Своё отрочество Патриций провёл на полях брани, а после стал обучать отпрысков из богатых семей. Сначала он делал это с неохотой, как бы делая одолжение, мол, так уж и быть. Но со временем мужчина повстречал достойных кандидатов, по которым плачут офицерские лычки, и с тех пор к своей работе относился крайне серьёзно. По дороге домой, перед сном и весь следующий день он вспоминал забавного юношу по имени Витус. Олус Гальего — его отец — упоминал, что мальчик крайне одарённый и без крепкой хватки ему не обойтись.
— М-да, это так, — размышлял Патриций, отправляясь в усадьбу к своему ученику.
Лесной мальчик встретил его возбуждёнными прыжками, минуя лестничный пролёт в два счёта. Как только наставник и его ученик поздоровались, пришла пора приступать к обучению. С каждой минутой, проведённой рядом с Витусом, Патриций понимал: это не просто зверюшка, как его называют, уж точно не воин, каким хочет видеть его отец, он нечто большее, необъятное по своей природе и рвущееся к свободе во всём.
Уроки кулачного боя прошли неплохо, и отпрыск барона научился новым приёмам, с видом профессионального бойца избивая манекен. Дальше наступил урок письма, который проходил в строжайшей секретности, ведь если кто-то из слуг узнает об этом, то непременно доложат хозяину, и в таком случае проблем не избежать.
— Мастер Патриций, а как это правильно записать? Меха… зиван…
— О, механизированный — то есть, работающий благодаря механизмам.
— Я совсем не понимаю. Можно пример?
— Конечно. Например…
Патриций замолк, удручённо пожав плечами и меняя тему. Он страстно желал рассказать о своём увлечении, поделиться первыми опытами конструирования механических приспособлений. Но всё это шло вразрез с политикой Ноксуса, а потому подлежало конфискации. Но мальчик не сдавался, и учителю пришлось приоткрыть завесу тайны. Он рассказал лишь малую часть своих исследований, напомнил о конструкциях, перечисленных в трактатах учёных. Невооружённым взглядом было видно: Витуса объял интерес. Внезапно мальчик произнёс:
— Мастер Патриций, могу ли я следовать вашим учениям?
— Боюсь, мой юный друг, это невозможно.
Но невозможно бывает только в попе пчёлки, а потому, воспользовавшись хитростью, стар и млад решились на крайне рисковую авантюру. Они подошли к вернувшемуся с симпосия барону (по перегару можно было судить об успешности встречи) и предложили арендовать кузню, конечно же, для обучения ковки и работы с металлом.
— Кузня? Эм-аа… М-да, почему нет? Мастер Патриций, с этого дня вы совладелец кузницы «Volo dei sogni».
На том и порешили, а учитель и его ученик заговорщицки друг другу подмигнули и отправились отрабатывать техники фехтования. В это время они говорили много, даже слишком. Их объединяла единая мечта, детский задор, с которым ребёнок принимается за новое дело. Вскоре уроки кончились, и хитрецы попрощались до завтрашнего дня.
***
Гэвиус изображал статую. Его здесь нет. Нет. Он просто сквозняк, призрак без тела. Пусть он и обманывал себя, но Витус видел его как никогда ясно и потому подошёл поздороваться. После прихода прокурора между братьями висело некое недопонимание, мешающее общению. Впрочем, нет, не совсем так. Если быть полностью откровенными, проблемы начались позже, когда лесной мальчик признался в своей тяге к пище, душам и плоти. Эти слова настолько впечатлили Гэвиуса, что тот решил сохранять дистанцию с братом.
— Ты меня слушаешь?
— А? Да, Витус, да…
— Всё ведь хорошо?
Он глядел на своего брата, но вместо маленького, потешного чертёнка видел злобного демона, готового разорвать его по щелчку пальца. Лоб пробила испарина, по спине пробежали ледяные мурашки.
