Последняя нота врезонировала из деки, цепи спали с бьющегося. инструментальщик обернулся. Неспортивное тело в кофте, обёрнутой рваной курткой, вмерло как каменное.
Сбив всё нагнетание, Тревис неуклюже опёрся на своего компаньона по драке.
— О, друзья, вы не поверите…
— Поверим! - заявили оба Вестника.
— Нимбри, почему ты выглядишь так испуганно?
— Роджер, повернись.
Смертный глянул влево, но там было пусто. А глянув вправо, отскочил. Всё, что закрывало голову от непогод, сползло вниз. Темные кучерявые волосы перетекали в светлые корни. Изголодавшееся лицо, синевато опухшие глаза. Девушка схватилась за своё лицо, когда показалась нижняя часть обычного вида. Рот наглухо прижимали прошитые сквозь губы чёрные и густые жилы.
Музыкант потянулся вперёд, а Нимбри отступила назад. Тревис окликнул на ощущение беспомощного, но в ответ, развернувшись, он только мычал.
— Полегче, парень. Мы можем тебе помочь.
На простые слова немой схватил Роджера за грудки. Бредовый для биологии взрыв нервной клетки, разрядом блеснул в девушке. Искры родились в зрачках.
Хмык неожиданно превратился в чистый гласный звук. Нить рассыпалась в пыль. Все посмотрели на Вестницу.
— Ай, Моська…, - пробубнил Смертный
— Да вы знаток зарубежной литературы, мой друг.
На губы музыканта возложились его пальцы.
— Что случилось?! - спросила Нимбри.
— Это была ты.
— Смелюсь предположить, что ваша сила определилась. В лучшем случае мы и ваше второе имя можем узнать. Позвольте.
Падший всецело старался без прикосновений к девушке разглядеть, что написано в её договоре.
— И как же звать нашу миловидную попутчицу теперь? А, Энвил?
— Сумрак! - ни с того, ни с сего заявила Вестница:
— Называйте меня так.
— Оу, ну, без проблем. А что ты думаешь?
Указательный палец с опущенной вежливостью уставился к картонному пакету, что всё это время свисал с кулака Падшего.
— Сколько ты прихватила с собой пончиков? — направил он вопрос к Нимбри.
— Два, вроде.
— Что же, время отплатить нашему другу за труды.
— Близко, только, не подходи. По опыту Сумрака, — подмигнул Роджер:
— Это часто приводит к беде.
Шоколадный кружок с хрустом вылез из своей упаковки и полетел подброшенным. Забинтованная скоптившимся от времени бинтом ладонь умудрилась поживиться сладким. С упоением задрожало голодное тело. Локоть согнулся, лакомство уже у самого рта, губы открылись. Но пончик всё ещё у рта.
Мастерством гитарной игры новый знакомый поднял черту, под которой трудно чем-то было удивить. Но только на свет показались зубы этого музыканта, в мозгу оказалась ещё одна мысль. Перед природной, слегка желтоватой керамикой был ещё один рот, но намного-намного прозрачный, сродни целлофану. Однако, прочнее, раз даже еда не смогла промнуть эту хлипкую на вид преграду.
Под капюшоном одно удручение. Десерт нервно вбивался в помеху, отрицая тщетность.
— Тебе, может, помочь? — практически для себя, почти вслух произнесла девушка.
— Од-я-а-м-н-а-е-с-н. Он-н-з-е-е-д-л-о-о-л-п-о-с-г-е-е-н-б-я, — неразборчивое бормотание отражалось нежеланием озвучиваться.
