- Зачем, я еще поживу на этом свете. Ведь жизнь, пан Еже, это рай для грешников. А грешны мы все, и даже вы.
- Вы за кого меня, дурака, принимаете (улыбаясь)?
- Это ты в России научился так острить? Может, ты там окончил конно-партийную школу? А?
- Может быть.
- Тебе случайно череп не жмет?
- Если бы вы знали, как отвратительно в России по утрам. Я имею в виду похмелье.
- Товарищ, а вы на дне, даже в бездне. И куда вы катитесь, а?
- Даже не знаю, пан Герек. Мутно там.
- Хотя да, дна нет. Просто глубже уже вас не пускают, и не пустят.
- Хм...Это как сказать! Вы знаете, сколько яблок промахнулось, упав не на ту голову.
Эта последняя фраза задела Герека. Он демонстративно, с улыбкой на устах плюнул в бокал Еже и заставил его выпить это. "Пей!, приказал Герек. Тот выпил, потом его передернуло, а еще через секунду этот мерзкий бородач обеими руками схватился за край стола, чтобы не упасть, и вырвал, "блеванул" на голову и пиджак Герека все съеденное и выпитое доселе. Он вспыхнул, накалился как провод. Телохранители Герека не успели предотвратить это отвратное зрелище. Герек оказался в блевотине, он не понял, что произошло. Он сидел в страшном мерзком состоянии и представил себя на месте унитаза. Все разом смолкли, разговоры прекратились. Вся его голова, светло коричневый костюм, галстук утопали в гадкой слизи, желудочной грязи. Ну и видок у него! Гереку стало плохо, у него заболело сердце. Это как же бывает? Не успел он выйти на улицу в виде обычного такого пана, как его ругают, отчитывают, блюют, вырывают на него. Это что же такое получается? Это же полная беззащитность! Он сидел в страшном виде. Даже сотрудники охраны испугались, не решались что-то делать. Они топтались около его стола, брезгая подойти к нему. У них хватило смекалки только увезти, вывести этого бородача из ресторана. Того бородача больше никто не видел. Его звали Еже Машталер, его видели много лет спустя в варшавской психушке. Так говорили, но это неважно. Герек осторожно, очень осторожно, как в замедленном кадре, повернулся в сторону своей охраны, неподвижными губами произнес очень тихо:
- В баню хочу.
Как он доехал до бани, неизвестно. Кажется он сам затруднился бы ответить на этот вопрос. Одно ясно, что получасовая дорога в баню показалась Гереку вечностью. В бане он часа три, если не больше мылился и принимал горячий, даже кипящий, душ.
На следующий день, в понедельник, Эдвард Герек был злой. Сидя у себя в кабинете рассматривал официальные бумаги, и тут же издал указ об аресте одного местного писателя по фамилии Дубовски. Писатель был родом из Кракова, писал антисоциалистические и антиправительственные романы. Указом Герека его засадили в тюрьму на 4 года.
''Вот так им, сволочам. А то совсем уже я раскис. Не успел выйти на улицу, как на меня наезжают, вырывают. Хватит, все!'' Далее он издал указ о повышении цен на продукты, сказав, что "у меня все по желудкам рассчитано и забронировано, все, до последнего рта''. Польский народ попал под горячую руку Герека. ''Как бы внедрить в сознание людей мысль о восьмичасовом рабочем времени?''. В дальнейшем это привело к массовым протестам. Режим Герека зверел на глазах. Эдвард Герек боялся возможного разноса, нагоняя из Москвы, которого в этом случае трудно миновать.
А ночью ему опять снился сон. Точнее сказать, это было продолжение сна, которое он видел накануне. Ему опять приснилась мать. Лицо у нее было красивое, белое. Мать сказала Гереку:
"Эдвард, возлюби ближнего своего. Пусть даже он будет грязный оборванец. Он тоже божий посланник, как и все мы. Поэтому, не брезгай их, подари им свою душу, хотя бы свое внимание. Почаще беседуй, дискуссируй с Богом. Это помогает''.
Эдвард Герек проснулся утром в бодром настроении. Ему было хорошо. Он сделал зарядку, выпил яблочный сок, а потом поехал к себе в резиденцию. В тот день он подписал указы на аресты трех польских диссидентов, которые писали антисоветские стихи. Потом он еще раз повысил цены на продукты. Весь этот произвол со стороны Герека привел к тому, что в 1980-м году его отстранили от поста главы Польши.
И почти в тот же период ему опять приснилась мать, где она вновь посоветовала: "люби всех, даже бездомного оборванца. Хотя бы сейчас послушайся''.
И Герек послушался, вроде бы. Переехав в Катовице, он полностью отошел от политической деятельности и начал писать мемуары. Причем писал он постоянно, даже когда чувствовал свой конец, так сказать, писал наперегонки со смертью. Время-это деньги, скопленные на последний час. Эдвард Герек выращивал розы и писал книги. Он написал - таки свою лебединую песню, пусть даже осталось найти ее достойного исполнителя. Эдвард Герек наверстал упущенное, он был человеком начитанным. Читал много и многое, ему есть что перенять. Кто-то хорошо сказал, что любой урод в жизни обязательно найдет своего единомышленника, так же и в литературе: любая книга в конце концов найдет своего читателя. Следы многих в литературе даже собака не берет.
