Мы живем не в стремлении обрести покой после смерти. Мы лишь ищем пути, как добиться Его благоволения, дабы дозволено было нам познать Пустоту.
Никто. Записи служителей запретного культа
Следующие несколько часов их жизни смешались в мелькавшие темные силуэты деревьев и безумную боль в легких. Они бежали без остановок, задыхаясь и спотыкаясь о корни деревьев, но продолжая свою сумасшедшую гонку из последних сил. У них не было времени прислушиваться к своим телам, погоня могла в любой момент напасть на их след. Десятки альвов, как тараканы, врассыпную бросились в лес после освобождения, но это не давало друзьям даже слабой надежды на то, что разъяренные ксоло не выберут своей жертвой именно их троицу. Ифритов и псов было достаточно, чтобы поймать большинство рабов. Их могла остановить лишь темная ночь и коварные овраги, в которых легко можно было переломать себе ноги.
Ночь была прохладной. Пар вырывался из легких беглецов при каждом выдохе, белым облаком замирая в воздухе и через мгновение рассеиваясь в темноте. Спутники все время оборачивались и прислушивались, больше всего на свете боясь уловить за спиной вибрирующий вой ксоло, учуявших след. Хетай-ра хорошо ориентировались в темноте, легко находя тропы среди гор валежника и помогая профессору переступать через поваленные деревья и спускаться в низины.
Они бежали без отдыха достаточно давно, но ночь все не заканчивалась, горизонт даже не думал окрашиваться в светлые тона, словно это был дурной сон, который не собирался прекращаться. Аш разорвал свои единственные сапоги о корни деревьев и бежал босиком — ступни его были ободраны, а пальцы постоянно сбивались о попадавшиеся под ноги палки и камни. В какой-то момент Манс резко остановился у дерева, прильнув к нему всем телом и шумно пытаясь отдышаться. Лантея сразу же схватила брата за руку и дернула:
— Нельзя отдыхать! Бежим дальше!
— Стой!
— Что такое? — Девушка обхватила ладонями мокрое лицо юноши. — Тебе плохо?
Ашарх, радуясь минутному перерыву, наклонился и уперся ладонями в колени, пытаясь унять жгучую боль в груди. Никогда в жизни он не бегал так долго и так быстро. Во рту стоял солоноватый привкус, а сердце колотилось настолько сильно, что в глазах темнело.
— Нет. — Манс все не мог привести дыхание в норму и хрипел. — Нужно сбить след.
— О чем ты? — Лантея и сама бежала предыдущий час из последних сил и теперь едва могла говорить.
— Псы. Ксоло. Они будут искать по запаху. Нам нужно оставить ложный след.
Манс проговорил это скороговоркой, попутно стягивая свою единственную рубаху, пропитанную старой кровью от зажившей на руке царапины и покрытую пятнами пота. Профессор тоже пожертвовал изорванную тунику, оставаясь, как и юноша, лишь в брюках и потрепанном дорожном плаще. Холодный воздух мгновенно остудил разгоряченную кожу, из-за чего мурашки пробежали по спине Ашарха, но он был даже рад этой свежести. Лантее нечего было отдать из одежды, она лишь сдернула с ладоней засаленные повязки, которые защищали ее руки от мозолей на галерах.
— Ждите здесь. Я сейчас.
Юноша подхватил груду вещей и, прижимая их к себе, быстро скрылся в темноте леса. Его не было всего несколько минут, Аш и Лантея едва успели дать отдых гудевшим ногам.
— Если они пойдут за нами, то это должно будет сбить их на время, — тяжело дыша проговорил Манс по возвращении. — Я оставил вещи на ветках, чтобы ветер разносил запах как можно дальше.
Никто из друзей не рассчитывал на чудо. Если ксоло действительно отправили в погоню, то вряд ли бы их остановили подобного рода хитрости. Эти псы были прирожденными убийцами и охотниками, и лишь кровожадные дети Азумы могли подчинить их себе. Безжалостные хищники, которые нашли родственные души, — таких же смертоносных созданий, как и они сами.
Безумная гонка со смертью продолжилась. Вся жизнь этой троицы превратилась в калейдоскоп оврагов, сопок и веток деревьев. Воздух свистел в ушах, а кровь расплавленным металлом кипела в жилах, мешая думать о чем-то другом, кроме этой изнуряющей гонки. Ноги давно уже не слушались, они одеревенели и просто повторяли одни и те же движения как заведенные. И каждый из друзей понимал, что стоит остановиться хоть на мгновение, как икры сведет жесточайшая судорога, а колени просто подкосятся. Именно поэтому они продолжали бежать, продолжали терзать себя.
Изначально сильно поредевший отряд старался придерживаться строго восточного направления, но в какой-то момент, взглянув на небо, они поняли, что уже давно бегут на северо-восток. К сожалению, профессор в такой суматохе не мог точно вспомнить расположение всех границ и городов тех ифритских округов, рядом с которыми они в этот момент находились. Он знал, что рано или поздно они окажутся в округе Си Харук, но пока они не убедятся в отсутствии погони, было, в принципе, без разницы куда бежать. А когда им перестанет слышаться за спиной призрачное дыхание ксоло, то можно будет точнее определить свое местоположение.
Солнце вышло из-за горизонта, казалось, через целую вечность после того, как друзья сбежали из пещеры. В этих краях осень давно уже закончилась, световой день становился короче, а земля постепенно начинала готовиться к зиме. Лишь раз отряд остановился на пару минут, чтобы слизать с широких листьев лопуха кристальные капли росы. Измотанные путники сидели на коленях, жадно припав потрескавшимися губами к растениям и ловили языком маленькие драгоценные капли влаги. После этого скудного завтрака обессиленные беглецы уже не смогли продолжать гонку в прежнем темпе. Они двинулись дальше быстрым шагом, и каждый нашел для себя палку, на которую мог бы опираться.
— Нам нужна река, — первым за несколько часов заговорил Аш, из-за чего остальные вздрогнули.
— Да… Пить очень хочется, — тихо подтвердил Манс, не оборачиваясь.
— Не пить. По воде мы бы смогли уйти от собак без проблем. Вода бы сбила наш запах.
— За все время, что мы бежим по этим лесам, я ни разу не слышала журчание реки, — охрипшим голосом призналась Лантея, с усилием держась за найденную палку и прихрамывая.
— Нужно быть внимательнее, — со вздохом проговорил профессор. — А еще нужно отдохнуть. Чем меньше у нас сил, тем больше мы замедляемся.
— У нас есть фора. Нельзя ее потерять, — возразила девушка. — Будем идти, пока не упадем.
— Я лично уже. — Манс остановился у ближайшего дерева и тяжело облокотился на его низко висевшие ветви. — Аш прав, мы должны поспать хотя бы час.
Лантея недовольно поджала губы, но спорить не стала. У нее не было ни желания, ни энергии, чтобы что-то доказывать. Крошечный отряд осел на землю там же, где и стоял, словно марионеткам обрезали веревки, на которых они держались все это время. Друзья достали из карманов припасенные на черный день ломтики сушеного мяса и зачерствевшие кусочки хлеба: их было не так много, а теперь следовало поберечь и эти крохи, пока они не сумеют оторваться от погони. Тогда можно было бы позволить себе развести костер, поискать грибы и поохотиться на мелкую дичь. Но в этот момент они могли порадовать себя лишь старой жесткой кониной.
Нельзя было засыпать надолго, поэтому беглецам пришлось дремать сидя, опершись спиной на шершавую кору деревьев, а первый из проснувшихся обязан был разбудить и остальных. Однако уставшие тела диктовали свои правила, и когда Лантея нехотя выбралась из сладкого марева сна, то солнце уже практически добралось до середины неба. Ее спутники давно уже сползли на землю и, вытянувшись в струну, наслаждались желанным отдыхом. Они провели в небытии никак не меньше четырех часов, но зато ноги практически перестали болеть.
— Нас еще не нашли, может, все-таки погони не будет? — с надеждой спросил Манс после того, как отряд вновь двинулся в путь быстрым шагом, старясь держаться восточного направления.
— Думаешь, они просто пожмут плечами и останутся сидеть в пещере, когда минимум половина пленников успела сбежать вместе с нами? — с сомнением спросила Лантея.
— Сотня рабов, которые растворились в ночном лесу. — Юноша одной рукой пригладил свои отросшие белые волосы, сальными патлами спадавшие ему на лицо. — Их нелегко будет всех найти. А мы ведь уже далеко ушли.
— Альвы отлично ориентируются и бегают в лесу, — негромко вмешался в разговор профессор. — Плюс неплохо карабкаются по стволам. А наш отряд лишь видит в темноте… Даже несмотря на это, я думаю, что большую часть альвов успели поймать еще до того, как они даже на километр отбежали от пещеры. Скорее всего, ифриты разделились на небольшие группы и во всех направлениях обыскивают лес.
— Значит, высока вероятность, что они в любом случае рано или поздно на нас выйдут?
— Боюсь, что так. — Ашарх оперся на палку и вытащил небольшой камень, застрявший между пальцами его босой ноги. — Но группа вряд ли будет большой.
— Верно. Я тоже так думаю. — Лантея кивнула. — Если их будет трое или четверо, то у нас есть шансы справиться. Правда, задачу осложнят псы.
— Мне кажется, к каждой группе приставят не больше одного-двух ксоло. Их всего было около трех десятков в этом войске, часть останется в пещере. — Аш неожиданно помрачнел. — Да и Виек должен был значительно проредить их стаю перед смертью.
