Селин вжалась в угол, держа в руке тяжелый железный подсвечник. Мало ли что могло прийти в голову этому незнакомцу, который теперь занял место Флетчера!
С того момента, как адмирал невероятным образом превратился в другого человека, прошло уже минут пять, но незнакомец, а именно король Кирации, почему-то никак не желал приходить в себя.
Не было и минуты, чтобы Селин не подумала о произошедшем. Она и раньше чувствовала себя предательницей, но еще никогда — так сильно. Как она могла влюбиться в истинную ересь, в демона во плоти? Собственное сердце никогда раньше не казалось ей таким гадким, уродливым и порочным — как оно могло допустить такой грех?
Ветувьяры и вправду чудовища, но самое страшное в них не то, что на месте одного человека живут два, а то, что демонами они вовсе не кажутся. Разве могла Селин подумать, что Флетчер, в которого ее угораздило влюбиться — такой смелый, добрый и человечный — окажется воплощенным грехом?
Вот только этот грех — все еще ее единственная защита. Едва девушка успела забыть, что ее со всех сторон окружают чудовища, как жизнь напомнила ей об этом самым жестоким образом.
В одно мгновение Селин потеряла единственный свет в своей жизни — человек, которого она любила, оказался исчадием греха и темных сил. Теперь у нее вновь не было ничего, так может, пора было перестать бороться?
Рука так устала держать подсвечник, что девушка без раздумий поставила его обратно на стол и бросила на короля Кирации мимолетный взгляд. Тот все еще не шевелился и не подавал никаких признаков жизни. Может, нужно было как-то его разбудить?
Селин осмелилась подойти ближе, прислушиваясь к ровному дыханию ветувьяра и не сводя глаз с его лица.
Демон, самый настоящий демон! Потому что таких красивых людей попросту не существует. По крайней мере, Селин ни разу не видела кого-то более прекрасного, чем король Кирации.
У всех людей были какие-то изъяны: у Флетчера — его прищуренные глаза, веснушки и тонкие губы, у Змея Рауда — широкий подбородок и нависшие брови, у Чудовища — слегка выступающая челюсть, про саму Селин и вовсе говорить было нечего — но король Кирации оказался идеален. В его лице не было ни одной неправильной черты, ни единой, даже самой крохотной ошибки. На мгновение девушка даже засомневалась, что перед ней живой человек из плоти и крови, а не чья-то неправдоподобная фантазия.
Но потом он открыл глаза, и Селин шарахнулась от него, как от огня, весьма кстати вспомнив про подсвечник. Голубые глаза, словно затянутые сонной пеленой, бегло обшарили комнату и остановились на девушке.
— Где я? — Недоуменно поинтересовался король. Голос у него был приятный, но чуть грубее, чем у Флетчера.
Селин поняла, что снова вжимается в стену, да еще и без подсвечника. Ее смелости хватило только на то, чтобы кивком головы указать на стол, где лежало послание от адмирала.
К счастью, король все понял, поднялся с кресла, взял письмо и принялся читать стоя, позволяя девушке разглядеть его с ног до головы.
Он был так же высок, как Флетчер, но немного шире в плечах и чуть плотнее сложен, отчего не казался таким долговязым, как адмирал. Светлые, почти белые волосы спускались ниже плеч и напоминали гладкий шелк. В сочетании с ними голубые глаза делали его похожим на прекрасного принца из сказки, возвышенного и благородного.
Селин устыдилась собственных восторженных мыслей — как можно было так восхищаться демоном!? Он был ее врагом, и его следовало опасаться.
Дочитав письмо, король поднял на девушку помрачневшее лицо:
— Ну и заварил же Джер кашу…
Она неотрывно смотрела на него, ожидая любого непредсказуемого поведения, но ветувьяр лишь аккуратно сложил письмо и спрятал его под плащом.
— Как я понял, сударыня, вы из Эделосса? — Вдруг поинтересовался он на родном для Селин языке.
— Я могу говорить по-кирацийски, — Неосознанно вырвалось у Селин.
