Перед глазами до сих пор стояла кровь. Это сейчас было страшно, а в тот момент Ремора всего лишь удивилась — как ему удалось миновать такое количество охраны?
С каждой секундой, пока она жалась к стене своей гостиной и смотрела на затянутую в серую орденскую рясу спину лекаря, становилось все страшнее — приходило осознание, что она была на волоске от смерти, что еще немного — и Тейвон бы остался один.
Не успей Ферингрей вовремя, на одного ветувьяра стало бы меньше, а безумный камарил, которого едва угомонило пятеро гвардцейцев, стал бы знаменит на весь Оствэйк.
— Как он, брат Дарис? — Принцесса шагнула к монаху, согнувшемуся над креслом с бесчувственным Ферингреем.
А ведь Ремора даже не сразу заметила, как короткий клинок, выскользнувший из рукава безумца, полоснул по капитану, так отчаянно ее защищавшему.
— Это обморок. Рану я обработал. Пару недель покоя — и, даст бог, все будет в порядке.
С этими словами монах откупорил какую то склянку и сунул под нос раненому. Ферингрей дернулся, распахнул глаза, и непривычное расслабленное выражение лица вновь сменилось сосредоточенным и напряженным.
— Ваше Высочество, — Капитан рванулся, чтобы встать, но принцесса осадила его жестом.
— Со мной все в порядке. А вот вам следует отлежаться.
Монах незаметно откланялся и ушел, необычайно бледный Ферингрей проводил его взглядом и вновь попытался подняться на ноги:
— Я должен доложить Его Величеству и коменданту.
— Его Величеству доложу я, — Отрезала Ремора, отходя к окну. На улице было тихо, словно никто еще не знал, что несколько минут назад могло случиться непоправимое…
А сердце, оказывается, все еще стучало в груди быстрее обычного — надо же, а она уже стала думать, что разучилась бояться! Двадцать лет назад это чувство казалось естественным, необходимым, а теперь… стало лишним.
Ферингрей за спиной все же поднялся — ну что за человек!? Не хватало еще, чтобы бедняга рухнул в обморок прямо здесь. Повязка туго стягивала его раненую левую руку, и ему явно нужно было отлежаться хотя бы денек, чтобы не ухудшить свое состояние.
Ремора развернулась как раз в тот момент, когда дверь покоев распахнулась, и в комнату влетел мертвенно-бледный и при этом запыхавшийся Эйден. Круглыми от испуга глазами он оглядывал помещение, надолго замерев взглядом на принцессе.
— Господин комендант, — Рванулся к нему шатающийся на нетвердых ногах Ферингрей, — Я должен доложить…
— Ваше Высочество, — В таких знакомых карих глазах плескалась едва сдерживаемая тревога. Еще секунда, и он бросился бы к ней, словно мать к испуганному младенцу.
— Я в порядке, — Отмахнулась она, — А вот капитан — нет. Ему нужен отдых. Если бы не Ферингрей, неизвестно, чем бы все закончилось…
На мгновение потупив голову, Эйден уставился на капитана королевской охраны. Ремора не могла найти причину прохладных отношений между этими двоими, но факт оставался фактом — они друг друга недолюбливали, возможно, даже из-за сходства характеров.
— Спасибо за то, что успели вовремя, — Так, будто слова жгли ему язык, выговорил Эйден.
— Это моя работа, господин комендант, — Сухо ответил Ферингрей.
Чуть приоткрытая дверь вновь распахнулась, шарахнула о стену, и в комнату буквально вломился Тейвон в своем привычном бордовом камзоле и высоких сапогах.
— Где этот мерзавец!? — Требовал брат, обшаривая покои сестры глазами, так же, как минуту назад это делал Эйден, — Ремора..?
— Со мной все нормально, — Качнула головой принцесса.
— Он уже должен быть в темнице, — Отчитался Ферингрей, — Если ничего не произошло…
— А что-то могло произойти? — Казалось, еще немного, и брат начнет метать молнии. Обыкновенно бледные, его щеки раскраснелись от ярости, а между бровей пролегла глубокая морщина.
— Он был необычайно… буйным, — С трудом подобрал слово капитан, — Впрочем, именно это и не позволило его замыслам увенчаться успехом. Мои люди справятся, я почти в этом уверен.
— Почти!? Чарльз, дело серьезное! — Тейвон никак не мог успокоиться, и Ремора его понимала — она вела бы себя еще хуже, если бы подобная опасность грозила ему, — У тебя камарил проник в замок, а ты не уверен, что твои люди смогут его удержать?
