Человек никогда не может перестать мыслить. Этот непрерывный поток будет в голове младенца, когда он впервые открывает глаза, выйдя из чрева матери. Мысль появится и когда кто-то спокойно спит, за мгновение до того, как зазвонит будильник. Этот маленький электрозаряд будет скакать по мозгу всегда. Когда же мысли перестанут являться, всегда закончится. Последняя вещь, что сидела в человеке, станет полотном его будущего. Его концом.
Рядовой Роджер Трентор погиб 3-го ноября 1967 года в 10:43. И в 10:43 в голове Роджера, впервые за долгое время, было пусто. Сомкнув глаза от огромной тяжести, парень увидел абсолютное ничто. Тьму. И Тьма заговорила с ним.
— Я ожидала тебя, солдат, — звук просачивался так сильно, что не уши его ловили, а сам разум.
— Где я? — едва выдавил из себя Трентор.
— В посмертном бреду своего сознания.
— Я что, умер?
Тьма, внезапно, издала раздраженный вдох.
— Мне нужно это третий раз объяснять?
Действительно. Он говорил с этой пустотой уже минут десять, если время подвластно счету, но информацию воспринимал с трудом.
— Но, как я могу говорить?
— Интересный вопрос. Будучи упомянутым впервые. Лучше, перейду сразу к делу. Роджер, Ад…
Багровый свет стал биться из горизонта. Будто Солнце вставало, но отовсюду. Пол покрылся трещинами, и со страшным трясом из-под земли выползла лестница. С металлическим лязгом перила поднялись прямо до уровня рук Роджера.
— …или Рай?
За спиной парня тоже начало светить. Но цвет был не огненным. Обернувшись, перед ним была белоснежная стена самой яркости. Свет не слепил глаза, хоть и был сильнее любого.
Роджер не торопился выбирать. Перед ним предстал вопрос не просто всей жизни, но и всей смерти. Бывало, он тянулся к небесам, но на середине пресекал этот путь, будто виня себя за это. Однако, и что-то в ногах стягивало его шаги вниз.
— Ты ещё здесь? — тихо спросил парень.
Но ответа не последовало. Возможно, голоса и вовсе не было. Голос выдумать намного проще, чем лестницу в небо. Это объяснение устроило Роджера. Решение же никуда не ушло и принять его требовалось.
— Мама всегда говорила, что мне светит преисподняя. Да и может быть меня за самопожертвование по плечу похлопают.
Трентор взялся за ржавую лестничную трубу и встал на ступеньку.
— Не самый частый выбор, знаешь ли, — вернулся незнакомый голос:
— В последний раз все хотят рискнуть. Так, почему же ты не захотел?
Парень озвучил раздумья:
— А разве я могу желать этого? Мне всегда вбивали то, что я должен это принять. Не думаю я, что человек чистых побуждений в первую подумает о небесах.
Трентор стал спускаться дальше. Но вдруг, лестница поднялась обратно, на её месте снова стало довольно ровно. И вместо тишины эхом появился стук чьих-то каблуков.
— Я слышала отмазки и похуже, Роджер, — голос утратил объём, и он уже доносился от незнакомой персоны, что стояла спереди.
На вид, это была женщина, но мрак не позволял описать точнее. Лишь в глаза бросалась тонкая сигарета, тлеющая в её руках.
— Ещё один шанс тебе можно дать.
— Вы вернете меня обратно?!
— Ну, в какой-то мере. Как только мы встретились, я задала тебе вопрос. Помнишь, какой?
— «Кто ты?»
— Вот именно, Трентор. Кто я, по-твоему?
Перебирание вариантов в голове свёлся к попытке угадать:
— Бог?
Ответ явно не понравился незнакомке, отчего та, бросив сигарету, ударила Роджера кулаком в живот. Подготовиться к простой боли не сложно, но тут его унесло метров на двадцать, не меньше. Однако, вместо падения на пол, спина почувствовала деревянное сидение стула. Ещё мгновение и перед ним оказался офис, как будто всё время находящийся тут. Это был обычный уголок бухгалтерского отдела. В американских мегаполисах такие можно было встретить где угодно, от швейной фабрики до адвокатского бюро. Сам Трентор бывал в таком лишь однажды. Маленькому мальчику отдали первый доллар за упаковку туфель, который попал в руки матери полностью мокрым. Поливальным машинам нет особого дела до детских заработков.
