— Равняйсь! Смирно! — командует офицер строем бритоголовых солдатиков, два на два в каждом, на плацу — Что, уже соскучились по мамкиной титьке?!
— У нас новобранцы? — вопрошаю я у папки, глядя на толпу-строй, топая в ногу с ним через плац к госпиталю.
В ногу, как-то случайно получается — я это не контролирую!
— Никак нет, товарищ младший лейтенант! — хором отвечают бритики, недовольному лейтенанту.
— Что, думаете, если вас избрали в элиту, то всё? Сразу Рай?! Всё по элитному? Кормёжка, постель, бабы? — строй не смог сдержать улыбки.
— А кто его знает. — ответил отец, пожимая плечами, так же глядя на, судя по излишней жизнерадостности лиц. Новоприбывшие.
Местные все хмурые-хмурые, задрюченные-задрюченные, и ходят через плац, только мало приметными тенями. А не строями. Выдрессированные! А эти… прям лучатся… и щечки вон какие! Уже в предвкушении в общем!
Еще бы! Элитная часть, элитная… и в черте городе! А не лес кругом, как это обычно бывает. Магазины, кафе, бабы! Снабжение, техника, госпиталь, БАБЫ! Медсестрички, политрук… и я, пусть и одетый скромно и по гражданке — как тут не лыбится?!
— Фиг! Ночевать будете под сосной! А бабу видеть только в своих влажных снах! — обломал всех лейтенант, и строй мгновенно взгрустнул, но постарался это скрыть — Кормить, правда, вас, обалдуев, всё равно будут на убой — почесал мелкую щетину на своем подбородке офицер, притворно задумавшись, а из строя вновь послышались сдержанные смешки.
— Если резать не будут, то мы согласны! — выкрикнул кто-то, наперекор уставу.
— Будут-будут! — ответил на это лейтенант, и кивнул в нашу сторону — Вон, уже как раз и мясник прибыл.
Мы с отцом переглянулись — это кто это тут мясник, а?! Мы вообще-то просто гости! Или нет? — смекнул я, что батька срулил с натоптанной тропинки в госпиталь, начав чесать в сторону офицерского корпуса.
— И зачем? — только и успел буркнуть я, прочтя табличку с большим количеством текста и малым количеством информации «корпус номер четыре», как мы уже вошли внутрь.
— Надо. — коротко буркнул папаша, и козырнув солдатику на посту, прикрыв голову рукой, бодрым шагом устремился по коридору вглубь здания.
Эй, папаня! Ты когда так быстро шагом бегать научился? — и пришлось натурально бежать, что бы его нагнать. Бежать, наслаждаясь кучей болевых ощущений, а главное — адским желанием почесаться!
Во всех местах разом! Особенно в… внутри.
Организм уже просто безумствует от желания вернуть себе все утраченное! А Сила, вторя телу, давит на мозги столь сильно, что я скоро с ума сойду! И это двойное давление с каждым днем всё усиливается, что я даже не знаю, доживу ли до дня операции, когда можно будет отпустить визжи этих буйных коней?
— Пришли. — буркнул папа, и постучался в дверь, с неприметно табличкой с надписью «Сидоров».
Просто Сидоров, и ничего более. Кто, что, зачем?..
— Входите — донеслось с той стороны двери, и батя зашел, вдернув меня следом.
— Аа! Хватковы! — улыбнулся нашему явлению пожилой товарищ с жирной звездочкой на погонах.
Ясно дело, по одному взгляду! Хозяин кабинета, до этого как очевидно о чем-то беседовавший стоя прямо посреди кабинета с другим гостем, с совсем еще юным пацаном при форме, с погонами о горсте мелких звезд. Четырех звезд. Мы не помешали?
— А не рановато ли вы пришли? — пожал босс кабинетный руку отцу, и взглянул внимательно на меня.
Прям очень внимательно, как обычно девчонки глядят на прыщи. Видимо помешали!
— Да не, в самый раз. — ответил на это папаня, пожимая руку и взглянул на недавнего собеседника большого человека.
— Товарищ майор… — козырнул тот, глядя на, как понимаю, товарища Сидорова.
