— И тут бам! Стальное ядро с мою голову торчало из моей груди. На Первой Мировой любили экспериментировать, а в Галиции началась целая пора «токсичных теорий». Когда в мою ногу воткнули шприц с неизвестной адреналиновой бурдой, бултыхаясь от судорог, я только хотел свернуть шею санитару-теоретику.
Для гостей был накрыт небогатый стол. Роджер впервые пробовал квашенную капусту, Энвил морщился от предложенного сала, а Стефан переводил огромный рассказ Бориса на немецком в английскую речь.
Большую часть времени, Тревис вилкой накалывал экзотический продукт, и с навеса смотрел на неё, но после услышанного сказал:
— Бывал не на одной, а на целых двух войнах, да ещё и Мировых. Ха, он нас обгоняет, Стеф.
В маленьких промежутках, Осберт вставлял непереведённые фразу, вызывающие то ли радость, то ли смех у встреченного ими Вестника.
— Прах, а он не назвал своего прозвища. Старое имя Бартос было поймано моим ухом, но я не уверен, что оно написано в его Пактуме.
— На руке указано Дурьер.
— Дюрар?
— Дурь-ер, Роджер. И, ради приличия, вы оба, перестаньте ковыряться в закуске.
— Может, не будем тянуть время, и всё же расскажем уже, зачем мы тут? — парень отставил от себя миску.
— Я это давно уже сделал. Он согласен.
— Тогда, чего же мы ждём, Прах. Время поджимает.
— Не всё так просто. Наш друг нарвался на белые простыни.
— А он только на зелёных спит?
— Я про ангелов, нелюбитель капусты.
— Ну, мы на них тоже постоянно нарываемся. Это, почти что, наша работа.
— Да, но Бартос не встречался с ними ещё с войны. А здесь снова. И не простые туристы.
Стефан положил на стол содержимое своей руки. Это была цепочка с металлическим амулетом. Ромб, из которого вниз шла пересечённая стрела.
— Чем-то на символ мужчины похож. Символ Марса, римского бога.
— Отчасти ты сказал верно, — отметил Падший:
— Это слияние символов Марса и Ареса, древних аспектов войны… Ровос?
— Именно. Эта цепочка была найдена на одежде убитой ангельской барышни. Где Ровос, там и Дестралир, а где Дестралир, там и куча ангелов.
— Предлагаешь пойти по следу, а он есть?
— У Дурьера есть одна идейка. Ja?
Борис в очередной раз куда-то звонил, пока трое Вестников сидели за столом.
— Псс, Энвил, — шёпотом обратился Тревис:
— Ты понимаешь, что Бартос говорит?
— Что-то про прощение, долг и какое-то слово… Перевестинемогу. «Саш», вродебы.
— Alles ist fertig. Bar Grossen Wagen. Es ist einen Blick wert, — закончив, произнёсимДурьер.
— Сте-Пра-фан-х? — одновременнопрозвучалодвефразы.
— Собираемсявпуть, друзья. Не выпили здесь, так в бар заглянем. Бартос отвезёт нас.
Урал в своём изначальном виде не был рассчитан на перевозку четырёх пассажиров, но смекалка Бориса, присущая и местным жителям, нашла выход из ситуации.
— Дурьер уверен, что мы не выглядим, как идиоты? — спросил Роджер, теснясь с остальными в прицепе.
После ответа, Стефан перевёл:
— Нет, идиотами нет. А вот свиньями или курицами немного.
Немец и австро-венгр залились смехом. Благо, дискомфорт длился мало. Десять минут и уже горизонт перекрылся не только хрущёвками, сталинками и старинными домами, за которыми никто не следил, а ещё и всякими заведениями для вымогания забитого кошелька. Бар Гроссен Ваген был точно таким же.
Резное убранство навевало дух гамбургского трактира, нежели простой советской пивнушки.
— Бартос говорит, что только внешний вид тут хорош, но ассортимент не блестящ.
— Каков наш план он решил умолчать?
— Падший осмотрит округу сверху. Ты обойди территорию, вдруг, кто-то на улице нам важнее, чем здесь.
— А вы?
— Мы подождём в баре.
— А причину столь эгоистичного выбора узнать можно?
— Сможешь что-то заказать у ни слова не говорящего по-английски бармена?
— А ты сможешь?
