати не смог и к утру.
Разве что — приподняться. Начать хоть как-то хоть чем-то шевелить! Сумел ближе к рассвету и утреннему обходу — больницы! Я опять угодил в лечебницу! Это стало ясно сразу, как носу, как органу наиболее близкому к голове, вернулась чувствительность, и я сумел различить соответствующие, специфические запахи.
Еще до того, как я сумел разглядеть окружающий меня «пейзаж» в деталях — белые стены. Кроватку, на которой покоиться моё бренное тело, определить по характерному «хрусту» — панцирь-сетка. Бельё, распробовать на вкус — беленькое, хлопковое, стиранное, хм, чистое. И собственно заметить капельницу, из которой в меня по капле уныло что-то капает.
Больничка… Хотя чего я еще ожидал при своих то травмах? Не в морге — и ладно! Хотя подозреваю что-то, что меня могли и закопать. Метра на два! Но думаю, смерть тела при ремонте души я бы уж не прозевал.
В принципе, физические травмы вшивые! Можно сказать даже — плевые! Вопрос одного месяца реабилитации. Но крендец котенку! Контролю. И задача его вернуть — действительно большая. Я просто перестал чувствовать тело! Отслоился, утратил контроль.
Не понимаю даже, что именно у меня болит! Толи нос, толи хвост, несуществующий — или уже пришили? С них же станется! И что отсутствует из органов. Не чувствую, не знаю, и… словно в деревянном бандаже. Словно в гипсе целиком, словно в теле, что онемело, как после долгого пребывания в жутко неудобной позе. Ничего не чувствую, и даже то, что пальцы вроде как шевелятся, определяю только визуально.
У меня что, позвоночник поврежден? Да, похоже… нет! Опять-таки беда вся не физическая! И я как поселенец в собственном же теле. Оно орет, блажит, зовёт меня! Всё так же слушается! А слышу я, лишь отголоски. Эхо…
Пора подъёма, и, учитывая по-прежнему наличие на мне бинтов, хотя по идее уже не должно было быть — я наверняка не один месяц провалялся! Трубочки, идущей сквозь них куда-то внутрь — не ясно толком куда, и зачем она вообще нужна — пуста и девственно чиста. И от того, что врач-мед брат, сомнительно все же, чтобы это был лично ОН, с дипломом, а не обслуга, столь аккуратненько меня поил… мне лучше не являть честному персоналу мгновенную регенерацию почти что инвалида.
Обход, делегация врачей, ввалившееся ко мне, в подозрительно одиночную палату минуя все палаты прочие, как к ВИП персоне! Как к высокому гостью. Но процедуры… до безобразия стандартны. Замера пульса, давления, проверка рефлексов, что как ни странно, в норме. Реакции на свет. Вопросы про два пальца.
— Доктор, я вижу тут только два, но понятия не имею, сколько вы там держите за своей спиной.
Врач, немного опешивший от подобного, вынул руку из-за спины, которой до этого придерживался за поясницу, и задумчиво глядя на пятерню, пошевелил пальцами, напомнившими мне сардельки и будящие звериный аппетит просыпающего от долго сна зверя — человеческого тела! Жрать хочу! — желудок, я тоже рад тебя слышать!
Перевел взгляд на остальных людей в халатах — какие суровые дядьки! И только одна тетка, стоящая в сторонке. И по их рожам видно, что они с чего-то думают, что это всё шутка. Вот только смеяться что-то никого не тянет! Срезные какие, прям смешно.
Впрочем, один смешнявенький тут есть, как видно самый молодой, вон, еле сдерживается.
— Сколько я была без сознания? Какое сейчас число? Доктор? — пошел я в наступление, раз взрослые сами делится не хотят.
— Второе марта. — после недолгой паузы, решился просветить самый юморной, и я невольно присвистнул, возвращая голову на подушку.
Нехило я поспал! А парнишке, сболтнувшего лишнего, походу достанется! Вон как на него остальные смотрят.
— Саша, что последнее ты помнишь? — присела ко мне на кровать единственная женщина коллектива коллегии докторов-мужчин, до сели участия в осмотре не принимавшая.
Психолог? Мозгоправ? Настраивает на доверительный лад? Вон, как смотри, улыбается! На коечку присела с краюшку, аккуратненько, тип мы уже подруги… да ну тебя, мымкра крашенная! Когда только успела заштукатурится, сейчас ведь часов шесть утра!