Голодный знал, что его не поймут. Пончик отчаянно мялся всё сильнее и сильнее, пока гитарист не признал поражение, зачем-то вытянув левую руку вперёд, как если бы её подвесили на крюк. Внезапно, она с неуютно дернулась и будто в назидание схватилась за гриф. Музыкант завертел головой, думая куда положить лакомство. Решением стал бок деки, куда аккуратно он положил пончик. Ногти шелестнули заветным железом, а десерт упал от взмаха кисти на грифе. Металики впились в спину Смертного, а другие понесли атаку рывком. — Стойте! - прервал их Роджер, но вовсе не своим, грубым и хриплым голосом. — Учитель, ну зачем вы так невежливо поступили? — в воздух снова сказал Роджер, только тон его был почти знакомый, но всё-таки более слабый. — Джейден, что я тебе говорил! Голос выше, спину ровнее. Если ты хотел на сцене выступать, то и в жизни должен выжимать из себя все сто. А ну! Тревис и кукловод выровняли осанку. — То-то же. Что же до вас. Давно я не встречал непугливых. Меня звать Гарри. Гарри Дэйбик. Соло-гитара в любимой группе ваших родаков и тот, кто был уверен, что рот нам никто не развяжет. Вязать я узлы умею. — Вы себя зашили?! - возмутилась Нимбри:- Н-но зачем? — Учитель считал, что я слишком много времени трачу на еду. Простите, что перебил. Мьюдрант. Джей-Джейден Мьюдрант, мэм.
— Дерзко, однако не достаточно. Больше экспрессии. Ты же музыкант. А так, детка, я давно понял, что нам двоим только и нужен сон.
— Истинно, как и нам. Я правильно услышал, Гарри?
— Верно, качок.
— Мы четверо здесь одной породы. Пришли по важному делу.
— Погодите… Учитель, это же наша группа!
— Чего?
— Н-ну, наш пиар-менеджер, помните, Мила, вроде, говорила, что есть и другие, кто подписывал контракт.
— Извините, н-но вы понимаете, что вы оба умирали?
— Детка, не для твоих ушей такая откровенность, но когда мясная каша из двух засидельцев в баре отлетает от бампера блядской гробовозки, допереть до чего-то можно.
— Просто, мы не ожидали увидеть пиар-менеджера на том свете.
Падший потёр свою переносицу, сказав:
— Даёте вы, Милита…
— Так, значит, нас четверо. А это кто? — тыкал в себя Роджер.
— Это Смертный. Он тоже наш.
— А, ну тогда пять.
Рядом с разговором о себе напоминали многоэтажки. Застройки для любого сорта жизни. Чаще всего, любого из низших прослоек. Квартирки теснились друг с другом с каждым этажом всё меньше. И неудивительно: к верху здания рос социальный статус. Были бы там люди честных взглядов, их, разве что, могли бы обругать тайком от зависти или незнания, но жизнь там кроме подъема извивалась известными путями. Некрупный город проблем не ищет. Жильцы могут прослушать хлопки и удары, а доставка проглядеть лужицу крови с лежащим зубом. Полицию позвать можно, только когда она уйдет, не будет возможности вызвать её обратно.
Сквозняк подстегнул синюю штору, пророщенную выдуманными бутонами. Входной косяк размялся от одной из хозяек, только что вернувшихся домой.
— Как день, подруга? — обратилась к соседке рыжеволосая девушка.
— Как всегда. Паршиво. Хорошие деньги только у уродов, от которых тянет блевать. Не так я себе представляла эту работу.
— Не расстраивайся. Ещё немного, подкопим и свалим отсюда так далеко, как только можно.
— Не забудь с собой взять нашу коллекцию.
— Обязательно возьму. Полароид стоит денег, а такие моменты я забывать не хочу.
Как гром среди ясного неба сначала кто-то закричал, потом прогремело с крыши. По потолку забежали трещины.
Профессия проститутки не гарантирует лишения страха, но некоторые приобретают таковое с опытом.
Худые ручки рыжей с трудом на себе могли нести тяжеленный кольт, который лежал под подушкой. Сутенёр считал это мерой безопасности, а сама девушка — стильной игрушкой, так что чёрный цвет корпуса наряду с черным цветом тонкого прозрачного платья не вызывал вопросов. Как и не вызывала вопросов вся ситуация.
Только одно оставалось непонятным: как неожиданный ряд пуль простучал, так же быстро он и стих. В это время треск бетона и стали нарастал.
— Я хочу проверить, — заявила темноволосая соседка рыжей.
— С ума сбрендила?! Там же опасно!
— Ну, не весь день же тут просидеть. Да и то, по статистике умирают под завалами те, кто ничего не предпринимал.
— Хочешь, иди! Я не собираюсь умирать за просто так.
— Как знаешь подруга.
Авантюристка послала воздушный поцелуй своей знакомой перед уходом.