— Сможет Дурьер, а я буду отыгрывать туриста из Германии. Удачное же для этого место выбрали.
— В следующий раз, забегаловку для поиска улик буду я выбирать.
Пол группы осталась сидеть прямо за стойкой. Тёмная летняя погода позволяла Энвилу безо всяких проблем облетать окрестности. Роджер надумал только смотреть по сторонам улицы.
Через десять минут парень всё же зашел обратно в бар. Однако, не безрассудность повела его туда, а нужда.
Туалет заведения представлял из себя коробку из пожелтевшей, некогда белой плитки. Отдельных кабинок не было, вместо них открытые, вмонтированные в пол мраморные писсуары, скрытые перегородками до плеч.
— Коммуникабельненько, — подумал парень.
Единственной вентиляцией и окном свежего воздуха было, как ни удивительно, простое окно. Маленькая форточка пропускала не только встречный ветер, но и ещё кое-что. Непонятный для Роджера язык.
— Я и раньше пьяных расслышать не мог, теперь ещё и это. Ну, неужели у нас даже слов похожих нет? — сомневался в занятой позе Тревис:
— Может, хоть что-то я смогу понять?
Предложения пролетали быстро, Вестник едва успевал повторять некоторые их части.
— «Дьемона»?! Они что-то про демонов говорят!
В это время в зале царило спокойствие. Те, чей алкогольный бак был заполнен до краёв, давно ушли, искать развлечения на свою задницу. Бартос и Стефан же всё также болтали о всяком.
— Так, давай же, выпьем о былом. О войне, например.
Бокал пива, который держал Осберт, остановился на подходе к бокалу Дурьера.
— Ну уж нет. За что угодно готов пить, но не за это пятно дёгтя на наших жизнях.
— Я тебя понимаю, — сказал Борис, немного отглотнув ржаного:
— Эта война — страшная вещь. Сотни бойцов умирали там, где сражался и я, и ты, тысячи за один день, миллионы повсюду, да. Да, такое не забудешь, но я предлагаю выпить за то, что это дерьмо закончилось. Я не пью за то, что «наши» победили «ваших», а за то, что кучка людей вознесла красное знамя на никому не сдавшееся здание и так остановила реки крови. Не достойная ли причина пощекотать горло, а?
— Возможно, — произнёс про себя Стефан, и снова поднял стакан.
Не успел немец опрокинуть, как парень рванул на улицу.
— Удивительно, — заявил бармен:
— Обычно у нас бегут в туалет, а не из него.
— Что, пиво настолько хреновое? — поинтересовался Дурьер.
— Отчасти да. В основной зал подают не самое лучшее.
Подозреваемых от вырвавшегося Вестника отделял высокий забор. Перескакивать через него было бы неразумно, поэтому Роджер просто его перелез. Слегка ободрав штанину, Тревис окликнул стоящих:
— Эй вы! А ну стоять, ангелы!
Те ничего не поняли, даже без спиртного. Тогда, парень схватился за воротник одного из них. Его перегар заставил поморщиться, пока второй что-то невнятно и злобно бубнил. Когда пьяница уже замахнулся на Роджера, тот среагировал лёгким пинком. Тело упало на землю, чем напугало пойманного.
— Где Дестралир?
Опьяневший ни слова не улавливал, только галдел бессмыслицу для Тревиса.
— Что за чертовщина тут происходит? — с неба спустился Энвил.
— Ангелов пытаюсь допросить.
— С каких это пор нетрезвые теперь стали ангелами?
— Он что-то про демонов говорил.
Пойманный начал упоминать то же слово, что и запомнил Вестник. Энвил схватился за лоб.
— Отпусти его.
— С чего вдруг?
— Он говорит про друга. У него есть друг и его зовут так, Димон.
Кисть парня расслабилась.
— Тьфу! А я уже предвкушал побоище.
— Роджер! - донёсся крик из заведения.
Стефан держал в захвате работника бара, вытащив его прямо на стойку и заломив руку. Один палец на ней уже был сломан.
— Вас обсчитали? — спросил Тревис уже внутри.
— Сучий бартендер узнал кулон. Говорит, что здесь есть ещё один зал, куда заваливаются нужные нам ребята.
— Ты это узнал, сломав ему палец?
— Нет. Это месть за ту мочу, которую он мне в стакан налил.
