Не всяк мудрец, кто дожил до седин,
Ум не бывает следствием морщин.
Мастер Крак Велианфор. Пьеса «Безумный Пророк»
Величественный город Алверах лежал на правом берегу реки Амемори, одной из трех крупнейших рек Ивриувайна, прозванных еще с древних времен Тремя Сестрами. Амемори переводилось с амриля как «Нежная», и это название как нельзя кстати подходило тихим водам широкой реки. Течение здесь было слабым, берега пологими и поросшими густым тростником, покачивавшим на ветру своими темно-бурыми колосками. Амемори впадала в овальное сточное озеро, раскинувшееся на самом дне лесной прогалины, и носившее название Уладена, значения которого никто из местных не ведал, поскольку слово это происходило еще с тех времен, когда бог альвов жил в мире со своим народом и ходил по земле, как смертный, неся свою волю собственным детям и присматривая за ними.
В чистой водной глади озера Уладена отражались деревья хацу, и их похожие на раскрывшийся веер листья медленно опадали на зеркальную поверхность и плыли по ней, как кораблики, уносимые ветром. По озеру и устью реки сновали бамбуковые плоты: с них альвы рыбачили и ныряли за какими-то пресноводными водорослями, которые после сушили на берегу, разложив длинные темно-зеленые ленты на солнце. В воздухе с криком носились чайки, целыми стаями зависая над головами рыбаков и резво хватая любые объедки, что им бросали.
Ведущая в город дорога становилась все шире и шире, и вскоре на земле уже появились каменные булыжники, утопленные в грязь. Повозки застучали колесами по мощеному покрытию, и на пути показались первые путники. В город прибывали груженые телеги, босоногие альвы с объемными коробами на плечах несли в столицу товары на продажу, на отдельных участках можно было заметить отряды солдат, которые непременно, едва завидев Бриасвайса, спешили поприветствовать его зычными окриками или кивками. Уже на самом подъезде к Алвераху появились первые постоялые дворы и станции, на которых можно было арендовать в дорогу или, напротив, оставить телеги и повозки, а также где отдыхали слоны, согласные помогать альвам.
Здесь Бриасвайс заставил всех высадиться, и дальнейший путь в город предстояло проделать пешком, взвалив на плечи все свои грузы. Это было связано с запретом передвижения слонов по центральной части столицы, а, как понял из скомканных объяснений альва Ашарх, конечная точка маршрута лежала как раз в сердце Алвераха.
Мостовая вела отряд дальше, как путеводная нить. Гладкие отполированные тысячами стоп камни поблескивали на солнце и убегали вперед, петляя между стволами хацу, раздваиваясь и сложной сетью паутины опутывая все районы города. На окраинах столицы было множество бедного вида халуп, обмазанных глиной, низких и топорщившихся во все стороны выступавшими из каркаса стеблями тростника. Возле них крутились маленькие дети, испачканные в земле и растительном соке, а за ними приглядывали нищие альвы, одетые сплошь в драные обмотки и занимавшиеся каким-нибудь мелким трудом, вроде плетения корзин или размалывания в ступке каких-то трав. Запах здесь стоял своеобразный — эта была вонь бедности, голода и грязи. Но Бриасвайс скорее увел свой отряд в ином направлении, шагнув на одном из перекрестков в другую сторону, будто ему было стыдно перед важными гостями показывать такие уродливые уголки столицы.
Там, куда группа свернула, уже не было ни жалких лачуг, ни оборванцев. Новый район был спокойным и тихим: аккуратные одноэтажные каменные домики с плоскими крышами ютились в корнях исполинских деревьев хацу, они были оплетены виноградными лозами и лианами со всех сторон, и часто за зарослями не было видно ни окон, ни дверей. На крышах Ашарх не раз замечал обустроенные беседки, лавочки и шатры, где отдыхали на свежем воздухе немолодые альвы, среди которых часто встречались и древесные. Оттуда же нескладные худощавые подростки ловко забирались на ячеистую кору деревьев и, быстро-быстро перебирая конечностями, как ящерицы, залезали на нижние ветви хацу или, и вовсе, совершенно не пугаясь высоты, карабкались до самых каменных плато, на манер трутовиков обхватывавших стволы на разных уровнях.
Едва пройдя насквозь этот район, Бриасвайс сразу же вильнул куда-то ближе к центральной части города. Потянулись широкие мощенные булыжником и идеально ровными каменными плитами мостовые, а вдоль них выстроились двух и даже трехэтажные особняки, на нижних ярусах которых хозяева часто держали собственные лавки. Через распахнутые двери и окна виднелись прилавки, заставленные самыми разными товарами, мастерские по обработке камня, гончарные и пошивочные. Кое-где Аш видел тесные заваленные бумагами конторки, где низкорослые серокожие гоблины, ростовщики и оценщики, с важным видом восседали за своими столами и принимали потоки просителей, которые тянулись к ним, чтобы заложить что-нибудь из имущества или взять деньги в долг.
На одной из вытянутых овальных площадей этого района раскинулся шумный рынок, где стоял тяжелый запах пота и сладкий — перезревших фруктов. Рои мух и мошки носились в толпе альвов, со всех концов площади доносились призывные крики, из распахнутых дверей ближайшей таверны звучало приглушенное пение флейты. Едва ли гоблинов в этом месте было меньше, чем древесных и обыкновенных альвов — всюду взгляд профессора натыкался на этот серокожий народец, а купцов и лавочников среди них оказалось и вовсе подавляющее большинство. Гоблины торговали всем, чем только вздумается: продавали с телег роскошные ткани и тяжеловесные закупоренные кувшины со знаменитой медовухой королевства Тхен, предлагали с лотков какие-то алхимические склянки с неясным содержимым и лекарственные порошки, а где-то, заняв самые лучшие места на рынке, важного вида купцы выкладывали на прилавках серебряные украшения, переливавшиеся на солнце драгоценными камнями всех цветов и размеров.
Конечно, путники не остались равнодушны ни к представителям иных рас, ни к такому богатому разнообразию представленного на полках и витринах товаров. Лантея крепко держала Оцарио за запястье, не позволяя ему отходить от себя ни на шаг, поскольку глаза торговца так и бегали от лавки к лавке, и он каждую минуту только и норовил, что отлучиться на мгновение, чтобы осмотреть какую-нибудь очередную занятную вещицу. Манс, открыв от изумления рот, просто в глубочайшем молчании ступал возле профессора, боясь отстать от группы и потеряться, и все не мог поверить в размеры столицы и обилие населявших ее жителей.
— Такой огромный город! — шепнул он на ухо Ашарху своим все еще охрипшим голосом. — И как же много здесь народа! О, богиня, ты только взгляни на этих серокожих карликов… Ну и страшные же у них рожи!..
— Если когда-нибудь ты попадешь в Италан, то мне даже трудно представить, каково тогда будет твое удивление, — усмехнулся преподаватель, провожая взглядом толпу важных гоблинов, на которых указывал юноша. Аш и сам чувствовал безумный восторг: немногие из людей могли похвастаться тем, что им довелось мало того, что попасть за каменные границы Леса, так еще и оказаться в самой столице Ивриувайна.
Путников тоже не оставили без внимания. В здешних местах ни людей, ни уж тем более пустынников альвы не видели никогда. И дети Леса бесстыдно тыкали пальцами в чужеземцев, разглядывая их, как уродцев, а некоторые даже желали подойти ближе и заговорить. Но тут уж в дело вступился Бриасвайс и его подчиненные. Посольство со всех сторон окружили тесным кольцом, и под конвоем солдат отряд продолжил свой путь, чувствуя на себе сотни чужих взглядов.
За рынком были и другие площади, улицы и районы. Где-то высились богатые декорированные резьбой по камню дома, где-то украшением или же неким памятным символом служили узкие стелы, образовывавшие круги, а в некоторых частях города и вовсе было необыкновенно пустынно — там неожиданно начиналась густая чащоба, либо же тесными рядами росли возле друг друга фруктовые деревья, ягодные или ореховые кусты. В таких местах часто встречались сборщики с корзинами в руках и на спинах, которые ухаживали за садами.
Алверах казался необозримо обширным городом, но на деле Ашарх определил для себя, что столица достигла таких размеров исключительно из-за свободной застройки. Необъятные деревья хацу и их выступавшие из земли корни занимали значительную часть места в городе, и дома возле них редко когда стояли вплотную — часто между строениями лежали небольшие рощицы или цветущие поляны, на которых вполне можно было заблудиться, пока удалось бы добраться до соседнего здания. Это был город, неотделимый от Леса.