Весь отряд замолчал. Пока они бежали через ночной лес, мысли о самоотверженном Виеке отошли на задний план, но теперь профессор словно бы всколыхнул поверхность озера забвения, и все вспомнили о том, что их товарищ погиб страшной мучительной смертью, чтобы позволить пленникам сбежать.
— Ты знала, что он собирается сделать? — не своим голосом спросил Манс у сестры. По лицу юноши пробежала неясная тень. Это напоминание возродило и в душе Лантеи сомнения по поводу того, правильно ли они поступили. Как они могли оставить Виека умирать там? Разве жертвы Эрмины было недостаточно?
— Да, — призналась девушка, понижая голос и невольно замедляя шаг. — Он сам решил помочь нам и задержать собак. Я пыталась его отговорить, но он уже все продумал и не собирался отступать.
— Я не понимаю, какие мысли им могли руководить в тот момент, — признался профессор, отросшими ногтями почесывая свою грязную спутанную бороду. — Это весь самоубийство.
— Он лишился Эрмины, стал калекой и не видел больше будущего для себя, — произнесла Лантея. — Он был воином и предпочел умереть как воин — в бою, с оружием в руках.
— С оружием в руках?.. — прошептал себе под нос Ашарх. — Как же так вышло, что в этом мире хорошей считается смерть, где сильная и смелая душа гибнет на острие чужого клинка?
— Он лишь хотел, чтобы эти страдания наконец закончились. Наверное, я его понимаю, — неуверенно сказал Манс. — И я благодарен ему за эту жертву, которая нас спасла.
— Надеюсь, они с Эрминой встретились, — прикрыв глаза, тихо проговорила Лантея.
Через несколько часов, когда солнце еще высоко стояло над верхушками кряжистых тенистых деревьев, которыми так славились некоторые округа империи Ис, друзья сделали еще один короткий привал, чтобы собрать горсть клюквы. Они случайно вышли на небольшую болотистую полянку, покрытую густым мхом и низкими кустиками с алыми точками ягод. Кисловатая клюква на тот момент показалась голодным путешественникам слаще любого меда, они с наслаждением лопали во рту маленькие ягоды и сразу же принимались искать новые, стараясь заглушить терзавший их голод. Однако довольно скоро их прервал неожиданный приглушенный звук. Где-то очень далеко в лесу, за спинами беглецов, раздался надрывный собачий вой. Его невозможно было спутать с волчьим: этот был более злой и не такой мелодичный. Минимум несколько километров разделяли друзей и того ксоло, что не прекращал заливаться воем. Но как быстро это расстояние могло сократиться?
— Это погоня!.. — воскликнул Манс, широко распахивая глаза.
Лица товарищей побледнели мгновенно. Один безумный в своей взволнованности взгляд, и беглецы уже оказались на ногах, без сомнений побросав палки и ягоды. Они на пределе своих возможностей бросились в спасительную лесную чащу, не щадя больше ни свое тело, ни друг друга. В тот момент нельзя было останавливаться ни на секунду, иначе их бы настигла ужасная смерть или еще более ужасное рабство. Только чудо могло помочь им избежать преследования, обмануть ифритских псов и спастись. И началась сумасшедшая гонка в надежде на реку, которая собьет след, высокую сопку или даже топь — хоть на что-то!
Но час погони не принес с собой ничего, кроме бескрайних массивов леса и всепоглощающего страха.
Они выдохлись, дыхание сбилось, но друзьям нельзя было останавливаться. Дубы, ясени и вязы смазанными полосами пролетали перед их лицами, ноги сами перепрыгивали через ямы, а ветки кустарников так и норовили выцарапать глаза беглецам. И на их пути не было ничего, способного подарить желанное спасение. Уже не приходилось надеяться, что собачий вой им показался: он стал периодически раздаваться ближе и чаще. Ксоло явно почувствовал беглых рабов и спешил к ним изо всех сил своих мощных упругих лап. Даже без всадника пес мог оказаться серьезным противником в бою: никто из отряда не забыл, при каких ужасных обстоятельствах погибла Эрмина, как легко черный зверь впился своими клыками в ее голову. А вместе с вооруженным наездником эти кровожадные псы становились куда более опасными.
Когда троица выбежала на укромную широкую поляну, светлым промежутком возникшую между лесными чащами, за их спинами послышалось страшное предзнаменование конца. К ликующему собачьему вою присоединился еще один. И если первый раздавался практически в непосредственной близости, то второй явно пришел со стороны. Похоже, охоту удачливого ксоло поддержал один из его собратьев, бывший неподалеку и откликнувшийся на зов. А это означало, что для друзей ситуация становилась в несколько раз хуже.
Не успели они пересечь поляну и вновь скрыться за надежными стволами деревьев, как оба пса замолчали. Только что они не прекращали свой победный лай, следуя четко на запах беглецов, и вот, в одно мгновение все звуки затихли. Казалось, что даже лес, по которому еще металось слабое эхо собачьего воя, выжидательно замер. Птицы сидели на ветвях, начинавшие желтеть листья безвольно опустились, и даже ветер не смел тревожить своим дуновением лесную чащу. Лишь хриплое и учащенное дыхание троицы разрушало идиллию вязкой тишины. Они бежали и не оглядывались назад, боясь увидеть, что погоня уже совсем близко. И это было ошибкой.
Лишь когда из-за спин беглецов молнией вырвалась расплывчатая черная тень, на лету сбивая с ног Манса, обессиленно хромавшего чуть позади друзей, они осознали, что псы затихли, чтобы не выдать своего приближения. Собака не колебалась ни мгновения, моментально схватив свою добычу. Ксоло впился огромными клыками в живот юноши и протащил его еще пару метров по земле после столкновения. Манс успел издать лишь один короткий крик боли, а морда пса уже окрасилась кровью. Голодное животное упоенно вгрызалось во внутренности юноши.
— Нет! — Истошный вопль Лантеи вспугнул птиц, и над верхушками деревьев вспорхнули беспорядочные дикие стаи.
Она бросилась на помощь брату с пронзительным отчаянным криком. Ксоло наслаждался своей добычей, дурманящий запах крови заставил его на пару мгновений совершенно позабыть о том, что рядом были и другие беглецы, которых ему нужно было поймать. Поэтому удар Лантеи он пропустил. Девушка без сомнений пнула свирепого пса ногой прямо в нос, и тот, жалобно скуля, на секунду отстранился от добычи. Но именно этого времени хватило хетай-ра, чтобы одним резким движением всадить в бок ксоло стеклянный нож по самую рукоять. Лантея почувствовала внутри себя в тот момент такую силу, что никогда доселе не была подвластна ни смертным, ни богам. Если бы она захотела, то могла бы щелчком пальцев сокрушить горный хребет, уничтожить бескрайний лес одним выверенным ударом или же вспороть ножом брюхо огромного пса, в несколько раз превосходившего ее в размерах. Девушка со всей силы дернула оружие в сторону, и глубокая рана расползлась, обливая горячей кровью двух хетай-ра. Ксоло, оглушительно скуливший и визжавший, еще пару секунд сучил лапами, загребая когтями землю и разбрызгивая слюни, пока его темные глаза на окровавленной морде не остекленели.
Единственное, что не могла сделать Лантея в тот миг, так это помочь своему брату.
— Бог мой! Манс! Нет! Пожалуйста, нет! — Профессор, едва успевший понять, что произошло за эти короткие мгновения, подбежал к изувеченному другу и упал перед ним на колени.
Манс умирал. Умирал мучительно и быстро. Пес разорвал его живот и не оставил ни единого шанса на спасение. Рана была безобразной: кровь пропитала всю землю вокруг, а внутренние органы грозили выпасть наружу, если бы дрожавшая Лантея не держала их руками. Изо рта юноши безостановочно сочилась кровь, а его светлые глаза были полны боли и слез. Сложно было даже представить, какие ужасные страдания он испытывал в тот момент. На щеках сестры смешались ее собственные слезы и капли чужой крови, но ее это не волновало — девушка не сводила взгляд с брата, чьи черты лица резко заострились, а глаза ввалились и слабо блестели из-под полуприкрытых век. Ашарх сидел рядом на коленях и чувствовал, как его сердце разрывалось от отчаяния. Его друг в невообразимых мучениях умирал на его руках, и никто не мог бы это изменить. Манс неожиданно с большим трудом приподнял руку и слабо дотронулся до сестры. Он, едва шевеля окровавленными губами, почти неслышно шептал лишь одно слово:
— Добей…
Девушка заскулила совсем как ксоло, которого она убила минуту назад. Она замотала головой, не желая принимать последнюю просьбу брата. Слезы туманили ее взор, но Манс все шептал:
— Добей… Добей…
Его лицо внезапно исказила гримаса боли. Пальцы, которыми он едва касался сестры, с неожиданной силой впились ногтями в ее кожу. Из его глотки вырвался хриплый стон. Ашарх склонился над другом, поддерживая его голову, чтобы хетай-ра не захлебнулся кровью. Леденивший душу алый цвет был повсюду, и, казалось, что в тот миг не было на свете ничего более ужасного и отвратительного, чем вид этой багряной крови, вырывавшейся наружу.
— Прошу…
Жалобная мольба Манса, выплюнутая с кровью. И Лантея, практически не осознавая, что она делает, подняла с земли нож из зеленого стекла с навершием в виде головы орла. Подарок ее брата, который теперь должен был обратиться против него. Она трясущимися руками поставила клинок четко между третьим и четвертым ребром. И одним сильным ударом, не давая себе времени передумать, пронзила нежное и чистое сердце любимого брата.