— Что ж, тем лучше, — Король поправил свою одежду и проверил ножны с саблей Флетчера, висящие на поясе, — Раз уж нам с вами суждено выбираться отсюда вместе, позвольте представиться: Тейвон Кастиллон, король Кирации. Надеюсь, мой ветувьяр не наговорил вам обо мне всяких гадостей…
Он улыбнулся, но совершенно не так, как это делал адмирал. Улыбка Флетчера была вызовом, игрой, авантюрой, а король улыбался так, словно играл какую-то роль. Одно Селин поняла точно — сейчас ему было совершенно не до улыбок.
Девушка не хотела сочувствовать королю, но зачем-то поставила себя на его место — легко бы ей было узнать, что ее королевство разваливается на части, столица заполонена самозванцами, а на ее шее болтается какая-то бесполезная испуганная девица? Говоря по правде, ветувьяр еще отлично держался.
— Я Селин, — Отгоняя страх, вымолвила девушка.
— Об этом мне известно, — Король прошелся по комнате и выглянул в окно. Селин не знала, что он там увидел, но когда ветувьяр обернулся, его лицо было серьезным, как у статуи, — Нам нужно уходить отсюда. Как можно скорее. Вы умеете пользоваться оружием?
Селин вытаращилась на него:
— Н-нет.
— Тогда советую вам быть осторожней, — Ветувьяр смерил девушку взглядом, — И всегда держаться рядом со мной.
Он выглядел сосредоточенным и напряженным, как натянутая струна. Селин с готовностью кивнула, пытаясь отыскать в себе хоть немного смелости. Она поспешно накинула на плечи дорожный плащ и замерла на месте, ожидая приказаний от короля.
— Поедем верхом, — Отчеканил мужчина, — Я доставлю вас в безопасное место.
“Разве где-то в этом городе может быть безопасно?” — задалась вопросом Селин, вспоминая все то, что ей пришлось увидеть, пока они добирались сюда из порта. Столица Кирации была охвачена страшной чумой, и имя ей — мятеж.
Держа руку на эфесе сабли, король выпустил Селин в коридор и вышел за ней следом. Здесь было темно и тесно, низкий потолок, казалось, еще больше усиливал и без того захвативший душу страх.
Внизу гремели чьи-то шаги и голоса, и, судя по крикам, это были вовсе не люди Флетчера. Селин отступила назад, случайно встретившись взглядом с королем. Он спустился на несколько ступеней вниз, перегнулся через перила и вернулся к двери их комнаты, где девушка буквально вжималась в стену от ужаса.
— Они уже здесь, — Пробормотал ветувьяр, открывая дверь.
Мужчина втолкнул Селин назад в комнату и поспешно заперся на засов, хотя вряд ли он станет им надежной защитой. Если солдаты нагрянули сюда за ними, то долго эта дверь не продержится. Король выглядел готовым к бою, но что он сможет сделать в одиночку против нескольких — сколько их там было? — человек?
Девушка оглядела каморку в поисках хоть чего-то, что могло бы сойти за оружие, но беглый взгляд наткнулся лишь на тот самый подсвечник. Ни стол, ни стулья, ни узкая кровать для защиты не годились, но прежде, чем Селин успела схватить свою находку, король окликнул ее.
Он стоял возле распахнутого настежь окна и вглядывался вниз. Селин сразу поняла, что он задумал, и эта идея привела девушку в ужас.
— Здесь можно осторожно спуститься, — Заверил мужчина, — В кладке достаточно выступов, чтобы поставить ноги. И высота небольшая.
Попятившись, Селин помотала головой. Она не сомневалась, что у нее не хватит ни сил, ни смелости на то, чтобы слезть вниз, цепляясь за стену.
— Это наш единственный способ выбраться отсюда, — Добавил король.
Больше он с ней не церемонился. Отвернувшись, ветувьяр ловко вскочил на подоконник и высунул голову в проем, осматриваясь по сторонам.
— Я пойду первым, — Вновь обратился к Селин он, — Если что, подстрахую вас снизу. Только прошу — поторопитесь. У нас не так много времени.