Когда Бриасвайс, отмалчивавшийся на любые вопросы профессора последние полчаса, все же соизволил заговорить, Аш даже не сразу расслышал слова.
— Что?.. — переспросил он.
— Я говорю, что мы уже почти прибыли на место, — устало повторил альв.
— А куда мы вообще идем?
— Потерпи, человек. Скоро сам все увидишь.
Ашарх поморщился от такого ответа, но продолжил оглядываться по сторонам с прежним усердием. Как и обещал Бриасвайс, вскоре он действительно увидел финальную точку их долгого маршрута. На берегу реки Амемори раскинулся живописный участок земли, где, отсеченные друг от друга изящными каменными оградами, располагались пышные особняки, явно принадлежавшие самым состоятельным горожанам Алвераха. Высокие здания, украшенные акантовыми розетками и ступенчатыми фронтонами, тянулись вверх, выставив вперед свои просторные балконы и ощетинившись угловыми башенками. Перед каждым из таких особняков обыкновенно стояло еще около десятка флигелей, и все это великолепие скрывали от чужих глаз ухоженные сады, полные самых редких и роскошных цветов.
Когда к одной из таких парковых зон и повернул Бриасвайс, Аш до последнего не верил, что им предстоит побывать в подобной величественной усадьбе. Но альв беспрепятственно провел свой отряд через невысокие каменные ворота, быстро переговорил с кем-то из обслуги, выступившей навстречу группе, и напрямую зашагал к главному входу в основное здание.
— Не хочу ничего утверждать раньше времени, — сипло протянул Манс, — но, кажется, Оцарио, богиня все же услышала твои мольбы. Вот тебе и роскошные хоромы, и богатое убранство, как ты хотел.
Торговец лишь с предвкушением потер ладони друг об друга и скорее поправил свой тюрбан, чтобы иметь наиболее презентабельный вид, когда посольство представят хозяину поместья.
За тяжелыми входными дверьми раскинулся просторный холл с широкой лестницей, уводившей на верхние этажи, и изящными тонкими колоннами, отсекавшими вестибюль от галереи. Солнце легко проникало во все уголки помещения через высокие окна, и наполненный светом зал блистал чистотой, как и анфилады одинаковых комнат, расстилавшихся по правую и левую руку от входа. Возле Бриасвайса сразу же материализовались слуги, низко склоняясь перед ним, как перед каким-то господином и выслушивая его приказы. Видно, альв был хорошо знаком с владельцем этого прекрасного места, либо же Тестариус заранее договорился, чтобы посольство с сопровождающими разместили в самом роскошном особняке столицы.
— Человек! — окликнул профессора Бриасвайс, подзывая его к себе. — Слуги разведут вас по комнатам, еду и прочие блага вам покажут. Бродить по дому можете, сколько хотите, но если кто-то пойдет в город, то только с моими бойцами. — Альв кивком указал себе за спину, где его солдаты, согнувшиеся под тяжестью поклажи, смирно ждали приказов.
— А без конвоя точно никак нельзя? — с надеждой спросил Ашарх.
Бриасвайс строго цыкнул в ответ.
— Оружие я вам возвращать по-прежнему не намерен, пока вас не представят Синклиту. Ходить по городу без ножа за поясом, особенно для чужака, может быть чревато. К вам и так из-за внешности будет много внимания, и этим непременно воспользуются какие-нибудь мелкие грабители, едва увидят в вас богатых иноземных путешественников. Так что сопровождение необходимо для вашего же блага.
— Нас представят сегодня владельцу этого поместья? — Аш демонстративно окинул взглядом вестибюль. — Хотелось бы поблагодарить хозяина за гостеприимство.
— Он в отъезде, — мгновенно помрачнев лицом, ответил Бриасвайс. — Так что лебезить ни перед кем не придется… Ступайте за слугами, они вас разведут по комнатам.
Махнув рукой, альв поскорее отогнал от себя профессора. Гостей сразу же окружила прислуга: они забрали всю поклажу, сумки и даже баулы Оцарио и жестами пригласили проследовать за ними на второй этаж по центральной лестнице.
— Эй, человек! — неожиданно вспомнив что-то, позвал профессора Бриасвайс, оставшийся стоять внизу. — Не уходи из комнаты, будь так добр. Тебя и посла сегодня ждет аудиенция у старейшины.
Кивнув, Аш поспешил догнать своих спутников и слуг, которые уже успели преодолеть целый пролет. Пройдя насквозь светлый и просторный коридор, который обдувался из распахнутых окон свежими потоками воздуха, посольство привели к гостевым комнатам с непомерно высокими потолками, соседствовавшим с полукруглым обеденным залом. К искреннему восторгу Оцарио, каждого разместили в своей собственной спальне. Здешняя роскошь чувствовалась в любой мелочи, на которую падал взгляд: все вокруг было обито дорогими жаккардовыми тканями из королевства Тхен, на стенах висели тяжелые вручную вышитые гобелены с растительными мотивами и изящные посеребренные подсвечники. Пол устилали тонкие ковры, сотканные из шелка, а над низкой бамбуковой кроватью висел объемный бежевый балдахин с кистями и тонким пологом от насекомых. Едва окинув взглядом свою комнату, Аш сделал вывод, что практически все здесь было привозным: гоблинская работа ощущалась буквально в каждой детали интерьера, начиная от фарфорового ночного горшка и заканчивая безумно дорогими зеркалами, которых тут имелось целых пять штук в разных концах спальни. Видимо, сотрудничество Ивриувайна и королевства Тхен было настолько плотным, что из-за границы в Лес с каждым годом текло все больше и больше чужеземной экзотики и экстравагантных предметов обихода, а альвы и не противились этому.
Где-то из соседней комнаты послышался восхищенный свист Оцарио, который поверить не мог своему счастью, что его высокородную особу в кои-то веки приняли достойно. Усмехнувшись, Ашарх скорее кинул вещи и свой плащ на ближайшее кресло и подошел к одному из зеркал, висевшему над аккуратным столиком. В гладкой поверхности отразился запыленный путник с длинной косой темных волос, смуглым покрытой жесткой бородой лицом, на котором особенно выделялись выразительные глаза болотного цвета, чуть смещенный в сторону сломанный нос и прямые почти черные брови, над одной из которых белел старый шрам. В этом человеке не было и следа от солидного столичного профессора, предпочитавшего проводить время в окружении пыльных книг и незаполненных академических журналов. Это был закаленный солнцем пустынь путешественник, повидавший величественные горы, мрачные пещеры и непроходимые леса, побывавший в самых сокровенных уголках этого мира, о существовании которых большинство смертных даже не подозревало. Он не боялся спать на голой земле, есть что попало, не страшился попасть под дождь или в бурю, и бок о бок со своими товарищами был готов идти хоть на край света.
И самое главное, что его все совершенно устраивало.
Аш смотрел на себя и не мог поверить, что когда-то он просиживал штаны в академии, тратя драгоценные годы на ругань с руководством и заполнение кипы документов, а теперь стоял в самом центре Могучего Леса в роли одного из членов посольства, и мир вокруг раскрывался перед ним, как бутон лотоса на рассвете, предлагая все новые и новые знания, которые он бы никогда не получил, оставшись в Италане, на своем прежнем месте, и почитывая старые фолианты.
Он улыбнулся собственному отражению. Улыбнулся легко и открыто, как старому другу. Таким он себе нравился куда больше, и даже усталый вид после дальней дороги не портил этот облик. Аш так и стоял, вдохновленный переменами, произошедшими с его внешностью. Пока его взгляд неожиданно не упал на отражение самого дальнего угла комнаты, возле кровати, где находился небольшой угловой столик на тонких металлических ножках. Вся спальня была наполнена дневным светом, но лишь это место единственное казалось чернее самой темной ночи. Будто кто-то пролил там склянку чернил, и теперь это мрачное пятно невольно притягивало к себе внимание.
А еще Ашарху казалось, что еще минуту назад там ничего не было.
Нахмурившись, он все продолжал и продолжал вглядываться в темноту угла через зеркало, не отворачиваясь от него и практически не дыша. Тьма будто была живой, она двигалась. И в какой-то момент Аш стал различать тонкие паучьи лапки, которые по одной выбирались из плотного кокона мрака и медленно ощупывали пространство вокруг себя.
Это было уже слишком! Профессор резко обернулся, отыскивая взглядом темноту в углу комнаты. Но ее там больше не было. Ничего похожего на черный сгусток на паучьих ножках — лишь белые стены и маленький угловой столик. Тщательно осмотрев спальню перед собой, Аш все не мог унять колотившееся в груди сердце, стук которого эхом отдавался в ушах.
«Неужели почудилось? Средь бела дня?» — мелькнула мысль у него в голове.