Его глаза распахнулись шире, и Манс резко выдохнул воздух из легких вместе с кровавыми пузырями, которые так и застыли на его губах. И в лесной тишине повисло и медленно растворилось последнее слово, которое юноша с усилием вытолкнул из себя:
— Море…
Профессор мягко и осторожно закрыл веки своему умершему другу. Его бледное и исхудавшее за последнее время лицо казалось теперь восковой маской. У Ашарха не было сил кричать или биться в истерике, он лишь тихо отполз к ближайшему дереву и сел, облокотившись спиной на жесткую кору. В его душе словно оборвалась какая-то ниточка, без которой там стало удивительно пусто и холодно. И он сидел, потерянный, чувствуя, как непроизвольно из глаз капают соленые слезы, а сердце бьется в неровном ритме, словно не понимая, как теперь жить по-прежнему.
Лантея всхлипывала, неверяще ощупывая холодные руки своего умершего брата. Он лежал перед ней, такой печальный и совершенно безжизненный, хотя еще полчаса назад бежал рядом с сестрой по лесу, надеясь, что им удастся спастись от погони и начать новую яркую жизнь. Неужели он не заслужил быть счастливым? Неужели этот чистый юноша должен был умереть именно такой страшной смертью посреди дремучего леса в чужой ненавистной стране?
Она не стала доставать из груди Манса стеклянный нож. Теперь, после всего, девушка не смогла бы забрать его и каждый день смотреть на подарок брата, которым сама же его и убила. Она вытащила из своего кармана молитвенные песочные часы и крепко сжала стекло выпачканными в крови пальцами, смотря, как медленно пересыпается песок, отмеренный для молитвы.
— Ты отняла у меня всех. Тетю, маму, отца… Ты позволила разрушить мой дом, а после обернула против меня родную сестру. — Девушка не сводила взгляд с тонкой струйки песка и сосредоточенно шептала на родном языке укоризненные слова. — Эван’Лин, ты забрала всех моих товарищей по одному. Но тебе и этого было мало?.. Ты лишила меня единственного брата!
Лантея захлебнулась в сиплом крике и крепко зажмурилась, сглатывая застрявший в горле ком.
— Неужели это твоя хваленая божественная справедливость, Многоликая богиня?.. Если это так… То я отказываюсь ей подчиняться… Ты слышишь меня, беспощадная Матерь?! Я не смирюсь с твоей волей! Ты не сможешь больше никого у меня забрать!
Лишь выкрикнув последние роковые слова, девушка яростно разломила хрупкие стеклянные часы пополам, и из тонкого перешейка в подставленную ладонь высыпался мелкий желтый песок. Едва ли его было много, он лишь небольшой горсткой уместился в руке Лантеи, но она знала, как его применить правильно. Хетай-ра бережно сжала свое сокровище и поднялась на ноги.
— Последний раз я воспользуюсь твоим даром, богиня. И, клянусь, с этого дня никогда больше не буду я тебя чтить, Эван’Лин. Никогда.
Второй ксоло, который с некоторым опозданием следовал за первым собратом, появился из-за деревьев. Он действовал куда осторожнее и по широкой дуге обогнул девушку, напряженно примеривавшуюся к непривычному для нее катару и поэтому не сразу заметившую черную тень, скользившую меж стволов. А когда она своим чутким слухом уловила звук треснувшей под тяжелой лапой ветки, то уже ничего не успевала сделать. Ксоло без раздумий устремился к Ашарху, сидевшему на земле и пытавшемуся прийти в себя после всего произошедшего. Профессор испуганно вскрикнул и сумел лишь выставить перед собой ногу в надежде замедлить пса и защититься от его острых зубов.
Собака яростно вцепилась зубами в подставленную голень, и Аш задохнулся от крика и оглушающей боли. Но хетай-ра уже спешила на помощь.
— Kzheomon-shate, Ewan’Lin!
Она скороговоркой последний раз воззвала к своей отвергнутой богине, сжала одну руку у груди и создала небольшой шар из той горстки песка, что получила из разбитых часов. Магическое творение устремилось к черному зверю и тысячей песчинок впилось в оскаленную морду пса, ослепляя его и сдирая кожу. Ксоло зашелся в пронзительном скулеже и ловко отпрыгнул от профессора, дергая головой и пытаясь избавиться от боли. Но Лантея не позволила животному прийти в себя и сразу же последовала за ним, вгоняя в мясистый загривок лезвие катара, практически отрезая ксоло голову.
Вот только следом за псом из чащи леса показались два вооруженных ифрита — хозяева собак, едва поспевшие за своими питомцами. Девушка мгновенно на ходу встретила одного из них еще сохранявшим свою форму окровавленным песчаным шаром. К сожалению, после столкновения с ксоло заклинание уже было нестабильным, поэтому шар развалился практически сразу же, как только коснулся лица имперца. Но и этого хватило, чтобы временно дезориентировать противника, пока он вопил от боли и хватался за изуродованные щеки и рот.
Аш, только пришедший в себя после того, как его голень побывала в пасти у ксоло, попытался подняться, но у него это не вышло. Нога не слушалась, она кровоточила, и профессору казалось, что зубы собаки все еще терзали его плоть. Но даже поняв, что попытки встать бесполезны, Ашарх не терял надежды хоть как-нибудь помочь своей спутнице: он принялся бросать подвернувшиеся под руку камни и палки, целясь в имперцев.
Девушка была полна ярости, которая завладела ее телом и придавала силы и скорости. Она устремилась к ифриту, зажимающему кровоточившее лицо руками, и подсекла катаром сгиб под его коленом, подрезая сухожилия и обрушивая на землю массивное тело. Но из-за этого стремительного маневра Лантея оказалась слишком близко ко второму воину, который со всего размаха уже собирался обрушить одну из своих массивных секир прямо на голову хетай-ра. И только камень Аша, метко брошенный прямо в лицо ифриту, заставил солдата на секунду замереть от внезапной атаки, что дало Лантее время впиться клинком в открытый живот воина и вспороть его как бурдюк с водой. Густая кровь ручьем покидала тело ифрита. Оглушенный болью, он потрясенно выронил секиры, руками пытаясь закрыть широкую рану, но из нее уже вываливались склизкие кишки. Девушка хладнокровно и решительно всадила катар в шею имперца, обрывая его мучения. И после также бесстрастно перерезала глотку кричавшего и зажимавшего обезображенное лицо ифрита, которому подрезанные сухожилия мешали подняться с земли.
Лантея действовала словно прирожденный убийца, без колебаний и страха обрывая чужие жизни. Она орудовала катаром, как будто он являлся продолжением ее руки, хотя никогда до этого не касалась оружия такого типа. И на ее лице ни на мгновение не появилось сочувствия или брезгливости, лишь крепко сжатые губы и отрешенный взгляд говорили о том, что мысленно она пребывала совсем в иных измерения. В своих думах она была обращена к гибели несчастного брата, и девушке было уже совсем неважно, сколько ифритов или других созданий ей пришлось бы убить, чтобы заглушить в себе эту горечь потери.
Когда короткая схватка закончилась, Лантея не сразу пришла в себя. Она еще какое-то время стояла над трупами имперцев, попеременно сжимая и разжимая ладонь, удерживавшую окровавленный катар. Может быть, она прислушивалась к затихшему лесу, пытаясь понять, прибудет ли подкрепление к этим солдатам, а может, хетай-ра прислушивалась к самой себе, надеясь отыскать в собственной душе образ наивной девушки, грезившей созданием нового мира для своего народа. Но он растворился в крови всех тех, кого она убила на своем пути, и тех, кто умер на ее руках.
Приглушенный стон профессора вывел Лантею из задумчивости. У нее оставался единственный человек, которого она еще могла защитить и спасти от смерти. Нельзя было опускать руки, пока рядом с ней был последний дорогой друг, нуждавшийся в ее поддержке и помощи. Девушка собрала всю силу воли в кулак и занялась осмотром раны Ашарха.
— Кость он не задел. Но оторвал приличный кусок мышцы. — Хетай-ра резким движением разорвала штанину и коснулась края раны, из-за чего преподаватель дернулся и зашипел.
— Больно!
— Тут листья и земля налипли. Нужно их убрать. — Лантея быстрыми движениями принялась очищать ногу раненого. — Воды нет, поэтому я смогут лишь перевязать.
— А как быть с кровью? Она еще идет.
— Да, ты много потерял. Я наложу тугой компресс. Снимем его через полчаса.
— Хотя бы так. — Аш зажмурился и позволил спутнице оторванным от брючины куском перебинтовать голень.
Этот разговор казался каким-то нереальным, словно все происходило во сне. Измазанная чужой кровью хетай-ра с ничего не выражавшим лицом занималась ногой профессора, а за ее спиной лежали два изуродованных тела, два собачьих трупа и погибший брат.
— Ты подняться сможешь?
— Да. А вот идти не получится. Я уже пытался. Боюсь, мы теперь серьезно замедлимся.
— Это ничего. Не думаю, что за нами отправят еще один отряд. Ведь про смерть этих скорее всего никто даже не узнает. Но оставаться на месте все равно нельзя.
Лантея подошла к одному из деревьев и примерилась к его низким ветвям. Она повисла на суку и с усилием его отломала. Избавив ветку от лишних стеблей, хетай-ра вручила другу толстую рогатину, на которую ему предстояло опираться в ближайшее время.
— Наверное, нужно забрать ифритское оружие, — неуверенно предположил Аш и попытался подняться. Ему удалось это только с третьей попытки. Лицо его мгновенно побледнело из-за кровопотери, боли и приложенных усилий. Рогатина впилась в подмышку, и профессор, сильно пошатываясь, с трудом удержал равновесие.