— Да, конечно… Да…
***
Двери кузницы отворились, на пороге стояли тамошние кузницы: Бернольд по кличке «Медведь» — габаритный мужчина с широкой улыбкой, его дочь Антуанетта — миниатюрная кокетка с голубыми глазами и тёмными прядями волос, собранными в косу. Они размашисто махали подходящим, а когда те добрались до небольшого здания, на окраине Болхейма пожали руки.
— О как. Так это вы теперь наши совладельцы? Вот нам повезло! Сам Патриций…
— Бернольд! Не против ли вы оказать нам честь и показать, что здесь да к чему.
— Спрашивайте. Эй, Анета, чего рот раззявила, иди накрывай на стол. Тут у нас такие гости!
Витуса и его учителя приняли как родных, показали и рассказали всё, что требуется знать. Помещение внутри было вполне просторное, в два этажа: первый с огромной плавильней и местом для ковки, бадьей с водой, а также станком, заваленным всевозможными заготовками; второй этаж использовался для хранения инструментов и иных нужд. Огромное окно позволяло не помереть от духоты, в то время как настежь распахнутая дверь всегда встречала новых клиентов.
Сначала у мальчика ничего не выходило, и даже Патриций за годы отставки позабыл, что такое горячий металл. Их обучал Бернольд, Антуанетта всегда держалась рядом, то и дело разглядывая Витуса. Ей нравились его уши, такие забавные, наверняка мягкие. То же можно сказать и про стан: не слишком прямой, немного горбатый, но этим и примечательный. Он ведёт себя как дитятко, потерявшееся в кондитерской, а потому она берёт его под руку и, встречая негодование, разочаровывается в несбывшихся мечтах. Патриций глядел на это с доброй улыбкой, обещая объяснить ученику, что значит честь дамы и почему её не следует срамить.
Этот разговор состоялся после обучения, после захода солнца, когда уставшие, но довольные учитель и Витус покидали кузню, обещая завтра вернуться, пусть и на полдня. Мужчина начал читать нотации и впервые встретил незаинтересованный взгляд Витуса, которому камни под ногами были интереснее, чем миловидная особа, положившая на него глаз.
— Что ж, — закончил Патриций, — дело твоё, но на твоём месте я бы всерьёз задумался.
— Главное — обучение, — бормочет про себя мальчик и достигает первых высот. Но об этом он ещё не знает…
***
Все последующие дни проносились мимо Витуса, как пущенный болт: подъём, обучение фехтованию, чтение (в тайне), после — пробежка, спарринг, работа в кузне и построение чертежей. Вначале у мальчика ничего не получалось, после также не клеилось, и даже на десятую попытку результат был плачевный. Но он упорно, денно и нощно, изрисовывал старые листы, оставлял каракули на обрывках обоев. Со временем он освоил один чертёж и теперь мог нарисовать его даже с закрытыми глазами. Кроме того, Патриций неоднократно отмечал способность к математике и одарённость ученика.
Конечно, как и каждому мальчику его возраста, ему хотелось действий, движения, свободы! Но кроме этих желаний Витус имел усидчивость и знал, что это ему пригодится. Таким образом, спустя две недели ежедневного решения уравнений отпрыск барона познал алгебру, как родную мать.
— Недурно, верно… А почему Максимильян Фольтербан здесь возводит в третью степень? — спрашивал мастер, указывая на пример в учебнике.
— Чтобы облегчить счёт.
— Ответ дилетанта.
— Я в мастера не записывался, — с улыбкой ответил Витус и получил порцию объяснений на этот счёт от маэстро.
Бумага маралась, чернила засыхали. Часы медленно, но верно перевалили за полдень, и тогда Витус задал вопрос:
— Мастер, а как ваше имя?
— Патриций.
— Но… Я понял.
— Нет, и в самом деле, моё имя Патриций. Патриций Патриций. «П.П.». Родители были трудящимися людьми, лишёнными креативности, поэтому имя я унаследовал от отца. Впрочем, это единственное, что я от него унаследовал. А вот ты, молодой человек, будешь делить наследство со своим братом. Как бишь его? Гэвиус?
— Да, он учится на инженера в цеху неподалёку.
— Чудесный малый, — больше для лести, нежели по иным причинам сказал Патриций, захлопывая книгу и как бы говоря «урок окончен».