— Ваше Величество, — Ферингрей поднял твердый взгляд на брата, — Насколько мне известно, камарилы себя так не ведут.
— То есть, ты хочешь сказать, что… — Начал Эйден.
— Что, возможно, он никакой не камарил, — Чарльз встретил озадаченный взгляд коменданта с ледяным спокойствием, — А лишь псих, им прикидывающийся.
Обычно Ремора позволяла брату разбираться в подобных проблемах самому, но сейчас это дело напрямую касалось и ее самой, поэтому принцесса сочла необходимым вмешаться:
— Капитан Феринрей прав. Убийца вел себя странно… для камарила.
Говоря проще, наемник, проникший к ней в комнаты, был истинным безумцем и, скорее всего, самоубийцей. Он кричал и громил все на своем пути, хотя по навыкам и ловкости действительно не уступал лучшим из эделосских убийц. Вот только камарилы, как воры, всегда бесшумны и аккуратны, они бы ни за что не стали привлекать к себе внимание.
— Нам нужно знать наверняка, — Тряхнул рыжеватыми волосами Ферингрей, — Этот псих может быть повинен и в убийстве леди Ингерды.
— Я хочу знать, камарил ли он, — Отчеканил уставившийся в стену Тейвон.
Пошарив глазами по комнате, Эйден пристроился на краю стола, сложив руки на груди:
— Я лично проведу допрос. С пристрастием.
— Он может не сознаться. Это ничего не даст, — Возразил Тейвон.
— Есть идеи?
— Одна, — Ухмыльнулся Тейвон. Это уже не предвещало ничего хорошего, — Но вам троим она не понравится.
*
— Он может сдержаться. Мы не знаем, чего ждать от этого психа, — Эйден ходил по комнате от стены к стене, это начинало раздражать. Каждый его шаг отражался от голых каменных стен гулким эхом.
— Камарил? Сдержаться, почуяв ветувьяра? — Едва не рассмеялся Тейвон, — Ты сам-то себя слышишь?
Уже минут десять Тейвону казалось, что он разговаривает не с другом, а со стеной. Вот с этой самой — сырой и каменной, подземельной. Даже ей необходимость этого риска доказать было проще.
Чарльз Ферингрей не проронил за время всего разговора почти ни слова — во-первых, при Эйдене он и вовсе высовываться не любил, а во-вторых (Тейвон чувствовал это всеми фибрами души) он единственный был согласен с королем.
Ремора же подняла такую истерику, что ее пришлось оставить в покоях — иначе на ушах от женского крика стояло бы все подземелье. Ее страх за единственного братца тоже был объясним и понятен, но сидеть на месте, трусливо поджав хвост и гадать, шныряют ли по твоей столице камарилы, Тейвон не собирался из одной только гордости.
А еще из-за Джеррета, который собственными руками бы снес этому уроду башку с плеч, не боясь при этом по неосторожности поцарапать личико. Меньше всего на свете Тейвон хотел выглядеть в глазах людей трусливей своего ветувьяра.
— Все что угодно может пойти не так, — Эйден уперся руками в старую затертую столешницу.
Подземельная комнатушка с горящим факелом, запахом сырости, плесенью и одним-единственным столом, конечно, угнетала, но все же не так, как Эйден со своим кудахтаньем. Шаркнув сапогом по каменному полу, Тейвон вытянулся на стуле и прижался к спинке, после чего откровенно пожилой предмет мебели жалобно скрипнул.
— Вы с Чарльзом будете рядом. И это помимо кучи гвардейцев. Да и я сам что ли беспомощный младенец!?
— Мало ли какой козырь есть у него в рукаве… Эти твари знают древнекирацийский не хуже вас! — Парировал Эйден.
— Сегодня этот мерзавец чуть не прикончил Ремору… И это почти сразу после Ингерды! Я должен знать, камарил он или нет!
— И как ты это себе представляешь? — Устало потер переносицу друг, — Ты заявишься к нему в камеру под видом Геллиуса, и что дальше?
— Камарилов натаскивают ничуть не хуже охотничьих собак, — Тейвон покрутил кольцо на пальце, — Он сразу поймет, что я никакой не Геллиус, и выдаст себя. Он попытается убить меня любым способом, и тут на подхвате будете вы.
Поговаривали, что перед тем, как вступить в орден, камарилы и вовсе проходят какой-то обряд, при котором с их кровью с помощью древних молитв делают что-то, чтобы она усиливала их сердцебиение при виде ветувьяра. Помимо этого, камарилы начинали по-настоящему звереть, когда враг оказывался в досягаемости.