Лантея тем временем быстро осмотрела ифритов. Из оружия она забрала себе лишь широкий нож с глубоким долом, поскольку секиры были слишком тяжелыми для ее руки. Никакой еды у воинов не было, лишь у одного на поясе висела небольшая металлическая фляга с какими-то выгравированными надписями, но внутри она оказалась совершенно пуста. Правда, девушка все равно забрала ее, чтобы наполнить у первого же источника. Для преподавателя хетай-ра стянула с имперцев прочные кожаные сапоги, которые были сильно велики Ашарху, но все же казались лучшей альтернативой, чем босые ноги. Лантея делала все это с хладнокровием опытного мародера, шныряя руками по карманам, переворачивая мертвецов как мешки с грязью.
Они оба старались не смотреть на тело Манса, которое бледным призраком с алым распотрошенным животом лежало на земле. Его нежное лицо застыло маской, а из груди торчал зеленый стеклянный нож. Но нельзя было бесконечно оттягивать неминуемое.
— Мы не сможем оставить тело просто так, — растерянно произнес профессор, опустив голову.
— Это не тело. Это Манс. Не говори о нем так, словно это пустая кукла.
— Да, конечно… Прости, — Аш оробел из-за укора спутницы. — Но Манса нужно похоронить.
— Хочешь сжечь его, как это принято в Залмар-Афи? — Лантея проговорила это несколько резко, не сводя остекленевший взгляд с брата. — Огонь и дым привлекут ифритов.
— Не стоит оставлять его лежать на земле. Дикие звери придут на запах.
— И что ты предлагаешь? — девушка поморщилась и повернулась к Ашу.
— Думаю, мы можем погрести его по заветам альвов. Они кладут своих умерших в землю, чтобы они навсегда слились с ней в одно целое и после проросли новой жизнью.
— Что ж… Пусть лучше так, чем стать добычей волков.
Они копали землю очень долго. Сначала она казалась сухой и жесткой, но потом начался рыхлый и влажный слой, в котором извивались толстые розовые черви. Аш лежал на боку, вытянув свою больную ногу, и рыл почву палкой. Лантея использовала одну из ифритских секир, но вскоре просто начала голыми руками выгребать землю. Они выбрали тихое место под двумя гибкими рябинами, но даже после целого часа стараний яма получилась совсем неглубокой. Однако сил копать дальше уже не оставалось.
Девушке пришлось в одиночку нести тело. Она бережно уложила его на дно небольшой могилы. Какое-то время пара просто молча смотрела на своего друга, с которым им предстояло навсегда попрощаться. Лантея тяжелым взглядом окинула нож, стеклянным укором торчавший из груди брата. Она чувствовала ядовитые побеги вины, оплетавшие ее сердце. Быть может, совсем не Эван’Лин стоило винить во всех этих смертях? Это ведь именно Лантея не смогла защитить Манса. Как не смогла чуть раньше защитить и Эрмину, как позволила Виеку пожертвовать собственной жизнью, как была вдали от матери и отца во время обороны Бархана и как допустила, чтобы болезнь поглотила тетушку Чият.
Лантея решительно схватилась за рукоять стеклянного ножа и выдернула его из груди Манса с мерзким чавкающим звуком. Ничего уже не изменить. Для того, чтобы обелить свою жизнь, ей пришлось бы умереть и родиться вновь. Девушка сложила руки брата вместе и засунула в пальцы нож, оплетя его излюбленными старыми четками юноши.
— Прощай. — Она низко склонилась над телом и приложила сжатый кулак к груди, словно благодаря Манса за все то время, что он был рядом с ней и поддерживал ее.
Аш сжал губы в тонкую линию, окидывая лицо юноши прощальным взглядом. Он протянул руку и убрал локон белых волос с открытого лба хетай-ра, а после едва слышно прошептал:
— Мне жаль, что ты видел море лишь однажды, мой друг.
Пара медленно начала забрасывать тело землей. Они сгребали руками черную почву, пока белое тело не оказалось полностью ей укрыто. Неглубокая могила быстро заполнилась, а вскоре над местом последнего ночлега Манса появился невысокий холмик. Лантея принесла из леса цветы и желтые кленовые листья, которые положила на рыхлую землю. Некоторое время Аш и хетай-ра просто стояли в молчании, а потом развернулись и вместе скрылись в лесу, оставляя за спиной кусочек своего прошлого и непомерно огромный выкуп за свободу.
Возвращаться в земли альвов было бессмысленно: дети Леса просто не пропустили бы их через северную границу Ивриувайна. Из своих духовых трубок они на расстоянии расстреливали всех, кто осмеливался близко подходить к неприступным крепостным стенам со стороны империи. Единственным приемлемым вариантом было двигаться на восток, чтобы рано или поздно выйти к королевству Тхен. Гоблины не были такими принципиальными существами, как альвы, они бы подлечили ногу Аша и помогли найти работу для нищих путников. Эти невысокие создания с сероватой кожей ценили деньги больше всего на свете: они умели их зарабатывать и легко находили общий язык с теми, кто ценил труд. Профессор обдумывал возможность поселиться в ифритских кварталах королевства Тхен, где жили беглые рабы из империи. Гоблины не промышляли работорговлей, их это не привлекало, потому что они могли предоставить любому желающему работу и хотя бы какую-то минимальную оплату.
Погони больше не должно было быть. Ашарх считал, что ифриты не стали бы отправлять больше воинов на поимку пары рабов, поэтому дальше можно было двигаться спокойнее, но населенных пунктов и дорог все равно следовало было избегать. Хотя они пока что и так не попадались на пути беглых пленников. Их окружали лишь сплошные стены дремучего леса, который тянулся во все стороны до горизонта. По предположениям Аша, они уже пересекли границу между округами и давно блуждали по чащам Си Харук, но утверждать наверняка было проблематично, поскольку вся средняя полоса империи Ис утопала в тайге. Преподаватель знал об этом округе лишь то, что он совсем недавно стал самостоятельным, отделившись от более сильных соседей — Удраш Мэ и Дум Куох. Такого рода дробления были обыкновенной ситуацией: округа сливались и распадались, ведя междоусобные войны за спиной генерал-императора за право обладания лучшими территориями. Именно поэтому конечное число округов постоянно менялось, а генерал-экзархи, ставленники правителя, силились доказать друг другу и себе, что могут диктовать соседям свои условия.
Пару дней пара медленно и упорно продвигалась на восток. Лиственный лес давно затерялся за их спинами, а впереди раскинулось царство голубых елей и высоких корабельных сосен. Дни становились холоднее, а ночью невозможно было спать без костра. Путешественники понимали, что сильно рискуют, разводя огонь, ведь они не знали, насколько близко от них могла оказаться дорога или же поселение. Мало ли несколько любопытных ифритов захотели бы посмотреть, кто же это разжег пламя посреди леса. Но пока что боги миловали двоих беглецов, которым и так приходилось несладко.
Изуродованная нога профессора причиняла ему немыслимые страдания. Она болела и мешала ходьбе. Аш даже не мог просто на секунду на нее опереться, как голень сразу же взрывалась волной резкой боли. От костыля ныло плечо, но мужчина продолжал ковылять дальше, не жалуясь и не плача. Его спутница, как и он сам, тяжело переживала утрату брата и друга, поэтому не стоило давать ей новый повод для беспокойства. Рана не воспалилась и когда-нибудь должна была зарасти сама, хотя Ашарх уже сомневался, что сможет ходить не хромая, как прежде.
Лишь раз за все дни пути по тайге им встретился крошечный ручеек с холодной водой, от которой сводило зубы. Это было настоящее счастье. Пусть в роднике нельзя было полноценно искупаться, но радость принесло уже то, что путешественники смогли вдоволь напиться, промыть рану и постирать одежду, от которой по большей части остались одни рваные тряпки. С едой дела обстояли гораздо легче: это были дикие места, где ягодные и грибные поляны оказались нетронутыми. Лантее дважды даже удалось поймать на обед кроликов, которые были непугливыми и, видимо, первый раз в жизни повстречались с кем-то, кроме лис и волков. Последние, кстати, в один день вышли навстречу неожиданным гостям леса. Повезло лишь в том, что волки стояли на другом краю широкого оврага, дно которого было заболоченным. Поэтому звери и их потенциальная добыча обменялись долгими настороженными взглядами и просто разошлись.
Ашарх и Лантея практически не разговаривали друг с другом. Над ними все еще довлела тоска по погибшему Мансу, а сил было не так много, чтобы тратить их на пустые беседы. Лишь вечерами, когда они засыпали у уютного костра, который далеко не всегда получалось развести с первого раза, профессор тихо рассказывал истории о разных странах, украдкой поглаживая свою нывшую ногу. Им предстояло еще долго идти до королевства Тхен, но хотелось успеть к гоблинам до первого снега. Хотя даже без него спала пара исключительно вместе, укрываясь изодранным плащом Аша и еловыми лапами, иначе к утру каждый из них рисковал промерзнуть до костей на стылой земле.
За день путешественникам удавалось преодолеть не такое большое расстояние из-за раны профессора, но они не собирались сдаваться и медленно шли к намеченной цели. Теперь, когда они потеряли все, что имели, и всех, кого любили, нельзя было опускать руки и поддаваться отчаянию. Их друзья пожертвовали своими жизнями ради того, чтобы Аш и Лантея выжили и получили свободу. Они не могли предать доверие умерших. Поэтому каждый день они боролись с холодным пронизывающим ветром, спали на голой земле и питались кислыми ягодами. Эти проблемы казались слишком ничтожными, чтобы остановить пару на их непростом пути. Теперь они вновь оказались вдвоем, как было в самом начале этого долгого и тяжелого путешествия, но именно сейчас они ценили друг друга как никогда раньше, совместно пережитые беды их сблизили и закалили.
