Аннушку он не услышал, а почувствовал. Теплая волна и родной запах опередили ее прикосновение.
— Тебе звонили из городского розыска. Сказали, будут ждать сегодня, пока не перезвонишь.
В восемь тридцать, переговорив со своим непосредственным начальником, мудрым дедом Яценко, и заручившись его поддержкой, Игорь отправился в горотдел. Весело ввалившись в кабинет, он остановился пораженный. Такого еще видеть не приходилось.
— Ну вы даете, прямо выставка достижений воровского хозяйства!
Янека ввели минут через десять.
Высокий, плечистый, стройный парень. Симпатичное лицо, чуть вьющиеся, мягкие темно-русые волосы. Нос с легкой курносинкой, явно славянского производства.
Великий Ломброзо! Где отметины порока? Где следы гнусных поступков? Где печать проклятий обездоленных им людей?
Только вот глаза несколько беспокойные и движения нервно-порывистые… Так, пожалуй, есть от чего занервничать.
А держаться старается независимо. Вздернул подбородок, глянул свысока — прямо польский шляхтич! Янек!
Полоснул взглядом — и с хрипловатой насмешкой:
— О-о-о, видеокамера, я в роли главного героя!
Саня попытался его успокоить:
— Ты не волнуйся, это в служебных целях, будем фиксировать проверку показаний. Только решили не фотографа брать, а сотрудника с видеокамерой.
— Ага, а потом по «Монитору» показывать. Что я, не видел этого капитана? Он же вашу передачу милицейскую ведет.
— Нет, пока никто ничего показывать не будет. А там посмотрим. Может, подготовим сюжет для граждан, покажем, сколько ты у этих лопухов унес, глядишь, кто и призадумается.
— Ладно, — устало-недоверчиво не то согласился, не то просто прервал разговор Янек. И помолчав немного, вдруг с тоской выдохнул:
— Значит, на полную катушку будете раскручивать, на показательный процесс…
Саня безнадежно махнул рукой, мол, тебя не переубедишь, и обернулся к вошедшему Ренату:
— Давай начинать, время идет.
Рассадили понятых, Игорь включил камеру.
Начало было скучным. Монотонно и невыразительно Янек перечислял адреса или приметы квартир и гаражей, вспоминал, что откуда забрал. Но мало-помалу вошел в азарт, развеселился, и пошел захватывающий, слегка приблатненный, а местами и остроумный рассказ. И рассказ этот содержал бездну информации не только о приемах воровского промысла, но и о потрясающей безалаберности, а порой и вопиющей глупости жителей провинциально-доверчивого Магадана.
Память у парня не хуже ног оказалась. Такая же длинная и шустрая. Трехчасовой кассеты — как не бывало.
Упревшие в своих тулупах и заскучавшие, было, от протокольных процедур понятые оживились. Даже сыщики, для которых происходящее не было в новинку, временами не выдерживали и ржали откровенно, переспрашивая:
— Так и было написано?
— Ну да. Записка на двери, а в записке: «Ключ под половичком».
— Га-а-а. Так проще было ключ в двери оставить, зачем бумагу переводить?
— Вот повезете меня туда, сами у них и спросите!
— А как ты догадался, что ключ в валенке? Валенок-то где был?
— Да они его на стенку прибили, рядом с дверью, навроде почтового ящика.
— Га-а-а!
— Я уже на первый этаж спустился, вижу: мужик навстречу. Я голову за ковер спрятал и говорю: «Сосед, дверь открой!».
— А он?
— Открыл. «Выбивать, — спрашивает, — понес? Хороший ковер, как у меня!».
— Га-а-а! А дальше?
— Слышу, он поднялся и сам себе говорит: «О! А чего это дверь открыта? — а потом как заорет: — Ах, твою мать! Ковер же мой! На свадьбу дареный!». Тут я дверь его ковром подпер — и ходу. Жаль, он на втором этаже жил. Если бы повыше, я бы с пустыми руками не ушел…
Допрос закончился.
Ренат, глянув в заиндевевшее окошко, за которым несильный, по магаданским понятиям, ветерок лениво переметал старые сугробы, вздохнул:
— Поехали гулять. Витек, ты всех предупредил?
— «Терпил», что ли?
— Потерпевших, — въедливо поправил следователь.
— Предупредил, ждут не дождутся поглядеть на этого артиста. А то тетка с Пролетарской ко мне пристала, все спрашивает: «Ну ладно, я дура, ключи потеряла, замок не поменяла, но у него-то как совести хватило детские шубки позабирать?! Видно же, что не миллионеры живут». Объяснишь ей, а, Янек?
Тот самолюбиво вздернул голову, попытался пренебрежительно улыбнуться. Но улыбочка вышла ни к черту. Кривоватая и с нервной потяжечкой в уголках губ.
Саня снова, в тысячу триста пятнадцатый раз с начала совместной работы в розыске, укоризненно глянул на напарника и попросил:
— Паша, вы с Володей пока проводите Янека и понятых, а мы бланки возьмем и вас догоним.
Ренат, заготовивший бланки еще вчера с ночи, удивленно глянул на Саню, но, тормознув готовый уже сорваться вопрос, промолчал.
Пашка все понял сразу и, пряча улыбку, пошел к выходу.
Оставшись с Витькой с глазу на глаз, Саня подошел к нему и, скрестив руки на груди, стал внимательно рассматривать цыганскую физиономию своего корешка.
Витька, уже сообразив что к чему, не стал дожидаться, пока приятель, с присущей ему рассудительностью, начнет не торопясь разделывать «его гнусный моральный облик»:
— Ну все, господин адвокат, ну я прямо изранил нежную душу вашего подзащитного!