— Бред, — Процедил Эйден, — С тем же успехом он может захотеть убить и Геллиуса.
— Вот только реакция будет другой, — Хмыкнул Тейвон, — При виде ветувьяров камарилы перестают быть людьми. Вы это сразу поймете, если увидите.
— Мы теряем время, — Вмешался стоящий у мизерного окошка, что было под самым потолком, Ферингрей.
— Действительно, — Тейвон требовательно уставился на друга, — Нужно попробовать, Эйден! С каких пор ты стал таким… осторожным?
— С тех пор, как один ветувьяр стал моим лучшим другом, а другой…
— Ради Реморы, Эйден…
Словно не выдержав столкновения их взглядов, друг отошел от стола:
— Только попробуй полезть на рожон… Я сам тебя прикончу.
*
Из-под капюшона открывался не самый широкий обзор — Тейвон видел лишь то, что находилось у него под ногами и изредка то, что было перед самым носом, все остальное было скрыто от его глаз тяжелой черной тканью. Кисти рук, занятые гладкими бусинами четок, прятались под длинными, почти до колен, рукавами, балахонистое одеяние лишь слегка было подхвачено поясом, но движения сковывало неимоверно — ноги путались в подоле, тянущемуся по полу и норовящему за что-нибудь зацепиться.
А ведь помимо того, чтобы держать голову опущенной и медленно плестись со смиренным видом вслед за гвардейцами, Тейвону приходилось сжиматься всем телом, нарочно сутулиться, чтобы выглядеть меньше, чем он был на самом деле.
— Кажется, наш Геллиус перестал поститься, — Осмеял его Эйден, увидев друга в образе главы ордена.
— Ты не придирайся, — Осадил наглеца Тейвон, — Если этот мерзавец его и видел, то только издалека. Главное — волосы и балахон на месте.
И если с волосами проблемы не было, то балахон с каждой минутой раздражал все сильнее. И как Геллиус ходит в нем всю жизнь?
Как-то исхитрившись выглянуть из-под капюшона, Тейвон поймал обеспокоенный взгляд идущего рядом Эйдена и тут же отвернулся. В то, что их план может пойти прахом, верить не хотелось, а потому король настойчиво гнал от себя все подобные мысли.
Он давно не бывал в подземелье и уже успел забыть, как здесь сыро и зябко, как коптят факелы на каменных заплесневелых стенах, как отдается эхом стук капель по полу и как тяжело дышится этим гадким спертым воздухом. Отсюда хотелось если не сбежать, то хотя бы выйти, но предстояло потерпеть, да еще и глядя в глаза той твари, которая убьет тебя, не задумавшись, просто за то, что ты не такой, как она.
Гвардейцы медленно открыли тяжелую деревянную дверь камеры, укрепленную решеткой, и в тесную затхлую комнату тут же шмыгнул Эйден, держащий руку на эфесе шпаги. С нарочитой медлительностью Тейвон двинулся за ним, не забывая перебирать пальцами бусины четок.
В камере воняло еще хуже, чем в коридоре — к запаху сырости добавилась еще и настойчивая вонь блевотины, Тейвон поморщился и окинул помещение взглядом, насколько это мог позволить ненавистный капюшон.
Здесь не было ничего, кроме отсыревшего тюфяка на полу и отхожего ведра в углу, но камера все равно казалась тесной, словно гроб. И еще теснее ее делал человек, что сидел на полу, закованный в цепи, но при этом совершенно свободный в своих словах и взглядах. Он не сводил с Эйдена пылающих ненавистью глаз, избитое лицо перекосилось в хищной ухмылке.
— Надо же! Быстро вы явились, — На кирацийском он говорил без малейшего акцента, — Еще и этого… еретика с собой притащили.
Тейвон не просто заметил на себе взгляд Эйдена, он его почувствовал. А вот предполагаемый камарил явно не ощущал ничего подозрительного — что ж, подойдем ближе.
— Разве может говорить о ереси человек, помысливший убийство? — Тейвон сделал шаг вперед. Фраза получилась невнятной и корявой, тихий возвышенный голос — еще хуже, но вряд ли этот псих вообще его слушал.
Недо-камарил шарахнулся назад, словно побитый пес, звякнули цепи, а Тейвон почувствовал за спиной настороженное движение Эйдена — как наседка с цыплятами, ей-богу!