— Да можешь идти — отмахнулся майор, все так же глядя на отца и все также удерживая его руку. — Хотя нет, погоди — опомнился через мгновение, когда парнишка уже почти что вышел из кабинета, показывая, сколь сильно он спешит, — поможешь нам тут с одним дельцем. — и взглянул на меня, опять как на досаду-недоразумение.
Это с каким? — криво усмехнулся я, но промолчал, давая взрослым свободу маневра.
— Это с каким? — сказал это же в слух отец, живо улыбаясь, насколько позволяет его перекошенное лицо.
Нехило озадачивая меня, что отпечаталось на моём, вмиг тоже перекошенном лице.
— Ну как же, ты же говорил у дочки хорошая память? — и отец утвердительно кивнул на этот вопрос — а бегать по плацу ей сейчас крайне не рекомендуется — и на это уже мы вмести покивали, а я еще и потряс ногой, издавая подозрительные «бульки» — Вот, будем отрабатывать техники правильного описания лиц. И вот в пример — товарищ капитан — отпустил наконец майор руку отца, и указал мне на вытянувшегося в струну паренька-капитана — как бы ты его описала? — обратился он ко мне, с улыбкой каккота после стакана сметаны.
Описать? Ну… это можно! Но зачем? Мне не охота! Итак голова болит. А тут еще и напрягаться! Да и в баночке пустовато…
— Как капитана! — выкрикнул я, со звоном стекла, и с майора Сидорова сползла его кошачья улыбка, замененная на неудовлетворительный взгляд, направленный почему-то на моего отца. — За, «описыванием», это не ко мне! Но если вы о том, смогу ли я опознать его в бедующем, в толпе или средь похожих — то это не вопрос! — и улыбнулся во все зубы.
— Уверенна? — поинтересовался сам капитан, пока двое оставшихся мужчин буравили друг друга взглядами.
— С гарантией! Найду хоть из-под земли, даже если будешь прятаться!
— Товарищ майор, разрешите? — поинтересовался младший у старшего, и тот, махнув рукой, дал великое дозволение:
— Валяй!
— Пять минут! — показал парнишка пятерню, и выскочил из кабинета.
— Ну… — хотел что-то сказать отцу оставшийся военный, но наткнувшись на мой внимательный взгляд, передумал — чаю?
— Не откажусь. — улыбнулся отец, и эти двое, забыв обо всем, и словно в гостя на кухне тетушки, а не в гарнизонном кабинете, где в сейфе ждут своего часа сразу два заряженных калаша и почему-то только один броник, принялись чисто по-домашнему хозяйничать.
Достали чайник с верхней полки, заварник со шкафа, стаканы из ящика, воду в бутылки из-под стола, плюшки… вынули из пакета, что был при отце! То-то у меня слюни всю дорогу текли, а он не давал! Накрыли куском скатерти стол, не забывая беседовать за футбол:
— Слышал, недавно наши чуть кубок не взяли!
— Во-во, чуть.
— Ну да, третье место, но ведь не четвертое! Не четвертое!
— Тоже верное, хоть бронза, но медаль!
А я, подошел к окну, потягивая воздух двумя дырочками. На что он надеется, этот вояка? Что я не найду его у себя же под носом? Что он сумеет затеряться на плацу с другими служивыми? Что его бега будет невидно в строю других бегущих? Хех! — и приоткрыл окно.
Первый этаж, южная сторона, раскидистый куст какого-то дерева, что пока еще не полностью прикрывает окно нераспустившейся листвой. Блаженная тень на все лето! И сладостное солнце на зиму. Небольшой скверик, и еще один плац, только с грунтом, а не асфальтом, куда как раз переместились бойцы с асфальтового покрытия с другой стороны корпуса.
Да и как бы поменьше этот полигон, да и плацем его звать некорректно — полоса препятствий! Что мучают сейчас бойцы, преодолевая стенки и насилуя канаты, обливаюсь потом, с автоматами в руках. И капитан… о! Объявили построение!
Это просто издевательство какое-то! — скривился я, заметив в просвете меж начавших распускаться почек листвы, мелькнувшего в шеренге капитана, что должен был бы прятаться от меня в подземном бункере! В танке! На складе взрывчатки или на уж кухни на худой конец! А не тут, буквально на виду, за домиком и деревцем. Да, он снял с себя форму, хотя только верх и бескозырку — штаны вроде те же, где-то уже успел надеть майку, и даже взмыленный как все! Но… на что он рассчитывает со столь очевидной, открытой! Позицией.
