— Откуда будете, товарищ замполит?
— Давеча бывал я по всей стране. Везде был нужен, да и везде пригождался. То, что Родина у меня Отечество помню, а вот откуда я… Это уже не важно. Думаю, перебраться в неведомые края необъятной.
— Ну вы прям поэт. Шибко красиво глаголете, может, вам на журналиста военного надо было?
— Да был я им, правда, это было так давно, что я уже и не вспомню.
— Что-то такое тоже есть. Война растягивает время намного длиннее.
— Как скажете, товарищ майор.
— Проверьте-ка состояние ребят. Погода сегодня ни к черту, а драться им придётся.
— Есть!
НКВДшник спустился по отрытым ступеням к ожидающим бойцам. Кто-то нервно ёрзал на винтовке, а кто-то заядло болтал с соседями по укрытию.
— Терпеть не могу эту бойню, — ответил рядовой, глубоко зарывшийся в свою боевую позицию:
— Сражения идут постоянно, а людей у нас не прибавляется. Хороших людей не прибавляется.
— Ну, тебе виднее, — перебил его замполит, и вынул из своей шинели белый папиросный свёрток.
— Когда на поле боя ты в сотый раз выживешь, то ли сидя в окопе, то ли очнувшись из-за не добившего тебя осколка гранаты, — пробубнил он с сигаретой в зубах, зажигая её спичкой:
— Начинаешь понимать, что вся эта война ничем не лучше шахмат, кто бы как не вертел доской.
На улице стоял дикий мороз, из-за чего дым огромным клубом окружил НКВДшника. Внезапно, со стороны фронта подул ветер, сдувший последствия курения.
— Идут, — прошептал замполит, и снял с плеча своё оружие.
Затем, в мгновение тишины, он обратился к рядовому:
— Как тебя звать, солдат?
— Владимир.
— Лучше слушайся, Владимир. Не хотелось бы терять такого умного парня. Меня, к слову, Бартос звать.
— Не русский?
— Долгая история.
Гул ветра, что перекрывал всякое спокойствие, сменился походным топотом солдат. По звуку, они прошли около сотни метров, а затем всё снова стихло. Поднялся вой.
— Ложись! - кто-то закричал из окопа.
Начали рваться артиллерийские бомбы. Куски земли поднимались в воздух, засыпая укрытия.
Но огненный шквал не был постоянным. Враг подступал ближе, и тогда же орудия смолкали. Только орудия. Стволы накалялись до красна от сотен пуль. Кого-то ранило на подходе, кто-то умер, защищая свою страну. И это изменчивое варево длилось долго.
Замполит вёл стрельбу метко. Один за другим перед ним падали немцы. А у Владимира возникали проблемы. Страх пеленой закрывал его глаза. Это и сыграло с ним злую шутку. Вражеские солдаты без перебоя рвались вперёд, словно сама уверенность в своей безоговорочной победе придавала им сил. Один из таких, к несчастью, и заметил открытый сектор. Он побежал туда, и запрыгнул в самую глубь. Рядовой пришёл в себя, и схватил винтовку. Всё, как показывали в училище, выпад и колотый удар. Но это не помогло. Немец выдернул нож из подсумочного чехла, и тоже нанёс удар, оставив глубокую рану. В панике Владимир закрылся своим оружием, как щитом.
Бартос не сразу обратил внимание на прорыв. Заметив же, он мигом откинул парня за себя, и ударил врага в лицо. Вместе с носом, челюстью и тремя выпавшими зубами, вогнулась и каска.
— Будь мужиком, философ, — произнёс замполит, обратившись к Владимиру.
Но позади НКВДшника уже остался только труп рядового.
— Да чтоб тебя!
Замполит взял немца за ворот его кителя. Видимо, тот ещё что-то скулил, без удачно пытаясь выговорить слова. И в этот момент, будто кровь от комариного укуса, вытягивающаяся от длительной жажды, все силы и дух вышли из избитого в кисти Бартоса. Он тут же подскочил к хладному телу, и разорвал рубашку на груди солдата. Словно пытаясь промассажировать бездыханное сердце, замполит сильно вдавил свои ладони в голую часть Владимира. Зелёный дым прокатился по рукам Бартоса и, через секунду Владимир очнулся.
— Ты прав, рядовой, — сказал замполит:
— Хороших людей не прибавляется. Но мы их и не собираемся терять.