Он вновь повернулся к зеркалу, намереваясь взглянуть через него на загадочный угол, но в тот же миг испуганно застыл, не в силах пошевелиться или хотя бы закричать. В гладкой поверхности зеркала не было больше ни комнаты, ни самого преподавателя — все заволокла непроглядная чернота. И из нее выступало чье-то лицо. Вытянутое и белое, как алебастр, лишь отдаленно напоминавшее человеческое. Девять иссиня-черных влажных глаз были рассеяны по лбу и щекам, а на месте рта поблескивали два изогнутых крючка хелицер, покрытых острыми наростами и прятавших за собой провал пасти. С головы спадали длинные угольного цвета волосы, а прямо из самой макушки тянулись вверх тонкие паучьи лапки, державшие идеально круглую сферу, сотворенную будто из черного агата или обсидиана.
Этот облик был настолько пугающим и мерзким, что Аш сам не понял, как вышел из овладевшего им ступора и с коротким звонким криком ударил кулаком странное существо, наблюдавшее за ним из зеркала. Послышался звук разбившегося стекла, костяшки профессора прострелило резкой болью, и неожиданно все вокруг исчезло, будто по мановению руки.
— Не надо так кричать, человек! — возмутился кто-то голосом Бриасвайса со стороны. — Я ведь просто разбудил тебя!
Ашарх приоткрыл глаза и сразу же зажмурился от яркого дневного света, резанувшего зрачок. Он нащупал руками кровать под собой и после удивленно сел, пытаясь понять, что же произошло. Вокруг была все та же комната, наполненная солнцем, хотя, судя по положению лучей, прошло не меньше пары часов с того момента, как Аш ступил в выделенную ему спальню. Сам он лежал на краю кровати, прямо в дорожной одежде поверх чистого белья, а рядом молча вздымалась высокая фигура Бриасвайса, который, сложив руки на груди, ждал, когда профессор начнет его адекватно воспринимать. Он был без своей ручной крысы, весь в чистой одежде и явно только после купания — длинные волосы еще не обсохли, и мокрой паклей облепили плечи и спину.
— Ты уже проснулся? Давай, поднимайся, зови посла и пойдем к старейшине, как и было оговорено.
Потрогав свою голову, будто проверяя, на месте ли она, Ашарх поморщился от боли в костяшках правой руки и удивленно посмотрел на свою руку. Содранная кожа кровоточила и была покрыта нежной пленкой коросты, едва начавшей нарастать на ранках. Сразу же взгляд профессора метнулся к зеркалу, и паника овладела им повторно — оно оказалось разбито и забрызгано каплями крови. Бриасвайс проследил за его взглядом и недовольно поцокал языком.
— Зачем ты разбил зеркало? Что, неужели собственная рожа в отражении так не понравилась?
— Я… Мне просто показалось, что я там что-то странное увидел… — промямлил Аш, морща лоб и пытаясь найти объяснение случившемуся. — Видимо, мне это приснилось…
— Да уж. Спишь ты крепко. Слуги мне сказали, что хотели пригласить тебя на обед вместе с остальными твоими дружками, но ты валялся на кровати, как мертвец, ни на что не реагируя, и они решили оставить тебя в покое. Подумали, ты так утомился после дороги, что не стоит тебя больше тревожить.
— Выходит, меня пытались будить? Сколько же я проспал? — удивился Ашарх.
— Ну, обед закончился пару часов назад. Уже скоро солнце коснется линии горизонта. Так что хватит тут разглагольствовать, пойдем к старейшине. Не стоит заставлять его ждать.
Бриасвайс сделал круговое движение кистью, поторапливая заторможенного профессора и первым двинулся к выходу из комнаты. Аш поправил одежду, пальцами пригладил волосы на макушке и, уже собираясь последовать за альвом, все же не сдержался и бросил последний взгляд на угол под столиком. Там ничего не было. Ни темноты, ни паучьих лапок или чужих лиц — простой белый кусок стены и маленький солнечный зайчик, рассеяно метавшийся по полу.
Можно было все списать на очередной кошмар или усталость, как Ашарх делал последнее время каждый раз, как страшные видения стали его преследовать, но боль в разбитом кулаке и подернутое трещинами зеркало будто не позволяли так легко позабыть об увиденном призраке. Кажется, Ашу впервые удалось лицом к лицу столкнуться со своим ночным кошмаром, который следовал за ним еще с тех самых храмовых руин в пустынях. И лицо это испугало его до дрожи.
Лантея тоже первым делом обратила внимание на кровоточивший кулак профессора.
— Что это у тебя? — сразу же спросила она, как только Ашарх и Бриасвайс постучали к ней в комнату и пригласили на аудиенцию к старейшине.
— Да так, случайно порезался, — неуверенно промямлил мужчина, не желая поднимать эту тему.
Бросив на спутника подозрительный взгляд, девушка вздернула бровь, но нормального ответа так и не дождалась. Зато альв в очередной раз стал всех торопить:
— Давай скорее, человек.
— Хорошо-хорошо! — пробормотал Аш, пододвигаясь в сторону, чтобы позволить Лантее выйти из ее спальни и закрыть за собой дверь. — Идем.
Бриасвайс удовлетворенно кивнул и первым поспешил вперед, показывая путь. Они миновали коридор с гостевыми комнатами, спустились по лестнице и после свернули к трапециевидной арке, ведущей напрямую к внутреннему дворику, расположившемуся между двумя боковыми корпусами основного здания. Здесь, исчерченный линиями узких тропинок и выложенных булыжником дорожек, лежал тенистый живописный сад. Посередине зеленой полянки располагался изящный каменный фонтан, выполненный в виде вставшего на дыбы слона, выпускавшего из хобота поток воды. По всей территории сада находились лавочки, а буйство цветов и плодовых деревьев радовало взор своим разнообразием и ухоженностью. У бортика фонтана стоял высокий древесный альв, молча наблюдавший за брызгами воды, и в такт его дыханию тихо покачивались ветви, росшие из его тела.
— Позволь представить тебе старейшину, — произнес Бриасвайс, повернувшись в сторону профессора. — Его имя третьего полувека Сеамрантий. Он входит в состав Высочайшего Синклита и готов выслушать тебя и посла. Только говорите по делу.
Старейшина медленно повернулся к прибывшим. Даже человек, никогда в жизни не видевший проклятых альвов, мог догадаться, что Сеамрантий был уже достаточно старым. Его кора была покрыта мхом и паршой, а часть корней, которые заменяли старейшине ноги, загнивали. От шеи вверх тянулись гибкие ветви, и листья на них засыхали, скручивались в трубочки и опадали от легчайшего дуновения ветра. Карие глаза, выцветшие практически до медового оттенка, смотрели спокойно и чуть устало.
— Ты, человек… пришедший в наш Лес, — негромко проскрипел Сеамрантий на ифритском, грузно ступая по направлению к профессору и Лантее. — Ты привел сюда тех, кого зовешь пустынными жителями…
— Верно, — твердо ответил Ашарх, и практически мгновенно получил хлесткий удар ладонью по голове от Бриасвайса.
— Нельзя прерывать старейшин, когда они говорят! — разгневанно прошипел альв и бросил на преподавателя испепеляющий взгляд.
— Полно, Бриасвайс… Не вини чужака за незнание наших приличий, — Сеамрантий говорил очень медленно, с придыханиями, из-за чего трудно было понять, когда он действительно заканчивал свою мысль. — Ты, человек, и эта особа желаете предстать перед Синклитом?.. Что вы хотите предложить нам?..
— Военный союз, — неуверенно сказал Ашарх после того, как выждал некоторую паузу, чтобы вновь случайно не прервать старейшину. — Пустынный народ, называемый хетай-ра, желает заключить с Ивриувайном союз, чтобы единым фронтом выступить против империи Ис и защитить все восточные земли.
— Неужели они правда еще живут в пустынях?.. Бедные дети… Нет ничего слаще прохлады Могучего Леса, пусть дается она не каждому, но дар этот бесценен… — Сеамрантий вздохнул особенно шумно, из-за чего с его веток впорхнуло несколько крупных жуков. — Не все в Лесу знают эти старые легенды о пустынных жителях. А ведь когда-то мы были братскими народами, но выбрали разные пути… Они скрылись в песке подобно тому, как насекомые прячутся в бутонах цветов в непогоду… Мы же решили бороться, не опасаясь встретиться со своими врагами лицом к лицу. И теперь хетай-ра пришли под вековые кроны хацу, дабы просить нашей помощи…
Сеамрантий замолчал. Со стороны казалось, будто он заснул. Ашарх и Лантея украдкой снизу разглядывали возвышавшегося над ними старейшину, понимая, что вряд ли им еще когда-нибудь представится случай так близко увидеть древесного альва. Одежды на нем не было, лишь широкий пояс, на котором висели мешочки и нефритовые бляшки, похожие на монеты. А вот разноцветные бусы из бисера и нефрита, как и у остальных альвов, в изобилии покрывали шею и руки Сеамрантия. Кора в местах сочленений была стерта или спилена, будто она мешала передвижению, и от нее частично пришлось избавиться. Гибкие корни, заменявшие ноги, цеплялись маленькими отростками за почву и растительность и вообще почти все время находились в движении, ища надежную опору.