— Я совсем не понимаю, что между нами произошло. Раньше он всегда читал мне сказки перед сном, мы вместе гуляли, а после объедались свежим хлебом. Теперь… — как это называется… — он отдалился.
Маэстро задержался у двери, выслушивая слова ученика. Будем честны и упомянем, что его это мало интересовало, как и жизнь Витуса в принципе. Как бы парадоксально это не звучало, но так и есть. Он проводит дополнительные занятия с мальчиком, водит его в кузню и обучает философии лишь потому, что видит в нём достойного потомка, готового нести его наследие в большой мир. Но хорошие манеры помешали ему уйти, не сказав ни слова, поэтому он возложил ладонь на плечо Витуса, пообещал, что всё будет хорошо и проблемы вскоре найдут своё решение. На сим урок был окончен, а учитель и ученик, попрощавшись, обязались встретиться завтра.
***
Время не замедляло свой ход — миновало лето. Ничего нового в жизни мальчугана не произошло, разве что теперь он раз в неделю принимал сладкий подарок от Антуанетты, а также слушал нотации по делам амурным от Патриция. Уроки фехтования становились всё более сложными, а работа с механизмами — менее затруднительной. В течение полугода жизнь Витуса превратилась в спокойный поток, где нет места случайным событиям. Никаких кошмаров, ругани с отцом или братом, а также появлений загадочных особ. Всё шло своим чередом.
И вот однажды утром, обедая, барон спрашивает своего отпрыска, как проходят уроки фехтования и работы в кузне. Его сын отвечает по уготованному сценарию Патриция, где присутствуют восхваление учителя и лесть в сторону ученика. Бугорки щёк Олуса поднимаются — он довольно улыбается.
— Славно, славно. Ну, Витус, раз дела идут здраво, думаю, через год можно будет представить тебя ко двору сумрачного полководца.
— Что? — недоумённо спрашивает юнец.
— Отец, мы уже обсуждали это, на мой взгляд…
— Твой взгляд, Гэвиус, мне безразличен, посему обрати внимание на козий окорок, стоящий на столе, а в дела своего отца влезать не смей. А ты, Витус, не бойся, если понравишься тёмному господину, получишь полную свободу и, хех, принесёшь мне много чести.
Обед закончился на неприятной ноте, после которой последовал разговор братьев. Это был первый раз за полгода, когда Гэвиус первый подошёл к лесному мальчику и предложил уединиться на чердаке для беседы по душам. Оставшись наедине, отпрыски барона зашептались:
— Витус, право, я не думаю, что это хорошая идея. Пойми: отец желает показать тебя, — молодой человек задумался, подбирая слова, — человеку опасному, ведомому дикими желаниями. Они погубят и тебя, если ты решишь помогать ему.
— Я буду осторожен, когда придёт время, и вот, возьми.
Лесной мальчик изъял из-под подушки небольшого размера кукушку ручной работы. Резьба по дереву была давним увлечением Витуса, однако его брат никогда не видел готовых изделий. Сейчас, держа в руках подарок брата, он слабо улыбается и понимает, что ничего не изменилось. Благодарности, объятия, смех.
Возможно, именно сейчас произошел переломный момент, после которого Гэвиус стал полноправным членом сговора Патриция и Витуса. Теперь он посещал их уроки не только фехтования, но и философии. Повторяет уже изученный материал и усваивает новое. Кроме того, каждый раз, наведываясь в лавку розничных товаров, силится найти новые трактаты, фолианты и сказки, то бишь всё то, что ещё не было изучено и прочитано.
Время продолжает движение, заставляет деревья обнажиться и украсить землю разноцветным ковром. Наступает осень, а за ней и первое открытие Витуса: небольшой механизм с пружиной, позволяющий выстреливать шарик на небольшое расстояние. Конечно, мальчик собирался сконструировать нечто более полезное, но каждый гений начинает с малого. Гордость Патриция не знала предела, как и похвалы Антуанетты, хотя ей были мало интересны увлечения юноши, а вот он сам, напротив, то и дело приходил в её фантазии, чаще всего лежащий рядом и мечтательно уставившийся на звёзды. Она понимала, что её мечты — это ничто иное, как пустая трата времени и сил, однако не бросала попыток сблизиться с чудным совладельцем кузни.