К вечеру четвертого дня с момента побега из лагеря ифритов, разведя руками очередные колючие лапы елей, Лантея неожиданно замерла как вкопанная, а после быстро повернулась к спутнику.
— Это каменная стена. Похоже, мы случайно вышли к какому-то городу, — девушка говорила полушепотом, очевидно, опасаясь, что за оградой ее могут услышать.
Профессор с трудом доковылял с помощью рогатины до неожиданной ограды. Он осмотрел тянувшуюся в обе стороны стену и прислушался. Ни одного звука не раздавалось в округе.
— Слишком странно. Нет запахов, голосов, да и лес вплотную подходит. Не похоже это на обыкновенный город. — Аш нахмурился и провел рукой по прохладному камню.
— Мы с тобой договорились обходить поселения, — упрямо напомнила хетай-ра, оглядываясь по сторонам. — Если нас заметят, то сразу опознают как беглых рабов. Ты сам говорил, что по землям ифритов, кроме гоблинов и самих имперцев, никто не может свободно ходить.
— Да, да. Я помню. Но здесь другое. Я говорю тебе, для города здесь слишком тихо. Может, за этими стенами и нет вовсе никакого поселения? Например, это чья-то усадьба. Мы должны найти ворота или какой-нибудь проход и посмотреть.
— Ты в своем уме? Даже если это усадьба, то зачем нам на нее смотреть? Нужно уходить.
— Сама подумай, в усадьбу мы сможем прокрасться ночью, если не будет сторожевых ксоло, и забрать немного еды или одежды. Это бы очень помогло нам в дороге. — Профессор выдвинул свой главный аргумент, распахивая плащ и демонстрируя обнаженный торс. — Ночами слишком холодно, да и днем уже солнце не особенно греет. Мы заболеем без теплых вещей.
Девушка сжала губы, признавая правоту своего спутника.
— Ну ладно. Нам действительно было бы неплохо найти что-нибудь для твоей ноги и теплее одеться. Но только издалека посмотрим, хорошо? Если это город, то лучше уйдем.
Нежная улыбка на секунду мелькнула на лице Ашарха, но он сразу же ее скрыл. Порой ему казалось, что Лантею гораздо больше заботила его скромная персона, нежели ее собственные жизнь и здоровье. Особенно четко это стало видно после смерти Манса. Профессор и сам испытывал что-то подобное по отношению к девушке, пусть все еще робел признаться в собственных чувствах. За все время совместного путешествия они много что пережили вдвоем, и если раньше его удерживало рядом с Лантеей соглашение, заключенное еще в Италане, то теперь он помогал ей уже просто потому, что не мог иначе. И думая о дальнейшей жизни, Ашарх не представлял ее без своей упрямой и отважной спутницы, благодаря которой он не только увидел собственными глазами половину мира, но и стал мужественнее и даже как-то зрелее.
Быть может, тогда, еще у водопада, Бриасвайс действительно был прав, и Аш давно уже считал Лантею частью себя — неотъемлемым и значимым кусочком собственной души.
Двигаясь по кромке леса, пара осторожно кралась вдоль каменной стены. Вскоре они увидели, что в одном месте высокая сосна упала на ограду и обрушила ее. Через получившийся пролом легко можно было попасть внутрь или же просто осмотреть территории. Однако профессору хватило нескольких секунд, чтобы понять, где они находились. Он без сомнений шагнул в брешь и поманил за собой Лантею.
— Смелее! Здесь безопасно, не переживай. — Аш восторженно разглядывал открывавшийся перед ним вид.
— Ты уверен? — с сомнением протянула девушка.
— Если честно, я много читал о Га Ирзу и всегда мечтал увидеть хотя бы раз один из них. Что ж… Некоторым нашим мечтам суждено сбыться в самые странные моменты нашей жизни.
Хетай-ра несмело перебралась через каменные обломки и быстро огляделась. Это был город, но он показался девушке очень подозрительным. Ровные выложенные гранитом улицы были совершенно пусты, а вдоль них располагались роскошные внушительные особняки. Высокие многоэтажные здания темными провалами стрельчатых окон смотрели друг на друга в каком-то пугающем молчании. Некоторые строения поражали воображение количеством статуй, барельефов и балконов, другие были словно выстроены в спешке: к главному зданию жались пристройки, флигеля и террасы, которые сильно различались по архитектурным стилям. Но нельзя было отрицать, что это необыкновенное место производило причудливое впечатление, словно случайно забредшие сюда гости ходили по вымершему кварталу аристократов.
— Это что за странные дворцы, скрытые в лесной чаще? — шепотом спросила Лантея.
— Это Га Ирзу, Город Мертвых. Всего их в империи около восемнадцати. И, видимо, мы с тобой случайно нашли один из них… Здесь ифриты хоронят своих усопших.
Девушка почувствовала, как у нее волосы на затылке встали дыбом от слов спутника.
— В этих огромных домах? Они что, строят их специально для умерших?
— Да. Га Ирзу — это похоронные города, они стоят на отдалении от оживленных дорог. В этих особняках богатые семьи веками хоронят своих мертвецов. Дома пустые, лишь в каждой комнате по одному покойнику, а когда место заканчивается, то пристраивают новый флигель или крыло. Здесь нет живых, разве что какой-нибудь одинокий сторож. Хотя, не попасться бы нам ему…
— И тут не промышляют грабители? Эти здания выглядят так богато. — Лантея задрала голову и посмотрела на декоративные мраморные панели ближайшего к ней особняка.
— В Городах Мертвых нечего красть. Здесь с роскошью украшают только внешнюю сторону дома, фасады и фронтоны, чтобы показать состоятельность семьи. — Профессор почесал нос и медленно двинулся в сторону мостовой. — Плюс бытует мнение, что проклятие мертвых падет на тех, кто решится здесь провести хотя бы ночь, ибо мертвые не любят, когда им мешают спать.
— Ну, мы же не будем тут ночевать? — с надеждой в голосе спросила Лантея, догоняя Ашарха.
— Почему нет? Когда ты последний раз спала в доме, под нормальной крышей, когда ветер не свистит в ушах? Я вот лично очень давно. Кажется, еще в Алверахе. — Профессор пожал плечами и, перехватив поудобнее свой костыль, похромал к ближайшему дому.
— Но тут же кругом лежат мертвецы!
— И что? Пусть себе лежат в своих комнатах, я их тревожить не стану. Устроимся где-нибудь в коридоре или в каком-нибудь пустом зале. Думаю, сумеем найти хоть один такой.
Хетай-ра негодовала, но Аш, совершенно не обратив на это внимания, уже рассматривал здание, которое ему приглянулось больше остальных. Это был трехэтажный особняк с массивными колоннами и полукруглым открытым балконом. Двускатная крыша бросала тень на весь участок, из-за чего построенный из черного мрамора дом выделялся мрачным пятном на улице.
— Послушай! Аш! — Лантея не унималась и неотступно следовала за своим спутником, с трудом поднимавшимся по высокой лестнице. — Мне тяжело будет спать там, зная, что за стеной лежит разлагающийся труп! Это неправильно. Тревожить покой мертвых нельзя!
— Тея, тревожить покой моей ноги нельзя! Ей нужно тепло, а не лежанка из еловых лап в холодном лесу. Надеюсь, отрицать это ты не станешь. — Преподаватель повернулся и немного свысока оглядел хетай-ра. — Оставь эти глупые суеверия. Если бы мертвые умели мстить, то каждый из ныне живущих знал бы об этом, поверь. И мы с тобой — в первую очередь.
Девушка раздраженно закатила глаза. Спорить с профессором, когда он был так уверен в своей правоте, казалось невозможным. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как последовать за Ашархом, недовольно хмурясь. Вот только деревянные парадные двери, украшенные ковкой, были наглухо закрыты. Паре пришлось обойти дом и участок вокруг, но иных входов не было, поэтому они разбили одно из полукруглых окон, расположенных практически у самой земли.
Лантея первой пролезла в образовавшуюся дыру, как только очистила ее от осколков, и сразу же закричала:
— О ужас! Какой кошмар!
Аш, ни медля ни секунды, нырнул в окно, но неудачно приземлился и еще несколько секунд приходил в себя от жгучей боли в своей искалеченной ноге. Испуг хетай-ра был вполне обоснован: через разбитое окно пара попала в подвал особняка, но вряд ли это место походило на спокойный прохладный погреб, где богатые хозяева могли позволить себе хранить бутылки с изысканными крепкими напитками. Весь пол покрывали невысокие каменные постаменты, на которых длинными рядами лежали обернутые в черный саван иссохшие скелеты. В помещении стоял гадкий запах сырости и гнили, а большую часть стен облюбовала разросшаяся плесень. В некоторых местах росли крупные группы грибов, которым нравились подобные условия. Однако Лантее и Ашу пришелся не по душе этот зал, и они скорее двинулись к внушительной лестнице с истертыми временем ступенями, ведущей наверх.
— Ты же говорил, что мертвецы лежат каждый в своей комнате! — возмущенно воскликнула хетай-ра, стороной обходя пьедесталы со скелетами. — А тут все в одном месте!
— Ифриты только своих мужчин хоронят в отдельных залах. Женщин и убиенных младенцев погребают в подвалах особняков всех вместе. В империи к женщинам иное отношение, Тея. Считается, что они недостойны большего, ведь это и так уже неслыханная честь — быть похороненными в одном доме с мужчинами.
— Это так унизительно… Среди воинов, пришедших в Гарвелескаан, я тоже не видела ни одной женщины. Похоже, ифриты их приравнивают к рабам?