— Тебе повезло, человек, что когда-то давно я слышал о пустынных жителях, потому верю твоим словам, — наконец продолжил старейшина, раскачивавшийся под легкими порывами ветра. — Но вот мои собратья из Синклита не такие доверчивые и памятливые… И скорее согласятся с тем, что ты и твое посольство — лишь пособники ифритов, либо залмарские дипломаты, обманом проникшие в Лес. Для них это куда проще…
Аш зашептался с Лантеей, переводя ей слова старейшины.
— У нас есть еще кое-что, что мы могли бы предоставить Синклиту, — произнес профессор через минуту. — Старинный свиток пакта, заключенного между нашими народами.
— Неужели?.. Я бы хотел взглянуть на него.
Бриасвайс окликнул одного из слуг, послав его в комнату посла за шкатулкой, которую девушка не взяла с собой на аудиенцию. Вскоре Лантея передала ценный документ древесному альву в руки, и он очень долго и внимательно его изучал, скользя взглядом по строкам.
— Древний амриль… — прошелестел старейшина. — Этот текст смогут прочесть немногие альвы в Лесу… Даже мне здесь известны лишь несколько символов, но, тем не менее, сомневаться в подлинности этого свитка мне не приходится. О чем здесь говорится?
Используя все свои познания ифритского языка, Ашарх подробно пересказал текст документа, рассказав об условиях Андаритского пакта, которые ему на ухо перечисляла хетай-ра. Сеамрантий выслушал профессора внимательно, не прерывая его и не задавая никаких вопросов.
— Безусловно, это чрезвычайно важный пергамент, заботливо сохраненный пустынным народом. Синклит обязательно должен его увидеть… Я заберу свиток с собой, если посол не против, чтобы изучить его в меру своих сил и, возможно, отыскать в библиотеке Алвераха тексты, в которых этот пакт упоминается…
— Это значит, что вы поможете нам? — осторожно спросил Ашарх, косясь в сторону Бриасвайса, который только и следил, чтобы чужеземцы были исключительно вежливы со старейшиной.
— В отличие от моих собратьев, заседающих в Синклите, я не считаю себя приверженцем легких путей. И я постараюсь напомнить им о хетай-ра и об этом пакте, но ничего обещать не стану… Будьте готовы к тому, что на заседании другие старейшины усомнятся в ваших словах.
— Мы благодарим вас хотя бы за предоставленную возможность встретиться с достойнейшими альвами Леса. — Аш склонил голову. — Но… согласится ли Высочайший Синклит вообще собраться, чтобы выслушать посла, если нам здесь никто особенно не верит?
— Мои листья начали осыпаться, значит, совсем скоро я отправлюсь в Шиарум… Возможно, это будет одно из моих последних заседаний, поэтому просьбу уходящего-в-сердце-Леса старейшины выполнят беспрекословно, — туманно высказался Сеамрантий, разворачиваясь обратно к фонтану.
— Что это значит? — Профессор обернулся к Бриасвайсу и вопросительно поднял бровь.
— Древесные альвы предчувствуют свой конец, — скосив глаза в сторону Ашарх, ответил заместитель коменданта. — Когда наступает время уходить, они отправляются в Заветную Рощу в сердце Ивриувайна, в Шиарум, где прорастают корнями в землю и навсегда сливаются воедино с Лесом. Мой дедушка тоже скоро направится в свой последний путь.
— Постойте… — поперхнулся преподаватель на последних словах альва. — Сеамрантий — ваш дедушка?
— Он — старейшина моего рода.
— Н-но… как такое вообще возможно?.. Я думал, что у проклятых альвов не может быть обычных детей…
Бриасвайс не сразу понял, что Аш имел в виду, зато старейшина со скрипом опустился на бортик фонтана и негромко ответил:
— Человек… Незнание не так страшно, как нежелание что-либо узнать. Поэтому я объясню тебе. — Сеамрантий зачерпнул рукой с длинными ветками пальцев воду, но она быстро стекла по глубоким бороздкам его коры. — В Ивриувайне все дети рождаются обычными альвами, и лишь к десяти годам половина из них покрывается корой… Без разницы, кто были родители. Станет ли дитя древесным альвом, решает само проклятие, наложенное нашим богом. Таково было наказание Омеотана за выбор, сделанный Высочайшим Синклитом много веков назад… Как бы ни были рассудительны старейшины, как бы ни было оправдано их решение, наш бог предал нас тогда и ушел, навечно заставив расплачиваться за грех, которого никто не совершал…
— Вовсе не так, — неожиданно возразил Бриасвайс, шагнув вперед. — Это была справедливая кара Омеотана за нашу черствость и толстокожесть. И не нам противиться решению бога, оно было милосердно и вполне соизмеримо поступку наших предков.
— Тихо. — Сеамрантий вытянул вперед руку, и его внук мгновенно замолчал. — Наши с тобой мнения всегда разнились по этому поводу… Но я все еще верю, что мудрость придет к тебе с годами, как когда-то она снизошла и на меня… И ты прозреешь. Ведь я с малолетства учил тебя не сомневаться в суждениях старейшин, и однажды ты поймешь, почему. А пока что не стоит чужеземцам слушать наши пререкания… Сейчас куда важнее передать весточку всем членам Высочайшего Синклита и поскорее представить старейшинам посольство.
— Конечно. — Бриасвайс покорно склонил голову, скрыв всполох гнева, промелькнувший на дне его темно-карих глаз. — Я все исполню.
Очевидно, это означало окончание аудиенции, поскольку Бриасвайс молча поманил за собой профессора и хетай-ра, и процессия скоро покинула укромный сад, оставив Сеамрантия в одиночестве наслаждаться прохладой фонтана. Однако Ашарха терзало любопытство и чисто профессиональный интерес историка, и он, нагнав своего провожатого, напрямую спросил:
— Из-за чего Омеотан проклял альвов?
— Тебе не все равно, человек? Тебя это никак не касается, — достаточно грубо ответил Бриасвайс.
— Скажем так, мне странно видеть, что два родственных альва имеют разные точки зрения по поводу события, которое, если мне не изменяет память, произошло почти две тысячи лет назад.
— Полторы, — мгновенно исправил профессора альв, даже не повернув головы в сторону собеседника. — Хотя тут совершенно неважно, как много веков назад случилась эта трагедия. Важно, что мы до сих пор должны отвечать за необдуманные деяния наших прадедов и молить бога о прощении из-за самоуверенности Синклита.
— Ты совершенно не поддерживаешь какое-то давнее решение своих предков?
— Да. Высочайший Синклит сделал неправильный выбор, они смертные, и могут ошибаться. Но Омеотан не простил им эту оплошность. А мой народ за своей слепой преданностью старейшинам не смог заметить, как совершил непоправимое и навечно сделал себя пленником проклятья.
— Ты ненавидишь Синклит? — робко спросил Ашарх, едва поспевая за шагом высокого альва.
— Наблюдательности тебе не занимать, — с жесткой усмешкой ответил Бриасвайс, а после резко остановился на этаже с гостевыми комнатами и обернулся к профессору и молча семенившей следом Лантее. — Что ж, послушай и реши сам, кто прав, если ты так этого желаешь… Мой народ боролся с ифритами и гоблинами веками. И лишь наша могучая магия позволяла сдерживать противников. Но когда они прорвали оборону в двух точках одновременно, то Синклиту пришлось делать выбор. На северо-востоке гоблины крали наш лес и, когда их засекли, они подожгли чащу, чтобы задержать преследователей, огонь распространился мгновенно. На северо-западе ифриты взяли в осаду областной центр, угрожая вырезать половину города, а вторую — забрать в рабство.