На фоне раздался громкий и мощный крик петуха. Начало нового дня. Ветер качал нескошенную траву и старенький деревянный забор, железный гараж постоянно скрипел. Из дома с кирпичным фундаментом, но со сколоченными стенами из брёвен, вышел проснувшийся и бодрый хозяин.
— Здравствуйте, Михал Палыч! - заметил он ремонтирующего свой трактор старика.
— И тебе привет, Боря. Сегодня опять в город поедешь?
— Да, вам снова нужна щёлочь?
— Догадался. И наждачки захвати. Эта ржавчина чёртова с моей ласточки ну никак не выводится.
— Понял вас.
Хозяин вернулся к себе, переоделся в широкоплечный джинсовый костюм. Открыв створы гаража, он выкатил личный транспорт.
— Покормите Хунда, Михал Палыч?
— Конечно, у меня как раз для него кости говяжьи остались.
— Спасибо.
Сев на черную 72-ю Уральскую М-ку, Борис завёл двигатель, и поехал по деревенской дороге.
Промеж зелёных равнин, полей и заросших оврагов, вдалеке виднелась давно родная для него станция Соломбалка. Именно на неё ветеран боёв, замполит, сошел вагона, который тащила чугунная бочка, называемая локомотивом. Железный конь Бориса подъезжал к первым частым домикам в округе.
Пол часа ненапряженной, ветреной езды закончились почти у самого берега Двины. Мотоцикл остановился у большого, обитами ребристыми листами, ангара. Центральный рынок в самом разгаре приёма покупателей. Разные секции, разные запахи. Зелень с постоянно стекающей влагой, свежерубленное мясо — эти товары теснились почти в самом начале, где очередная жительница с азартом будет расхватывать данное изобилие товаров. Однако, Борис шел дальше. На рыбе и специях закончилась пищевая часть торгового сборища. Различные чистящие средства мелькали перед глазами всё чаще. С таким количеством химии о любой грязи можно не то, что забыть, даже не думать. Борису всё равно не то. Близился край ангара. А ноги, строго ведущие вперед, наконец-таки, завернули к лавке.
— Если бы я пил стопарь каждый раз, когда ты появлялся, цирроз придушил бы меня подушкой, — пошутил продавец:
— Дедок всё никак не уймется?
— Ты же его знаешь, Саш. Без трактора жизнь ему не мила.
— Как всегда?
— Да и рулон наждачной бумаги.
— 50 копеек с тебя. И да, Борь, у меня к тебе дело.
— Слушаю.
— Короче, у меня тут одна девочка есть.
— Моцик не дам. Ты мне его поцарапал прошлый раз.
— Не больно-то и хотелось. Но не в этом суть. Она меня недавно встретила. Говорит, мол, такое-то надо, а я говорю, что, ну, есть у меня один друг, у него есть… Ты же знаешь, я варежку хорошо развязываю.
— А про то, что я завязал с контрабандой у тебя варежка развязаться не смогла?
— Послушай, да, я знаю, что ты хотел завязать, но это такой шанс… Если устроишь, сделаю, что хочешь.
— Нет. Меня не жаба душит, но я не могу.
— Я тебе распредвал для Урала найду.
— Целый?
— Прям со станка.
— Интересно. Ну и что там за дельце?
Торговец отдал бумажку с названием. Брови Бориса подскочили вверх.
— А гаубицу она не хочет? Где ты её вообще достал? И зачем ей всё это?
— Говорит, брат авторитет, и за всё заплатит. Лучше меньше знать тут, чем ходить с разбитой мордой. Борь, всё что угодно.
— Я попробую что-нибудь найти. Попробую. Ждать месяц, не меньше.
— Да-да, я её предупредил.
— Хорошо, свидимся. В следующий раз заеду за распредвалом.
Купив ещё один баул нужных припасов, Борис поехал домой. По возвращению отдал заказанное ему и уселся рядом со своим телефоном. День будет долгим. Он пальцем провёл по диску дважды, и поднёс трубку к уху.
— Девушка, здравствуйте, свяжите меня с Калининградом.
Связистки накрашенными ногтями вставили телекоммуникационные провода в нужные порты, и по другую сторону ответил незнакомый голос.
— Кто это?
— Дядя твой, Галь из Израиля. Целых десять лет не виделись. Хотелось бы тебя через месяцок-два увидеть у нас в Архангельске.