— Так и есть. У них больше запретов, чем свобод. Они сидят дома, трудятся на полях, ткут, готовят, воспитывают детей. Пока мужчина воюет, женщина должна следить за его домом и не позволять себе ничего иного. Представляешь, я слышал, что ифритским женщинам даже нельзя носить длинные волосы, потому что это дозволено лишь мужчинам. Так как волосы — это честь, а у женщин ее нет.
— Это так разительно отличается от того, что я видела в Залмар-Афи или даже в Ивриувайне. Если бы мужчина вздумал приказывать жене в Бархане, то его бы наказали за это. — Лантея остановилась около ряда с постаментами, на которых, судя по очертаниям, лежали детские скелеты. — Здесь похоронено так много детей. Только погляди, сколько младенцев.
Профессор медленно подошел к своей спутнице и посмотрел в том направлении, куда она указывала. Длинная шеренга обернутых в черную ткань миниатюрных скелетов тянулась вглубь полутемного старинного подвала.
— Если в семье рождается дитя с уродствами или больное, то мужчины чаще всего принимают решение избавиться от ребенка. В этой стране сильных воинов нет места слабости, — приглушенным голосом проговорил Ашарх, стоя вполоборота к девушке. — Мать своими руками должна убить дитя, так как это из ее чрева вышел неполноценный ребенок. Она дала ему жизнь, она же и должна ее забрать. Этих детей и хоронят вместе с женщинами в подвалах особняков.
— Давай уйдем отсюда, — приглушенно и немного жалобно попросила Лантея.
Профессор лишь тихо кивнул, понимая, насколько дико и странно звучали его слова для ушей девушки, принадлежавшей к совсем иной культуре. Пара пересекла лестницу и, на их счастье, дверь, ведущая в основную часть особняка, оказалась незапертой. Они несмело шагнули в широкий коридор, от пола и до потолка вымощенный черным мрамором. В обе стороны уходили длинные пролеты со множеством одинаковых дверей, на некоторых из которых висели металлические таблички с выбитыми на них символами. Профессор, тяжело опираясь на костыль, подошел к ближайшим створкам и принялся изучать переплетение завитков, точек и черточек, которые Лантее показались бессмысленными, но в действительности представляли собой непростую ифритскую письменность.
— Здесь спит Сертис Миос Шу из рода Рионгат, погибший при Стоянии на реке Партус в 1573 году Баск Шор, — с выражением прочитал Ашарх. — Миос Шу, кажется, переводится как Змеиное Шипение. Что-то мне подсказывает, что ему это народное имя однополчане дали вовсе не за хороший характер.
— Стояние на реке? — переспросила хетай-ра, первый раз услышав такой оборот.
— Ну, можно сказать, что это было сражение, проходившее у реки, — перефразировал преподаватель. — Одно из значимых событий ифритской Гражданской войны, между прочим. Всего через пять лет после него закончилась Баск Шор, Эпоха вождей, и началась Баск Хагат, Эпоха империи, которая идет и сейчас. Так что Сертис Змеиное Шипение лежит здесь почти семь сотен лет.
— Значит, империя существовала не всегда?
— Ничто в этом мире не возникает из ниоткуда и не уходит в никуда. Империя Ис когда-то была Ис Хан — Огненной землей, где правили отдельные вожди. Но когда гоблины создали взрывчатые смеси и первыми смогли приструнить соседей, навязав им свои условия мира, ифриты начали долгую Гражданскую войну, определяя, кто же из них будет править всем народом. И так появилась единая сильная империя Ис и ее первый генерал-император Дукан Тун, который носил народное имя Кровавый Вождь — Куго Шор.
Ашарх смело толкнул дверь, которую гипнотизировал взглядом последнюю минуту.
— Раз мы все равно уже нарушили покой мертвых, то я, пожалуй, взгляну на этого Сертиса. Мне любопытно, как выглядят эти комнаты изнутри. Если ты не против, конечно!
Лантея лишь скривилась, но, спустя десять секунд, все же зашла в место последнего упокоения Змеиного Шипения вслед за профессором. Не то чтобы ей было действительно интересно, как обставлен зал, где лежит семисотлетний скелет, но оставаться одной в пугающе тихом коридоре девушке не хотелось. Атмосфера там не располагала к прогулкам в одиночестве.
Внутри комната оказалась практически пуста, как и предполагал Ашарх. Единственное окно было наполовину зашторено, из-за чего помещение было погружено в таинственный полумрак. У дальней стены находилась высокая резная кровать, покрытая легкой вуалью балдахина, через который можно было разглядеть замотанный в саван скелет. Под воздействием времени матрасы просели, а полог покрылся толстым слоем паутины и пыли. Одну из ножек кровати погрызли жуки-древоточцы, и теперь вся ветхая конструкция немного накренилась набок. В одном из углов комнаты на каменном постаменте лежал крупный собачий скелет, который, видимо, принадлежал верному любимцу Сертиса. Посередине помещения располагалась стойка, поверх нее находилась раскрытая книга с пожелтевшими страницами, а вокруг были свечные огарки.
— Что это за книга? — тихо спросила Лантея. Ей почему-то не хотелось повышать голос в этом месте.
— Здесь родственники пишут плохие и хорошие воспоминания, связанные с покойником. Как бы оставляют память о его жизни для тех, кто придет почтить умершего. Правда я слышал, что ифриты очень не любят навещать усопших и приходят в Га Ирзу только во время очередных похорон. — Ашарх осторожно попытался перевернуть страницу, но от ее края стали отваливаться кусочки, поэтому он бросил эту затею. — Так что не очень ясно, кто вообще читает эти биографии.
— Например, ты, — заметила хетай-ра и заглянула в книгу из-за плеча спутника.
— Здесь ничего интересного, просто перечисление сражений, где он участвовал… Хотя нет, есть кое-что забавное. Слушай, — профессор прокашлялся. — «В том же году Змеиное Шипение обманом привел за собой невольника-кухаря в военный лагерь под городом Инфема Хэл, обосновав это тем, что привык есть лишь домашнюю еду, иначе его терзает брюшной жар. За это дерзостное нарушение военных законов тысячник Тануик Воловья Сила посадил Сертиса в карцер на месяц, поручив давать ему лишь воду и хлеб. После этого Змеиное Шипение чудом излечился».
— Судя по всему, сам тысячник и пришел сюда, чтобы сделать эту запись.
— Я бы не хотел, чтобы после моей смерти собрались мои коллеги и старые приятели и начали вспоминать все нелепые истории, в которых я участвовал, и записывать их, — усмехнулся преподаватель и оставил рассыпавшуюся книгу в покое.
— Например, как та, когда ты посреди пустыни случайно провалился в заброшенный храм культистов? — не преминула насмешливо напомнить Лантея, возвращаясь в коридор.
— Например, как та… — эхом откликнулся Ашарх, и его лицо неуловимо помрачнело, но хетай-ра этого не заметила. Разве мог он сказать ей, что ее маленькое костяное колечко не спасало его от тягостных кошмаров, которые стали приходить по несколько раз за ночь с момента их побега? Сотни черных глаз следили за ним, испытывали его и понемногу изматывали. И профессор уже не верил, что та встреча со странным существом в руинах храма Пустого ему почудилась. Он боялся закрывать глаза ночью, потому что из-за каждого дерева, каждой травинки и капли росы на него смотрели Его паучьи глаза.
Пара еще долго бродила по огромному черному особняку, изредка заглядывая в его комнаты. На верхние этажи они не рискнули подниматься, поскольку вели туда старинные деревянные лестницы, при любом давлении на них издававшие душераздирающие звуки. За окном начинало темнеть, поэтому путники приняли решение обосноваться прямо в холле, недалеко от входных дверей. Они нашли несколько пустовавших комнат, но весь этот дом насквозь проела черная плесень, облепившая стропила, поэтому ночевать было лучше в вытянутом вестибюле на относительно чистом каменном полу. В узком холле не было окон, лишь у стены начиналась боковая деревянная лестница, опасно поднимавшаяся на балкон второго этажа.
Лантея самоотверженно принесла тяжелые пыльные портьеры, которые сдернула с окон в соседних комнатах. Конечно, их трудно было назвать чистыми, но в отсутствие одеял это было лучшей альтернативой. Нижние ступени проеденной жуками лестницы пара разломала на щепки и развела костер прямо на полу. Еще из комнаты Сертиса профессор предусмотрительно забрал старые свечные огарки, опутанные паутиной кресало и кремень, благодаря которым Ашарх и Лантея могли провести вечер при свете и в тепле. Даже несмотря на пугающую тишину, стоявшую во всем похоронном доме, и общую мрачность этого места, усугубляемую черным мрамором, беглецы чувствовали приятную сонливость.
— Ох, сейчас бы принять горячую ванну или погреться в бане, — проворчал профессор, снимая сапоги и протягивая голые ступни к огню. Пара сидела на полу, закутавшись в плотные портьеры, и любовалась играми пламени на черном мраморе.
— И правда… Я бы все отдала, чтобы сейчас искупаться в горячих источниках Третьего Бархана, — с сожалением протянула девушка, делая крошечный глоток из фляги и передавая ее в руки своему спутнику.
— Спасибо. — Аш допил остатки воды и с сожалением посмотрел на опустевшую флягу. — Вот ты скучаешь по своему Бархану, а я думаю последнее время об академии и о своей старой квартирке в Италане.
— Неужели ты бы хотел туда вернуться? — спросила хетай-ра и вздернула брови. — Жалеешь, что ушел?