— Патовая ситуация…
— Слушай дальше! Высочайший Синклит не успевал прислать подмогу в обе точки, поэтому старейшины приняли решение спасти Лес. «Мы тысячелетиями растим хацу», — объясняли свой выбор тогда эти древние старики и старухи. — «Они полны нашей энергией и божественной любовью! Мы не можем позволить пожару истребить сотни гектаров!» И я считаю, что это было в корне неверное решение. Целый город пал, а большинство его жителей погибло страшной смертью, но зато мы спасли клочок Леса от пожара… Какими же идиотами надо быть, чтобы сделать такой выбор, а?! Вот и Омеотан пришел в ярость, когда услышал, что мы выбрали деревья вместо жизней альвов!
— Тысячи жизней в обмен на жизни тысячелетних деревьев?
— Он сам дал нам силу выращивать хацу. Он учил мой народ следить за Лесом и слушать его не одно тысячелетие. Но никакое дерево, сколько бы лет ему ни было, не может быть важнее жизни альва. И бог решил так же. Омеотан проклял нас и забрал свой дар! Так скажи мне, разве выглядит все так, что Синклит поступил тогда верно, а?! Омеотан справедливо наказал нас!
— Теперь твой народ стал тем, кого сам и выбрал… Спасая деревья, альвы покрылись корой. Спасая собратьев, вы бы остались самими собой.
— Даже чужеземец видит истину яснее, чем половина стариков этого Леса! — обращаясь к пустоте, воскликнул Бриасвайс, вскинув свои длинные руки. — Ну и какое будущее ждет эти земли, где жизни народа — ничто, а сохранность деревьев ценится превыше всего? Как ты думаешь, человек?
Ашарх лишь развел руками. Лицо его собеседника было искажено злобой, но обращенной вовсе не на профессора, а на порядки Ивриувайна. И отчасти это возмущение можно было понять.
— Вот именно, человек! — блеснув глазами, воскликнул альв. — У Леса нет будущего.
Развернувшись, Бриасвайс коротко махнул рукой на прощанье и быстро удалился прочь по коридору, оставив Ашарха стоять в смешанных чувствах. Лантея дернула его за рукав рубахи:
— Пойдем к остальным. Ты расскажешь нам, что там наговорил этот старейшина.
— Знаешь, я все больше и больше поражаюсь этим альвам… — пробормотал себе под нос профессор, направляясь вслед за девушкой к жилым комнатам.
— Это еще почему? — спросила Лантея.
— Полторы тысячи лет они не могут решить, любить ли им собственного бога или ненавидеть его. Удивительный народ…
— Думаю, их бог уже все давно решил за них, — проговорила хетай-ра, раскрывая дверь своей спальни. — Он проклял своих детей и покинул их, не желая принимать любовь альвов. О чем тут еще спорить?
— Мало ли, он однажды вернется, — протянул Аш, ступая в комнату за девушкой.
— У него было полторы тысячи лет, чтобы сделать этого. Обида, живущая так долго, вряд ли однажды чудесным образом исчезнет.
— Не нам, смертным, постигать божьи поступки.
— Да, — хмыкнула Лантея. — Но, как это ни прискорбно, именно нам устранять их последствия.
В целом весь остальной отряд остался доволен итогами беседы между Ашем, Лантеей и старейшиной. Оцарио предсказывал успех грядущего заседания Синклита и очень надеялся, что по окончании переговоров для гостей устроят грандиозный пир, куда созовут представителей самых знатных родов, титулованных особ, высокопоставленных офицеров и, конечно, именитых купцов. Виек же, как и Эрмина, напротив, придерживался мнения, что альвы не пойдут на заключение союза.
— Если бы они видели выгоду в соглашении между нашими странами, то давным-давно уже бы представили нас этому Синклиту, выложив к нему путь шелковыми коврами, — поделилась своими мыслями Эрмина. — А так мы чуть ли не каждому солдату должны доказывать свои намерения, демонстрируя свитки, документы и выпрашивая позволения двинуться дальше.
— И то верно. — Виек кивнул. — Им все равно, что будет с нашим посольством. Кажется, если бы мы сгинули где-нибудь в этих джунглях по дороге в столицу, то альвы бы только с облегчением вздохнули…
— В любом случае, — оборвала гвардейца Лантея, — в ближайшее время мы уже все узнаем. Когда состоится заседание Синклита, и нас туда пригласят, тогда и посмотрим, что там эти старейшины решили.
Все согласно покачали головами, обменялись по очередному кругу своими предположениями и впечатлениями от первого дня, проведенного в столице, а после стали ждать ужина. Когда слуги пригласили всех пройти в обеденный зал, там для гостей уже накрыли длинный стол. Конечно, среди блюд в большинстве своем были представлены фрукты, свежие, маринованные и сушеные, но, видимо, Бриасвайс позаботился и о том, чтобы для чужеземцев меню разнообразили. Несколько видов вяленой рыбы, завернутой в речные водоросли, украшали стол, разнообразные закуски из измельченных корнеплодов, присыпанных ароматными травами, холодные овощные супы и густые каши из высушенных и перетертых с водой семян кукурузы и фасоли. Хетай-ра пробовали пищу с осторожностью, неумело обращаясь с миниатюрными нефритовыми ложками, и большинство еды все же осталось нетронутой, кроме рыбы, которая пустынникам была вполне привычна и знакома. Ее съели одной из первых, не побрезговав даже кожей и головой.
Когда на стол подали десерт — тонко нарезанные ломтиками желтые вытянутые плоды, то все уже насытились вдоволь, но приятный сладкий запах фрукта был чрезвычайно заманчив. Мягкая текстура и незабываемый аромат окончательно вскружили голову всему посольству, и Оцарио пообещал, что непременно привезет домой это угощение, не подумав, правда, как экзотический плод переживет двухнедельный путь через жаркие пустыни.
После ужина все разбрелись по своим комнатам, поглаживая круглые животы и предвкушая желанный отдых. Аш едва успел упасть на свою кровать, как на пороге его комнаты возникла служанка, которая на ифритском с весьма грубыми ошибками повторяла лишь одну фразу:
— Хозяин желает видеть вас.
Догадавшись, что это Бриасвайс его звал, профессор с тяжелым вздохом сполз с кровати и шагнул в коридор следом за прислужницей. Та долго водила его по этажам, лестницам и просторным холлам, пока не остановилась у невзрачной на вид двери, располагавшейся в самом конце одного из боковых корпусов особняка. Поклонившись, служанка ушла, а Аш толкнул дверь, переступая порог комнаты. Это был совмещенный с библиотекой рабочий кабинет, где большую часть помещения занимали стеллажи с аккуратно разложенными на них бамбуковыми книгами, представлявшими собой связанные пластины, с нанесенными на них клинописными знаками. В дальнем углу стояла вытянутая тахта с валиками подушек, набитых сухими травами. Окна и небольшой балкон выходили прямиком на сад, раскинувшийся во внутреннем дворе. Бриасвайс сидел в одном из бамбуковых кресел возле самого балкона и, поглаживая пальцем нефритовый кубок, украшенный серебром, вглядывался в темноту Леса, расцвеченную голубоватым сиянием хацу.
— Проходи, человек. Присаживайся. — Даже не повернув головы в сторону входа, альв указал рукой на соседнее кресло. Стоило профессору опустить на жесткие подушки, Бриасвайс сразу же протянул ему наполненный до краев кубок.
— Это вино из одуванчиков и иных трав, — заметив неуверенность во взгляде Ашарха, сказал альв. — Это солнечный напиток, впитавший в себя тепло Леса. У нас его любят пить после ужина, когда наступает вечер, чтобы ночь была спокойной, и сон стал крепче.
Аш взял нефритовый кубок за ножку и осторожно пригубил вино. Оно оказалось сладким, с легким миндальным привкусом, и лишь на самом корне языка чувствовалась травяная горечь.
— Вижу, что понравилось, — усмехнулся Бриасвайс и сам сделал глоток из своего кубка. Он был расслаблен, будто до этого часа уже хорошо выпил, и теперь просто без сил растекся по креслу, поглаживая свою черную ручную крысу, вытянувшуюся у него на коленях. Альв был в простой холщовой безрукавке, коротких льняных штанах, и вовсе не выглядел как хозяин огромного особняка и член могущественного рода, но после встречи с Сеамрантием, Ашарх уже выяснил, что все вокруг принадлежало Бриасвайсу и его семье. Странно, конечно, что альв ничего не сказал об этом посольству раньше, но, судя по всему, своей знатностью он не особенно гордился.
— Ты хотел о чем-то со мной поговорить?
— Хотел. Сеамрантий обратился к остальным членам Высочайшего Синклита, и завтра утром они готовы пригласить вас с послом на заседание, чтобы выслушать.
Аш вскинул голову и, уверившись, что Бриасвайс говорил это серьезно, слабо улыбнулся.
— Это добрые вести. Я верил, что Сеамрантию удастся убедить Синклит собраться.