Больше он не сказал ни слова. Селин подняла глаза и увидела, как ветувьяр осторожно вылез из окна и стал медленно продвигаться вниз. Девушка бросилась к окну, и холодный осенний ветер тотчас ударил ей в лицо. Между тем король оказался уже у самой земли, и Селин с ужасом подумала о том, что сейчас ей предстоит проделать то же самое.
На мгновение она спросила себя — а как бы повел себя в этом случае Флетчер? Так же, как его ветувьяр — оставил бы ее лицом к лицу с собственным страхом и ничтожностью? Или он попытался бы уговорить, успокоить ее и дать время подготовиться?
Вот только о каком времени могла идти речь, когда солдаты были уже на подходе? Их шаги гремели в коридоре, а голоса становились все громче. У Селин не было ни минуты, чтобы потешить свой страх.
Вонзив ногти себе в ладони, она взобралась на подоконник и посмотрела вниз. Ветувьяр стоял там, но он даже не глядел наверх, видимо, ожидая, что гвардейцы самозваного короля могут появиться в любой момент.
Раздался настойчивый стук в дверь. Сердце Селин пропустило удар. Она должна это сделать, должна вылезти из этого проклятого окна!
Если она сорвется, король ее непременно поймает. Он же поклялся ее защищать.
Голова внезапно закружилась, и девушка не сдвинулась с места. В дверь ударили сильнее. Еще раз. И еще. Теперь Селин не сомневалась, что гвардейцы пытаются ее выбить.
Развернувшись спиной к ветру, она вцепилась пальцами в оконную раму и попыталась свесить ногу, ища под подошвой выступ в стене. На Селин все еще была мужская одежда, но даже в ней девушка не ощущала никакого удобства.
Оконная рама держалась на честном слове — старое дерево трещало от хватки Селин, ей казалось, что оно вот-вот разломится прямо у нее в руках.
Нужно было торопиться — девушка видела, как дверь комнаты медленно, но верно поддается ударам гвардейцев. Еще немного, и засов не выдержит.
Она не осмеливалась смотреть вниз. Нужно было всего-то отыскать ногой выступ в стене и перенести на него вес тела, не забывая при этом держаться руками, но Селин не могла этого сделать. Даже под страхом смерти.
Девушка дрожала, как осиновый лист, сердце бешено гремело в груди, а руки изнывали от напряжения. Она готова была разрыдаться прямо сейчас.
Выбитая дверь грохнула о стену, и в помещение вломилась толпа королевских гвардейцев. Естественно, они заметили Селин, что застыла в оконном проеме и никак не могла уцепиться за стену.
Наконец, она решилась. Пристроив носок сапога на краешке каменного кирпича, девушка осмелилась опустить вниз вторую ногу, но чья-то сильная рука тут же рванула ее за ворот и потащила вверх.
Селин закричала, пока гвардеец тянул ее назад, в окно, грозясь задушить. Она вцепилась пальцами в его руку, но это оказалось бесполезно — девушку уже втащили на подоконник, обхватили за плечи, не давая пошевелиться, и приставили к ее горлу холодное лезвие.
Она сидела на самом краю подоконника, свесив ноги вниз. Гвардеец держал крепко, но он не сделает ничего, если Селин захочет спрыгнуть. Просто так — взять и разбиться. Избавить от проблем всех, кто пытался ее спасти или защитить. Может, король даже еще успеет убежать…
Она этого уже не узнает, да и зачем? Зачем ей эта жизнь, в которой она предала всех, даже саму себя?
Но внизу — отсюда Селин было хорошо видно — уже стояли гвардейцы, окружившие ветувьяра со всех сторон. Судя по оголенной сабле, он собирался дать им бой, но замер на месте. Из-за Селин.
Он не сводил с нее глаз и не двигался с места. Вот так она своей трусостью погубила их обоих.
— Ваше Величество! — Обратился к ветувьяру гвардеец, что держал Селин, — Именем нового короля Кирации Шерода Лукеллеса мы приказываем вам сдаться. Или эта девица умрет!
“Это твой шанс, — подумала Селин, — Шанс умереть достойно, а не как последняя трусиха!” Нужно было просто прыгнуть. Возможно, она умрет сразу и даже не почувствует боли. Тем самым она развяжет ветувьяру руки.