— Ничего хорошего. — отвел я взгляд от этой крали, чтоб не бесила лишний раз голодного человека своею штукатуркой — Мужчин… кровь… подвал. Мне обязательно это вспоминать? — вернул я взгляд на леди, и приподнял бровь.
— Кхм. — кашлянул как видно главный, что в основном и проводил осмотр, и пальцы сардельки демонстрировал — еда!
Правда до пальцев, осматривал сугубо как бревно. Ворочил, крутил, ничего не говорил и всё делал сам, игнорируя мои потуги и недоуменное хлопанье глазами. Что в прочем, правильно — яж коматозхник! Был…
— А где папа? И мама? С ними все хорошо?
— Конечно! Не волнуйся, мы их позовем, и они скоро к тебе придут — улыбнулась тётенька психолог, и группа врачей, начала потихоньку переползать к выходу, как видно решив, что их работа на сегодня окончена.
— Так, возьмите срочно анализ крови, мочи, кала… всё, в общем, полный круг — услышал я тихую речь главного уже из коридора.
— Да, сделаем. — ответили ему.
— Саша, ты чего-нибудь хочешь? — влезла психолог.
— Пить, — обозначил я свое желание для психолога. — Очень хочу пить.
Тетушка, почему-то помрачнела. Ну… могу и не пить! Не столь это важно! Увесистая капельница не зря всю ночь на мозги своими каплями давила! А я так и не смог придумать, как до неё дотянуться или иголку выдернув, кровяки себе не пустив.
Все же, без контроля над телом — я почти обычный человек! Пусть и с дико завышенной регенерации. И гематомы от внутренних кровоизлияний мне не нужны, пусть и рассосутся они за денек другой от силы. Ну а желание попить… следствие того, что почки пытаются хоть как-то достучатся до мозгов. Наверное. Можно и потерпеть — не суть важно. Просто пользуюсь тем, что тетка сама заговорила о том «что я хочу».
— В чем дело? — поинтересовался я, видя, что она так и не рвется за стаканом.
— Тебе нельзя много пить.
— Ну я много и не прошу! Литра два и хватит! — растянул рот в белозубой улыбки, а крашенная модама кажется стала еще чернея.
— Тогда тебе нельзя будет капельницу…
— Ну и не надо! Кушать я уже и сама могу, так что не проблема.
— Я поговорю с Гавриилом, подожди немного — буркнула она, и тоже упорхнула.
Но все же странно — подумал я, провожая даму взглядом — я, коматозник, в больнице, в обычной палате, но маленькой, и совсем один! С какого… такая щедрость. И где родители? Напрягает меня все это! Ой как напрягает! А вот и за кровушкой моей прибыла медсестричка. Ну ка, родимые, стро… а кому я приказываю?
Впрочем, то, что я не слышу ответа, не означает, что они не слышат меня! Пальцы же вон шевелятся! А значит надо просто делать тоже, что и всегда, только как бы с закрытыми глазами. Эх, надо было почаще подобным заниматься! Поистереть что ли?
— Нет! Не трогайте! Не надо! НЕЕЕТ!
А, ну да, санитары, транквилизатор… быстро прискакали, козлы! Как будь то за дверью поджидали! И только и ждали…
— Убийцы… — прошипел я, оседая на кровати и вырубился.
Новое пробуждение пришло от того, что меня кто-то щупал. Чувство возвращаются! А вот то, что меня пока я дрых, распеленали, и теперь осматривают швы… в которых трубки всунуты — не очень.
— Дренаж сухой, думаю можно убирать — проговорил новый персонаж, хоть и очередной врач, и поправил очки — Как себя чувствуешь? — повернулся он ко мне, видя, что я пришел в себя.
— Паршива — честно признался я — голова трещит от ваших транквилизаторов.
— Да, это они зря. Дозу тебе бухнули, как-бы не летальную. Думали, опять в комму впадешь.
— Козлы…
Доктор оказался парадоксально согласен со мной! И покивал, поглаживая реденькую «козью» бородку.
— Да, есть малеха. А вообще как себя чувствуешь? Где еще болит, кроме головы?
— Где… — и тут я задумался, вновь сверяясь со своими ощущениями — Вообще, доктор, я ничего не чувствую нигде, кроме головы. Даже пальцы как деревянные, хоть и шевелятся, — пошевелил я пальчиками правой руки, подняв её меж нами.
— Ну ка… — сказал доктор, и ощупал кисть — А ногой можешь пошевелить? — я выполнил просьбу, скинув справой ноги одеяло — А второй?.. Поразительно!