— Как раз собрать их всех вместе не так уж и трудно. — Альв легко пожал плечами. — Старейшины и без того заседают практически каждый день. В Ивриувайне масса дел, которые старики решают сутки напролет. Так что мой дедушка лишь поспособствовал тому, чтобы ваше посольство согласились послушать.
— Это уже немало. Это значит, что весь проделанный нами путь из пустынь был пройден не зря.
— На твоем месте я бы не рассчитывал, что убедить старейшин в необходимости заключения военного союза будет так уж просто, — протянул альв, скосив свои огромные глаза на собеседника. — Завтра вам придется несладко. Будь к этому готов.
Кивнув, Ашарх поднес нефритовый кубок к губам и сделал еще один глоток. Вино мягкой волной скользнуло к нему в желудок и наполнило организм теплом солнечного цветка.
— Меня с вами не будет, — как бы между прочим упомянул Бриасвайс. — Едва рассветет, я уезжаю обратно в Гарвелескаан. Меня ждут в крепости неотложные дела, и я должен успеть вовремя туда вернуться. Времени и так в обрез.
— Выходит, — неуверенно пробормотал Аш, — мы будем в твоем особняке и в городе сами по себе?
— На заседание Синклита вас проводят мои подчиненные, и в целом дальше они будут везде сопровождать вас, пока старейшины не решат вашу судьбу. А дома можете жить, сколько потребуется, никто не будет вас гнать. Сеамрантий почти все время пропадает на заседаниях, к тому же он скоро отправится в Шиарум. А мой дражайший отец сейчас обороняет крепость Ауремналон на севере Леса, так что вряд ли он появится здесь в ближайшие пару лет…
Ашарх не стал вникать в суть взаимоотношений Бриасвайса с семьей и задавать лишние вопросы, но почему-то ему показалось, что отца альв не очень-то любил и говорил о нем с пренебрежением.
— А наше оружие ты нам вернешь? — спросил профессор.
— Я отдам его Пелеантаду, командиру отряда, который оставляю с вами. В зависимости от решения Синклита, он вернет вам оружие или придержит у себя еще на какое-то время.
Бриасвайс двумя пальцами почесывал Руфь за ушами, отчего крыса прикрыла глаза и, расслабившись, блаженствовала на коленях своего хозяина. Поглядывая на зверька, альв не смог скрыть слабую улыбку, закравшуюся в уголки его губ, но после, будто вспомнив, что он в комнате не один, быстро вернул лицу равнодушное выражение.
— И, поскольку это наша с тобой последняя встреча, человек, я хочу напомнить, — посерьезневшим голосом произнес Бриасвайс, — что ты должен отдать мне пустынные карты в обмен на ту помощь, что я и Тестариус оказали тебе.
Завозившись в своем огромном кресле, явно сделанном по размерам лишь для высоких и худощавых детей Леса, Ашарх в волнении защелкал пальцами на руках. Он-то надеялся, что альв, расслабленный вином, позабудет о сделке. Глупая, конечно, надежда, но профессор так не желал отдавать в руки Тестариусу и Бриасвайсу эти карты, что был готов поверить во все, что угодно.
— У нас был договор, человек, — сурово напомнил альв, заметив, как занервничал его собеседник. — Тестариус сегодня прислал мне птицу, что уже связался с покупателями из кланов Фано и Диш, и гоблины готовы обговорить условия.
Бриасвайс протянул руку ладонью вверх, и в этом жесте было что-то требовательное. Отказ он был не намерен принимать.
— У меня с собой нет карт, — промямлил Аш, стушевавшись. — Они в комнате… Я схожу, пожалуй…
Профессор уже было поднялся с места, но Бриасвайс остановил его одним только взглядом. Сколько в нем было холодности и стали — не измерить, и Ашарх застыл, не в силах пошевелиться.
— Не стоит мне лгать, человек. Я знаю, что ты всегда носишь карты у сердца, под рубахой. Даже в дороге ты с ними не расставался, а я всегда следил, как ты рисовал с них копию по вечерам. — Альв прищурился. — Надеялся впихнуть мне подделку, чтобы гоблины высмеяли Тестариуса при заключении сделки? Плохая идея. Не думал же ты, в самом деле, что я не отличу оригинал от грубо набросанной на коленке копии?
Невольно сжавшись под этим взглядом, Аш молчал. Конечно, он не верил, что удастся обмануть Бриасвайса дубликатом, и рисовал второй экземпляр исключительно для своего пользования, чтобы продолжить исследование, касавшееся Гиртариона, но почему-то в тот момент, замерев перед заместителем коменданта, он чувствовал себя виноватым.
— Давай сюда карты. — Воин вновь махнул требовательно вытянутой ладонью.
Сунув руку за пазуху, Ашарх вытащил измятые и уже хорошенько промасленные и испачканные карты и вложил их в ладонь альва. Длинные зеленоватые пальцы мгновенно захлопнулись, как капкан, и Бриасвайс, с нескрываемой ухмылкой оглядев свитки, убрал их себе на пояс, в черный кисет с завязками. Аш же в свою очередь проводил карты тоскливым взглядом.
— Вот и хорошо, — продолжил альв, поднимая свой нефритовый кубок. — Так давай же выпьем за окончание этой честной и выгодной сделки.
Он держал бокал до тех пор, пока профессор, сдавшись, не коснулся своим кубком его, и только тогда Бриасвайс одним большим глотком допил вино из одуванчиков.
— А теперь ступай, человек. Не скажу, что был рад нашему знакомству. Но кое-чему оно меня все же научило. Надеюсь, и ты не остался обделенным. Доброй ночи и прощай.
Аш ничего отвечать не стал, он и так чувствовал себя оплеванным, а потому лишь хмуро кивнул и скорее направился к выходу, ощущая, как вместе с вином по его телу медленно и неохотно расползается нелюбовь ко всем детям Леса.
Утро было настолько ранним, что в окружавшей особняк роще еще не замолкли ночные птицы. Высочайший Синклит начинал свои заседания по обыкновению с первыми солнечными лучами, и этот раз не стал исключением. Назначенный Бриасвайсом сопровождающий для посольства оказался еще достаточно молодым альвом, который носил на лбу тугую повязку, прижимавшую его волосы плотно к голове, и отличавшийся крайне громким командным голосом. Пелеантад говорил по-ифритски слабовато, но все же Ашарха он более или менее понимал, а это было самым важным.
— Я и мой отряд проводим вас, — зычно сообщил профессору воин, оказавшись утром на пороге его комнаты, и попросил немедленно собираться, чтобы не заставлять Синклит ждать.
Оказалось, на заседание были допущены лишь Лантея, как официально назначенный посол, обладавший всеми необходимыми полномочиями, и Ашарх, как переводчик. Остальные пустынники были вынуждены остаться в особняке Бриасвайса, уже смирившись с тем, что Ивриувайн оказался не таким уж замечательным и приветливым местом, и для чужеземцев здесь многое было недопустимо или запрещено.
— Нам разрешено отсюда выходить вообще? — с вопросом заглянул в комнату к сестре Манс, наматывая на запястье свои излюбленные четки. — Или эти альвы намерены круглосуточно держать нас в особняке?
Лантея, спешно собиравшаяся на заседание, на ходу шнуруя сапоги, пробормотала:
— Аш говорил, что можно. Но с сопровождение. А что, тебе так надоело сидеть в четырех стенах?
— Оцарио спит и видит, как попасть на базарную площадь. Я решил составить ему компанию.
На пороге за спиной юноши с громким пыхтением появился Оцарио. На плечи у него были закинуты мешки с товарами на продажу. Набитые котомки делали его похожим на покрасневшего от натуги сгорбленного гоблина, ограбившего чей-то дом.
— Нужно приглядеться к товарам конкурентов! — беззаботно заявил торговец.
— Но ведь у тебя даже нет местных денег… — осторожно заметила Лантея.
— Это как раз легко решаемый вопрос! — усмехнулся Оцарио и, махнув рукой на прощанье, удалился дальше по коридору, позвякивая содержимым своих баулов.
— Надеюсь, заседание сегодня пройдет успешно. Пусть Эван’Лин не оставит вас с Ашархом. — Юноша коснулся своих молитвенных песочных часов на поясе и, улыбнувшись сестре, ушел догонять торговца.
Через десять минут Аш и Лантея в сопровождении внушительного эскорта из воинов Пелеантада, несших баулы с дарами для Синклита, покинули территорию фамильного поместья и двинулись через весь город какими-то тайными, едва видными глазу, тропами, не выходя на центральные улицы. Здесь было опасно терять из виду провожатых, иначе легко можно было заблудиться в густой растительности. Идти пришлось недолго. Скоро впереди сквозь частокол деревьев показалась водная гладь, и отряд ступил на берег озера Уладена.