— Это был мой уютный мирок. Я всегда мог вернуться домой после занятий, наполнить бадью теплой водой, разжечь очаг и заварить ароматные травы для питья. Это было место, где я спасался от остального мира, куда каждый вечер приходил и стряхивал с себя неприятный осадок дня. — Ашарх задрал голову к потолку и прикрыл глаза. — Но даже если бы я мог все вернуть, то не стал бы ничего менять в своем прошлом.
— Почему? — В глазах хетай-ра плясали отблески оранжевых языков костра.
Она, чуть приспустив ворот своей изодранной рубахи, неосознанно поглаживала пальцами старые давно зарубцевавшиеся шрамы на лопатках, которые остались после пыток в казематах боли Сынов Залмара. Словно они все еще болели, словно не позволяли ей забыть прошлое, которое Ашарх даже не хотел менять.
— Признаю, я немного скучаю по занятиям, студентам и стенам родной академии… Не буду это отрицать. Но там я мог лишь читать о подвигах героев и огромном мире вокруг в книгах, а здесь я впервые увидел все своими глазами. И это гораздо, гораздо ценнее всего, что я утратил.
— Откуда такая уверенность? Быть может, тебя бы ждало грандиозного будущее на твоем прежнем месте, но именно мое появление все разрушило…
— Неправда, — не согласился Аш. — Ты показала мне, что я могу быть действительно важным для кого-то. Что я не просто впустую проживаю свою жизнь. До встречи с тобой мое существование вертелось вокруг скучной работы, а потом ты ворвалась в мою серую рутину, подобно огненному вихрю, и разрушила ее, чтобы я увидел, как много иных цветов есть в мире. И я впервые почувствовал, что могу жить, а не существовать. Это только твоя заслуга, Тея. С тобой я впервые осознал, насколько же это приятно — быть небезразличным для кого-то и отвечать взаимностью.
У Лантеи на щеках появился робкий румянец, и, когда Ашарх это заметил, она смущенно отвернулась. Никто никогда ей не говорил ничего подобного.
— И даже несмотря на то, что мы с тобой потеряли так много верных товарищей в пути и пережили столько невзгод, я все равно рад, что боги или судьба свели нас в Италане. — Профессор неожиданно протянул руку и провел пальцем по розовому ушку девушки, перебирая маленькие костяные серьги-колечки. — И я надеюсь, что мы продолжим этот путь вместе, рука об руку.
Хетай-ра задохнулась волной жара, когда кровь мгновенно прилила к ее лицу.
— Я бы тоже этого хотела, — смущенно пробормотала она. — Ты знаешь, я постоянно всю жизнь ставила перед собой какие-то высокие цели — вывести свой народ из-под песков, добиться прекращения изоляции, договориться о союзе между государствами — и везде я терпела крах, разрушительный крах, из-за которого гибли невинные — горожане, моя семья, мои боевые товарищи… А ведь я просто хотела как лучше для всех, а получилось еще хуже, чем было… И, знаешь, теперь я думаю, что, быть может, настало время мне позабыть, наконец, обо всем мире вокруг, о великих стремлениях, и чужих проблемах, и позаботиться только о самой себе, о своей душе и мире в ней?..
— Ты заслужила это, — прошептал Аш. — Ты заслужила это, как никто другой.
— Ты правда так считаешь? — В ее голосе звенела неуверенность.
— Да. И если позволишь, я помогу тебе позабыть обо всем вокруг.
Он осторожно коснулся пальцами ее затылка и мягко притянул голову девушки к себе, нежно касаясь своими губами ее губ. Это был короткий и несмелый поцелуй, но Лантея не отстранилась. Она лишь робко прикрыла глаза, вся отдаваясь овладевшим ей ощущениям. И когда Ашарх отодвинулся, девушка еще несколько мгновений сидела, боясь пошевелиться и разбить эту хрупкую иллюзию неги. Когда она распахнула веки, то увидела перед собой болотные глаза профессора. Он любовался ей, слегка улыбаясь, и это до крайности смутило хетай-ра. Она неясно что пробормотала себе под нос, заливаясь краской, и скорее выбралась из кокона портьеры, намереваясь проверить ногу спутника, чтобы хоть как-то замять неловкость от произошедшего.
— Она уже практически не болит. — Ашарх немедленно подтянул конечность к себе, не позволяя Лантее даже дотронуться до раны. Ее незамысловатый маневр не укрылся от его взора.
— Ты все еще не можешь на нее опираться, — справившись со смущением, возразила девушка.
— Да, но это пройдет. Рана затягивается, — уверенно солгал профессор, которого на самом деле весь последний день безумно беспокоила его совершенно не заживавшая нога. На месте укуса не было гноя, но рана не подсыхала, а кожа вокруг постоянно отекала, и начали появляться неясные сероватые пятна. Но меньше всего на свете он хотел беспокоить свою спутницу, которая в любом случае ничего бы не смогла сделать с укусом, а лишь стала бы сильнее волноваться.
— Это, конечно, твое дело, но до гоблинов еще идти и идти, а если ты все время будешь скрывать от меня свою ногу, то мы пропустим момент, когда ее можно будет спасти.
— А ее не надо спасать. С ней все и так замечательно, — не моргнув глазом сообщил Аш, пряча голень под тканью импровизированного одеяла.
Пара обменялась недовольными взглядами. Каждый из них был готов стоять на своем до последнего, поэтому в воздухе почувствовалось растущее напряжение. Профессор меньше всего хотел разрушать атмосферу их первого за долгое время уютного вечера. Пусть за стенами лежали десятки мертвецов, но он желал подарить своей спутнице толику счастья сегодня. И в этот момент он вспомнил о содержимом кармана своих изорванных штанов.
— Помнишь, еще в Ивриувайне вы с братом помогали мне с переводами последней главы той книги о Гиртарионе? — ошарашил девушку внезапной сменой темы Ашарх.
— Да, там было что-то весьма нудное про расчеты, необходимые для смены русла реки. — Лантея с подозрением посмотрела на профессора, который неожиданно расцвел в широкой улыбке. — Но, насколько я помню, ты потерял ту книгу во время нападения вместе с остальными вещами.
— Верно. Только кое-что у меня все же осталось. — Аш жестом фокусника извлек из кармана сложенные в несколько раз и потемневшие от пота и грязи карты, забранные еще с мертвого тела Бриасвайса. — Ифриты даже не посчитали ценными эти замасленные листки, и мне удалось их сохранить.
— О тьма…
Хетай-ра забрала из рук спутника бесценные свитки, превратившиеся в непотребные огрызки пергамента.
— Боюсь, их теперь даже гоблины не купят. Это больше похоже на мусор.
— Они уже не слишком нужны. Все самое важное я обнаружил в книге и посредством своих расчетов.
— Тебе удалось что-то выяснить?
— Я узнал, где располагается погребенный город-колыбель Гиртарион.
Лицо Лантеи вытянулось от изумления, она подняла на преподавателя широко распахнутые глаза, и Аш с усмешкой подумал, что его коварный план по отвлечению внимания от раны сработал как нельзя лучше.
— Немыслимо! Лучшие умы хетай-ра трудились над поисками Гиртариона веками! А ты сумел это сделать с помощью пары карт и одной криво переведенной книги?!
— Ты сама не поняла, как перевела мне несколько очень важных фрагментов.
— Где? Где он находится?! Покажи мне немедленно!
Возбужденная грандиозным открытием профессора хетай-ра протянула спутнику сложенные карты.
— Они не нужны. — Аш решительно отодвинул пергамент в сторону и прямо посмотрел в голубые глаза Лантеи. — Гиртарион располагается прямо под Первым Барханом.
— Ты бредишь… Это невозможно… — Девушка нахмурилась. — Они бы точно знали, где строят Первый Бархан, если бы это было так.
— Они и знали. В каком-то из воспоминаний выживших жителей Гиртариона, записанных в книге, ты как-то засомневалась с переводом одной фразы. Изначально ты прочитала ее мне как «Костяные дома мы воздвигли тотчас», но после задумалась над первым иероглифом, поскольку он был смазанным. В итоге ты предположила, что фраза звучит как «Костями дома мы воздвигли тотчас». Поскольку ты решила, что они строили дома, используя традиционные костяные инструменты. Но это было не так. Они строили дома на костях. На костях своих собратьев.
— Это ведь неточно. Ты не можешь делать такой вывод, опираясь лишь на перевод одного иероглифа, — с сомнением протянула хетай-ра.
Лантея мяла в руках карты, с которыми ее спутник так долго не расставался.
— Конечно. Меня просто заинтересовала эта мысль, и позднее я нашел еще несколько подтверждений. Ты и сама вспомнила, что в последней главе книги они рассчитывали, как изменить русло некой реки. И это была та самая подземная река, что сейчас протекает у подножия грандиозной центральной лестницы в Первом Бархане. Раньше ее там не было, они сумели изменить старое русло одной из рек, питавших верхние уровни Гиртариона.
У Лантеи был весьма потерянный вид.
— Не могу поверить… Если это действительно так, то мой народ тысячелетиями жил в шаге от своей главной реликвии — утерянных скрижалей с законами Эван’Лин?
— Вот именно. Зачем им было куда-то уходить в другое место, если они всегда могли быть рядом с этим сокровищем, пусть оно и находилось на несколько сотен метров ниже Бархана.
— Когда мы выберемся из ифритских земель, то мне нужно будет как-то отправить послание в Первый Бархан, чтобы они начали раскопки!
— А ты уверена, что хочешь, чтобы эти скрижали нашли? — серьезно спросил Ашарх.