Но как он в одиночку отобьется от такой толпы солдат?
Только сейчас Селин поняла, что по ее лицу ручьями льются слезы. Девушка и сама не знала, почему плачет. Вряд ли она боялась смерти.
По крайней мере, не больше, чем жизни.
И все-таки раньше, чем она решилась шагнуть в пустоту, король убрал саблю в ножны и поднял руки:
— Я сдаюсь. Отпустите ее.
*
Эйден не знал, кого он больше ненавидит — Лукеллеса или человека, что сидел сейчас перед ним. Лагат Фадел — бывший комендант столицы, взяточник, лжец и предатель. Именно он допустил, что после смерти отца Тейвона и Реморы Анкален одно за другим сотрясали восстания, бунты, убийства и грабежи. Сейчас происходило то же самое, но на этот раз Фадел не просто это допустил — он стоял во главе.
При этом, они с Эйденом ненавидели друг друга взаимно, а потому мужчина не сомневался, но зарвавшийся старик сейчас начнет всячески унижать его, и все эти унижения ему придется глотать. Ради Реморы можно было пойти и на большее.
Той ночью в особняке Вивер она словно заново его зажгла — Эйден понял, что он действительно рано смахнул свою фигуру с игральной доски. Он не знал, сколько ему осталось гореть — болезнь отступать не собиралась — но на пару ходов времени еще хватит. И Эйден надеялся, что эти ходы окажутся верными.
Сейчас он совершал первый из них, смирно стоя перед человеком, по которому давно плачет виселица.
— Признаться, не ожидал… Куда же ты втоптал свою гордость, граф? Туда же, куда и честь? — Вместо приветствия хмыкнул Фадел.
Он сидел перед камином с бокалом вина и грел свои немолодые ноги. За те годы, что Эйден его не видел, бывший комендант стал еще крупнее, чем был, хотя тягаться по объему с Лукеллесом все равно не мог.
Он даже не пригласил Эйдена сесть, хотя мужчина все равно бы отказался. Ему было противно находиться рядом с этой мразью.
— Не вам говорить мне о чести, — Отозвался Эйден.
— Смотри-ка, гордости стало меньше, а наглости — больше. Ты бы прикусил свой язык, граф. Или ты забыл, что комендант здесь снова я?
— Как раз поэтому я здесь, — Сквозь зубы процедил Эйден, — Я пришел просить аудиенции у Его Величества Шерода Лукеллеса.
Дернув седой кустистой бровью, старик поставил бокал на низкий столик и поудобнее уселся в своем кресле.
— С чего бы это?
— Мне нужно с ним поговорить, — Пожал плечами Эйден.
Фадел нахмурился, но спрашивать ничего не стал. Вместо этого он вновь потянулся к бокалу и ответил только тогда, когда осушил его до дна:
— Его Величество сейчас сильно занят. Я скажу ему, что любовник принцессы, — Он усмехнулся, — вдруг решил сменить сторону…
— Он непременно найдет для меня время, — Из последних сил удерживая на лице маску невозмутимости, ответил Эйден.
Когда Фадел демонстративно от него отвернулся, мужчина понял, что делать ему здесь больше нечего. Он поспешно вышел из жарко натопленного зала в коридор военного штаба, где его уже ждал привычно невозмутимый Ферингрей. Они молча двинулись к выходу из здания мимо многочисленной охраны, что появилась в столице с приездом нового короля Лукеллеса.
Миновав очередной поворот, они оказались на узкой лестнице, где не было ни стражи, ни слуг. Лицо у Ферингрея было такое, словно он собирался сказать что-то важное и ждал подходящего момента. Эйден понял, что времени лучше, чем сейчас, не будет — за ними явно не следили, да и подслушивать здесь было некому. К тому же, очередной приступ головной боли ненадолго притих, дав мыслям хоть какую-то свободу.
Словно прочитав мысли Эйдена, Ферингрей решился заговорить:
— Что бы вы с Ее Высочеством не придумали, будьте осторожнее.
Эти слова немало удивили Эйдена. Застыв на одной из ступенек, он смерил капитана взглядом:
— Не думайте, я не собираюсь подвергать Ремору опасности.