Здесь возле самой кромки воды, раскинув в стороны свои узловатые корни, стояло древнее высохшее дерево, очень выделявшееся среди остального зеленого массива. Его голые серые ветви ощетинились колючими прутами, а по всей высоте ствол пересекала широкая трещина. В чреве этого огромного полого дерева ходили альвы, разглядывая письмена, вырезанные на стенах, а возле прохода внутрь несли почетный караул бдительные часовые.
— Что это за мертвое дерево? — обратившись к Пелеантаду, полюбопытствовал Ашарх. Альв долго собирался с мыслями, явно вспоминая отдельные слова на ифритском, и вскоре озвучил:
— Здесь высечены законы, по которым Лес существует вот уже почти две тысячи лет.
— И кто их там высек?
— Два великих мыслителя древности. Наш народ почитает их веками и благодарен за дар, который они преподнесли нам. Это были два кровных брата — Имагантий и Игдрангар, первыми среди альвов получившие от Синклита свои четвертые имена.
— Никогда не слыхал я, чтобы был в этом мире уголок, где народ бы жил по законам, что не менялись столетиями, — удивленно протянул профессор.
Видимо, Пелеантаду было лестно, что чужеземец стал его расспрашивать о внутреннем укладе Леса, поскольку через мгновение альв продолжил:
— Братья желали, чтобы наш народ всегда знал свои права и обязанности, всегда мог увидеть их. А дабы никто не мог изменить законы, они собственноручно вырезали их в чреве полого дерева хацу и высекли над входом свои слова: «Никто не смеет искажать эти законы, менять их или стирать, ибо в законах этих заключена свобода и справедливость альвов».
Аш обернулся, провожая взглядом древнее рассохшееся древо, и успел заметить, что над головами часовых и правда можно было рассмотреть старинные потемневшие клинописные знаки. Жаль, что у него не было достаточно времени, чтобы заглянуть в это сакральное для альвов место и изучить его подробнее.
Обогнув полое дерево, отряд приблизился к скромному приземистому зданию, расположившемуся возле самой кромки воды и спрятавшемуся среди серых корней мертвого хацу. В павильоне не было дверей — лишь остроугольная арка, обвитая плющом, к вершине которой был подвешен маленький золотистый колокольчик. А прямо за этим широким проходом раскинулся роскошный вишневый сад, где все было усыпано розовато-белесыми лепестками. В здании не было потолка, и кроны ближайших деревьев укрывали собой строение, бросая на сад ажурные тени. Одна из боковых стен отсутствовала: таким образом воды озера подходили вплотную к павильону.
Меж деревьев блуждали и переговаривались между собой десятки старейшин — женщины и мужчины, простые и древесные альвы. Всех их объединял только почтенный возраст: седые волосы, уложенные длинными косами вокруг голов, выцветшие глаза и согбенные спины выдавали в альвах стариков, хотя кожа их не была покрыта сеточками морщин, как это бывало у пожилых людей или хетай-ра. Кто-то сидел в размышлениях на каменных скамьях, другие же устроились прямо на траве, некоторые стояли по щиколотку в водах озера, любуясь природой. Когда отряд Пелеантада ступил внутрь, то никто даже не обернулся посмотреть. Все так и продолжали беседовать, медитировать или дремать. Пелеантад вывел Аша и Лантею на середину сада, оставил нескольких воинов рядом, а остальных отпустил.
— Почему на нас никто не обращает внимания? — поинтересовался профессор у альва.
— Вам нужно начать говорить, тогда Синклит сам решит, стоит ли ваша информация их внимания или нет. Если им будет интересно, то они подойдут ближе и прислушаются, — объяснил воин.
Ашарх неуверенно посмотрел на Лантею, которая и сама с сомнением оглядывала старейшин, демонстративно не замечавших ничего вокруг. Просто удивительно, какими заносчивыми порой могли быть альвы. Хотя преподаватель был счастлив уже тому, что заседание состоится и их готовы выслушать. Поэтому он прочистил горло и несмело заговорил:
— Высокочтимый Синклит, достойнейшие старейшины. Мы благодарим вас за то, что вы согласились собраться здесь и пригласили нас выступить на заседании. Мое имя Сои Ашарх, я залмарец по рождению, но сейчас выступаю переводчиком, помогая послу пустынного народа хетай-ра исполнить свою миссию. Я никак не связан с интересами Залмар-Афи и самого Пророка, а потому прошу вас не относиться ко мне предвзято из-за принадлежности к человеческой расе…
Сделав паузу, Ашарх окинул быстрым взглядом сад. Никто, судя по всему, и не собирался задавать вопросы о его происхождении.
— Моя спутница — это Лантеялианна Анакорит, она сестра матриарха, член одной из правящих семей пустынного народа, с которым когда-то альвы жили в мире. — Профессор указал рукой на девушку, но внимание старейшин все еще было приковано к деревьям, а не к оратору. Аш даже начал сомневаться, правильно ли он употреблял отдельные высокопарные слова на ифритском языке.
— Лантеялианна — посол, которого хетай-ра отправили в Ивриувайн в надежде возродить былые добрые отношения с детьми Леса. Мы также пришли не с пустыми руками! Правительницы пустынь посылают Высочайшему Синклиту ценные дары, дабы уверить вас в своих благих намерениях.
Даже последняя фраза не произвела на стариков никакого впечатления. Подчиненные Пелеантада достали из мешков и разложили на опушке стеклянные шкатулки с украшениями, отрезы тканей, богато иллюстрированные книги и искусно сделанное оружие — всю ту поклажу, что посольство провезло через пески и леса, чтобы сейчас старейшины даже не обратили на эту роскошь внимания. Профессор почувствовал нараставшую злобу, которую он невольно начал испытывать, глядя на этих безразличных ко всему альвов.
— Лантея, объясни Синклиту суть предложения хетай-ра, — обратился к девушке Аш на залмарском. — И в целом обрисуй произошедшую ситуацию в Бархане. Я все переведу.
— Я буду говорить медленно, по предложению, — тихо предупредила спутника Лантея, которая сама неуютно себя чувствовала посреди этого сада надменности.
Она достала свернутую грамоту, переданную ей еще матриархом Иамес в Первом Бархане, в которой правительницы излагали свою волю, и, поглядывая на нее, заговорила:
— Совет Пяти Барханов, собранный из мудрейших матриархов хетай-ра, прислал меня к вашему народу как посла. Мы отыскали старинные документы, подтверждающие, что раньше альвы и хетай-ра были братскими народами, жившими бок о бок… Так не настало ли время возобновить старые связи для укрепления обеих стран?..
Тишина была ей ответом. Изменив тон, она продолжила куда жестче:
— Мы пришли сюда не просить помощи, как слабые дети. Мой народ тысячелетиями самостоятельно выживал в пустынях, каждый день борясь за свои жизни с сотнями жесточайших тварей. Мы способны постоять за себя! Но когда на один из наших городов без объявления войны совершили нападение ифриты, сея смерть и разорение во славу своей кровавой богини Азумы, то пострадало множество невинных, весь наш привычный многовековой уклад был нарушен!.. Матриархи не желают оставлять эту обиду неотомщенной! Хетай-ра хотят защитить свой дом! И потому мы пришли сюда, чтобы объединить наши силы с могуществом детей Леса против общего врага — империи Ис!..
Лантея яростно и пылко произносила свою речь, крепко сжимая кулаки и вся побелев от волнения. У профессора не было подобной горячности, поэтому он просто старался как можно громче выкрикивать перевод. Итогом ораторского выступления стал Сеамрантий, который единственный подошел ближе и сделал вид, что до крайности заинтересован услышанным. Остальные старейшины не торопились сходить со своих мест, застыв, как деревянные куклы.
— Пелеантад, они вообще понимают, что мы им говорим? Может, они не знают ифритский? — негромко спросил преподаватель у альва, когда Лантея решила отдышаться.
— Старейшины все его знают в той или иной степени. Это примитивный язык, — усмехнулся воин и посмотрел на нахмурившегося Аша сверху вниз. — Значит, ваша речь их не особенно впечатлила.
У профессора от досады на скулах заходили желваки. Почти три недели по пустыням и джунглям добираться до Алвераха, чтобы толпа напыщенных стариков отказалась подойти поближе и поговорить с назначенным послом! Кто бы мог подумать о таком плачевном финале.
