А вчера, средь бела дня, около 18–00 духи внезапным залпом накрыли офицеров комендатуры. Они стояли за стеночкой ограждения, на виду у зеленки. Жарили шашлыки. Сколько раз им говорили, что там место опасное. А они приспособились: курилку там себе устроили. Когда сидишь, вроде бы за заборчиком тебя не видно. Но от подствольника это не защита.
Я своих буквально за пять минут до обстрела отправил в расположение. Удав с компанией устроились на кирпичной оградке вафельный тортик кушать. Спрашиваю: «А в расположении не так вкусно будет?». Загнал их в здание. Удав еще демонстрацию устроил: у него крышка от тортика упала, так он пнул ее со злостью. Надо же свое неудовольствие командиру выразить.
Я потом не удержался, в самый разгар обстрела подколол его: «Не хочешь сбегать, коробочку проведать?».
Когда пошли разрывы, поднял группу резерва, проскочили в комендатуру. Ранено семь человек. Трое — тяжело. У начальника штаба посечена спина, в районе поясницы. Осколки пробили офицерский ремень и сидят возле позвоночника. Он по горячке носился еще, стрелял. А потом резко сломался. У кинолога Димы ранения в живот. Кровотечение внутри, и наружу черная кровь вытекает. Один из офицеров ранен в голову. У остальных вроде бы поверхностные ранения, но помногу: у подствольника мелкие осколки. Посечены лица, руки. У Валеры-дознавателя в лице несколько осколков и грудь по касательной, как ножиком, почиркали.
Накрыли их из нескольких подствольников сразу. Потом получилась вроде как пауза. Мужики успели раненых затащить в комендатуру. Одного оглушило, он ошалел и, стоя в полный рост, стрелял в зеленку. Духи в этот момент не стреляли. Его можно было, как в тире, шлепнуть.
Быстро отреагировали приморцы, у них несколько человек были в комендатуре. Собрята тоже постреляли.
А после паузы началась конкретная молотьба. По двору проходили серии по 7-10 разрывов. Это только подствольники. Автоматический огонь сначала был неплотный. Но он сильно давит на психику, рикошеты визжат.
Андрей, комендант, был в шоке. Но быстро включился, стал организовывать людей. Я поднял всех с подствольниками и гранатометчиков. Стали бить по зеленке прыгающими ВОГами. Сообразили: чтобы не выпустить духов из квадрата, начали с максимальной дистанции, постепенно поджимая к себе. Били залпами по 14 стволов сразу. В зеленке непрерывно шли разрывы. Отлично работал Пастор с командой, причесали из АГСа зеленку практически сразу. Быстро кончились выстрелы, мы им притащили ящик. Пришлось бежать по простреливаемому из зеленки коридору. Никогда так не бегал, стометровку всегда еле на тройку вытягивал. Предпочитаю длинные дистанции. А тут — жалко некому было засечь. Позицию АГС тоже быстро пристреляли. Пастора по касательной ударило пулей в кисть. А затем пару раз очень плотно ударили из РПГ. Я их согнал с позиции, заставил переместиться. Яцек прикрывал перебежку. Меня прижали в самой середине коридорчика. Завалился за какую-то железяку и ждал, когда на задницу положат гранату. Вдруг Волчок выскочил с индейскими воплями из-за угла и начал напрямую поливать зеленку, как в ковбойском фильме. Ему явно удалось изумить публику. Я успел под шумок драпануть к своим, Волчара заскочил назад и только тогда по моей «лежке» и месту его пляски прошлись разрывы. Никаких слов я ему говорить не стал, просто обнял, и мы снова разбежались: он — набивать ленты АГСа, а я к постам.
Фриц и Март работали в БТРе, глушили из КПВТ общагу: наши позиции оттуда, как на ладони. В них лупанули из РПГ, но Фриц постоянно перемещался и ударило прямо перед мордой БТРа.