— Она подвергнет себя ей сама. Из-за вас, — Холодно заметил Ферингрей, продолжая путь.
Эйдену пришлось его догонять.
— С чего бы вам так переживать за нее, капитан? — Поинтересовался он.
Никогда раньше Ферингрей не казался Эйдену угрожающим. Они были почти ровесниками и примерно одного роста — разве что капитан был чуть крепче сложен, но это особой роли не играло. И все-таки сейчас Эйден почему-то подумал, что Ферингрей откровенно напрашивался либо на ссору, либо на драку. Второго он определенно хотел избежать.
Ферингрей часто смотрел на Эйдена как на ничтожество, но никогда раньше граф не думал, что он, возможно, и впрямь заслужил подобное к себе отношение.
И все же капитан справился с эмоциями быстро — раздражение и ненависть на его лице сменились привычной отчужденностью, и он, понизив голос, сказал:
— Я клялся защищать всех членов королевской семьи, и эта клятва лежит на мне, пока я жив.
На этот раз Эйден шагнул вперед, вынудив Ферингрея держаться позади:
— Поверьте, капитан, я знаю, что делаю.
Только произнеся эти слова, Эйден понял, что это была ложь.
*
Как ни странно, Лукеллес вызвал Эйдена в замок в тот же вечер. Правда, то, куда пришел мужчина, было трудно назвать аудиенцией — в зале советов собрался весь новый свет Кирации, включая Фадела, Галора Реннеса, нескольких графов из провинции, пожилого сухощавого хидьяссца — видимо, командира наемников — и парочку вояк, выдающих себя за новоявленных генералов.
Все они собрались возле трона, в который Лукеллес еле втиснул свою огромную задницу. Оставалось только посочувствовать обреченному предмету мебели: это ведь страшное наказание — после Тейвона получить эту тушу!
Гвардейцы подвели Эйдена прямо к королевскому возвышению и остались стоять по обе стороны от него, словно безоружный граф в любой момент мог напасть на “Его Величество”.
Эйден почтенно склонил голову, как того требовал этикет, пока Лукеллес придирчиво оглядывал его с ног до головы с высоты своего трона. Даже в освещенной факелами полутьме лицо главы торговой гильдии блестело от выступившего на коже жира, он обливался потом, слово сидел на палящем солнце, и казался красным, как рак.
В унисон с очередным приступом головной боли Эйден подумал: “Может, ты все-таки сдохнешь раньше, чем я”.
— Граф Интлер, — Полуприкрытые свинячьи глаза уткнулись в него, — вы забываетесь.
Эйден с недоумением уставился сначала на Лукеллеса, потом на всех его приспешников. Его раздирало даже желание повернуться и посмотреть на Ферингрея, который привел его сюда, и найти ответ хотя бы в его глазах. Что он сделал не так?
Фадел соизволил ответить:
— Перед королем требуется встать на колено.
Видимо, замешательство Эйдена позабавило Лукеллеса — над тремя его подбородками показалась гадкая масляная улыбочка. Стиснув зубы, граф опустился на одно колено. Мысли его неумолимо возвращались к Реморе, к тому, что она говорила ему и тому, как сильно она в него верила.
Он должен играть эту роль, и он сделает это. Будет командовать королевскими солдатами, гвардейцами или что там ему решит поручить Лукеллес. Да, пусть это будет малой каплей — но это лучше, чем ничего.
Это будет его искуплением. За то, что он потерял этот город.
— Чего же вы хотите, граф? — Булькнул новоявленный король.
Эйден поднял на него глаза. Снизу Лукеллес и вовсе казался огромным шаром с руками и ногами.
— Служить вам, Ваше Величество, — Эти слова почти не жгли ему язык, так хорошо он их отрепетировал.
Лукеллес всегда отличался непредсказуемостью — вот и сейчас он выдал совсем не ту реакцию, которую ожидал от него Эйден. Вместо того, чтобы удивиться, торгаш расхохотался, да так громко и заливисто, что даже его “верные подданные” явно смутились. Почти все, кроме Фадела, который тоже сверкал надменной улыбкой. Хидьясец и вовсе выглядел так, словно только что заметил, что наступил в коровью лепешку. Что ж, Эйден мог ему только посочувствовать.