Звонок прервался. Теперь требовалось ждать.
Тёплым и ранним утром Борису пришла посылка. Свёрток бумажек с Кремлём попал в руки курьера, а по телефонному диску снова набрали номер, но уже другой.
— Саш, назначай ей встречу. Сегодня. С Северного есть понтоны, по ним до Талажского шоссе, буду её ждать там вечером, на перекрёсте рядом с фонарным столбом. Он там один.
— Всё будет, как скажешь. Спасибо, братан.
— Поблагодаришь запчастями. До связи.
Борис повесил трубку. К оранжевому закату мотоцикл был откачен подальше от дома, дабы не привлекать внимание шумом.
Фонарь немного подмигивал, иногда с него сыпались искры. Тут ещё был заброшенный дом, с виду похожий на почтовое отделение. Кроме выхлопной трубы дым, правда табачный, сочился ещё и изо рта Бориса. Никого.
— Какой же Саня дурак. Развели, а он даже и не понял. Торгаш ещё называется…
— Я думала, что Александр работает на заводе, — сказала появившаяся на дороге девушка.
Борис повернулся, дабы её разглядеть. Жёлтые туфли с толстым каблуком. На черное платье в разноцветный горошек была одета буро-зеленая куртка. Пышная светлая прическа прокололась огромными розовой заколкой, похожей на вилы. Её челюсть постоянно дёргалась от жвачки, сминающейся между зубов.
— Он и мне так в первый раз сказал. Стесняется, бедолага.
Сквозь чавканье, она спросила:
— Ну, а за посылку, надеюсь, он не обманул?
— Духу не хватит. Держи.
Борис слез с Урала, и поставил перед девушкой сумку.
— А ты вообще поднять-то её смо…
Она без труда подняла её к своей груди, подкинула для проверки веса и положила обратно. Её худая рука расстегнула молнию, и схватила желаемый предмет.
— Евреи умеют делать пушки также, как и торговать. Не то, что этот Александр.
— Эй, сбавь обороты. О нашем общем знакомом гово…
Жёлтый каблук влетел в щёку Бориса. Тот упал на землю. Стрёкот пулеметной очереди прошёлся по его груди. Слепящий свет фонаря перекрылся подошедшим стрелком.
— Твой знакомый-обрыган пытался, как он думал, умело подкатить. Что же, я переспрошу в его манере. Пососал, малыш?
Нога девушки перемахнула через седло мотоцикла. Ключ на старт, газовая рукоять повёрнута до полной, однако, конь стоял, как вкопанный. Крутить и нажимать уже некуда, девушка оглянулась. Борис схватился за заднее колесо. Туфля уже летела пробить или хотя бы сломать цепкие пальцы, но вторая рука подстреленного отбила и зацепилась за неё.
— Тот вопрос… Скверно признавать, но да.
Кисть сжалась, вмяв по вертикали её ступлю. По венам пошла целительная энергия. Кожа девушки обуглилась, мышцы засохли, а кости обратились в пыль. Борис встал, как ни в чём не бывало, открыл багажник, и положил туда сумку и вещи покойной.
— Я на автомойке разорюсь.
Мотоцикл умчался.
— Алло, Боря?
— Да.
— Ну как прошло?
— Тебя кинули, Саш.
— Что?!
— Она схватила вещи и свалила. Как совет, впредь запомни, если ты хочешь заиметь отношения, не выполняй странные поручения и честно говори, где ты, блин, работаешь.
— Хорошо. Прости, что впутал.
— Потом извинишься.
К двери дома кто-то пришел.
— Да-да, сейчас выйду, — крикнул Борис, услышав гостей.
Отодвинув затвор, он приоткрыл, оставив проход на цепочке. Перед дверью стояли троё.
— Приехали. Так, я не совершал никаких звонков. Мне оператор мстит.
— Do you understand English? — спросил тот, что стоял ближе всех.
— Чё?
— I know a little Russian, — поправил сзади стоящий:
— Ты… Знать… Английский?
— Антисоветчики, что ли? Не, я английский не знаю. Нерусский, но не знаю.
Внезапно, третий пришедший прислушался к чему-то.
— Deutsche oder was?
- Österreichisch-ungarisch, höflicher.·
· — Немец, что ли?
— Австро-венгр, повежливее.