— Поднимите его, — Приказал друг гвардейцам. Тейвон на мгновение обернулся и заметил, что у стены уже стоял Ферингрей. Капитан королевской охраны готов был сожрать узника одними глазами, но злости не выказывал.
Двое солдат подхватили психа под локти и подняли на ноги, Эйден вышел вперед, все еще придерживая рукой шпагу.
— Я буду задавать тебе вопросы. Ты будешь отвечать. Честно отвечать, — Друг буквально выплевывал слова ему прямо в лицо.
— Хер тебе, урод зубатый! — Псих плюнул Эйдену под ноги, — И еретику твоему. И этому, — Он перевел взгляд на Чарльза, — ублюдку!
— Значит, мы поговорим по-другому, — Эйден улыбнулся, с гордостью обнажив перед психом свои выдающиеся зубы, — Дакен, начни беседу!
“Беседу” начинали известным способом: один удар в челюсть, дальше — как пойдет, вот и этого дружка не обделили. Дакен, глуповатый на вид мужик, больше похожий на огромную гору с ручищами толщиной в ногу Тейвона, сработал аккуратно и быстро, и вот уже псих отплевывался кровью, трусливо потупив взгляд.
— Кто ты такой, мразь!? — Эйден чуть нагнулся к уху узника, не переставая при этом улыбаться.
— Тот, кто убивает двуликих демонов, которым ты служишь, — Выдохнул псих, отчаянно напоминающий животное — кровавая слюна стекает по подбородку, под глазом набухает синяк, глаза сверкают, словно от бешенства, — А этот — их создает!
Тейвон не сразу понял, что узник смотрит на него, но необходимость попробовать еще раз почуял сразу.
— Камарил, значит, — Тейвон сделал еще шаг, вновь опередив Эйдена.
— Да, крыса ты церковная! — Рыкнул псих, дернувшись в руках гвардейцев. Вот только у Дакена не подергаешься — пара секунд, и узник получает щедрый удар под дых, такой, что свалил бы психа с ног, не держи его второй гвардеец.
Тейвон урвал момент, чтобы заглянуть в глаза наемника и, чему он уже не удивился, ничего в них не увидеть. Псих перед ним не был камарилом, хоть и пытался доказать обратное — ветувьяр стоял в шаге от него, а этот идиот, мало того, что не бился в конвульсиях необузданной агрессии, так и вовсе принимал его за Геллиуса.
Настоящие камарилы реагируют на ветувьяров иначе, и эту реакцию не спутать ни с чем. Тейвону хватило нескольких мгновений, чтобы запомнить ее на всю жизнь и до сих пор видеть в кошмарах. Убийцы из ордена Истинного Лика превращаются в монстров, стоит им только почуять ветувьяра — их глаза расширяются, зрачки сужаются, кожа краснеет, а изо рта идет чуть ли не пена, и управлять этим они неспособны. Камарилы совершенно теряют разум, если где-то поблизости находится ветувьяр.
Этот же экземпляр разум явно не терял, хоть и терять там было почти нечего.
— Как ты пробрался в покои принцессы? — Дождавшись, когда Тейвон отступит на шаг назад, спросил Эйден.
— Не твое собачье дело, комендант, — Откашлявшись, бросил псих.
На этот раз уже сам Эйден не стал сдерживаться — его кулак врезался прямо в нос фальшивому камарилу, что-то противно хрустнуло, узник закряхтел и вновь сплюнул на пол:
— Все равно она сдохнет. И ее сраный братец тоже. Великий Нэриус до них доберется!
Говорить и выглядеть как сумасшедший у узника получалось неплохо, но что если при этом он говорил что-то, в чем был смысл? Не успел Тейвон сформулировать вопрос, как узнику под дых вновь прилетел кулак.
— Сколько камарилов в Анкалене!? Говори, мразь!
— Понятия не имею, — Еще немного, и психа вывернет наизнанку прямо под ноги Эйдену. На его месте Тейвон бы отошел, чтобы не запачкать сапоги в блевотине.
— Капитан, — Друг повернулся к Ферингрею, со стеклянным взглядом наблюдающему за происходящим, — Принесите приборы. А то беседа получается бессмысленной…
Не сказать, что Тейвон любил смотреть на пытки, но двадцать лет назад жизнь заставила его налюбоваться на все, что только могли сотворить с изменниками причудливые орудия или, как Эйден изволил выразиться, “приборы”.
— Ваше Святейшество, — Друг повернулся, заглянув Тейвону в глаза, — Не желаете ли удалиться?