Однажды Патриций и его любимый ученик прогуливались по окраине города, беседуя о мелочах жизни. Речь зашла про чудеса света, и Витус, будучи юношей непростым, задал вопрос:
— Мастер, знакомы ли вам Вечные охотники?
— Лишь Киндред, олицетворение надежды и принятия. Как-то раз, во времена моего отрочества, я видел культ, поклоняющийся данному индивиду. О, что это были за люди!
— Но… Может быть, вы знаете…
— Нет, Витус, прости. Ничего более по этому поводу сказать не могу. Но что же ты расстраиваешься? Вместо того, чтобы собирать слухи и легенды, предлагаю обсудить мой новый проект.
— Тот самый, связанный с огнестрельным оружием?
— Верно, мой юный друг, верно. Завтра я принесу чертёж, и мы вместе сможем сконструировать нечто новое, доселе невиданное! Только, тс-с, никому ни слова!
Учитель не солгал и на следующий день обрадовал ученика несколькими книгами (судя по состоянию, крайне новыми), а также сложными чертежами, которые образовали единое оружие. В перерывах между фехтованием, кулачным боем и философией, стар и млад находят время для обсуждения деталей предстоящего агрегата. В таком ключе проходит неделя, следом месяц. И, пожалуй, за эти тридцать дней не произошло ничего интересного, кроме, разве что, небольшого презента Витуса, адресованного Антуанетте.
Это случилось однажды вечером, когда молодая особа запирала дверь кузни. Голос окликнул её, а когда та обернулась, увидела Витуса, стоящего по струнке, точно солдат. За спиной юноша что-то прятал, и этим чем-то оказалась стальная роза, красиво блестящая в свете заходящего солнца. Не передать словами радость Антуанетты, скрытой за скромными благодарностями и счастливой улыбкой. Она бегло обняла юношу и спешно ушла, ссылаясь на плохое самочувствие. «Что ж», — резюмировал Витус, — «как и учил Патриций: подойти, спину держать прямо, смотреть в глаза и со словами благодарности протянуть розу. Да, — утвердительно кивал юноша, сделал всё как надо.» И довольный отправился в усадьбу, где его поджидал разговор с братом.
Отпрыски барона беседовали в гостиной, располагаясь на уже родной софе. Несколько круассанов, горячий чай и тихая обстановка создавали приятную атмосферу, а потому дальнейший разговор вёлся без лишних эмоций, хотя сердце Гэвиуса разрывалось от решения отца.
— Дурно это, ох, дурно… Послушай, Витус, я обязан тебе рассказать про Мордекайзера и его бастион, про чудовищных воинов его армии и суровые порядки в их рядах. Не думаю, что тебе там место.
— Моё место здесь, в этом доме, рядом с тобой. Впрочем, ты ведь скоро уезжаешь.
— Думаешь, я брошу тебя против армии печенек тёти Грестилии? Никогда!
Гэвиус шуточно толкнул брата в плечо, тот вернул движение, целясь в щеку. Помещение наполнилось смехом.
— Баронесса, которую я беру замуж, настаивает на совместном проживании у её, как она его называет, папули. Но, думаю, в нашей усадьбе я буду бывать не так уж и редко. К тому же моё обучение подходит к концу, и если я удачно защищу свой проект, то мастер не оставит меня без хорошей должности.
— Это здорово.
— Да. Но я всё равно беспокоюсь о решении отца. Воинское ремесло — это не то, к чему предрасположена твоя душа.
Пожалуй, лишь Гэвиус так считал, потому как сам Витус, думал иначе. Нет, ему не нравилось калечить, убивать, оставлять калеками людей и животных, однако фехтовать у юноши выходило вполне добротно.
— Витус, уверен ли ты в своих силах?
— Не знаю. Полагаю, поживём, увидим.