Комедант с оставшимися офицерами, приморцами и собрятами собрали все «Мухи» и «Шмели». Сначала били по зеленке, потом по общаге.
В самый разгар прибежал командир СВМЧ. У него, оказывается, под нашими окнами стоит полный «Зил»-наливняк 93-го бензина, 5 тонн. У меня задница вспотела, когда услышал. Вокруг этого «Зила» разрывы. Я еще беспокоился, что будет, если в бензобак попадут. Солдатик с ключами испарился. Один из приморцев, старшина их, кажется, сказал, что у него есть зиловский ключ. Машину нужно было провести через простреливаемый коридор в мертвую зону. Мои дали залп по краю зеленки, а потом выскочили в этот коридорчик и высадили по магазину встречным огнем. Братишка-приморец под разрывы проскочил к машине, а потом у них за спинами провел «Зил».
Кот попал под ударную волну от разрыва выстрела РПГ. Оглоушило, но целый. Удава садануло реактивной струей от «Шмеля», кто-то из комендатуры сгоряча выстрелил, не глянув, что сзади свои. У него распухла нога, но бегал воевал до самого конца.
Бой закончился около четырех утра. Ребята попадали на кровати и повырубались. А я как завелся, так и не смог заснуть и даже лежать. Ходил, как маятник. Потом, чтобы бойцы не видели, как нервишки у командира играют, ушел в комендатуру. Андрей очень сильно переживает за своих ребят. Это их общая оплошность.
Этот бой засняли телевизионщики из НТВ. Они еще днем приехали, им в ГУОШе сказали, что у нас и на Старых промыслах самые «горячие» комендатуры в городе. Вот и поснимали.
У нас в отряде тоже есть камера. Но сколько ни поручал, как начинается бой, бросают камеру в расположении, чтобы стрелять не мешала. Одни Рэмбы, блин. А на пленке — одни дни рождения и бытовые сценки. Энтэвэшник обещал прислать в отряд копию записи. Я просил не показывать крупным планом ребят, чтобы наши в Магадане не узнали, что у нас такие заварухи. Оператор много снимал раненых, дома с ума сойдут. Мы и писать домой договорились, что у нас все спокойно. Правда, НТВ у нас смотрят не все, нужны специальные антенны. Корреспондент Серега сказал, что у них эта передача пойдет только на Москву. Ну и хорошо.
Пока еще было светло, к нам проскочила бронегруппа из Северного, командовал полковник из ВВ. Забрали раненых и ушли. Один БТР оставили в подмогу. «Утес» (позывной командующего группировкой) запросил, что происходит. Этот полковник доложил, что идет реальный бой и нужна поддержка.
С утра понаехали комиссии. Сначала — куча полковников, в т. ч. один толстый здоровенный, из МВД Чечни. Вроде бы, их зам. министра. С ходу заявил, что это была шальная стрельба, мол, как обычно, с перепугу стреляли в зеленку. Весь двор в следах разрывов, стены комендатуры исклеванные — даже члены комиссии стали на него коситься. А когда его спросили, откуда раненые, тут же стал говорить, что по их сведениям, пьяные омоновцы накануне поссорились с пьяными вэвэшниками и те обстреляли комендатуру в отместку. Сволочь конченая! Было дикое искушение дать ему прикладом в жирную харю. Похоже, не у меня одного.
Потребовали показать позиции. Тут я покуражился. Сказал, что снайперы до сих пор пуляют откуда-то из бесшумки. Нарядили мы их в броники, Сферы и заставили на карачках ползти к постам. Они мгновенно взмылились и даже не просекли, что за ними по двору люди спокойно ходят в полный рост. Ребята на постах врубились, подыграли: нагнали жути по полной программе. Они в бою никогда так не прятались и не жались. Полковники с очень бегло глянули на зелень и быстро собрались назад.