— Нет, сын мой. Я пройду этот путь до конца, — Заявил он, расслабляя напряженные до этого плечи. Роль Геллиуса откровенно надоедала, да и играть ее оказалось не так просто, особенно, если ты не такой праведный и не такой тощий, как он.
Ферингрей вернулся с деревянным ящичком в руках через считанные минуты. По приказу Эйдена его вручили одному из торчащих у двери гвардейцев уже в открытом виде, и друг тут же отыскал среди прочих инструментов памятные Тейвону железные щипцы.
— Надеюсь, теперь наш разговор пойдет поживее, — Сверкнул зубами Эйден, — Держите руку…
Тейвон ни за что бы не подумал, что друг умеет так ловко управляться с орудиями пыток — вот что значит, будучи ветувьяром, постоянно пропадать из жизни своих друзей, становясь другим человеком! Подцепив щипцами ноготь узника, Эйден, даже не моргнув глазом, дернул их на себя.
Нечеловеческий крик резанул по ушам, заставив Тейвона поморщиться. Эйден отбросил на пол маленькую окровавленную пластинку, пока узник рядом с ним вопил от боли. Кровь капала на и без того загаженный пол, псих извивался в руках гвардейцев, обливаясь слезами и выплевывая какие-то оскорбления.
Цепкими пальцами Эйден обхватил его за подбородок и повернул к себе:
— Еще раз: как ты пробрался в замок, мразь!?
На мгновение в безумном и затуманенном болью взгляде узника что-то прояснилось, губы разомкнулись, но с них не сорвалось ни звука. Голова психа безвольно свесилась на грудь, кажется, чтобы окончательно вывести Эйдена из себя.
Друг отвесил психу звонкую пощечину, но узник не отреагировал.
— Эй, чего это с ним? — Удивился Дакен, потрясывая обмякшее тело в руках.
— Вырубился, кажись, — Ответил ему второй гвардеец.
Вновь подняв голову узника к себе, Эйден зашипел от отвращения, поспешно вытирая пальцы, испачканные в пене, что лилась изо рта психа.
— Отпустите его, — Приказал он.
Гвардейцы опустили обмякшее тело прямо на пол, и Тейвон, не сдержавшись нагнулся к нему. Узник определенно был без сознания, но из глотки его доносились какие-то хрипы и порывистые вдохи, пена залила всю рожу, а тело резко задергалось, словно в конвульсиях.
— Он не жилец, — Бросил Ферингрей.
Содрогаясь всем телом, псих издал последний хрип и окончательно затих. Тейвон поднялся на ноги, зачем-то ткнув бездыханное тело сапогом.
— Что это с ним? — Не выдержал он.
— Похоже на яд, — Буркнул Эйден, возвращая щипцы в открытый ящик, — Какой — еще предстоит выяснить.
Разобравшись с инструментами, друг приказал гвардейцам вызвать лекаря и потом прислать его к нему с подробным отчетом о причинах смерти. Из камеры Тейвон вышел первым, поразившись тому, какой все-таки свежий воздух был в коридоре.
Прижавшись спиной к холодной стене, он стащил с головы опостылевший капюшон и глянул на вышедшего следом Эйдена. Друг казался не просто невозмутимым — каменно спокойным, словно не он сейчас вырывал ногти и не у него на глазах этот псих окочурился от неизвестного яда.
— Ну что, твои выводы? — Поинтересовался Эйден.
— Он не камарил, — Выдохнул Тейвон, сминая в руке четки, — Камарил бы на меня отреагировал.
— Но он явно считал себя камарилом, — Присоединился Ферингрей, — Особенно, когда нападал на Ремору.
— Он явно не один. Есть кто-то еще. Кто-то, кто им командует. И тот, кто отравил его, чтобы идиот не наговорил лишнего, — Предположил Тейвон, радуясь, что к нему вернулась способность внятно мыслить.
— И тот, кто внушил ему, что он — камарил, — Закончил Эйден.
Не желая больше оставаться в этом подземелье, Тейвон стремительно зашагал по коридору, проклиная свой балахон, путающийся в ногах. Эйден все это время шел следом, но заговорил только наверху:
— Не знаю, заметил ли ты, но когда я стал его пытать, он что-то бормотал…
— Простим ему это, — Усмехнулся Тейвон, — Посмотрел бы я на тебя, если б тебе ногти вырывали! Вряд ли ты бы молчал…
— Я не об этом, — Эйден вновь был невероятно серьезен. Интересно, это из-за Реморы? — Он ругался по-кирацийски. Странновато для эделоссца, не думаешь?