— Что?
— А, прости, не важно.
Я прищурился — подозрительно! Но переспрашивать не стал — реально неважно.
— А когда меня выпишут? А когда мама пройдёт? А новый альбом группы… — начал я засыпать доктора вопросами имитируя бурную деятельность, чередуя глупость с важной информацией — А кто-нибудь вместе со мной к вам поступал? А как много крови я потеряла? А сколь долек от сюда кремль? А…
— Всё, всё, всё! Погоди! — прокряхтел доктор, поднимая руки — Вижу, что ты уже почти здорова, и с речью проблем не имеешь. Но имей совесть! Я старенький…
— А сколько вам лет? А вы Ленина видели? А Сталина? А кто был ростом выше…
— Ну погоди ты! Дай хоть понять, как скоро тебя можно будет выписать…
— Ура! Выписывают! Так я могу идти?
Бедняга чуть не взвыл! И дабы иметь возможность ретироваться не убегая, привлек на помощь медсестру, что приступила засыпать уже меня еще более нелепыми ответами на мои нелепые вопросы. И эту битву, я, позорно проиграл. Но кое что, все же выпытал — я, не в Москве!
Но если не в Москве, то где? Что это за место? Город, страна, регион… почему одиночная палата! Почему со мною возятся как с какой-то реальной особо важной… принцессой. Кормят вон, блин, с ложечки!
— Я сама могу! — буркнул, отбирая ложку рывком, и чуть не выронив её уже в следующее мгновение.
Выронив, но на кровать, подняв, пока ни кто не понял! И кашку, кашку наворачивать… жидкую, почти как вода.
— Не торопись, Саша. Ты очень долго ничего не ела. Жуй тщательнее, а то может стать плохо.
Что тут жевать? — взглянул я на мечту престарелого беззубика — это пить можно! А вы «жевать», «жевать»! Что я и сделал, церемониально и назло, запрокинув всю тарелку в себя, и проглотив одним глотком.
— Добавки!
— Потерпи…
— Добавки!
— Нет.
Блин. И рассказывать они мне естественно ничего не рассказывают. Подсунули эту тетку психолога в надсмотрщицы и… наблюдают! А я тоже наблюдаю, за ними, и за собой.
Катетер, наличие которого во мне вызывало лишь одну реакцию «какого фига!?» вынули, заштопав дырочку. Однако еще одну трубочку, выходящею откуда-то из старательно забинтованной промежности оставили. И пусть, мне так и не сказали для чего она, сказав нейтральное «это пока нужно», не нужно иметь семи пяти во лбу, чтобы по цвету жидкости понять, что там протекает. Тем более, когда у койки регулярно стоит стеклянная баночка с мочой.
А уж то, что мне постоянно хочется в туалет, и при этом это чувство какое-то странное, зудящее-незначительное… и мысля «да идите вы! Я в койку!» никак не помогает, даёт четкое понимание, что у меня что-то не то с мочевым пузырем. Вряд ли он отсутствует как класс, хотя возможно, но серьёзно поврежден — как факт.
А потому вопрос с ним, как и с катетером — какого фига, а?! Прошло так много времени, а я еще не сросся?! Нет, я понимаю — тело без разума живучее, но безмозглое, и на многое не способно, но всё же! Все же! Или, пока меня атаковали духовно, я зевнул фаталити физические?
Тогда понятно, почему вокруг меня так вьются! Я ж, наверное, когда отец припер в больницу, был просто куском мяса с ногами! Но живым! Умирать и не думающим. Нонсенс! Прецедент! Феномен! Тогда где я?
Англия? Германия? Израиль? Какая клиника мира решила приютить столь ценного кадра для опытов, то есть исследований? Или все же кто-то из наших? Питерцы? А больше то и некому как бы. Тем более что в заграницу я не верю — уж больно тут всё по-нашему.
Обстановка, запахи, звуки, деревья за окном. Персонал! Я охотно верю, что даже ради меня одного, какая-нибудь Нью-Йоркская институтская врачебница, легко могла набрать русскоговорящий персонал, своих, просто знающих на уровне, реально русских, иммигрантов, или вообще переманив напрямую, но все равно бы остались следы!
Проскакивание словечек в речи, акценты, и прочие. Хотя бы у тех же посетителей соседних палат! Чего напрочь нет у окружающих меня людей. Что ведут себя и говорят, исключительно как наши, да из глубинки. С Урала, а не из-за бугра.
Не уж-то родители решились на возвращение в родные сосны?!