Немного успокоившись, Лукеллес утер слезы и посмотрел на графа:
— Это с чего же такая милость? Это не ты ли спал с принцессой-ветувьярихой!? Прошла, что ли, любовь?
“Ты тоже, урод, “ветувьярихой” не брезговал” — подумал Эйден, подавляя растущую в груди ярость.
— Я потерпел поражение перед вашим войском. Не думаю, что это укрепило любовь леди Реморы ко мне. Для нее я теперь никто. Но у меня, как вам известно, есть сестры. Я отвечаю за их безопасность и благополучие.
— Это верно, — Лукеллес оглядел своих подданных, — О близких надо заботиться. И какую же службу вы мне сослужите, граф?
Глаза у торгаша хитро сверкнули, и это еще раз напомнило Эйдену, в какую опасную игру он ввязывается.
— Любую, Ваше Высочество, — С готовностью отозвался он, — Я — человек военный, и способен принять командование…
— У Кастиллонов вы были комендантом… — Задумчиво протянул Лукеллес, — Но я ловлю вас на слове. Вы пообещали мне любую службу…
Он переглянулся с Фаделом, на что тот слегка ухмыльнулся. Все, что сейчас скажет торгаш, было продумано заранее — в этом Эйден не сомневался.
— Вы займетесь преступниками, — Лукеллес снисходительно посмотрел на него, — Предателями, изменниками… Подобная работа требует хорошей выдержки, а она у вас, непременно, имеется.
“Он хочет сделать меня палачом!” — мысленно воскликнул Эйден. Он предвидел нечто подобное и знал, что Лукеллес любым способом захочет его унизить. Придется принять и это.
— Карать виновных — непростая работа, но вы справитесь, граф, — Вступил в разговор Фадел, — Я в этом не сомневаюсь.
— Можете приступать хоть сегодня, — Махнул толстой рукой Лукеллес, — Мне от изменников не нужно ничего, кроме признания и своевременной смерти, — Он засмеялся, и Фадел с несколькими графами его поддержали.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — Эйден склонил голову и поднялся с колена.
— Можете быть свободны, граф, — Лукеллес выглядел так, словно ему смертельно надоело общество и Эйдена, и всех остальных, кто присутствовал в зале советов.
Развернувшись, Эйден поймал взглядом фигуру Ферингрея, что застыла возле высоких двустворчатых дверей. Боль острыми иглами вонзилась в виски, и мужчине пришлось на мгновение зажмуриться, ожидая, когда приступ чуть отпустит.
Окончательно пришел в себя он только в коридоре. Здесь было прохладно и темно — где-то вдалеке горел один факел, но сейчас Эйден и не хотел видеть свет. За ним тенями следовали двое гвардейцев, приставленных за тем, чтобы следить за каждым его шагом.
Эйден не ушел далеко — он остановился у раскрытого окна, когда его приметил вышедший из зала советов вместе с остальными Галор Реннес. Миловидный круглолицый банкир топал прямо к нему, и Эйден не нашел способа избежать наигранно-доброжелательной беседы.
— Как же хорошо, что вы снова с нами! — Широко развел руки, словно для объятий, Галор. Эйден даже не шелохнулся — он все так же стоял, опираясь плечом о стену, — Я уже начал переживать за вас…
— Как видите, все в порядке, — Нехотя отозвался Эйден, не отрывая взгляда от унылого осеннего вида за окном.
— Ну, все-таки я бы так не сказал, — Галор подошел ближе и понизил голос, — Моим советом вы все же не воспользовались. Вы бледны и заметно похудели. Это нехорошо… Вам следует поберечь себя.
— Это лишнее, господин Реннес. Здоровье меня больше не беспокоит, — Солгал Эйден.
— Не лукавьте, граф, — Мягко улыбнулся Галор, хватая Эйдена под локоть, — Вы совершенно не умеете врать. Признаться, именно это мне в вас и нравится.