— Хетай-ра многие столетия провели под песками, скрытые от всего мира, — продолжала тем временем Лантея, еще не исчерпав все свое красноречие и запал. — Мы забыли, как выглядит мир вокруг и кто здесь обитает. Потому ифриты застали нас врасплох, но это не повторится. Они не посмеют больше разрушить ни один из наших городов! Если наши воители, владеющие магией песка, объединятся с вашими солдатами, закаленными в многолетней войне с ифритами, то все южное побережье материка сможет спать спокойно раз и навсегда! Неужели вы не желаете укрепить свои позиции и надолго отогнать империю от границ Леса?! Наши народы близки по духу, между хетай-ра и альвами с давних времен есть связь, которая хоть и угасла, но не разорвалась окончательно! И в наших силах восстановить былое величие, заключив новый, более крепкий, союз!
Небольшая группа старейшин неторопливо двинулась ближе к ораторам. Лантея закончила свой вдохновенный монолог и перевела дух, выжидающе наблюдая за новыми зрителями. Нелепое молчание затягивалось, пока, наконец, один из подошедших альвов не обратился к Ашарху.
— Красивые слова в льстивых устах подобны плоду, гниющему изнутри. Их оболочка привлекает внимание, но стоит чуть надкусить, как вскрывается испорченное чрево, — глубокомысленно изрек сгорбленный старец, опиравшийся на нефритовый посох. — Зачем альвам помогать вам?
Преподаватель даже на мгновение растерял всю свою злость и уверенность. Кажется, слова о братских народах ничего не значили для детей Леса. Вести переговоры оказалось гораздо сложнее, чем Аш это себе представлял. Он наморщил лоб и повернулся к Лантее.
— Они спрашивают, зачем альвам нужно помогать хетай-ра. Похоже, твоя речь не показалась им вдохновенной… Мы можем предложить что-нибудь еще?
— Вот же хрычи плешивые, — раздраженно прошептала девушка себе под нос, а потом куда громче добавила. — Пустынный народ будет верен своему слову. Мы готовы наладить торгово-экономические отношения для укрепления связей между Могучим Лесом и пустынями. Как только города хетай-ра обезопасят от ифритов, прибывающих в пустыни с севера, мы не останемся в долгу, и альвы смогут в любой момент рассчитывать на военную поддержку матриархов в обороне границ Ивриувайна.
На переведенные слова Лантеи старейшина лишь фыркнул, демонстрируя все свое отношение к этим предложениям. Нарочито медленно развернувшись, альв, опираясь на свой посох, ушел обратно в сад. Подобное поведение разочаровало Аша даже больше, чем полное отсутствие внимания. Однако на смену первому старику пришла подслеповато щурившаяся пожилая женщина, которую под руку аккуратно поддерживал древесный альв, полностью заросший мхом от корней и до головы. Эта живописная пара сразу же начала свою речь с обвинений.
— Когда старейшина Сеамрантий попросил всех членов Высочайшего Синклита собраться для принятия посольства, то я даже подумать не могла, что это окажется настолько бессмысленной тратой времени, — дрожащим голосом возмутилась старуха.
— Что вас не устраивает?.. — поинтересовался Сеамрантий.
— Какие-то дикие племена пустынников приходят к нам и практически с порога требуют заключить военный союз, обосновывая это некими легендами о том, что их и наши предки общались еще до создания Леса.
— Это подтвержденная информация, — неожиданно с легкой полуулыбкой вступился за посольство Сеамрантий, медленно разворачивая свое скрипучее тело в сторону полуслепой женщины.
— Кем же это все подтверждено?!
— Посольство по прибытии передало мне древний документ, который напрямую доказывает, то между Лесом и пустынями некогда был заключен пакт о сотрудничестве, известный как Андаритский пакт…
— Пусть его увидит весь Синклит! — потребовала старуха.
Древесный альв неторопливо снял с пояса бамбуковый футляр, из которого достал одолженный ему вчера свиток и продемонстрировал его всем собравшимся поблизости старейшинам, толпа которых все больше и больше росла с каждой минутой. Многие с интересом смотрели на пергамент и стоявшие на нем печати, другие, не повышая голос, шептались между собой.
— Я взял на себя смелость посетить внушительную библиотеку имени старейшины Кезегелана, где сумел перевести с древнего амриля текст этого документа…
— Подлинность этого клочка вызывает у нас сомнения! — заявил кто-то из толпы.
— Свиток, безусловно, подлинный… — с привычными паузами и вздохами выговорил Сеамрантий. — Оттиски соответствуют печатям, использовавшимся в те давние времена Синклитом. Более того, в собрании наших старейших книг я отыскал упоминания об этом пакте… Связь между нашими народами не была домыслом, это достоверный факт.
Однако слепая женщина не оценила заступничества древесного альва и начала что-то громко твердить на амриле. Ее, в свою очередь, активно поддержал заросший мхом сосед. Остальные старейшины тоже вступили в дискуссию, на несколько минут наполнив павильон шумом голосов. Заседание плавно превращалось в балаган, и даже предоставленный свиток пакта ничего не дал.
— Я попрошу проявить уважение к нашим гостям, иноземному посольству, которое проделало долгий и трудный путь, чтобы выступить сегодня перед Синклитом! Говорите на ифритском, будьте же так любезны… рассудительные собратья, — громогласно потребовал Сеамрантий.
Его неожиданно все послушали. Видимо, статус уходящего-в-сердце-Леса действительно позволял диктовать Синклиту некоторые условия. Старейшины замолчали на десяток секунд, переглядываясь, а после древесный альв, покрытый мягким мхом, прочистил горло.
— Пакт давно уже утратил свою силу за истечением большого количества времени, — проворчал он.
— Трудно спорить с этим заявлением, — шумно выдохнул Сеамрантий.
— Но даже факт существования некого соглашения в прошлом не дает хетай-ра права требовать заключения военного союза в нынешние времена. Нужно здраво оценивать ситуацию.
— Андаэлль, поясните свою позицию яснее, пожалуйста, — со вздохом попросил Сеамрантий.
— Ивриувайн находится в состоянии перманентной войны с империей Ис, — обращаясь напрямую к послу и переводчику заявил Андаэлль. — Мы не можем предоставить военную помощь иному государству, когда каждый солдат в Лесу на счету.
— Мы ведь просим о любой посильной помощи, — заикнулся было Ашарх.
— Ослабление армии или границ приведет к прорыву обороны и нашему неминуемому поражению! Альвам нельзя рисковать безопасностью Леса ради блага чужой, пусть и дружески настроенной страны!
— Но ведь хетай-ра готовы предоставить свои войска для обеспечения неприкосновенности границ Ивриувайна! — Ашарх резко шагнул вперед, из-за чего Пелеантад дернулся, опасаясь, что профессор задумал что-то неподобающее. — Почему вы не можете? Даже один пехотный полк альвов, высланный для поддержки, сыграет решающую роль в обороне городов хетай-ра!
— В первую очередь мы должны оберегать Могучий Лес, — твердо ответила полуслепая старуха. — Нам нет дела до того, что происходит за границами Ивриувайна, тем более в иных странах. Альвы не покидают пределы Леса.
Ашарх обомлел от ее слов. У него складывалось такое впечатление, что альвы были совершенно не способны функционировать отдельно от своего Леса, иссыхая от беспомощности за его пределами, как лишенные влаги цветы.
— Думаю, остальные старейшины с нами согласятся, — заметил Андаэлль, осматриваясь по сторонам. Многие из стариков в саду кивнули в ответ на слова древесного альва, другие же, еще посовещавшись между собой тоже в итоге вынесли неутешительный вердикт:
— Заключение военного союза совершенно невозможно.
Аш почувствовал, как его захлестнула жгучая обида, но куда тяжелее ему было переводить жестокие фразы старейшин Лантее, видя, как гаснет в ее глазах всякая надежда на успех.
— Боюсь, это решение окончательное, — Сеамрантий сочувственно улыбнулся преподавателю, словно говоря, что он сделал все, что мог. Но проку от этой жалости не было, как не было и никакой весомой помощи в переговорах от самого дедушки Бриасвайса.
Подрагивавшими пальцами Лантея забрала у него свиток Андаритского пакта, который оказался совершенно бесполезен, даром что хранился пустынным народом тысячи лет.
— Тогда, я считаю, посольство хетай-ра может быть свободно, — оглядевшись по сторонам в поисках возражателей, заключил Андаэлль. — Высочайший Синклит озвучил свое решение.
Пелеантад вежливо склонил голову перед старейшинами и быстро двинулся через сад к выходу из павильона, за ним последовали разочарованные гости Леса, а шествие закрывала пара воинов. Старейшины проводили колонну тягостным молчанием, а после вновь разбрелись по саду, будто ничего и не произошло.