На следующие минуты компаньонами у рыжеволосой были сторонние шумы. Треск и выстрелы, выстрелы и треск. И тут, всё стихло. Легкий ветерок окутал рыжие локоны. Из окна забил солнечный свет. Стало очень спокойно.
Куртизанка взялась за голову с непониманием. На руке её привлекло что-то. Чувство, будто на кисть прилип мусор. Девушка стряхнула его, и эта штука слетела с руки. Но тоже самое она почувствовала теперь на другой руке. Затем на плечах, а потом и по всему телу. Как если бы пса облили из ведра с грязью, и он резво отряхнулся, как и отряхнулась рыжая.
Не всякая грязь должна так сходить, но девушке явно казалось, что её кожа стала чище и не только. Для неё всё вокруг стало больше в размерах.
— Что за ху…? — голос рыжеволосой обернул её в испуг. Вместо привычного та услышала намного высокий и детский.
Взгляд, устремившийся в зеркало, не помог. Перед стеклянной пластиной стояла маленькая девочка, чьи алые кудри девушка знала, как свои. Они и были её.
— Может алкоголь в голову так сильно ударил? Как бы то ни было, к черту! Я собираю вещи, и мы уходим отсюда.
С трудом вынув баул из-под кровати, рыжая клала туда разные вещи.
— Точно! Чуть фотографии не забыла.
Она открыла деревянную коробку, что стояла на прикроватном комоде, и достала из неё кипу белых квадратиков.
— Не терпится развесить их где-нибудь в нашей общей спальне. Вот интересно, какой порядок предложит моя тёмненькая спасительница? Клёвые места первыми, а потом все отели, где мы были вместе? А может наоборот? Когда она пролила шампанское на постельное бельё в тот раз, это было нечто. Кстати, где то фото?
Рыжеволосая пошерудила колоду. Запечатлённый, знакомый интерьер подсказал ей нужное. Однако, взглянув поближе, девушка не увидела свою подругу. Она взяла ещё одну. И ещё одну. Пусто. Её знакомой не было на фотографиях.
Страх должен был забить сердце, как сумасшедшее, но оно не проявляло себя в груди. Девушка подняла голову. Жилая комната, также выполнявшая роль "гостевой", была такой же, как и час назад, но в деталях казалась слишком иной. В спину бил, вроде бы, солнечный свет, но с такой силой он должен был вызывать жар, хотя его не было.
Паника, которой нет. Скрип дверной ручки не перекрыл её. В комнату вернулась подруга.
— И как там?
Она не ответила.
— Ау? Что случилось?
Внезапно, голос темноволосой прокатился от спины до ушей спросившей.
— Ты умеешь говорить во сне?
— Так это всё сон?
— Тебе решать.
От такой манеры речи девушка обрадовалась. Кошмар закончился.
— Ты проснешься?
— А как?
— Я подниму тебя с кровати.
— Так я лежу?
— Как знаешь.
В районе рёбер рыжая почувствовала прикосновение рук, которые потащили её назад.
— Но ты же стоишь спереди.
— А тяну сзади.
Спиной девушку тянули к свету. Она не сопротивлялась, ей это было незачем.
Но на секунду, в ухе послышался крик. Плач той, кого она любила.
— Всё хорошо?
— Н-не уверена, возможно.
Рыжеволосая поднялась на кровать, и, скорчившись, она протиснулась в окно. Подул ветер. Форточка рухнула на подоконник. Тушь, что стекала по лицу темноволоски упала на толщ недавно умершее тело.
— Господи, какого хера ты тут устроил? — у косяка крикнул стрелок, уперевшись в деревяшку:
— Захер ты её пришиб?
— Эта сучка мне палец отстрелила. Больно, блять. Ты вроде сам хотел, чтобы у нас свидетелей не было, Кормак!
— Ну и нахер ты это сделал?
— Что?
— Эх…, - со выдохом холодный ствол коснулся затылка скорбящей:
— Твоя подружка, то, кем она была… В общем, классная цыпа. Без обид. Моё имя знать нельзя.
— Мы идём, Кормак.
Ещё один выстрел раздался.
— Даже, блять, попрощаться с тёлкой не даёшь. Видел бы ты их.
— Я и видел одну.
— Заткнись.
Пока пожарная лестница с ржавым хрипом скрипела, по плиточной лестнице появлялись шаги.