Умер Герек от силикоза (по официальной версии) в 2001-м году. И вот что случилось в конце его жизни. За пару дней до кончины Герек сидел на веранде под осиной и читал Конфуция. В этот момент в калитку постучались. Садовник стоял вдалеке, потому Герек, изможденный и уставший, сам направился узнать кто этот посетитель. Открыв калитку, Герек увидел перед собой нищего, он просил денег. Герек полез в карман достать мелочь, как вдруг нищий ему сказал, ''это вы?', на что Герек удивленно ответил, ''да, а что''. И!!! Все! Внимание! Герек узнал его. Это же Еже Машталер, тот самый, с бородой, который много лет назад на него блеванул. Оба остановились и молча смотрели друг другу в глаза. Молчание прервал Герек:
- Ну, привет, пан Еже. Узнали вы меня?
Еже Машталер окаменел от удивления. Господи Иисусе! У Герека был бледный вид. Они говорили у калитки, прямо у дороги.
- Да, узнал, пан Эдвард. Но я вижу, вы скоро умрете. Вы задержались в этом мире. Вам пора.
- Да, может быть. Но я красиво жил! Я видел трон, видел все, видел жизнь! А ты.... Ты червяк!
- Пан Герек, мне жаль вас. Мне искренне вас жаль. Я вам скажу одно: какая жизнь? Какой трон? Зачем мне трон? Мне и с сумой своей не плохо.
- Э! Что ты понимаешь? Как я в последний раз хотел бы еще раз сесть на трон, Еже! Если бы ты знал! Как там хорошо!
- Это ваши проблемы. Мне пора, я пошел. Прощайте.
- Еже, куда вы? Нам надо держаться труп за трупа.
Еже Машталер уходил, отдалялся от дачи Герека.
'' Может, он прав, этот Герек", подумал про себя Еже Машталер. ''Может, на самом деле там, наверху хорошо, а?'' ''Может попробовать тоже подняться, а если не понравится, то и вернуться. Как говорится, как зашли, так и вышли''.
И в этот момент он заметил прямо перед собой, у обочины дороги, старый "Запорожец". Дверь со стороны водителя была открыта, на сиденье валялась связка ключей. ''Вот и настал момент подняться наверх''. После этих слов Еже нырнул в салон автомобиля, завел мотор и поехал. Он ехал с ветерком, быстро, улыбаясь ветру, солнцу. Через полчаса он был схвачен полицией за угон автомашины и посажен в камеру на 15 суток за хулиганство. Там он сказал своему сокамернику:
- Да, я понял все, все понял. Прелесть власти в его падении, когда ее у тебя отнимают. Глупый Герек, дурак он. Ведь на троне же опасно, скользко, нестабильно. Тот, кто ползет, не падает. Я теперь понял истину, понял все. Кроме моей сумы и свободы мне ничего не нужно. Сейчас главное выйти отсюда.
Они по разному понимали свободу и власть. Мирное сосуществование никогда не было отличительной чертой человека.
ГЛАВА 13
1980-й год. О супруге иранского шаха.
На холодной нью-йоркской улице лавочник Али первый раз увидел Шаргию, свою землячку из Ирана. Он пытался ухаживать за ней, даже думал о том, как переспать с ней. Уж больно Шаргия была хороша собой. Али давно переехал в Штаты, он уже здесь обосновался, адаптировался. Шаргия приехала сюда недавно, часто озиралась по сторонам, все было для нее тут дико, утомительно. На ее удивление и робость Али снисходительно улыбался. Он был торгашом, не более. Чесался, ковырялся рукой в промежности между ногами, потом демонстративно ее нюхал, и через секунду кланялся перед Шаргией. Он влюбился в нее с первого взгляда. Другой любви не бывает. Али удивился, даже охренел, если бы узнал, что это самая Шаргия является шахской вдовой. Али многое так и не узнал. Хорошо, что не узнал, все равно он этому не поверил бы. Человеку положено знать то, что ему положено, не более. Тем более лавочнику.
18 января 1979-го года иранский шах Мохамед Реза Пехлеви отрекся от престола. После этого он некоторое время жил в США у сына, законного своего наследника. Мохаммед-младший в то время учился в Техасе и готовился стать военным летчиком. Пожив у своего сына непродолжительный период, бывший Шах Ирана, Реза Пехлеви, скончался в июле 1980 года. Его похоронили в каирской мечети Эр-Рифаи.