Парень сидел в тесном коридоре, прямо перед дверью с надписью «Директор». На неё он обратил внимание из-за громких криков, по видимости, доносившихся от сидящего там и орущего в трубку начальника.
— Этот вечно занят своими делами. Ещё не додумался? — огрызнулась незнакомая женщина, которая оказалась на соседнем стуле напротив.
— Д-дьявол?!
Деревянные доски под стулом Роджера треснули и тот полетел вниз. Ветер дул в лицо и разобрать, что ждало впереди, было нельзя. Внизу оказался большой дорожный перекресток. Это место было доверху забито машинами, накаляющими воздух до предела. Роджер снова услышал крик. Но это уже был полицейский. Такой же ворчливый, как предложивший неудачливому драчуну поездку в джунгли. Он отчитывал водителя, по несчастью врезавшегося в грузовик, что стоял перед ним.
— У этого тоже дел невпроворот. Напрягись, парень, — женщина была уже в пальто и со свернутым зонтом, будто готовясь к дождю.
Роджер поник. Он не знал, что ответить. Слишком много идей или ни одной подходящей.
— Вот поэтому я не люблю христианство. Вы ставите в культ или припоминаете только этих шишек. Где людская фантазия? Меня помнить стало не модно?
— Но… Я не верующий.
— А. Вот как… Уже поздно, ха!
— Так, кто же ты тогда?
— Твоя будущая любовница. Была бы ей. Смерть.
— Ты не такая уж и костлявая, знаешь ли.
— Это как представишь. Ты этого ещё не понял?
Всё это время её внешность напоминала парню кого-то из старых фильмов. Такую стройную, маленькую актрису легко запомнить, жаль имя не задержалось в памяти.
— С трудом. Так, зачем я тебе тогда нужен.
Загремел гром. Капля по капле, и начался ливень. Женщина развернула зонт, который раскрытым выглядел намного больше, и подсунула Трентору бумажный свёрток. Это была свежая газета NewYork Times.
— Зачем она мне?
Смерть ткнула на мелкий заголовок в углу. Предложение на работу. Роджер немного посмеялся от абсурда, но вчитавшись, ухмылка у него пропала. На месте простой и непыльной вакансии какого-нибудь таксиста был описан маленький контракт.
— Взявший в руки это письмо, ручаешься ты за великое дело: порядок блюсти и за ним наблюдать в мире земном без связи со временем. Отныне есть Вестник ты, Пактум нести должен со своими собратьями. Контракт подписать сей каплей крови или мощью бренного тела, — прочитал про себя.
— Берешься?
— А какой тут подвох?
— Фильмов насмотрелся? Мне работник нужен, а не очередная надуманная афера. Либо это, либо забвение. Выбирай.
— Ну, от такого не отказываются. Я согласен, но, откуда я возьму свою кровь.
Смерть улыбнулась, и протянула Роджеру перо. Взяв его в руки, он почувствовал неестественный вес этого письменного прибора. Костяная часть полита металлом, а кончик не выглядел так, будто им можно что-то писать, кроме огромной кляксы.
И парень снова оказался не там, где был. Но к такому он не успел привыкнуть.
10:43. В старом добром теле Роджер ощущал себя, как свежая картошка, которую положили в мешок.
— Это был сон? — подумал парень.
Нет. Перед его лицом лежала та же газета, а рядом с ней то же перо. Роджер слегка расстроился, но это все равно меньшая из минувших проблем. Рефлекторный сигнал в руку, которым хотелось пошевелить её, не дал результата. Кость была раздроблена, а мышцы порваны. Трентор застрял в этой куче грязи и своих останков. Пришлось импровизировать.