Днем приехал сам командующий, с ним целая свита. Генерал-полковник Егоров. Серьезный мужик. Все были в камуфляже, но его сразу видно. Как сейчас модно говорить, есть у него харизма. Собрал всех командиров подразделений и заместителей, выслушал доклады. Стыдно писать, но надо быть честным. Комендант очень хвалил моих парней. Я распушил хвост и в своем докладе не упомянул, что вместе с моим резервом сразу выскочили приморцы, хотя у них основные силы были на блоке, а несколько человек включились в бой с первых мгновений. Яшин тактично подправил меня по ходу доклада. Как у меня уши не сгорели. (Простите, братишки, я не свин, но бывает и на старуху проруха).
Егоров говорил очень мало и очень конкретно. Сказал, что это — грязная, проданная, никому не нужная война. Политики нас подставляют на каждом шагу. «Поэтому, требую главные усилия сосредоточить на сохранении личного состава.» Очень запомнилась его фраза: «Нам чеченские скальпы не нужны. Если вы упустите боевика, строго не спрошу. Но если полезете в авантюру и положите людей — ответите жестоко.»
В первый раз я слышал, чтобы руководитель такого ранга был так откровенен с нами. И в первый раз видел такое уважительное отношение к боевым офицерам.
Мы очень просили помочь более тяжелым вооружением. По нашим условиям, позарез нужны минометы.
Егоров сказал, что поможет. «Много не обещаю, но минометы будут.»
После его отъезда мы провели зачистку зеленки в районе боя. Прошли от просеки метрах в 800-х до обратной стороны прикрывающего нас минного поля. В 200–400 метрах от нас — ряд колодцев из бетонных колец. Как раз на высоту чуть меньше роста. Для стрелков из подствольников — идеальная позиция. В некоторых колодцах и за буграми — навалы свежих гильз. Все посечено осколками наших ВОГов. Проплешины от РПГ и «Шмелей». На краю одного колодца — след разрыва подствольника. На дне — лужа крови и желтая жижа — дерьмо из кишок. Во многих местах — следы и потеки крови. На траве хорошо видны следы волочения. Часть идет к просеке. На ней — следы шин. Часть — к Сунже.
Чуть не забыл: в ходе боя были захвачены два наемника-хохла. Один тяжело раненый, весь посечен подствольником. Действительно удалось отсечь эту группу огнем. Они обосрались уходить через разрывы и предпочли выползти к нам. Мы их от греха подальше отправили вместе с ранеными, чтобы по пути их скинули на фильтропункт, пусть там с ними разбираются. Если совсем честно, их спасло то, что когда их затащили в комендатуру, их увидели и засняли энтэвэшники.
Думаю, что своих чеченцы вывезли, а в Сунжу спихивали этих дохлых ублюдков.
За день не поспал ни секунды. Начинается новая ночь и спать нам вряд ли дадут. Неужели их не закусит, что мы их так потрепали?
Сообщили из Северного. Дима-кинолог умер.
Пацаны днем все крутились, расспрашивали, много ли у нас убитых и раненых. Им сказали, что вообще нет. Смеются, говорят, что раненые-то есть точно. Потом сами не выдержали и растрепались. Говорят: «Ой, вы много наших побили. Повезли в аул хоронить.» Опера весь день работали с населением. Принесли точную, как они утверждают цифру — восемь убитых боевиков. Раненых прикидочно — 13–15. Местные милиционеры подтверждают. Хочется верить, что за Диму мы посчитались. Хотя радости от этого никакой.
2 мая
Вернулся из ГУОШа.
Суки-телевизионщики. Ну что за народ?
Вчера только дописал дневник — ребята орут: «Командир — смотри!» Нам опера подарили старый телек. В выпуске новостей ОРТ показывают на всю страну наших ребят крупным планом, эпизоды боя, а потом — раненых. И говорят, что вот, мол, в третьей комендатуре, в Ленинском районе такая бойня.