Супругу покойного Шаха звали Шаргия. Ей было чуть больше сорока лет, и она все еще была красива, не утратила барские замашки и грациозность. После смерти мужа она опять переехала в Штаты к сыну. Но с сыном не жила, они сильно повздорили, крепко и надолго поссорились. В тот период вокруг шахской семьи было много кривотолков. Установили, что шах после побега с Родины прикарманил около 50 миллиардов долларов и хранил их неизвестно где. Потому то за ней, за Шаргией, велось наблюдение. Выяснялись ее связи, круг общения. Якобы она хранила у себя банковские чеки на десятки миллионов долларов, а также другие секретные бумаги Ей нужен был помощник или умный советчик. Одна она пока не предпринимала никаких шагов. За ней плотно следили. Причем, первыми к наблюдению приступили сотрудники КГБ. Сама Шаргия чисто владела английским, и ей не составило большого труда поселиться в одном из жилых зданий Нью-Йорка. Это была осень 1980 года. Она потеряла все: мужа, семью, деньги, власть, влияние. Когда-то она, жена иранского шаха, общалась с женами Кеннеди, Брежнева. А сейчас Шаргия была вынуждена иногда беседовать даже с лавочником. Тем более, она скрывала, кто она есть на самом деле. ''Зачем мне лишние проблемы, итак их полно. Лучше будет, если я поживу спокойно. Надо еще показаться врачу. У меня уже давно болит левая грудь''. Ее беспокоили сильные боли в груди, но она стеснялась идти к врачу, она раньше этого ни делала. Врачи, разумеется, сами приходили в шахский дом.
''О Аллах, что происходит, все перевернулось вверх дном, все погибло. Я владела всем, владела почти всей Азией, а сейчас за мной пытается ухаживать этот лавочник, что живет по соседству. Я раньше многое понимала, пока мне не объяснили суть жизни. Даже маленький пень в лесу умоляет: не рубите корни, корни не рубите! А тут мой народ уничтожает такое общество''.
За ней действительно в последнее время приударял этот лавочник, который жил по соседству. Он часто открывал ей двери в парадную здания, галантно помогал ей поднимать тяжелую сумку, часто улыбаясь предлагал свои услуги. Она ему нравилась. Еще бы, Шаргия была красива, такая вся беленькая как вата. Как я уже отмечал выше, его звали Али, он тоже был иранец, переехал в Штаты давно, лет 10 назад. Он был младше Шаргии намного, ему было лет 28, не больше. Естественно, Али и понятия не имел, что живет он по соседству с шахской вдовой. Он знал, что Шаргия уехала из Ирана, но подробностей про нее не знал. И тем не менее он все настойчивее добивался ее сердца, он хотел ее, на свой страх и риск перед своей стервой-женой.
Шаргия только улыбалась, благодарила его, и попрощавшись с ним, быстро ныряла в свою квартиру.
''Вот пристал а, вот пристал. Теперь мне только не хватает претензий его жены. О Аллах, до чего ты жесток к Шаргие, как низко я пала.''
Через два дня она пришла от врача. Диагноз ужасный, даже не верится. Ей сказали, ''тебе осталось жить где-то месяц, не больше.''
Причем, сказали это все с улыбкой, мол, вот вам еще одно место скоро освобождается. То, что человек смертный, это совершенно нормально. Страшнее всего то, когда он об этом узнает внезапно. Шаргие стало страшно. Хотя нет, ей уже было все равно.
Прошел день. Стало противно все, ну почти все, что она видела на этом свете. И в один миг ее осенила мысль. Она решила покончить с собой. ''А что, зачем ждать, зачем? Жизнь-это вечное ожидание той минуты, когда дальнейшее полностью зависит от твоего одного шага. Всего один шаг, не два, не три, и все, ВСЕ!''
Она купила себе поташ (медленно действующий яд), положила его перед собой на журнальный столик среди газет и долгое время смотрела на него. Сосредоточив свое внимание на яде, она попыталась ясно представить себе смерть. А что такое все-таки смерть? Смерть внушает нам страх, она подкрадывается к нам отовсюду, держит нас за ворот. Какими только уловками не пользуется смерть, чтобы захватить нас врасплох. И все же, что такое смерть? Она думала, думала, и этим самым хотела полюбить смерть, влюбиться в нее. Суицид, это единственное средство, которое полностью, на все 100%, зависит от самого человека.
''Интересно, удастся ли мне узнать, что такое жизнь после смерти. Может, я попаду в рай, а может в ад. Кто знает? Говорят, самоубийство грех. Но Аллах меня не осудит, ибо я покидаю этот мерзкий, гадкий мир, где кругом царит подлость и зависть. Возможно я вернусь в жизнь много позже, 10 или 20 лет спустя, и опять увижу эти гадкие скучные улицы, эти мерзкие лица людей, эту гадость и людскую злобу. Тогда зачем вообще возвращаться? Смерть кажется страшной издалека, а когда она рядом, то уже не страшно. Это как мысли о тюрьме. Каземат нам кажется ужасным, но оказавшись там, человек привыкает и к нему. Со смертью дела будут обстоять не иначе''.
Поташ пролежал на ее столе еще около недели, она трогала, щупала его, нюхала, хотела понять приближающуюся смерть. Поташ тоже яд, но он действует на человека не так молниеносно, как допустим, цианистый калий, а постепенно. Таким образом, она хотела запечатлеть у себя последние мгновения прощания с жизнью. И в конце - концов все-таки решилась. Это случилось в октябре, под вечер. И в этот октябрьский вечер она наконец пошла на это.