— Пять минут вышло — как бы между делом объявил майор, закончив разливать кипяток по чашкам.
— Да? Ну тогда я пошла — улыбнулся я, и открыл окно полностью.
Аккуратненько выполз наружу под очень внимательные взгляды мужчин, особенно отца, на лице которого так и читалась «ну что за привычка ходить через окна?!» и что уже удостоверился, что высота тут небольшая, и ушибиться — сложно.
Выполз, преодолел кусты — жопа какой геморрой! Они настолько плотные, а ветки — колючие! Что… был нехилый риск остаться без штанов и кофты! Отряхнулся, оглядел строй и все того же лейтенанта, что с самозабвением расказывающий взмыленным новобранцам какие они конченные лохи… нашел взглядом цель, и трусцой лупанулся к ней.
— Он же ведь должен быть словно ваш родной дитя! Сыном! Наследником! — распинался тем временем лейтенант, на тему того, какого фига вы автоматы через стенку как кули с картошкой кидаете.
Ну и что, что это муляж! Вы и в бою так же будете кидать что ль?! А потом что?..
— Разве ты, Серега, кинул бы так своего сыны чрез трёх метровую стену, просто потому, что он тяжелый?
Кто такой этот «Серёга», мне от сюда невидно, я уже — вломился в строй! Расталкиваю, подныриваю, или протискиваюсь меж массивных фигур, пока не оказался прямо напротив делающего вид, будто меня не знает, и меня тут и нет, капитана. Такого же бритого, как и все. В той же тельняшке, что и все! И вообще! Неотличимый!.. на первый взгляд. Но мой нос не обманешь!
— Тащь, капитан, тащь капитан! — подергал я его за штанину — а я вас нашла! — и улыбнулся во все свои двадцать восемь коренных зубов. — И вообще — такие прятки неинтересные и скучные! Ни бункера, ни центнера перца, и даже лицо краской не замазали! Скучно с вами, товарищ — и сделал вид, будто обиделся — Скучно! Вы бы еще в женскую баню спрятаться решили! Там бы я вас «точно» не нашла…
— Возвращаемся домой? — поинтересовалась мать у отца, будучи собственно уже дома, после выписки! Но на, очередной! Служебной квартире.
— Нет пока — ответил на это отец, попивая вместе с матерью чай, будучи на кухне.
Я в это время — сижу в ванной. Сам в воде, «баночка», в виде уже поднадоевшего пластикового пакета, обычно привязанного к ноге, на полу… плескаюсь! И подслушиваю взрослые беседы.
Обычно я стараюсь этого не делать — нервы целее будут! Да и вообще — какое моё дело? Пусть сами разбираются в своих проблемах! И чувство такта тоже надо иметь. Но когда дела касается напрямую меня…
— Потому что у Саши через месяц будет еще одна операция. И потом ей е…
— Что? — вскрикнула мать, что я даже поморщился — громкий звук резанул по тонко настроенным ушам как нож по лицу.
Ушло некоторое время, что бы вернуть себе слух, и часть беседы пропустил, но как понимаю — не критичную, так, утешения — пререкания.
— Потому.
— Но почему вы мне ничего не сказали?
— А ты чтобы могла сделать, даже если бы мы сказали? — спокойно ответил отец, на эмоциональный спич матери.
— Я… я… — мать наконец осознала, что ничего не смогла бы сделать, даже если б знала.
Знала что-то, что я пропустил! Но смерится со своей «неправотой» не смогла:
— Я бы что-нибудь придумала!
— Угу — выплеснул скепсиса отец, и понимая, что мать сейчас обидится, проворковал — Не волнуйся! Я нашел лучших специалистов! Лучших врачей…
— Как тех, что чуть не зарезали нашу дочурку? Тех, из-за которых она два месяца в коме пролежала?!
— Не начинай…
— Что не начинай!? — опять этот визжащий выкрик!
Мама! Тыж не баба базарная! Пусть и на этот раз я был готов.