Парень взял в рот металлический инструмент. Наклонив голову, он сжал щеку так, что по корпусу пера потекла кровавая струйка. Шелест листьев взбудоражил Роджера. Но выбора не было. Кровь коснулась бумаги, а Трентор размазал из красной лужицы крест.
— Подписал? — Смерть подняла испачканную бумагу.
Парень лежал в пыли. Вокруг царила ночь. По легким проблескам Луны стало понятно, что это заброшенный цех завода или другого промышленного здания. Роджер встал на ноги и отряхнулся.
— Всё в контракте понятно?
— Да, полностью, — с уверенностью сказал Трентор.
— Ага, как же. Твой срок службы, дай подумать, век — это 100… с отпусками… 500 лет.
— Так много?
— Ну, у всех же от чрезмерной работы бывают запарки. Вот поэтому вам и устраивают легкий отдых на свободе, а то всякое наворотить можете. Язык для свода правил выбери.
— В каком смысле?
— Какой язык более понятен?
— Э… Английский.
— Не вопрос.
Внезапно, правое запястье Роджера запахло жаренным. По нему прокатился дым, словно его окунули в костер или поставили клеймо. Линия на коже сантиметров шесть толщиной светилась ярко-оранжевым, а затем потухла, оставив на своём месте четкие буквы.
— Это твой Пактум. Долг, договор, свод правил — называй, как душе угодно. Некоторые любят выпендриваться и просят нанести его на вымышленном языке. Твой на английском, как и сказал. Можешь прочесть?
На руке виднелись четыре правила, выставленные отдельной цифрой каждое.
— Правило 1: Вестник не может убить подобного себе.
— Увы, какими бы разными вы не были, коллег убивать нельзя. Суровая правда бюрократии.
— Правило 2: Вестник не может нарушить Пактум.
— И не захочется.
— Правило 3: Вестник не может попасть в Седалис. Что это такое?
— То, куда ты попасть не можешь. Не забивай себе голову. Не понадобится. Дальше.
— Правило 4: Вестник не может не подчиниться Зову Ару Шира. А это что?
— Вишенка на торте. Цель Вестников только на поверхности кажется такой благородной. На самом деле, ты что-то вроде спускового крючка от пушки, направленной на мишень.
— О чем ты?
— Зов Ару Шира — это сигнал о помощи. Твой сигнал, если ты будешь в опасности. Он может спасти тебя, но за большую цену.
— И какую же?
— Ты утратишь контроль в себе, а если к Зову обратятся много твоих «коллег», остальные не смогут сдержаться и тоже прислушаются к нему. А за этим следует конец.
— Конец? Прям, Армагеддон?
— Армагеддон — это место, Роджер. Апокалиспсис.
— А много ли таких же, как я?
— На Земле всегда не больше двенадцати посланников.
— Ха! А я думал четверо. Хотя, я для себя что-то лошади не увидел.
— Шутник смеется над одной точкой зрения до тех пор, пока не узнал другую.
Ухмылка на лице Роджера опять исчезла.
— Так… Все же. Что мне делать, например, прямо сейчас?
— Иди, сходи в бар. Можешь напиться по случаю праздника.
— Что-то я не припомню ни одного на этот день.
— Ну, как же, ты сегодня умер, Трентор. Я считаю, достойный день, чтобы отметить. Второй день рождения, только нерождения.
— Я понял. 1:1. Жаль только, денег нет, чтобы…
Смерть протянула парню ладонь. В той лежала кипа банкнот, скреплённых гладкой скобой.
— На необходимые затраты. Больше не будет, не надейся.
Роджер с радостью взял подарок, а женщина развернулась и направилась стене, закрытой тенью, без капли света.
— Ах да, Вестник. Номенклатура обязывает дать тебе кличку. Сам придумаешь?
— Не думаю, что энтузиазма хватит, но что-нибудь придумаю. Сейчас.
— Как знаешь. До встречи.
И Смерть исчезла.
— День нерождения… Хм, — подумал парень.
В тот момент в голове сверкнуло слово, которое сначала казалось бредовым, но не самым плохим. Линия на запястье загорелась вновь, и рядом с Пактумом появилось это слово. Смертный.