— Почему нет? На них божественная мудрость! Двадцать скрижалей законов и правил, которые должны соблюдать те, кто хотят жить в мире и гармонии. Величайшая ценность моего народа, от которой остались лишь по памяти записанные на стенах городов наставления. И я уверена, что за все столетия, пока их подновляли и копировали, смысл скрижалей давно утратился.
— А теперь они окажутся в руках матриарха Иамес, которая без сомнений использует находку для укрепления своей власти. Она может откопать их, а потом запереть в своем дворце, обосновывая это их хрупкостью и ценностью, а сама диктовать любые законы и правила. И ей будут верить.
Лантея задумчиво посмотрела на своего мудрого спутника. Сама она не подумала о подобном исходе событий, хотя это действительно можно было предположить, зная нрав Иамес.
— И что ты предлагаешь?
— Перемены не всегда приводят к лучшему, — сказал профессор, пожимая плечами и укладываясь ближе к огню. — Почему бы не оставить все так, как оно есть сейчас. Пусть о скрижалях будем знать ты и я. А давать в руки Иамес подобную мощь чревато дурными последствиями для всего твоего народа.
— Наверное, ты прав, — пробормотала девушка, закусывая губу и морща лоб. — Жаль, конечно, что Гиртарион так и останется ненайденной легендой, ведь там было огромное количество фресок и барельефов, которые рассказывали об истории хетай-ра с момента нашего ухода под пески.
— Но, пока Иамес у власти, так будет правильнее. И ты сама это понимаешь.
— Да. Город-колыбель пока что должен остаться погребенным.
Они подложили в костер новых щепок, чтобы пламя как можно дольше согревало пару своим теплом. Это была удивительная ночь, когда путешественники наконец спали не на голой земле, а, укрывшись тяжелыми портьерами, в объятьях друг друга. Если бы еще по соседству с ними не лежали мертвецы, а на верхних этажах похоронного особняка не завывал ветер в длинных пустых коридорах, то этот вечер даже можно было бы назвать одним из самых лучших, что у них был.
Жаль, они сами не знали об этом.
***
Аш уже долго лежал, прислушиваясь к странным звукам, которые все ближе и ближе доносились из черного прохода, ведущего вглубь дома. Неясные перешептывания, легкие шаги, цокот когтей по мраморному полу и едва уловимое дыхание. Где-то над головой у профессора громко хлопнула дверь, и он испуганно вздрогнул. Заскрипели ступени деревянной лестницы, рядом с которой устроились на ночлег Лантея и Ашарх. Мужчина, чувствуя, как безостановочно дрожало сердце в его груди, приподнял голову, старясь не потревожить крепко спавшую хетай-ра, и всмотрелся в окружавшую его темноту. Костер давно уже погас, и мрак завладел домом. А вместе с ним пришли и тени.
Из темноты к профессору внимательно присматривались сотни глаз. Он, едва сдержав крик ужаса, быстро поднялся на ноги в чем был — в одних разорванных штанах. Из коридора медленно начала прибывать вереница обитателей похоронного особняка. Это были тени умерших, чьи тела лежали в отдельных комнатах дома, и размытые силуэты огромных ксоло с пустыми глазницами, в которых теплилось иссиня-черное пламя.
Они заполняли вестибюль до тех пор, пока в нем не закончилось место, а Ашарх все стоял пораженный и смотрел на жутких тварей, потусторонних призраков и обезображенных гниением созданий, которые подходили к нему все ближе и ближе. Они тянули к профессору свои разлагавшиеся длинные пальцы и лапы, пытаясь сдвинуть его с места и увлечь за собой в пустоту коридоров и лабиринты распахнутых дверей. Они звали его хриплыми голосами, стонали и вопили на все лады, разевая рты и пасти, из которых капала черная слюна.
Тонкое костяное кольцо на мизинце, подаренное Лантеей, с тихим звуком треснуло и рассыпалось на куски, спадая с пальца. Но Ашарх даже не обратил на это внимания, обезумев от страха. Он дрожал всем телом и с отвращением чувствовал, как его касались обитатели дома, отбирая по кусочкам всю любовь, крохи счастья и надежды. То, что было недоступно им после смерти. Тени и призраки пели свою надрывную заупокойную песню, которая впивалась в сознание профессора и завладевала его разумом. Неужели Лантея не слышит этот хоровод духов? Они так отвратительно стонут! Почему она все еще спит? Аш с трудом опустил взгляд и обомлел.
Лантеи не было у погасшего костра.
Он в ужасе завертел головой по сторонам, руками разгоняя причитавшие тени. И едва успел заметить, как его белокожую бесчувственную хетай-ра тащила к распахнутым входным дверям тройка ксоло, расплывавшихся черным туманом.
— Нет! Лантея!
Ашарх закричал во все горло и оттолкнул от себя наседавших призраков, которые тянули бездонные провалы ртов к его лицу, чтобы испить саму суть жизни. Похоже, путникам все-таки не стоило оставаться на ночь в Городе Мертвых, и теперь усопшие, покой которых нарушили так бесцеремонно, мстили незваным гостям.
Пока он отчаянно пробивался к входным дверям, туманные ксоло уже вытащили Лантею на улицу. И в тот момент, когда Аш выбежал на порог, он успел лишь заметить ноги своей спутницы, которые исчезали за обломками разрушенной каменной ограды. Похоже, псы зачем-то несли девушку в лес, но профессору некогда было думать об их мотивах. Он изо всех сил побежал следом, слыша за спиной недовольные возгласы обитателей усадьбы, расстроенных тем, что их добыча так легко выскользнула из рук.
Преподаватель перепрыгнул через ствол упавшей сосны, и ноги сами понесли его в дремучую лесную чащу. Сердце колотилось в груди, а обнаженную кожу обжигали хлесткие удары еловых ветвей и морозный холод ночи. Земля была укутана в нежный саван первого снега, который скрипел под голыми ступнями Ашарха. Но он ничего этого не замечал, лишь краем сознания удивился, что раненая нога ни разу не дала о себе знать. Однако в тот миг это было даже к лучшему, ведь ему требовались все силы, чтобы догнать обидчиков и отобрать свою Лантею.
Впереди между пышными лапами голубых елей и стройными стволами сосен иногда мелькали силуэты призрачных псов, которые постоянно опережали профессора. Он начинал уставать, легкие горели огнем, но чем ближе он подбирался к ксоло, тем быстрее они от него ускользали. В какой-то момент их силуэты замерли на небольшой открытой полянке, куда робкий звездный свет слабо проникал сквозь переплетения ветвей. Аш, не щадя себя, бросился к псам, еще не до конца понимая, как он будет бить этих созданий, которые, судя по всему, даже не обладали плотью. А ксоло, лукаво склонив головы с пустыми глазницами, наблюдали за спешившим к ним профессором. Они явно ждали лишь этого последнего зрителя.
И стоило ему сделать первый шаг на поляну, как тройка псов, ощерив огромные пасти, острыми белыми клыками впилась в бледную Лантею, которая без чувств лежала на покрытой снегом земле, разметав свои алые волосы. Всего в несколько укусов призрачные посланцы разорвали тело девушки и жадно проглотили ее останки, практически не жуя.
— Тея! Нет!
Вопль отчаяния разорвал окружающую тишину.
Ашарх упал на колени на том месте, где виднелись кровавые пятна. Это было все, что осталось от его дорогой спутницы. Псы, неторопливо облизывая окровавленные морды, медленно растаяли в воздухе, подобно утреннему туману. А профессор остался испуганный и разбитый сидеть на земле, горько рыдая над собственным бессилием. Как он мог позволить этому случиться? Он не спас Лантею! Из-за него она исчезла. Неужели его слабости и безволию могло быть какое-нибудь оправдание? Аш кричал до тех пор, пока его голос не сорвался. Окружающая тишина леса поглощала все звуки, даже ветер не смел колыхать ветви.
Только что эта девушка беззаботно спала на его плече — и вот уже растворилась, подобно первому снегу, зажатому в жарких ладонях. Почему это произошло? Его боль и слезы смешались воедино, и он камнем упал на холодную землю, задыхаясь от горя утраты и всепоглощающей тоски. Он потерял своих товарищей и друзей одного за другим, а теперь навсегда расстался и с той, что заставляла его сердце биться. Как он мог теперь чувствовать себя живым без нее?
Ашарх не знал, сколько еще продолжалась эта чудовищная агония. Но постепенно огонь в его груди погас, и на смену всеразрушающему отчаянию пришли полное безразличие и апатия. Он будто бы перестал чувствовать что-либо, оглох и ослеп от своей боли. И был теперь лишь безвольной куклой, лежавшей на снегу.
И тогда Аш услышал четкий звучный голос, раздававшийся словно в его голове и одновременно исходивший из окружающего пространства.
— Горя больше не будет.
Он резко поднял голову. Посреди укрытой снегом поляны, где произошло ужасное действо, висело темное пятно. Словно в сердце леса в воздухе парило черное овальное зеркало. Профессор замер, изучая странный предмет, который на секунду показался ему живым.
— От всех твоих страхов и печалей есть лекарство.
Осторожно поднявшись, Ашарх медленно подошел вплотную к неясному пятну. В нем не было ни отражения, ни света. Лишь всепоглощающий мрак.
— Сделай шаг туда, где нет абсолютно ничего.
Профессор неуверенно протянул пальцы, касаясь ровной глади черного зеркала. Оно не было ни холодным, ни горячим. Аш даже не был уверен, существовало ли оно на самом деле.
— Я — твое единственное избавление от боли.
И он решился. Ашарх сделал глубокий вздох и, закрыв глаза, шагнул вперед, растворяясь в зеркале, исчезая в ненасытном чреве Пустоты.
В тот миг профессор Сои Ашарх навсегда перестал существовать.