— Не начинай говорю! Ты лучше меня все понимаешь, и прекрасно видишь! — надавил голосом батя, понимая, что сейчас будет новый крик — Дочка жива, здорова, бегает вон как лось… что еще надо?
— Но ведь…
— Да, у всего есть своя цена… — погрустнел отец и, судя по скрипнувшему стулу — вышел из-за стола.
— Родная, ты здесь? — постучал он по двери ванной, задавая столь нелепый вопрос — Я войду?
— Да, заходи пап. — буркнул я, понимая — пришла моя очередь быть нефотогеничной моделью, и слушать громкие слезные причитания маман.
Мы не рассказывали ей до сих пор об моих проблемах! Ни о почке, и, наверное, пока и не будем. Ни о прочем. Даже о том, что у меня баночка к ноге привязана — продолжали скрывать. И я бы, продолжил таится и далее, но отец почему-то решил вдруг сказать. А значит…
— Какой ужас!..
— Не волнуйся, мама, это поправимо — улыбнулся я, глядя на ошарашенную родительницу, схватившеюся за лицо — Я не всю жизнь буду ходить с мензуркой — и потряс этой самой колбой, чем едва не отправил её в нокдаун — и выглядеть как бесполая кукла в полный рост.
Выглядеть правда, тут ключевое слово. Бесполое оно во всей своей красе.
— Александра, да? — не спросила, а утвердила, как очевидный факт, учительница.
По физике, к которой я пришел сдавать экзамен. До этого проделав то же самое с русским языком.
— Она самая — вздохнул я, и, следуя указке протопал за первую парту пред её столом.
Вообще-то, я мог написать это все и в больнице! — подумал я, глядя на экзаменационную карточку с парой задач и тройкой вопросов — и для этого даже не обязательно было бы и учителям туда топать! Но… не доверяют. Думают — спишу. А в больницу идти ради ходячего? Смешно!
Так что я тут, в школе, пишу экзамен за первое полугодие девятого класса. Пусть и по сильно упрошенной форме «для даунов» но зато по два предмета в день через день. Правда это моя идея писать сразу по два, а не каждый день бегать ради одно! Что за индюк предложил больному человеку топать через весь город… ну ладно! Ездить на такси! Через весь город, каждый день ради одного предмета? Не уж! Тем более программу для меня сильно урезали.
Из-за чего мне меж пар приходилось болтаться на школьном дворе, рискуя влететь в разборки местных гопарей и заработать себе разрыв чего-нибудь внутри, что еще не оконца срослось. Уж больно много дали времени на каждое задание.
— Все что ли уже? — удивилась учительница, когда я подал ей листок по прошествии половины урока, из двух на то выделенных.
— Угу — улыбнулся я в ответ, усиленно хлопая ресничками.
— Ну ка, смотри, тут ошибка — пересчитай — Вернула она мне листок, и вновь погрузилась в проверяемые ею тетради других учеников.
Чорт! Так тупо ошибся! Не заметил нолика после единички над циферкой… арр! Придется все заново пересчитывать! И на этот раз быть более внимательным — мне и одной тройки по русскому достаточно! Будет обидно, если еще где нахватаюсь… а ведь нахватаюсь! Не всякая учительница столь снисходительна как эта, и не всякий предмет для меня столь прост, как русский. Сто пудово что-то придется и пересдавать, даже несмотря на всю упрощенность сдачи при домашнем обучении.
Еее! — операция! Наконец-то я блин её дождался! Уж думал сдохну, воюя с самим собой. Борясь за право хотя бы думать! Не то что бы игнорировать зов тела, и блокировать вой Силы, настолько сложная задача, но когда САМ с ними обоими согласен… начинаются настоящие проблемы!
Всё! Осмотр произведен, места резов намечены. План подготовлен, что вернут обговори. Мне нет смысла вырезать неказистые шрамы! Затянутся! А вот вернуть пупочек… ну давай хирург, покажи на что способны твои пальчики! Но не ты, простой мясник, что призван меня только распотрошить, подготовить. А пластификатор! Что после осмотра куда-то свалил, уступив всю грязную работу другим.
Все, вот и стол, вот и они! В зеленых халатах. С резиновыми, эх! Фартуками. Ну доктор, давай, порадуй меня бритвенной остротой инструмента! Точностью рук и… погодите, а это что?