Прикинул, что дома сейчас — глубокая ночь. А утром посмотрят, это будет первый выпуск. Что будет в семьях? Инфаркты и истерики. Делать нечего, невзирая на сумерки, прыгнули на БТР и рванули в ГУОШ. Повезло, проскочили без приключений. Объяснил дежурному ГУОШ ситуацию. Дозвонился домой в дежурку отряда. Приказал хоть по тревоге поднять помощников, но рано с утра обзвонить или нарочными оповестить каждую семью, что все наши живы и здоровы.
Остались ночевать у Мурманского ОМОН. Братишки приняли очень тепло. Позволил себе расслабиться и накатил стакан водки.
Подвернулся бы этот корреспондент, задавил бы голыми руками.
(Эта история имела неожиданное продолжение. Два месяца спустя, уже дома, мы получили копию записи этого боя и письмо от корреспондента НТВ Сергея Гапонова. Он извинялся за своих коллег. Оказывается, ОРТ «позаимствовало» из эфира кусок чужого сюжета и запустило его в эфир. А три года спустя мы с Сергеем встретились в Москве и со временем стали близкими друзьями. Так что свои грозные намерения в отношении него я так и не осуществил. — прим. автора).
День прошел спокойно. А вот вечер получился — по-моему, еще хуже, чем вчера, хотя мы не выстрелили ни разу.
Влетает дневальный: «Командир, там, на рации — наших расстреливают, просят помощи». Меня качнуло, стал соображать: где наши патрули. А мои все — на базе. Дошло, что речь идет о «наших» вообще. Связист притащил рацию в столовую. По какому-то капризу радиоволн, только в этой точке мы нормально слышали тех, кто просил помощи, а они — нас.
Я назвал свой позывной — 293, ребята ответили — 166. Давай смотреть таблицу. По городу таких, вроде бы, нет. Прямо спрашиваю: «Кто такие?» Отвечают: «Соколики». Я не сразу сообразил, но кто-то из ребят шепчет: «Москвичи». Их зажали под бетонным забором в кювете на дороге в Старых промыслах. Мы там раз несколько проезжали. Там холмы, в верхней части покрытые зеленкой. Оттуда дорога — как в тире.
В рации треск стрельбы. Удалось услышать, что есть убитые и раненые, подбит БТР. «Помогите, ребята, нас просто расстреливают!»
Их практически никто не слышал. Ребята стали передавать их сообщения на Северный. Я рванул к коменданту. Андрей поднял резерв и БТРы СВМЧ. Связались с «Утесом». Нам сказали, что нам нет смысла туда идти, мы намного дальше других. Пойдут группы из Северного и из Старопромысловской комендатуры, они ближе всех. А наша задача — держать связь и координировать действия групп на подходе.
Помощь добиралась до них минут сорок. И все это время я кормил братишку «сейчасами», и мы все слушали, как их долбят, и он докладывает о новых потерях. Держался он невероятно мужественно. Только один раз сорвался на крик: «Да где же вы!».
И мы матерились. Где наши вертолеты? Где танки, БТРы? Их возле Северного — несчитано. Стоят чуть не в метре друг от друга на протяжении нескольких километров. И ходу оттуда двадцать минут на средней скорости.
У моих руки тряслись. Кое-кто не выдержал, ушел. Это ощущение бессилия и невозможности что-то сделать — просто ужас. Легче скакать под пулями.
Наконец, дождались команды отбой. Я спросил: «Ну что там у вас, братишка?». Он ответил: «Моего командира убили…» и ушел со связи.
Снова бродил, как неприкаянный. Взял гитару, попытался что-то потренькать. Начали складываться строчки. А потом — как взрыв. Минут за пятнадцать написал песню. Ручкой водить не успевал и почти не подбирал слова. Писал на каких-то клочках. Собрал. Пошел в столовую и спел ребятам. Понятное дело, аплодисментов не последовало. Но по лицам видел — тоже проняло. Странно, но немного отпустило.
Ночь. У нас тихо. Спать не могу. Пришел в столовую и вот, сижу, пишу.
5 мая