Эйден заметил, что банкир незаметно уводит его в сторону от стражников. Галор, вроде бы, и топтался на месте, но все-таки постепенно отдалялся, делая вид, что внимательно изучает вид, открывающийся из окон. Когда глава банковской гильдии наконец решил, что гвардейцы не смогут расслышать их разговор, он вкрадчиво сообщил:
— Не думайте, что вам поверили. Король — вместе с Фаделом — просто решили поиграть вами. Вам следовало бы опасаться их, а не лезть в самое пекло.
Эйден с наигранным удивлением отстранился:
— Не понимаю, о чем вы. Я был вполне искренен с Его Величеством.
На мгновение Галор показался Эйдену потрясенным до глубины души. Его словно возмутило то, что собеседник не выложил ему все, будто давнему другу. “Ты такая же крыса и предатель, как все они” — подумал граф. Такие люди, как Галор, не знают чести и верности — они просто бегут туда, где им не подпортят шкуру.
Но всего спустя секунду лицо Реннеса переменилось так, что Эйден даже усомнился — а не показалось ли ему то, что он только что видел? Теперь по лицу Галора расплывалась хитренькая улыбка. Склонив голову, он пристально посмотрел на собеседника:
— Полагаю, так же искренен, как сейчас со мной?
Эйден ответил ему самодостаточной улыбкой:
— Несомненно.
Галор покосился на что-то за спиной у Эйдена и, окончательно понизив голос, сказал:
— Вы мне очень симпатичны, Эйден. И я не хотел бы, чтобы ваша неосторожность погубила вас. Будьте осмотрительней.
Тут-то и сам граф услышал за своей спиной тяжелые шаги. К нему неумолимо, как потоп, приближался Фадел, всем своим видом выражающий невероятное удовлетворение.
— Ну что, граф, готов приступить к обязанностям?
Перспектива выбивать признания из преступников в присутствии этой мрази ни капельки не прельщала, но судьба не оставила Эйдену выбора. Оправив простой светский камзол, что сидел чуть свободней, чем следовало, он с готовностью кивнул, и Фадел взмахом руки велел мужчине следовать за ним.
Галор остался там, где стоял, но отдаляясь, Эйден чувствовал, как его взгляд буквально прожигает ему спину.
*
Казалось, они с Тейвоном допрашивали здесь напавшего на Ремору наемника вечность назад. Эйден шел вслед за Фаделом по вонючему сырому коридору подземелья, и мысленно пытался вернуться в тот день. Сейчас он многое бы сделал по-другому. И уж точно бы не допустил всего, что теперь творилось в Кирации.
Эйден часто ощущал, как чувство вины грозится его раздавить. И это началось даже не сейчас — впервые он почувствовал это, когда один за другим умирали его братья, но сейчас, когда вина, лежащая на его плечах, смешалась еще и с ответственностью, это стало и вовсе невыносимо. Он был слишком слаб, чтобы тащить эту ношу в одиночку.
Но Фадел шел вперед, туда, где Эйдена ждало очередное унижение и то, чего он делать совершенно не желал. Нет, граф и раньше проводил допросы с пристрастием — это даже можно было назвать пытками — но он никогда не применял их к невинным. А сейчас Лукеллес признавал изменником только за то, что этот человек поддерживал законного короля. Тейвона.
Сегодняшняя пытка станет пыткой и для него. “Это ради нас, — напоминал Эйден самому себе, — ради Реморы и Тейвона. Ради смерти этого ублюдка Лукеллеса. Ты должен выдержать. Должен уничтожить их изнутри!”
Он не верил ни единому своему слову.
— Король запретил миловать изменников, — По пути разъяснял Фадел, — Даже если они станут клясться ему в верности. Хотя обычно они этого не делают.
— Какие сведения я должен от него получить? — Сухим голосом спросил Эйден.
— Любые. Чем больше, тем лучше. В идеале, конечно, это информация о других изменниках. В случае с нашим узником это самое важное…
Эйден покорно кивнул и шагнул в открытую дверь камеры. Еще мгновение назад он был готов немедленно приступить к дознанию, но теперь не мог сдвинуться с места.
К стене был по рукам и ногам прикован цепями Престон.