— Наркоз.
— Не надо! — выпучил я глаза на анестезиолога, мотая головой, на что тот выпучил глаза в ответ.
Но продолжил делать свою работу — вводить анестезию. Я, вытянул руку из тугих ремней, сломав себе пару косточек, и перехватил руки бедняги врача, не дав ему воткнуть иглу капельницы в мою вену.
— Не надо я говорю.
Бедняга молча и ошарашенно взглянул на меня. Бурить взглядом! Совместно с коллегами, что тоже прервали свои манипуляции — подготовку к операции, уставившись на меня с задумчивым видом.
Секунд тридцать, после чего все и дружно перевели свой взгляд куда-то за мою маковку, получили от кого-то там великое дозволение, и продолжили свою работу. Все, кроме отступившего от кушетки анестезиолога, руки которого мне пришлось отпустить.
Кого они там увидели? — пришлось вывернуть голову под немыслимый угол, чтобы увидеть… старого доброго господина тень! Что он тут делает?! В операционной! И главное — как я, опять, не заметил его присутствие подле себя?!
Да, я был занят — выводил из тела лишние успокоительное. Да и вообще — не каждый день попадаешь в операционную в сознании! И здесь есть на что посмотреть. Но все же! Все же… упустил! Позор моим сединам!
— А? Руку? Да, пожалуйста! — подала я обратно руку под кандалы, и вновь оказался растянут на кушетке — Да вы зря переживаете, дёргаться я не буду!
— Ну-ну. — улыбнулась под маской операционная медсестра, а анестезиолог кажется, готовит какую-то свежею, забористую, импортную бурду.
— Ну вы же не собираетесь мне ничего удалять? Только пришивать — улыбнулся я, и увидев подтверждение своим словам в глазах врачей, продолжил — значит не буду — и улегся поудобнее в этой неудобной позиции.
— Без наркоза? — обеспокоенно поинтересовалась все та же медсестра у всё того же человека-невидимки, что к этому моменту переместился с двенадцати часов на три, относительно моего тела.
Правда это я его отслеживал, а вот медсестра — нет, и долго-долго искала глазами по всему кабинету, пока тот не поднял руку, привлекая внимание, и кивнул, в знак согласия, поймав взгляд.
— Хорошо… — выдавила из себя медсестра, на данный садистский план, и кажется, закончила все свои приготовления.
— Вы не волнуйтесь, я не от вредности от наркоза отказываюсь — сказал и сморщился, изображая дикую боль, так как молчаливый хирург, инструменты которому медсестричка подаёт по одному его движению зрачков, уже начал меня резать — Просто той, дозой… — проговорил я, как бы задыхаясь, силясь справится с болью — что способно меня вырубить… хе… можно меня убить — и выдавил улыбку.
— Помолчи, — коротко но веско бросил хирург, и я решил последовать его совету, мелькнув благодарной улыбкой.
Через некоторое время операции, к основной бригаде врачей, что уже выпотрошила меня, добыв нужные материалы, и выполнила некоторую их обработку, и даже кое-что с кое-чем уже соединила, присоединился хирург пластический, начав свою магию пластики. Правда, судя по его жизнерадостному виду и хохмам, несмотря на всю суровость окружающих коллег — он как бы не в курсе, что я тут лежу без наркоза.
Что, неудивительно — пациенты на операционном столе нередко шевелятся, нередко лежат с отрытыми глазами, и даже, бывает, разговаривают во сне. Это, так сказать, нормально, и привычно.
— Ну и как ощущения? — прервал рабочею тишину, то есть разговоры сугубо по делу, человек-тень, когда мне уже что-то там обратно пришили — Когда тебя сначала режут, а потом шьют?
— Когда все закончится… — проговорил я в ответ, «силясь» натянуть улыбку — я воткну вам нож в печень, и тоже спрошу, как вы себя чувствуете.
— Какая неблагодарная…
— А что тогда за дурацкие вопросы? А вы батенька — переключился я уже на пластификатора тел, что что-то там уже не то подрезал, подслушав нашу беседу — поосторожней! Все ведь хорошо делали! Так что нервничать то?
Мужчина сглотнул, но взял себя в руки, и продолжил операцию.