— Всё ясно. Так, а они сейчас не там, так ведь?
— Скоро заявятся.
По улочке пронёсся рёв мотора. Серый УАЗ-3151 без верхней крыши остановился на обочине. Четверо вылезло с пассажирских мест, и ещё один спрыгнул с края кузова.
— Здарова, Гюнтер! - обратился к бармену вошедший, толстоватый пацан.
— Я Геннадий.
— Да? А чего тогда «Гроссен Ваген» на вывеске весит, а? Чё, «Большой Машиной» называть было трудно?
— Хорош мозги канифолить, Сёва, — заткнул его, по всей видимости, рассерженный водитель и главный этой небольшой шайки:
— Или тебя Сван… Сванхи… Тю, вот немцы ещё дают. Нормальных имён, что ли, придумать не могут?
После риторического вопроса, он подошёл к стойке и спокойным голосом сказал:
— Гена, у нас всё свободно?
— Д-да.
— А что у тебя на пальце? Бинт?
— Да я это, поскользнулся, когда туалет мыл.
— Ха, молодец, Гюнт, будем тогда его загрязнять, — вякнул ещё один, более высоким и раздражающим тоном.
Все, кроме главного, заржали хохотом гиены.
— Тихо все! Я потом наличность принесу, замётано?
— К-конечно.
Банда пошла к лестнице, ведущей наверх.
Толстяк замахнулся и остановился, сказав:
— Внимательней, Гюнтер. Я не туалет.
На втором этаже зал обычно закрывала дверь. Однако, в этот раз, её замок был вырван с корнем. В комнате было темно, когда туда зашли приехавшие. Щелчок выключателя, и у дальней стены загорелась лампа.
— Я поражён, что твой атрофированный отросток между плечами знает о существовании имени Сванхильда. Однако, то, что ты даже произнести его не смог, меня вернуло с небес на землю, — Осберт сидел прямо под светильником.
— Чё за чурбан? — произнёс кто-то из-за спины главаря.
— Я же сказал. Тот, кто с небес на землю вернулся.
— Про таких, как ты, много болтают, — угрожающе усмехнулся главный и ответил на понятном Стефану языке:
— Что же, я хочу попробовать тебе лицо-то раскроить.
— Даже колкость на мою не придумал. Erbärmlich.
Лампы по всему залу зажглись. По краям были раскиданы столы и стулья, а остальные Вестники стояли у центра.
— Долго репетировали, актёришки?
— Это вообще-то я предложил, — влез в диалог Роджер, и нанёс первый пинок.
Главарь увернулся, перепрыгнув всех впереди стоящих противников. Осберт с разворота ударил подскочившего стулом.
Падший скрестил руки, отбивая удары, но, подняв их слишком высоко, открыл торс оппоненту. С пробитой защитой, Энвил получил по лицу, затем по груди. Следующий кулак Вестник поймал, и локтём сломал нос врага.
Дурьер подскакивал, нанося выпады, но противник резко уходил от любых ударов. Очередной скачок, атака пришлась Вестнику на спину. Тот согнулся, но поймал момент и, вытянув ногу, подсёк увёртливого.
Сладко Тревису не было, он взял на себя двоих. Блок локтём, косточки кулака врезались в щёку одного, блок ногой, носок попал в живот второго. Синхронный захват обоими оппонентами заставил парня прокрутиться по продольной оси. Это их развернуло, но сам Вестник переборщил с замахом так, что ударился собой об потолок. Роджер упал и тогда, нога уже летела ему в затылок. Как вдруг, враг отлетел. Парень вспомнил о козыре в рукаве, точнее, в шее. Белая полоса вырвалась из него. И, внезапно, коса послушалась странной идеи, которая родилась в голове Вестника. Позвонки не вытянулись в рукоять, только лишь межпозвоночные диски вытягивались всё сильнее. Череп сверху походил на воздушный змей с костлявой нитью, которого ветер резво понёс туда, куда хотел Тревис. Один разрубился пополам, второй лишился головы, противнику Дурьера пробило грудь, а врагу Падшего — горло. Когда очередь неслась к главарю, Стефан сбил коленом его на землю, а затем заорал:
— Достаточно!
Белое лезвие остановилось у его глаз на мгновение, а затем вернулось в Роджера.
— Немного практики, всё-таки, не повредит, — уже тише договорил немец.